«Воссоздание Империи»: часть четвёртая, глава седьмая

Окливий


Великий Роман в стихах «Воссоздание Империи»


Часть четвёртая: «Интриги Хельгиллы»


Глава седьмая: «Пробуждение богини Сехмет»


…Гробница сотрясалась, рассыпалась.
Площадь с лучами синеватыми ласкалась.
Дюжина (чёртова) страшащихся жрецов
(А каждый жрец на вид был – собран, строг, суров!)
С многоречивыми воззваниями обращалась
К едва проснувшейся богине.
Гробница медленно в бархан песочный превращалась.
Негоже Сехмет спать на каменной «перине»!
Сны, утешавшие её – редели, блёкли, отцветали;
Краски естественность теряли;
Рушились города, империи: Рим, Вавилон, Каир…
Не зря магический, чуть мутноватый эликсир
Священную гробницу оросил!
Один из оросителей-жрецов провозгласил:
«О, протяжённый, помнящий молитвы фараонов Нил! –
Искрящемуся эликсиру даровавший несколько бесценных
(И мутноватых) капель вод своих священных!
Разрушь мрачные стены символической гробницы!
Мы щедро окропили крышу сей темницы.
Взываю к тебе, Нил!.. О, грозное рычанье львицы!
Оно – исток, зачин, первооснова!
Провозглашаю миг завершения сна многовекового!
О, Сехмет, ввергающая царства в трепет! Выйди! Проявись!
Смилостивься!.. окончательно проснись!..
Мы жаждем твоего рычания!
Мы – верные тебе Мессеры и жрецы –
Древние произносим заклинания!
Мы – лишь прилежные чтецы!
И да падут на нас твои благодеяния!
Восстань! Вырвись из сумрачной гробницы!
Да прочитаются исписанные Временем страницы!
Снов небыль? – или действительность на них отображалась?..».
Оратор смолк. Гробница, сотрясаясь, рассыпалась.
Богиня с силами (и с мыслями – что много хуже!) собиралась.
Жрецы неистовствовали. Мессеры выжидали:
Они с притворным равнодушием взирали
То на гробницу разрушающуюся, то на людей
Толкущихся на площади (где стало и страшнее и шумней):
Их лица походили на тысячи зелёных пузырей
Смещающихся влево – вправо.
Слышались чьи-то выкрики: «война… разделена… расправа…
Да здравствует воссоздающаяся из руин держава!..
Да сколько можно жить на положении пажей?!».
Тем временем, Феврэния и Роселеста, отыскав мужей,
Сразу заметили на их губах следы помады.
В подобных случаях нередко произносятся тирады…

Роселеста (разглядывая губы мужа):
Коленки чешутся! Эх, надавать бы баламутам тумаков!
Феврэния!.. Спустись-ка поскорее с облаков!
Ты посмотри на губки наших муженьков.
Гурманы соком, видимо, вишнёвым угостились?

Феврэния (в свою очередь, рассматривая губы Ральфелелло):
Да, вовремя мы с облаков спустились.
Неловко вымолвить. Позор! Бесчестье! Стыд!

Роселеста (юношам):
Лютэний… Ральфелелло… кто из вас больший паразит?!
Ха! Напустили на себя невинный вид!
Умора! Любую женщину сразит
Волшебный блеск помады на губах и щёчках
Любимого – и что немаловажно – верного! – супруга.

Ральфелелло (в сторону):
Ух!.. удружил «шут», шастающий в рваненьких носочках!
Несвоевременная, скверная услуга!

Феврэния (резко):
Что? – целовались с бабами?
А ну-ка! – признавайтесь!

Роселеста (вторя подруге):
Ощупывали бёдра их?.. ухватистыми… лапами?
Рассказывайте и не запинайтесь.

Лютэний (вытирая губы бумажной салфеткой):
Откуда бабы?! Как вы могли вообразить такое?
(В сторону):
О, ведьмино исчадье шутовское!
Наворотило оно дел... и… убежало.
Развратность бы свою попридержало!

Ральфелелло (девушкам):
Не целовались мы… ни с кем!

Феврэния (мужу):
А-а-а! Подожди-ка. Догадалась.
Вы лепестки жевали хризантем?
Но… сердцевинка до конца не проживалась?
И ваши губки приобрели малиновый оттенок!

