Житие святого Мартина

Человечество не так уж далеко ушло от первобытно-общинного строя, где выживал и побеждал сильнейший. Оказывается в современном цивилизованном обществе далеко не редкость, когда грубый, неотесанный, недообразованный мужлан с внешним лоском попирает все существующие законы и правила. Да и в мировом аспекте это не есть редкость. Оказывается, что все безропотно склоняются перед силой, каким бы продвинутым себя это общество не считало. В своей повести автор пытается заглянуть за кулисы тех явлений, с коими ему пришлось столкнуться в реальной жизни. Очень неожиданно, или даже феноменально, было открыть для себя викинга в современном, постиндустриальном обществе. Конечно это не тот дикий полузверь, бегающий с дубинкой за зверьем или привозящий рабынь со связанными руками викинг, а современная его разновидность, чьи дела и свершения принесли определенную пользу близким ему людям, но вместе с тем причинили немалый вред им же, а также другим, встретившимся на его пути просто прохожим. Повесть эта базируется на фактах, хотя, безусловно, в ней много субъективизма, известная доля иронии, и даже сарказма, но суть этого необычайного явления автор постарался передать без искажения, не слишком утрируя излагаемые им события.
Осло
С самого рождения Мартин был довольно самоуверенным и избалованным ребенком, обожаемый своей мамочкой Розой и презираемый, может быть за это, а может, и нет, своими сводными сестрами: Мэри-Лу и Сарой. Но обе сестры жили большей частью у бабушки с дедушкой, чем с богемной мамой, и возможно немножко завидовали своему младшенькому братишке. В Скандинавии вообще уже давно не принято, чтобы дедушки или бабушки нянчили чад своих детей, здесь ребенок находится в кругу семьи минимальный период своего развития. Кардинальное освобождение человека здесь, в Северной Европе, произошло не только в индустриальной сфере, но и в личностных отношениях, хорошо это или плохо рано или поздно покажет время. Прекрасно, когда действительно уважают любую частную жизнь, вне зависимости от возраста, нации, религии или пола, но все же главное, чтобы в любых взаимоотношениях присутствовала любовь, внутренняя культура и искренняя забота. Возможно именно недостаток любви и материнского внимания впоследствии сказались на главном герое этой повести. В этой семье получилось так, что старички еще руководствовались старомодными критериями, согласившись опекать старших сестер Мартина, однако на третьего ребенка у них уже не осталось ни сил, ни времени, ни желания. Поэтому он все время жил с матерью, в ее огромной квартире в самом центре Осло, недалеко от королевского дворца. Да по сути дела все в Осло – относительно недалеко от него, особенно если исходить из масштабов других столичных городов. Квартира на самом деле была огромная, занимала почти целый этаж старинного четырехэтажного здания, поэтому, когда он в младенчестве разражался плачем в своей колыбельке в детской комнатке на одном ее конце, мамочка его благополучно не слышала, находясь в другом конце жилища. Так что дитятко могло заливаться криком, сколько ему вздумается, без какой-либо реакции с ее стороны. Может быть, уже тогда ребенку в подсознание запало, что в этой жизни можно рассчитывать только на себя, никого не дозовешься. Зато, благодаря именно такому маминому невниманию, у мальчугана неплохо развились легкие, и потом на всю жизнь сохранился мощный, громкий голос, просто Иерихонская труба, а не голос, который при желании легко мог переходить впоследствии в фальцет. Из этого, казалось бы, на первый взгляд, отрицательного качества «громкоголосия» в условиях ординарной жизни, он в дальнейшем научился извлекать пользу, не раз «беря на пушку» разного рода людей, как в семейной, так и в общественной жизни. Отсутствие должного внимания с первых дней рождения тоже сыграло, возможно, двойственную роль для дальнейшего развития ребенка.

Мама, однако, в нем души не чаяла, и, получив от своих родителей полный и безоговорочный отказ заниматься, помимо ее старших дочек от первого брака, еще и малолетним сыном, решила, что сама вполне справится с этой не такой уж сложной задачей. На деле же у нее, как и у родителей, оказалось не так много сил, желания и времени на воспитание мальчугана, да и утруждать себя чтением какой-либо педагогической литературы даже не приходило ей в голову. Она любила жизнь и наслаждалась ею в полной мере. Это была маленькая, приятная, очень энергичная женщина, всегда поглощенная какими-нибудь неординарными идеями национального, а иногда и мирового масштаба. Новые идеи и тенденции зажигали ее изнутри и вся она светилась от этого, чем вызывала неимоверный интерес со стороны мужчин, поэтому в поклонниках она не испытывала недостатка. Один из ее промежуточных мужей, преподаватель французского языка, называл ее petite femme или Пиаф, усмотрев необычайную схожесть между своей избранницей и знаменитой французской певицей. И она действительно напоминала отчасти Эдит Пиаф, с ее ростом 156 см и кипучей энергией, а отчасти Марлен Дитрих по чисто внешним признакам. Яркая блондинка с голубыми глазами, хрупкая, порывистая в движениях и постоянно устремленная к своим неожиданным и неординарным целям, она вызывала искреннее восхищение у мужчин, знавших ее. Она рано осознала свою притягательность, и также совершенно искренне и непосредственно приноровилась пользоваться ей, причем не в корыстных целях, а исключительно в свое удовольствие.

Материнское воспитание было, мягко говоря, «неординарным», если его вообще можно было назвать воспитанием в обычном смысле слова. Необычность заключалась, например, в том, что Мартин, шестилетним мальчиком разыскивал ее по ресторанам центральной части Осло, где его знали «как облупленного» все метрдотели, портье, повара и официанты, и где мама проводила большую часть времени, участвуя во всех тамошних элитных встречах и празднованиях. Только не подумайте чего дурного! Дама она была респектабельная, образованная, воспитанная, с определенными музыкальными и художественными навыками и знанием трех иностранных языков. Она умела прекрасно поддержать любую беседу, вести разговор на любую поднятую тему, отличалась меткостью высказываний и часто категоричностью суждений, в речи ее проглядывался ум, и подкупала яркость и искренность изложения. Поэтому ее охотно приглашали на всевозможные мероприятия света и полусвета. Она всегда была в гуще всех событий Осло и успевала на все торжества, интересующие ее дискуссии и дебаты, ставшие к тому времени весьма популярными в столице «норманов». Страна переосмысляла прошедшую войну и связанные с ней неизбежные проблемы восстановления как в экономическом, так и в социальном плане. Произошло своего рода выравнивание общества, благодаря общим тяготам в период войны, которое и устраивало, и не устраивало отдельно взятые личности. Сама Роза считала себя очень прогрессивной, хотя так и осталась верна тем принципам и постулатам той небольшой прослойки высшего света, которой принадлежала, несмотря на материальные потери ее семьи. Она тоже в долгу не оставалась перед своими элитными друзьями и приятелями, довольно часто устраивая у себя различного рода неофициальные приемы и карточные посиделки. В моде тогда была салонная игра бридж, и мальчик, глядя на игру взрослых, довольно быстро освоил не только его азы, но даже довольно замысловатые правила этой игры, хотя не всегда безоговорочно им следовал. К себе Роза любила приглашать самую разнообразную публику, то есть всех мало мальски значимых членов местного столичного общества, вне зависимости от пола и ориентации, то есть всевозможных чиновников разного калибра, богему и восходящих звезд, среди которых было много геев. Именно общение с ними глубоко запало в душу Мартина, и именно тогда он осознал, что многими людьми можно очень легко манипулировать, управлять, особенно если они не вписываются в традиционную трактовку общества. Мальчик их называл дядюшками, а они, возможно, несколько жалея его, вынужденного общаться все время с взрослыми людьми, вместо сверстников, души в нем не чаяли, нянчились с ним и баловали, как могли.

Такая неординарная среда, безусловно, по-своему повлияла на развитие Мартина, тем более, что он унаследовал от матери главную ее черту – идти всегда против течения, против общепринятых норм, устоев и традиций. Людей нетрадиционной ориентации тогда и в Скандинавии не очень жаловали, поэтому Розу можно назвать своеобразной норвежской революционеркой того времени. Скорее же всего, эта бунтарская черта в разной степени вообще свойственна человеку, иначе как бы мы эволюционировали, если бы все катились по течению, без каких-либо телодвижений изменить в жизни что-то к лучшему. Но ведь в мире все относительно и то, что кажется на первый взгляд очевидным, безобидным или прогрессивным может через какое-то время оказаться ложным, опасным и ведущим в никуда, поэтому важно уметь смотреть на жизнь и происходящие в ней события критически, соразмеряя постоянно правильность выбранных ориентиров, уметь по мере необходимости их менять или корректировать. Кроме того, важно принимать во внимание не только свои потребности, но и чужие и правильно сопоставлять их с возможностями. Гипербола уместна в литературе и в математике, в реальной же жизни лучше, чтобы всего было в меру и не в ущерб другим. Однако, не так легко придерживаться какой-либо определенной меры, и не так легко заложить в ребенка умение правильно сопоставлять себя с реальностью. Зато результатом отсутствия этого важного качества может быть роковым и очень болезненно отразиться на последующей жизни, как самого человека, так и общества в целом. У самой Розы границы ее меры были настолько расширены для нее самой и сужены для окружающих, что она иной раз совсем про нее забывала. Она была настолько уверена в себе, в своих выводах и в абсолютной правильности своих поступков, что никогда особо не задумывалась над тем, что сама может быть в чем-то не права и должна порой остановиться и пересмотреть некоторые из своих подходов. Она всегда считала себя правой и почти никогда не шла ни на какие компромиссы, будучи уверенной в себе и своих суждениях. Видимо поэтому, глядя на маму, в конечном итоге чувство меры оказалось у мальчугана полностью деформировано. Однако, у них обоих было очень хорошее чутье на требование времени и всевозможные эстетические и метафизические колебания эпохи, а также приспособляемость к этим колебаниям. Поэтому всю свою жизнь они довольно неплохо уживались и со своим обществом, и с людьми из других, соседних западноевропейских стран, где им также довелось пожить и много общаться.

В России часто используется такое понятие, как дисциплина, и в царское время, и послереволюционное, ей уделялось большое внимание. В Скандинавии у детей всегда было больше свободы, и они были меньше связаны какими-либо условностями и правилами, ставка делалась на то, что ребенок сам должен осознать законы жизни, исходя из практики. Именно здесь, в Скандинавии, было широко развито скаутское движение, на него делалась и до сих пор делается основная ставка при воспитании элиты. Именно самостоятельность и независимость ставились во главу угла, все остальные воспитательные моменты отходили на второй план. К понятию дисциплина здесь скорее относились с иронией, считая его пережитком прошлого или неотъемлемой чертой любого диктаторского режима, поэтому, во избежание ненужных курьезов, «чувство меры» все же лучше подходит для данного контекста и обладает нейтральным значением в данном случае, что не вызывает сарказм и иронию у скандинавского читателя, если таковой появится.

У Розы было очень много разных других приоритетов в жизни, и она находилась постоянно в движении, в поиске чего-то нового, интересного, необычного, на сына времени почти не оставалось. Гораздо легче было дать ему денег и услать куда-нибудь, например, покататься на лыжах с гор зимой или к лошадям осенью и летом, к кому-нибудь из друзей, кто держал конюшни. Тем более, что сам мальчуган очень живо всем интересовался, обожал разные виды спорта, в особенности слалом и верховую езду. Он с утра до вечера, например, без устали мог съезжать с горы Лиллехамар, и снова поднимаясь на нее на подъемнике, забывая про обед и ужин. А когда Мартин стал чересчур обременительным и назойливым для Розы, то она нашла элитный пансионат-интернат в пригороде Осло и определила его туда. Благодаря вечному отсутствию времени у мамы, он научился быть предельно самостоятельным с самого раннего возраста, научился полагаться только на себя, на свои выводы и суждения, не особо заботясь о мнении других людей. Своим временем и поступками он распоряжался тоже сам, и наверное вследствие этого к его природной уверенности в себе добавилась приобретенная, можно сказать, гиперетрафированная самоуверенность. В пансионате были довольно строгие правила, с одной стороны, однако взрослые в высшей степени старались прислушиваться к мнению и пожеланиям детей. Очень быстро природная смекалка помогла Мартину приспособиться ко всем правилам этого заведения, и он быстро научился использовать их себе на пользу. Тем более, что старшее поколение того послевоенного периода чувствовало себя виноватым за те тяготы войны, которые пришлось перенести детям, и старалось смягчить их жизнь уже в мирное время, прислушиваясь, иной раз даже чрезмерно, к их желаниям и требованиям. Мартин же, в свою очередь, интуитивно почувствовал такой настрой взрослых, тем более, что персонала с педагогическим образованием явно не хватало, а работало много просто сердобольных женщин, готовых уступить во всем, лишь бы ребенку было хорошо. Такой уступчивостью он довольно успешно и приноровился пользоваться. Он был лидером по природе и наверно поэтому довольно скоро сумел даже и здесь верховодить, сверстники смотрели на него снизу вверх, не только в переносном, но и в буквальном смысле слова. Со стороны взрослых ему разрешалось и прощалось почти все, благодаря его уму, находчивости и смекалке. Вскоре сверстники стали побаиваться и сторониться его, заметив, как у него виртуозно получается выйти сухим из воды в любой ситуации и свалить свою вину на кого-нибудь другого. Никто другой не мог так красочно передать события в самом выгодном для себя свете, как Мартин. Он умел чисто интуитивно найти болевые точки у почти любого человека, а природная наблюдательность и довольно обширный опыт общения с интеллектуальными людьми маминого окружения дали ему фору перед его товарищами, жившими еще детскими иллюзиями и непосредственным восприятием действительности.