Роселеста (ероша волосы Лютэнию):
Предпочитаете блондинок иль шатенок?
Напомнить вам спешу: Феврэния и я – брюнетки.
А у кого смуглее яйцеклетки? –
У нас? – или у баб, вас целовавших?..

Феврэния (дополняя):
…У баб… пред вами юбочки задравших?
И где вы… зла не хватает! – их нашли?
Мы на полчасика всего-то отошли,
А дамские угодники уже измазаны губной помадой!

Ральфелелло (в сторону):
Скандал!.. да пропади он пропадом с его мошной пузатой!
Не тяготился б я совсем такой утратой!
Гром грянул из-за выходки Хельгиллы:
Девицы ветреной, нахальной и… носатой!
Но губки у неё… о, совесть вещая! – довольно ми́лы.
(Девушкам вслух):
Не было баб!

Феврэния (с подозрением):
А что ж происходило тут?
В наше отсутствие? Вы съели недозрелый фрукт?
Да на двоих, я вижу, поделили?

Ральфелелло (поглядывая на Лютэния):
Здесь… ошивался некий вредоносный… шут.

Лютэний (подмигнув Ральфелелло):
Но хороводов с ним мы не водили.

Роселеста (скрестив руки на груди):
Шут?! Так это он вам губки разукрасил?

Ральфелелло (Роселесте):
Бесспорно! Шут развлекался, злобствовал, проказил!

Феврэния (мужу):
Ты не влепил болвану оплеуху?
Не отогнал как гадкую, назойливую муху?

Ральфелелло (жене):
Нет.

Лютэний (Феврэнии):
Недопустимо! Ральфелелло джентльмен.
(В сторону):
Дайте мужчине сластолюбку-потаскуху,
Дайте распробовать дурнишник-эстроген
И более довольного несовершенством мира существа
Вы не найдёте! – как не отыщете лекарства от измен!
Поддавшись зову естества
Мы превращаемся в галантных кавалеров;
В расслабленных, покорных легковеров;
В ценителей… навязанного шутовства!

Феврэния (мужу):
Шут, значит, перемазал вас помадой?

Ральфелелло (мягко):
Уж не сочти, любимая, бессмысленною тратой
Непостижимого для смертных времени…

Феврэния (нетерпеливо перебивая):
Не беспокойся. Не сочту.
Твоим щекам хватает красноты, а ра́вно – зелени.
Выкладывай… поговорим начистоту.

Лютэний (Феврэнии):
Сестричка, нам не хотелось погружать вас в скукоту.

Роселеста (мужу):
Скучны – в известной степени – смешные оправдания.

Ральфелелло (примирительно):
Оставим, Роселеста, препирания.
Шут выпрыгнул внезапно.

Роселеста:
Откуда?

Ральфелелло (задумавшись):
Отвечать досадно! –
Из-за спины Лютэния!

Роселеста (изобразив озабоченность):
Невероятнейшие, право, совпадения!
Лютэний, Ральфелелло, отсутствие жены…
Вернее – горячо любимых жён!
И… выпрыгнувший вдруг? – из-за спины? –
Развязный шут?.. шпион? Нет! Фанфарон! –
С губной помадою в руке?
Врёшь, Ральфелелло, как балу́ешь! – налегке!..

Ральфелелло (притворно удивившись):
Враньё? – оно здесь, Роселеста, не причём.

Лютэний (жене):
Когда мы ушки ваши тешили враньём?
А? Нет. Враньём от нас, красавицы, не пахнет.

Феврэния (сжимая кулаки):
Дать бы обоим по макушкам кирпичом!

Ральфелелло (супруге):
Если Кларэния тебя услышит – ахнет!..