Когда же Роза сама поняла, что определенные качества должны все-таки воспитываться и именно матерью, а еще лучше в семье, и не пускаться на самотек, было уже поздно. К тому моменту, когда Мартин покинул со скандалом это достопочтенное учреждение, он уже окончательно был крайне независимым, и уже целиком полагался исключительно на свои решения, кои казались ему единственно верными. Даже мнение преподавателей и педагогов не ставилось им ни в грош, он уже давно осознал, что ума ему не занимать, а легкие победы в словесных перепалках со своими «воспитателями» придали ему еще больше уверенности в себе. При тех редких встречах матери и сына она ему речитативом втолковывала, какими должны быть хорошие мальчики: добрыми, отзывчивыми, ответственными и т.д. и т.п. При его исключительной памяти все это очень хорошо уже давно записалось на подкорку его головного мозга, так что он сам еще с раннего детства мог всем рассказывать, каких качеств люди ждут в приличном обществе от хорошо воспитанного мальчика. Беда была только в том, что на само поведение и на внутреннее мировоззрение мальчугана эти лекции и познания глубокого отпечатка не наложили. А если что-то и осталось в его неординарной и бурно формирующейся натуре, то чисто поверхностно, от души он делал всегда только то, что хотел, не задумываясь всерьез, принесет ли его поступок пользу или вред окружающим. Главным его принципом стало: урвать для себя, любимого, побольше и уйти при этом безнаказанным. Самоуверенность только еще глубже делала пропасть между реальным миром с его моральными принципами и постулатами, и тем выдуманным им полукнижным, полу- им же самим созданным миром. Природный дар излагать красочно свои мысли развился непревзойденно, благодаря раннему общению с интеллектуальным окружением его матери. Роза, как уже упомяналось, по своей изначальной природе была сама ярой бунтаркой, и по большому счету делала всегда то, что хотела, пока ее собственные тормоза каким-то образом не останавливали ее от дальнейших действий. У Мартина с тормозами оказалось совсем плохо. Если он что-то решал для себя, то шел к намеченной цели до конца, нарушая любые правила и принципы бытия, какой бы ложной или абсурдной эта цель ни была в действительности, ничто не могло остановить его.

Роза всегда очень гордилась своим происхождением и очень любила рассказывать сыну их родословную, потому что это было важно для нее, в определенной степени тешило ее самолюбие. И в истории их рода было много, на ее взгляд, примечательного, необычного или даже экстраординарного. Ведь, помимо ее многочисленных дядюшек по линии отца, а их было 12 братьев, успешно сколотивших себе приличные состояния на торговом поприще, одна из ее теток по материнской линии вышла замуж за Генриха Ибсена, что стало предметом специальной гордости семьи. Сам Мартин, наслушавшись всех этих рассказов про именитых родственников, настолько проникся гордостью впоследствии за свою «родовитость», что уже и сам начал сочинять и добавлять кое-что к ее истории. Читал он много, поэтому все почерпнутое из книг совершенно непроизвольно прикладывалось к его собственной родне, и в определенной степени программировало его поведение. Однако внутренние, казалось бы, положительные задатки все время проявлялись несколько неординарным образом и все чаще не вполне вписывались в окружающее добропорядочное общество. Себя же он чаще всего видел Робин Гудом, искренне рыдал над «Хижиной Дяди Тома» и негодовал над нечеловеческой несправедливостью вместе с «Отверженными». Много раз он впоследствии порывался отправиться в Америку, чтобы бороться за права негров. В подростковом возрасте ему даже одна из попыток удалась, но об этом несколько позже.

У отца Мартина, по словам той же Розы, род был еще более древний, чем у нее, а сама фамилия уходила корнями к древнейшим викингам, к семье, которую на русский манер можно было бы назвать княжеской. Отец был бунтарем в еще большей степени, чем Роза, он обладал необузданным нравом, а впоследствии к этому добавилось чрезмерное влияние алкоголя, явно подорвавшего и без того не совсем здоровую психику этого человека. Наверно поэтому в самом продукте такой «гремучей смеси» стали сочетаться самые противоречивые, иной раз, казалось бы, взаимоисключающие друг друга черты: доброты и жестокости, отзывчивости и полного пофигизма, некоторой уступчивости и ослиного упрямства, любезности и грубого неистовства, какой-то утонченности и полного безвкусия, искрящейся общительности и мрачной замкнутости. Родного отца своего Мартин почти не знал, мать сразу же с ним рассталась, не в силах подчиняться грубому мужскому началу этого человека, хотя первоначально именно такая животная необузданность привлекла к нему эту салонную девочку. Мартин понятия не имел, где и при каких обстоятельствах они встретились. Отец жил в какой-то глуши, недалеко от Бергена и работал там кузнецом. Видимо, огромные кулаки, и толстые пальцы Мартин получил в наследство от своего отца-кузнеца. Уже позднее, по отдельным рассказам матери, он сам себе составил общий облик этого человека, возможно несколько исказив и утрировав его качества, идеализировав его основополагающие черты: доброту, мужественность и борьбу за справедливость. В перерывах между интернатами «воспитывали» мальчугана всевозможные чередующие друг друга многочисленные мужья и гражданские мужья Розы.

Роза очень любила наряжать сына в матросский костюм с белой бескозыркой с голубыми ленточками, когда он был дошкольного возраста. Тогда это было модно и престижно, и, вместе с тем, он ей в этом одеянии напоминал последнего русского цесаревича Алексея. В тот момент у нее как раз был роман с профессором русского языка университета Осло, и ей хотелось показать своему партнеру, что она не только прекрасно разбирается во всех жизненных вопросах, но и в научных тоже, следит за определенными нюансами и тонкостями воспитания и за развитием отношений с такой загадочной страной, как Россия. Соседство с русским посольством тоже, бессознательно подогревало интерес мамы и сына к их огромному соседу, Российской империи. У них обоих сложилось, вопреки общим тенденциям западного мира, некое внутреннее чувство «чинопочитания», и выражалось оно скорее не в оценке людей по их состоянию души и сердца, а по их положению на социальной лестнице, и некое уважение вообще ко всему большому. Россия была той огромной загадкой, которая своими мистическими особенностями притянула и на всю жизнь удержала их внимание. Они урывками слышали о жестокости, с какой после революции расправилась чернь с царской семьей, также завораживала и будила воображение обоих и личность Распутина. Столь противоречивая информация по-своему осела в сознании и душе Мартина, Роза же восхищалась российской женщиной-послом в Швеции, Коллонтай, и мечтала, чтобы и норвежские женщины могли занять свое достойное место в обществе. Мальчуган же, повинуясь своим мыслям и желаниям, несколько раз умудрялся перелезать через кирпичную стену, окружающую посольство, но никто особо не реагировал на такие его шалости. Из чего он пришел к заключению, что не так уж и страшен этот «русский медведь», как его иной раз расписывают мамины знакомые журналисты и политики.

Чтобы составить более ясное представление о внешности и внутренней закваске данного типа человеческого индивида, подобно Мартину, превратившегося из мальчика в зрелого мужчину, хочется вспомнить смешного, флегматичного на первый взгляд короля в исполнении Евгения Леонова из фильма Марка Захарова «Необыкновенное чудо»: эдакий милый толстячок-добрячок до тех пор, пока в нем не просыпаются его древние предки. Именно они, по его словам, заставляют его бить посуду, швыряться всем, что попадается под руку и совершать многие другие неприглядные поступки, включая частое подписание указов на проведение казней и пыток. При желании, чтобы завершить картину, отражающую сущность уже взрослого Мартина, можно, как штрих к портрету, добавить российский вариант Карлссона, который очень удачно был представлен в старом русском мультфильме «Малыш и Карлссон, который живет на крыше». Мужчина без возраста и без определенных занятий, летун, шалун и балагур, всегда в полном расцвете сил, а когда ему это выгодно и необходимо, «самый больной на свете» субъект, равнодушный ко всему, не имеющий никакого сострадания ни к кому. С самого раннего детства Мартин пришел к такому своеобразному выводу, что люди вокруг него существуют лишь для того, чтобы использовать их в своих интересах, и что грех этим не пользоваться. Жалко было, конечно, что не все люди разделяют такую точку зрения, но в Скандинавии на первых порах у него получалось это очень даже неплохо. Сделав однажды такое открытие и испробовав свои умозаключения на близких и окружающих его людях, он превратил это убеждение в основополагающий принцип своей жизни, какие бы другие тезисы он не выдвигал в последующих своих речах и проповедях. А говорить он умел не хуже, если даже не лучше своей маменьки, и это был действительно дар свыше. Именно он оказался роковым для многих встретившихся на его пути людей.

Можно еще много приводить всяческих внешних сравнений, но, наверно, и этого описания вполне достаточно, чтобы понять, что за человек был Мартин. Красотой он никогда не блистал, унаследовав от отца-викинга весьма грубые черты лица, огромные ладони рук с толстыми пальцами, складывающиеся часто, скорее, из желания, нежели из необходимости в увесистые кулаки. Такие кулаки были бы к месту как раз кузнецу, боксеру или борцу. О профессии кузнеца, конечно же, и речи быть не могло, а вот на борцовском поприще он себя испробовал, и не раз. Побывав некоторое время в секции бокса и дзюдо, поучаствовав даже в каких-то престижных соревнованиях. Беда была только в том, что он не мог соблюдать все того же чувства меры, поэтому, с легкостью использовал в любой борьбе недозволенные приемы. Общеизвестно, что в любой борьбе существовуют определенные правила, а также кодекс чести, именно их отсутствие и нежелание прислушиваться к чьим-либо словам вызвало в конце концов тревогу у тренеров. Отчаявшись через разумный промежуток времени изменить что-либо в характере этого юноши, они просто опускали руки в какой-то момент и настойчиво предлагали ему завершить поиски себя в этом деле. На одном из спортивных состязаний он был безоговорочно дисквалифицирован еще в юношеском возрасте, а потом и вовсе после пары таких фиаско потерял интерес к данному поприщу. Однако навыки, приобретенные за этот, пусть даже короткий период, все же остались, дополнившись хулиганскими приемами, усвоенными им от его общения с разного рода другими знакомыми.

По жизни имидж пай-мальчика или скорее плейбоя пришелся ему больше по душе. К тому же была в нем какая-то чертовская очаровательность, благодаря многим другим врожденным положительным качествам, которые, к сожалению, не удалось ввести в правильное русло надлежащим воспитанием. Отличительной чертой его внешности за последние лет тридцать стал длинный хвост, в который он собирал свои волосы, изрядно отросшие за этот период. Это была своего рода уловка, чтобы избавить себя от лишних трат на парикмахера и следования моде мужских стрижек. В юности он сам проводил различные эксперименты с прическами, часто делал перманентную завивку, потом, увидев Элвиса Пресли, отпустил себе идентичный вихор и выработал даже сходную манеру поведения. Тогда, в ранней юности, мама оплачивала все эти его художественные поиски своего имиджа, а в случаях с локонами даже называла своего уже изрядно подросшего сына ангелочком. Его совершеннолетие также затянулось в плане самостоятельного бюджета, а когда мама однажды сказала, что больше не субсидирует парикмахерские услуги повзрослевшего сына, он просто перестал ими пользоваться. Окружающим же он объяснял свой выбор прически с хвостом психологическими и стилистическими соображениями, чтобы якобы быть ближе к молодежи и в авангарде современных всевозможных течений. Сама Роза была маленькая, изящная, очаровательная женщина с очень тонкими кистями рук, и внешне напоминала одновременно многих известных актрис того периода. К своим прическам она относилась трепетно и раз в неделю обязательно посещала парикмахерские салоны, так что возможно это был еще и своего рода протест мамочкиному укладу жизни. Несмотря ни на какие последующие аномалии и «выкрутасы» любимого сына, он навсегда остался ее любимчиком, как бы критически она не старалась подойти к его действиям и планам. Когда она его родила, весом почти в шесть килограмм, весь персонал роддома Осло не мог прийти в себя от изумления, а спасло маменьку от внутренних разрывов при родах видимо то, что он был ее третьим ребенком. То что дается с большим трудом, наверно, и любится больше всего, по крайней мере Роза его явно выделяла среди своих детей.

Учился и читал он охотно и много, если инициатива исходила от него самого. Никакого принуждения он не признавал, так же как и наставлений, он сам уже с малолетства мог «наставить» кого угодно и научить уму разуму. Вмешательство взрослых в какой-либо из процессов воспитания или образования вызывало у него некое отторжение, поэтому он всякий раз пытался направлять взрослых в то русло, кое ему более всего было на руку в тот момент, или вообще импонировало его характеру. И ему часто и ловко удавалось с этим справиться, наверно потому что он интуитивно мог нащупать болевые точки взрослых и впоследствии довольно успешно на них играть. Нажав однажды на какую-то из них случайно, и получив определенную реакцию, проанализировав ее, он уже расчетливо мог управлять и использовать полученные таким образом знания в своих целях. Все в его случае со стороны семейного воспитания и такой необходимой в подростковом возрасте коррекции поступков было пущено на самотек, как уже отмечалось. Внимательное и тонкое наблюдение за особенностями других людей, рефлексия на них и приложение полученных знаний непосредственно к практике, дало ему возможность научиться манипулировать взрослыми людьми просто виртуозно. Еще проще потом оказалось использование этих своих психологически важных открытий на своих сверстниках. Дети совершенно невероятным образом становились просто глиной в руках этого не по годам развитого мальчика. Такие эксперименты с его стороны начались еще в раннем детстве и проводились чисто интуитивно на соседских детях, друзьях и приятелях. До тех пор, пока их родители с ужасом не обнаруживали различного рода аномалии, появляющиеся в результате всевозможных внушений такого мудрого, и вместе с тем безответственного, весельчака Мартина. После безуспешных попыток разговоров с его матерью, которую невозможно было убедить в чем-либо, противоречащем ее личному восприятию, они просто старались сократить общение своих детей с этим мальчиком до минимума. В результате, оказавшись в некоторой изоляции от детей своего круга, он без проблем нашел себе друзей среди дворовых мальчишек и переселенцев из разных стран, коих в Осло становилось все больше и больше с каждым годом. В этом не было ничего плохого, если бы он не пытался распространять свое влияние на всех окружающих, используя по возможности любого человека также в своих интересах.