Феврэния (топнув ногой):
Не ахнет! Кларэния умна! Умнее вас в тысячу раз…

Громоподобный звук, раздавшийся в назначенный жрецами час –
Не воздух, но людскую впечатлительность сотряс.
Звук не позволил девушке изречь парочку ядовитых фраз.
Место, где обреталась мрачная гробница
Не преминуло в воронку пылевую превратиться.
Рассвирепевшая, рычащая женщина-львица
С воронкою вращавшейся слилась
И вместе с ней до верхних этажей домишек разрослась.
Богиня Сехмет выше крыш городишки поднялась,
Надменно вглядываясь в люд, площадь заполонивший;
В люд перепуганный, растерянный, притихший.
Мессеры встали; скрестили руки, ладони положив на плечи.
Примеру их последовали и жрецы.
Также чернь поступила, не знавшая особенностей ритуала встречи.
Сколь схожи меж собой глупцы!
В толпе пугливо перешёптывались: «эй…потише… эй!..
Руки на плечи… руки на плечи… пошустрей!..
Эй… ты там… не артачься… дуралей!..».
Богиня Сехмет удовлетворённо рыкнула, кивнула;
Пасть чёрную разинула, зевнула;
На лица побледневших, замерших жрецов взглянула
И прошептала им: «Спешите продолжить ритуал!..».
Голос богини свистом бурь песчаных отдавал,
Но каждый слышал то, что Сехмет говорила.
Произнося слова на выдохе, она страшила; ворожила.
Смыслом? – или произнесеньем слов? – воздух Толедо холодила? –
Не чувствуя при этом за собой вину.
Хладом повеяло на Ральфелелло, на его жену,
На Роселесту, на Лютэния, стоящих со скрещёнными руками
И с ужасом взирающих на пробудившуюся женщину-войну;
На женщину, поднявшуюся над уютными домами.
Жрецы отмашку дали (расположением богини заручившись)
На продолжение священной церемонии.
Звучала музыка, и голоса певцов в хор стройный слившись,
Песнь затянули об ушедшем беззаконии.
Люд, «прохлаждавшийся» на площади, «оттаял».
Каждый – поочерёдно – жрец день пробуждения восславил.
Герои нашего Романа вернулись к прерванному разговору.

Лютэний (боязливо поглядывая на богиню Сехмет):
Любимая, завидую вашей находчивости, вашему задору!
Такая въедливость – желанна и похвальна.
Зачем из-за проделок шутовских лелеять ссору?
Зачем… пыль поднимать в Толедо? – выражаясь фигурально?
Ты… ты ведёшь себя… провинциально.

Роселеста (побледнев от негодования):
О, даже так? А целоваться с бабами в наше отсутствие - нормально?
Похвальна наша, милый, въедливость?

Лютэний (спокойно):
Да. Въедливость рождает привередливость.

Ральфелелло (дружелюбно):
Ох, Роселеста, перестань.
Ты и Феврэния – отдали ревности сварливой дань.
Не было женщин рядом с нами никаких.
Ни перезрелых, ни – тем паче! – молодых.
Ни кривоногих, ни пучеглазых, ни… носатых!
Взашей бы я прогнал, поверь мне, их!
(В сторону):
Правда, нос у Хельгиллы рос на трёх деви́ц кудлатых!
Но полюбить её способен только псих!

Феврэния (ехидно):
Ты слишком многословен, дорогой.
Прогнал бы прочь девиц? Не сомневаюсь…

Ральфелелло (в сторону):
Хельгиллу – так и вовсе! – прогнал бы её собственной метлой!..
Мне кажется?.. иль… я в неё влюбляюсь?

Феврэния (развивая мысль):
…Ты обладаешь – возражать не стану – красотой.
Однако многие красавчики, замеченные мной,
Имеют вкус – сомнительный, дурной.
Браться обхаживать носатых, кривоногих, пучеглазых мымр!..
Не позавидуешь необеспеченным мужчинам! Быр-р-р!..
Кого приходится им от безвыходности… соблазнять?

Роселеста (подруге):
Незачем слёзы даром проливать.
Беда необеспеченных мужчин –
В низком, неблагородном их происхождении.
Что толку возвышать безмозглых дурачин?
Они живут, и жить продолжат – в разобщении.

Феврэния:
С кем?

Роселеста (спокойнее):
В разобщении со всеми.
И женщинами станут увлекаться, скажем так… не теми,
Какими увлекаться следует…

Ральфелелло (Лютэнию – тихо):
Мотай, дружок, на ус!

Лютэний (Ральфелелло – также тихо):
Нет у меня усов!

Ральфелелло (иронично):
Пардон! – нелепейший конфуз!

Роселеста (юношам):
О чём вы там щебечите? А! Сразу замолчали!

Феврэния (Роселесте):
Заметь: мужья наши мгновенно заскучали,
Едва ты о мужчинах повела беседу.
Женщины – их излюбленная тема.

Ральфелелло (фыркнув):
Внимать противно эдакому бреду!

Феврэния (мужу):
Мужчина – горечь; женщина – вкус сахарного крема!