Еще одной проблемой в его становлении оказалась, как ни странно, та, что ему все давалось чересчур легко, поэтому он не привык прилагать какие-либо усилия к чему-либо. В то же время в нем была заложена неимоверная энергия, природная любознательность и огромный интерес ко всем проявлениям жизни и прогресса. А постоянное восхищение маминого элитного окружения его умом, памятью, не по-детски взрослыми суждениями, манерой держаться и какой-то чрезмерной уверенностью в своей правоте внесли определенный дисбаланс в его развитие. Главное, что он и сам впоследствии осознавал многие издержки своего воспитания и пытался потом на приемных детях исправить те ошибки, которые были по неумению, халатности или незнанию допущены в отношении него. Сам же он привык делать всегда только то, что он хочет, не получая достойного отпора или понукания ни от кого, или умея виртуозно уклоняться от каких-либо попыток его коррекции. А так как он действительно был умен от природы, ему даже удалось выработать своего рода методику воздействия на людей, и многие найденные уловки превратились в основополагающие принципы его жизни. Гимназическое образование после того, как мама забрала его из «лесной школы» он получил очень хорошее, может быть одно из лучших в Норвегии того времени, окончив самую престижную гимназию в центре Осло, Катедральскулан. Вместе с тем, помимо однокашников, дружбу он водил с самыми хулиганистыми мальчишками столицы, и был с ними на одной ноге, или даже чаще превалировал над ними, как говорится, став своеобразным местным авторитетом. Во взрослом возрасте у него не только сохранилось, но и развилось это стремление верховодить над теми, кто стоит ниже него по общественной лестнице, кто послабее или поглупее. Умение пользоваться человеческими изъянами и слабостями он превратил в целое искусство себе во благо. Главное же было то, что напористые свойства его характера не находили достойного отпора ни у кого, в каком бы обществе он ни вращался. Поэтому многие авантюры довольно часто ему вполне удавались, где бы он ни жил впоследствии. Шармом он был наделен от матери, а какой-то звериной, неистовой силой – от отца, определенная хитрость и изворотливость пришли с годами.

Мартин всегда, с раннего детства жил в своих собственных фантазиях и иллюзиях. Это, на первый взгляд, тоже очень хорошее качество, если его не утрировать, а применить с пользой для окружающих. Это ведь на самом деле дар от бога, уметь убедительно и красочно отображать действительность, даже присочиняя и утрируя, главное же – уметь посеять с его помощью хорошее, доброе, вечное. Такие люди становятся хорошими проповедниками, писателями, художниками или сценаристами, если им дать подобающее образование, навыки и правильные жизненные ориентиры. Однако, так как Мартин с раннего детства оказался «сам себе режиссер», развитие его происходило скорее по наитию и в соответствии с его собственным восприятием действительности, нежели в соответствии с какой-то системой и нормами. Роза очень часто говорила, что призвание ее сына – быть проповедником, и, по ее убеждению, благодаря своей врожденной красноречивости и привычке доминировать, он никогда в жизни не пропадет. Он бы мог повести за собой массы, конвертировать запросто их в любую веру, его риторический дар поистине не имел границ. Он с раннего детства обладал этим невероятным даром убеждения, мог убедить в чем угодно не только собственную маму, но и всех окружающих. Какие кардинальные сбои в этом плане у него произошли уже в раннем детстве можно только догадываться в художественном изложении, либо писать научные работы и проводить более глубокие исследования по изучению психики подобных феноменов. Эта совокупность богатой фантазии Мартина с умением убедить в её реальности окружающих довольно часто выходила катастрофой для знакомых и близких. Одно то, что средняя сестра однажды попыталась его за очередную фантазию, приведшею ее к строгому наказанию со стороны взрослых, «пригвоздить» малолетнего братца буквально к стенке табуреткой, чтобы остановить поток его речи в свое оправдание, говорит само за себя. В этом конкретном случае его выручила его сообразительность и быстрая реакция. Он забился в угол комнаты, когда она со всей силы занесла над ним «меч возмездия» за ложь в виде табуретки. Ножки табуретки плавно вошли в штукатурку перпендикулярных стен, оставив его в живых, застрявшего между ними. Нешуточным темпераментом обладали все члены этой неординарной семьи, не только Роза и Мартин, несмотря на, казалось бы, нордический характер людей этого уголка Земли.

Воспитание чувств, тоже один из основополагающих аспектов становления любого индивида, оказалось тоже за пределами внимания при становлении его личности. Ему, возможно, когда-то говорили, что нужно защищать девочек, уступать им место и дорогу, отзываться на их зов о помощи. Но так как сестры были старше его и встречался он с ними не так часто, то при редких встречах у него скорее срабатывал рефлекс самоутвердиться в их глазах, взять верх во всех основополагающих вопросах. Уступать он не привык, и тем более не хотел это делать в их пользу, поэтому та дистанция с их раздельным друг от друга проживанием и определенным отчуждением, усугублялась еще и издержками его самовоспитания. В итоге уважение к женщине в его арсенале было затерто до такой степени, что если оно и проявлялось впоследствии по необходимости, то было скорее наигранным и выражалось исключительно во флирте. Причем флиртовать он мог с дамами любого возраста, от малолетних детей до самого постбальзаковского преклонного возраста. Глубины чувств у него не было ни в чем, в основе всего лежала игра, некая корысть и хитрость за прекрасно отработанной с годами внешней непосредственностью и открытостью. Он получился довольно типичным продуктом грядущей эпохи постмодерна, которую невозможно было, казалось, предчувствовать, осознать тогда, и уж тем более спрограммировать ее последствия. Поверхностность не только знаний, но и суждений, восприятия; отрицание авторитетов, веками наработанного опыта, упрощение до примитивизма и многое другое стало краеугольным камнем нового времени. А в результате, более одаренные от природы, с одной стороны, индивиды, а, с другой стороны, наглые и самоуверенные, сумели воспользоваться издержками этого времени каждый по своему усмотрению. Многое понятно и объяснимо, что люди после войны честно пытались сделать «работу над ошибками», но почему эта работа привела к таким перекосам приходится только гадать.

На мировоззрение Мартина, как это не покажется странным, определенным образом сказалась война. Хоть и родился он в 1941 году, полтора года спустя после фашистской оккупации Норвегии, у Мартина, по его глубокому убеждению, много ярких воспоминаний сохранилось в памяти. Например, как его малолетнего, вместе с двумя его старшими сестрами, дедушка с бабушкой вывезли куда-то в их норвежскую глубинку, приобретя там небольшое хозяйство с домом, курами, овцами, лошадьми и свиньями, чтобы избежать тягот войны. Он помнил, как он выкинул из окошка поезда свои крохотные сандалии, а мать тут же стоп-краном остановила поезд, потому что сандалии в те времена стоили баснословные деньги. А мама всегда была человеком действия, и ее реакции мог бы позавидовать любой автогонщик, поэтому несмотря на протесты проводников, она ловко выскочила из поезда и отыскала злосчастные сандалии в придорожном кювете. Видимо уже тогда он сделал определенные выводы, что даже самые невероятные жизненные катаклизмы можно пережить, если правильно и вовремя взять ситуацию под надлежащий контроль. Другим ярким примером его неординарности и способности самому действовать по обстоятельствам, и даже успешно пользоваться ими, может служить случай с петухом. До сих пор неизвестно, сам ли он запомнил это происшествие, или просто инцидент столько раз пересказывался взрослыми, что ребенок уверовал, что это были его собственные воспоминания. В любом случае никому из взрослых не пришло даже в голову проанализировать надлежащим образом ту ситуацию. Наоборот, похоже, что она только добавила восхищение неординарными свойствами ребенка со стороны очевидцев произошедшего.

Вкратце, дело было так. С самого раннего детства в его выправке и походке всегда присутствовала эдакая павлинья поступь, а в поведении – петушиная задиристость, которая буквально делала его похожим на петуха. В трехлетнем возрасте такая природная особенность едва не стоила ему жизни. Летом он любил вышагивать нагишом по двору приобретенного во время войны поместья, наводя и устанавливая свой порядок всегда и во всем и для людей, и для живности на том деревенском дворе, куда судьба забросила его с сестрами. Наведение повсеместно своих правил и порядков, было вообще врожденной чертой этого подрастающего викинга, с годами она только укоренилась и усилилась. Однажды главный петух усадьбы устал терпеть этого наглого откормленного, пузатого мальчишку, разгуливающего по его двору, как у себя дома, и налетел на него, норовя клюнуть прямо в темечко. Но в Мартине уже тогда прочно гнездились его далекие предки-викинги, и они не позволили так запросто заклевать своего отпрыска. Мальчонка не испугался, не растерялся, а умудрился схватить обидчика за голову и, не задумываясь, буквально автоматически свернул петуху шею. Взрослые, наблюдавшие эту картину, даже опомниться не успели, не то, что среагировать и кого-то из них защитить в этой, в высшей степени спонтанной и молниеносной сцене жизни. Только после некоторой паузы, все бросились к ребенку, запричитали, заплакали от счастья при виде чудом уцелевшего ребенка.

Особая любовь у Мартина была к морю и к кораблям. Сначала она была чисто интуитивная, просто море было всегда рядом, под боком, всего в трехстах метрах от дома. И небольшое торговое судно было у деда, который сам им управлял, плавал и покупал кофе в Индии, и продавал в Норвегии, постепенно развивая и расширяя свой бизнес. Осознание возможности путешествий, поэтому, тоже пришло рано, хотя дед и не так часто брал его на свой корабль, зная бедовый характер внучка. Еще пятилетним мальчиком как-то зимой тот, забрав с собой пуховую подушку и верблюжье одеяло из дома, набив рюкзачок конфетами и сухарями, отправился к центральной близлежащей гавани города. Раз дед его не брал в свои поездки, он решил отправиться в плаванье самостоятельно, ведь самоуверенности ему было не занимать уже тогда. Он выбрал льдину, что находилась у самого берега, умудрился ловко спуститься к ней, и удобно расположившись на подушке с одеялом, стал ждать попутного ветра. Неизвестно чем бы могло обернуться такое плавание, если бы его довольно быстро не обнаружили люди со стоявших поблизости судов и не сообщили бы в полицию, которая благополучно доставило его назад, к маме. Повзрослев, однако, он не оставил свою мечту о заморских путешествиях, определенный романтизм был свойственен его натуре. Мартин еще не раз самостоятельно пытался отправляться в различные поездки, уже более тщательно к ним подготовившись, и пару раз подобные инициативы ему даже удались еще в юном возрасте.

Из-за маминых приоритетов и приоритетов ее же окружения, он уверился, что главное в жизни – жить в свое удовольствие, брать от жизни, как говорится, все, что она может дать, не особо заглядывая за горизонт, то есть в будущее. Последствия своих поступков его тоже не особо волновали, он просто над ними никогда не задумывался. Жить сегодняшним днем стало основополагающим кредо его жизни. Будет день – будет пища, принцип неплохой, если его не утрировать или вовсе не довести до абсурда. А если эта самая жизнь добровольно не может, или не хочет ему предоставлять те удовольствия и удобства, к которым он привык, то в разных ситуациях можно с нее или с окружающих стребовать или даже просто отнять, если грамотно подойти индивидуально к каждому конкретному жизненному вопросу. То есть, чтобы позволить себе красивую жизнь, нужно либо иметь собственные, и немалые, средства, или же уметь отнять их у кого-то другого, как это делали древние викинги. Отнять у тех, кто не способен удержать эти средства в своих слабых руках, по наивности, из трусости или по незнанию. В искусстве отъема всего чего только можно на этом свете Мартин с годами весьма преуспел и чувствовал себя в этом плане просто экспертом, где бы он ни находился, в какую бы страну ни попадал. А путешествовать он начал, как было сказано, рано, уже подростком сбежав в Америку, пробравшись потихоньку на одно из торговых судов, стоявших в центральной гавани Осло. Позволил он себя обнаружить только тогда, когда судно уже сутки находилось в пути, и возвращаться из-за маленького «балбеса», естественно, никто не собирался. Так что ему удалось бесплатно доплыть до Америки, раз у мамы не нашлось средств организовать ему эту поездку, а желание было велико. Однако, с корабля его даже не выпустили, как он ни рвался, так что поездка оказалась ровно туда – обратно, без фактического посещения самого материка, но такое фиаско только еще больше подогрело интерес юного викинга.

Потом был еще один побег на судне, идущем в Мексику. Но к тому времени он был чуть старше, и поэтому отношение к нему оказалось более брутальным на самом корабле. Ему пришлось отрабатывать свое безбилетное путешествие, работая шваброй на палубе первые пару дней. Правда и в этом случае он нашел более достойный выход из положения, и сумел избежать дальнейших упражнений со шваброй на палубе, пробравшись однажды на камбуз и предложив свои услуги корабельному коку. Тот был покорен широкими познаниями разговорчивого парнишки в его, казалось, не простом искусстве, и был безоговорочно принят помощником главного кока. Мартину была предоставлена новая возможность, он мог «кашеварить» и кормить не только всю команду корабля, но и пассажиров, находящихся на борту.

Едва достигнув берегов Америки, он быстро исчез с судна, чтобы его не вздумали отправлять обратно, как в первый раз. У него и в мыслях не было продолжать кормить этих босяков матросиков еще и весь обратный путь. У него были совершенно другие планы: он хотел, в этот раз, открыть южные штаты Америки для себя, а также «побороться» за независимость негров. Он прочитал не только «Хижину дяди Тома», но и множество других книг о бесчеловечном отношении к ним со стороны белого большинства. Разум его «кипел от возмущения», и ему не терпелось вступить в неравную схватку с угнетателями. Однако весь его бойцовский пыл бесследно улетучился, когда он совершенно случайно после побега с корабля вдруг оказался на огромном, богатом и благополучном американском ранчо. Там благодушная и преуспевающая американская семья приняла с распростертыми объятьями чужестранного и смышленого парнишку, прекрасно владеющего английским языком и живописно и ясно излагающего свои мысли. В этой семье он благополучно прожил довольно длительный промежуток времени, совершенно не заботясь о тех неграх, работающих на плантациях хозяев, так радушно принявших его. Промашка вышла с шерифом, которому он нагрубил и послал куда подальше, не зная тогда, какую власть имеют эти люди в Америке. Вскоре после этого промаха его разыскали, наконец, служащие норвежского посольства и отправили обратно домой к маме.

Долго заниматься одним делом и особо углубляться в предмет изучения, он тоже не мог, не была наработана усидчивость. Работать дети в Скандинавии начинают рано, постепенно втягиваясь в орбиту реальной жизни, сначала в виде игры, а затем и всерьез. Им с малолетства пытаются привить рабочие навыки, это один из элементов здешнего воспитания, да и вся последующая карьера строится на практических навыках. Причем хорошие педагоги стараются открыть в ребенке тот дар и затем развить именно ту жилку, которая ближе всего по духу, более всего ему интересна, притягивает его интуитивно. Хорошие педагоги, впрочем, везде одинаковые в этом стремлении, они понимают, что каждый человек должен быть заинтересован в своем труде и в том деле, которым занимается, не только материально, но и морально. Мартина притягивало все, но отношение ко всему этому было чисто потребительским или преследовало подспудно, буквально на подсознательном уровне, какие-либо определенные меркантильные цели. Главное же для него в жизни было наличие достаточных средств, которые он мог бы незамедлительно потратить на себя и на свое удовольствие. И особое наслаждение доставляло использование основных благ цивилизации, то бишь денег и научных открытий. Именно это стало самым важным его жизненным кредо. Он давно осознал, что труд кузнеца или любого ремесленника ничего подобного ему дать не сможет, что ему необходимо искать более доходные способы зарабатывания денег, и на этом поприще внутреннее чутье тоже его не подводило. За последующие годы ему довелось водить дружество с очень богатыми и влиятельными людьми со всего света. Его притягивало богатство, а его необычайный дар красноречия привлекал, в свою очередь, людей, обладающих немалыми средствами и порой томящихся от скуки и повседневности.