Ральфелелло (переводя взгляд на Лютэния):
Вот с этим заявлением, дружище, не поспоришь.

Лютэний (Ральфелелло):
Естественные склонности листком крапивным не прикроешь!

Ральфелелло (в сторону):
Хотя… в определённый миг…
Когда крем сладкий приедается…
Ах, облизнулся, баловник!
Опять тебе о… горечи мечтается?
Умолкни. Себя не выдавай.
Рот лишний раз не открывай.
(Девушкам):
Мы слушаем…

Роселеста (посмеиваясь):
Нет, нам вас слушать предстоит.
А шут к вам подкативший – родовит?

Ральфелелло (стараясь не выдать беспокойства):
Шут был… да… Роселеста, мы не отрицаем!
Он нас и… перемазал…

Лютэний (быстро):
А мы его крапивой отстегаем!
Но позже.

Роселеста (Феврэнии):
Поверим жуликам?

Феврэния:
О, нет!

Ральфелелло (жалостливо):
Поверьте!

Лютэний (жене):
Непросто сориентироваться в этой круговерти.
Кто выскочит из-за спины? – попробуй, разберись!
(В сторону):
Благодаря Хельгилле мы изрядно развлеклись.

Феврэния (пристально глядя на супруга):
Шут, думается мне, не столь уж оказался глуп?

Ральфелелло (уклончиво):
Давно помада стёрта с наших губ!
Любимая, расхлябанный, бессовестный буффон
К расправе – и ужаснейшей! – приговорён!
Приговорён, замечу, лично мной!

Феврэния (с интересом):
К расправе? Ха! Забавно! И к какой?

Ральфелелло (мечтательно):
К пинку в упругий зад!
(В сторону):
Я, кстати, даром что – женат! –
Успел зад удирающей Хельгиллы рассмотреть!
Ох, как он аппетитен! Одуреть!
Нахалка им решилась, удирая, повертеть!
От вожделения бы мне не околеть!
(Вслух):
Если появится, то я ему…

Феврэния (перебивая):
Ага. Пинка дашь в зад.
Естественно! Мой муж – толедский хлыщ? – маркиз де Сад?

Роселеста (глядя на супруга):
М-да… выбор нынче небогат.
Простить измену… либо… если не было измены…

Лютэний (девушкам):
Измены?.. Вы чересчур уж подозрительны, надменны.

Ральфелелло (кивая):
Мы – верные мужья.
(В сторону):
Пусть и с помадой на губах.
(Роселесте):
Нельзя избушки на осыпающихся возводить холмах.
Забудьте о проказливых шутах.
Проделки их – дурачество; и то оно – мало!

Феврэния (обратив взор к Роселесте):
Дурачество фигляров, знаешь ли, произвело
Скверное впечатление на нас.

Роселеста (Феврэнии):
Но оправдания логичны. Давай дадим супругам шанс?

Феврэния (юношам):
Ладно, фрондёры, так и быть.
Мы с Роселестой отважимся сегодня вас простить.

Лютэний (облегчённо выдохнув):
Я думаю, нам ручки можно опустить.
Жрецы (да и Мессеры) пример всем показали.
Присутствующие богине Сехмет почести воздали.
Давай, мой Ральфелелло, обнимем жён любимых?

Ральфелелло (подкрадываясь к Феврэнии):
Я только за.

Феврэния (позволив себя обнять):
Легко прощать таких врунов болтливых!
В притворстве нет вам равных. Обнимайте.

Роселеста (прижимаясь к Лютэнию):
Ваши объятья окажутся, пожалуй, кстати.

Лютэний (счастливый):
Люблю с женою обниматься на закате!..

Торжественная церемония продолжилась.
Жрецы богиню прославляли.
Феврэния, глядя на Сехмет, ёжилась.
Её до дрожи пробирали
Грозные рыки и исходящая от пробудившегося божества опасность.
(Испуг предупреждает безучастность!).
Лютэний Роселесте объяснялся в миллионный раз в любви.
«Помилосердствуй!.. Благословение яви!» –
Жрецы взывали, стоя возле пылевой воронки.
Рыки богини были – злы, протяжны, громки.
Аббатство но́чи за плечами Сехмет простиралось.
Вращение воронки ускорялось…


Глава седьмая завершена.


Продолжение следует…


Вторая декада Октября 2024-го года