Чувство ответственности за кого-то или за что-то, однако, у него отсутствовало, или, вернее сказать, оно было, но тоже несколько деформировано. То есть он мог отвечать за что-то или кого-то до тех пор, пока ему это было выгодно и в определенной мере интересно. Как только один из компонентов пропадал, его ответственность меняла свой знак на обратный, и в реальной жизни незамедлительно приобретала кардинально новую окраску. Он мог запросто выбрасить «ненужного» человека из своей жизни, и никакие чувства или обязательства не могли удержать его от подобных действий. Кроме того, внутренне он считал такого человека обязанным ему по самому завышенному счету, раз на него было потрачено время, силы и определенные средства, пусть даже не его. «Человек действия» – пожалуй подходящая характеристика для Мартина, но не в положительном смысле этого выражения, а как бы вывернутая наизнанку. Все сопутствующие компоненты, как долг, честь, совесть при этом отходили на второй план, или скорее вообще не существовали в его внутреннем анализе действительности. Хотя на словах он мог разглагольствоваться на любую из перечисленных тем, составляющих человеческую личность, ее бытие, с наслаждением и необычайным вдохновением. Но это был лишь фантик в его случае, начинки в нем не было. Или же, выражаясь языком классической литературы, это было лицемерие и ханжество, не более того.

О том, что средства можно заработать определенным трудом, он в принципе знал и понимал, но тогда пришлось бы сильно ограничить свои, уже сформировавшиеся к тому времени привычки и запросы, а также кардинально менять образ жизни плейбоя, который ему весьма импонировал. Очень скоро ему пришлось не только прочувствовать важность наличия средств на собственной шкуре, как говорится, но и полностью осознать их отсутствие. На первоначальном этапе это произошло, когда дедушка перестал делать обычные еженедельные денежные инъекции по достижении внучка своего совершеннолетия, а мама посчитала, что сыну пора быть вполне самостоятельным мужчиной. Сначала он пытался работать там, где ему доводилось и нравилось бывать, и с тем, к чему он с детства привык обращаться. А привык он хорошо питаться и весело проводить время в светском обществе, пить, кутить, в меру шалить, шутить, играть в карты и балагурить. Еще было важно всегда иметь хорошее настроение, потому что дурной настрой будил в нем его дремлющих предков, свойство это ему, видимо, перешло по наследству, и от него было никуда не деться. Человеком, однако, он был крайне разумным, и действительно мог схватывать многое на лету. И ведь такой природный дар, да пустить бы в надлежащее русло! Какой индивид мог бы получиться! Все свои положительные и отрицательные качества он сумел осознать и оценить в самом раннем возрасте, и, хотя чувства из него тоже могли бить фонтаном, разум, а скорее всего, голый расчет, все-таки умели всегда одерживать победу над чувствами. Оценку эту тоже можно бы назвать однобокой и поверхностной, он она его вполне устраивала, а главное под нее он уже мог приспосабливать свое житие себе в удовольствие. Поэтому предков своих он старался по мере возможностей «держать в узде», особенно если это касалось высшего общества. Он прекрасно понимал, что именно в этом обществе у него больше всяческих возможностей, особенно при его постоянно возрастающих потребностях.

О любви
Первой его любовью была школьная учительница, гораздо старше его по возрасту, но очень обаятельная, добрая и привлекательная. Однако мама очень быстро разглядела такой нонсенс и не замедлила расставить точки над i, четко обозначив контуры его приоритетов. В этом вопросе она считала себя специалистом, поэтому неустанно давала свои наставления, которым он редко следовал. Но он и сам быстро понял свою оплошность, поэтому не очень долго переживал свое первое фиаско, тем более и в гимназии у них учатся всего два года, и к ее окончанию вся его любовь сама собой куда-то улетучилась. Он вообще не любил слишком долго останавливаться на чем-либо, особенно если в этом не проглядывалась четкая перспектива или явная выгода. Второй любовный опыт его оказался более успешным. Когда он, руководствуясь своими и мамиными пристрастиями, начал работать в одном из элитных ресторанов Осло, то благодаря своей невероятной общительности, очень быстро сумел познакомиться почти со всеми богатыми и именитыми завсегдатаями этого заведения. Благодаря своей неординарности он даже стал своего рода достопримечательностью этого ресторана, а хороший, громкий, почти дикторский голос тоже сыграл некую положительную роль в его успехах. У него оказался, вдобавок к великолепной памяти, полученным из гимназии и, благодаря множеству проглоченных книжек, знаниям, а также к общительному характеру, невероятный дар рассказчика и шутника. Минусом было лишь то, что он не всегда понимал и воспринимал чужие шутки, которые иной раз даже внезапно могли привести его в бешенство. Осознав этот свой недостаток, он попытался восполнить его полным своим присутствием во всевозможных шутках собственного производства и восприятия. Несмотря, однако, на все его старания, он так и не смог надолго задержаться на том рабочем месте ни в качестве повара, хоть и научился довольно прилично готовить, ни в качестве официанта, хотя был весьма расторопен и очень учтив при желании. Не состоялся он и как метрдотель, не смотря на сильную протекцию в его пользу со стороны маминых знакомых и поклонников, да ему все это было и не нужно. Он на самом деле по большому счету всегда на полную катушку наслаждался самой жизнью, стремился ее максимально разнообразить не за свой, так за чужой счет, этого главного качества у него было не отнять.

Вторая его «любовь» оказалась более перспективной и более удачной во всех отношениях, даже в глазах любящей его до безумия матери. Избранницей его оказалась девушка из довольно обеспеченной норвежской семьи, но даже и она была не достаточно хороша для его сына в глазах мамы Розы. А когда отношения с девушкой стали более близкими, сложилось так, что Александра, так звали новую любовь Мартина, стала свидетельницей на свадьбе у подруги, женихом которой был юноша из королевской семьи. Только при таком раскладе Роза смирилась с таким выбором сына, но в то же время постоянно пыталась диктовать свои условия во всем, эта диктаторская черта тоже у них была общей с сыном. Мартин оставался все таким же весельчаком, шутником и душой любой компании, поэтому его новая возлюбленная была от него в полном восторге и, не задумываясь, приняла его руку и сердце, когда он сделал ей предложение. Поженились они незадолго до королевской свадьбы, и сама церемония венчания была не менее внушительной, если не более, чем королевская. Венчание произошло в центральной церкви Осло, и приглашенных было не менее ста человек, все расходы взяла на себя мать невесты, покоренная умом, обаянием, шармом и красноречием зятя. На королевской свадьбе ему тоже удалось погулять, но там случился непредвиденный инцидент. В самый неподходящий момент, видимо явный перебор алкоголя разбудил в нем его древнего предка, который и стал популярно объяснять молодому отпрыску королевской семьи, кто он есть на самом деле. По раскладам Мартина, нынешний королевский род никакого отношения к Норвегии не имеет, все они – всего лишь импорт из других европейских стран, прежде всего Дании и Великобритании, а вот сам он – «последний из могикан», истинный норвежский князь, в отличие от всех этих иноземцев и самозванцев. Он даже пытался что-то кулаками объяснить принцу, усомнившемуся в правомерности его слов, но Александре удалось его тогда все-таки усмирить и увести. Инцидент, однако, получил нежелательную огласку, особенно в свете того, что и невеста была по понятиям тогдашнего норвежского высшего света «девушкой из народа», несмотря на то, что ее отец был одним из богатейших людей страны.

Печальным последствием этого недоразумения стало то, что Александра одна оказалась в составе приглашенных гостей, сопровождающих новую королевскую пару в ее медовый месяц, а Мартин даже не помнил, что наговорил его устами разбуженный алкоголем предок. Это было обиднее всего. Он, конечно, не совсем поверил молодой жене, ее живому описанию произошедшего, где получалось, что он повел себя не вполне или совсем не корректно. Поэтому один раз, в очередную попойку перед ее отъездом с королевской четой, в нем проснулся другой его предок, который попытался уже по-серьезному разобраться с самой, по его мнению, «виновницей» его наказания. По его глубокому убеждению в тот момент, именно из-за Александры, его, такого умного и веселого парня, королевская чета «забыла» пригласить с собой в турне. И именно этого он так и не смог простить своей второй роковой любви, хотя, казалось, долго переживал, спорил сам с собой или со своими древними предками внутри себя. Развод состоялся сразу после возвращения Александры домой, он ничего и слышать не хотел о перемирии, да и она уже сама была сыта по горло его рукоприкладством и их драками. Отпор она умела дать ему достойный, в случае надобности, так как сама когда-то брала уроки борьбы. Самое болезненное и унизительное на его взгляд в этой ситуации был бы для нее запрет на сохранение его фамилии, которая считалась в Норвегии довольно именитой, но она и сама не захотела иметь ничего общего с этой фамилией. Хотя всевозможные титулы были отменены в этой стране еще в 1905 году, после освобождения страны от шведского господства, но среди элиты эти громкие имена продолжали почетаться и цениться. Александру же всерьез эти старые предрассудки и акценты непонятно на чем совсем не трогали, поэтому месть бывшего мужа она перенесла с ровным дыханием, совершенно не переживая такую «потерю». Страна всегда была маленькая, но народ в ней жил чрезвычайно гордый, пожалуй, это свойственно всем маленьким горским нациям. Для Мартина же его фамилия была предметом отдельной гордости, выпестованной и взлелеянной его мамой, с раннего детства.

Еще одна стойкая любовь у него была к оружию, причем к любому: холодному, огнестрельному, а еще больше к неординарному. Оружие водилось в доме у деда, но тот его очень быстро поместил в специальное хранилище, заметив нездоровый интерес внучка, когда тот еще был мальчишкой. Дед разумно опасался еще больших неприятностей с полицией, после первых «шалостей» внучка с ножичками и другими острыми и взрывоопасными предметами. Именно из-за оружия Мартин решил пойти в армию, очень оно ему было необходимо после той печальной развязки. Кроме того, требовалось сменить обстановку и чересчур воинственный настрой после неудавшегося выгодного брака. План его еще не совсем определился насчет того, как он будет действовать в дальнейшем, но «пепел Клааса» жег его грудь. Месть также была одним из главных мотивов такого мероприятия. Но в армии важна была дисциплина и подчинение приказам старшего по званию, не только ум, сноровка, хорошие физические данные, дар слова и подхалимство. На первых порах ему тоже все блестяще удалось. Тем более мама Роза не осталась в стороне от «благородных» мужских поисков своего чада. Она через важного военного чиновника устроила его в элитные войска Норвегии, сам чиновник был просто в восторге от не по годам сообразительного и расторопного юноши с великолепной «петушиной» выправкой. Мартин же чувствовал себя по меньшей мере генералом среди этих неоперившихся юнцов, ведь за плечами у него был громадный жизненный опыт. И крайняя уверенность в себе тоже способствовала ему во всем на первых порах. И все же прослужить ему удалось весьма не долго. Инцидент случился с каким-то майёришкой, который скомандывал новобранцам «Смирно». При этом норвежским солдатам положено высоко держать подбородок и смотреть в сторону от офицера. У Мартина же было своё видение этой команды, он в упор уставился на майора, буквально, как бык. Офицеру это не понравилось, и он сделал положенное внушение солдату, но у солдата глаза еще упорнее уставились на говорящего, как будто бы он пытался его загипнотизировать. Тот еще раз ровным командным голосом объяснил порядок выполнения команды, но глаза подчиненного еще больше вылезли из орбит, не изменив своего направления. Эффект «гипноза» стал внезапен, майор выхватил своё именное оружие из портупеи и выстрелил в воздух, чтобы, видимо, привести солдатика в чувства. Но Мартин был стрелянный воробей, молниесно после прозвучавшего выстрела он выхватил своё оружие, которое им выдавалось на время учения, перехватил левой рукой правую руку майора с пистолетом. Силы ему было не занимать, так что он легко повалил того наземь и сунул свой наган ему в рот. К этому времени уже подоспели другие офицеры, тоже быстро среагировавшие на звук выстрела, но никто не знал, как себя вести в такой неординарной ситуации. Спасло майора, возможно, то, что он неожиданно разревелся. Инцидент постарались замять, но история, тем не менее, просочилась в газеты, и оставить «бравого» солдата в армии не было никакой возможности. Его вынуждены были комиссовать, как непригодного к воинской службе, несмотря на самую высокую протекцию.

Швеция
Вскоре после своего первого скоропостижно закончившегося брака и других всевозможных «приключений», Мартин уехал в Швецию вместе со своим приятелем по гимназии. Для Мартина эта мера была отчасти вынужденной, потому что, помимо армейского инцидента, он уже успел попасть в норвежский полицейский регистр за мелкое хулиганство, подделку подписей и кражу, да и условный срок висел над ним, как дамоклов мечь. А приятелю вдруг досталось неплохое наследство от деда, который имел достаточно приличную недвижимость в пригороде шведской столицы. И тот, чтобы не быть одному в новом и незнакомом ему городе и собравшись приобрести квартиру в Стокгольме, с последующим вложением остальных денег в бизнес, даже вначале рад был такому сопровождению общеизвестного в Осло расторопного и сообразительного весельчака Мартина. Сначала все складывалось как нельзя лучше: с приобретением квартиры ему помог Мартин, быстро найдя относительно недорогое и просторное помещение в центре Стокгольма. Часть его можно было пустить под квартиру, а другую – под офис. В ту пору еще не было нефтяных платформ в Норвегии, и страна большей частью жила за счет Гольфстрима и сопутствующих ему даров моря. Бизнес в Швеции вести было гораздо перспективнее, чем в Норвегии в то время, и дела вроде сразу пошли в гору. Мартин был превосходен в плане привлечения новых клиентов и новых заказов, а это всегда было очень важно в бизнесе Скандинавии. Однако разрыв с другом произошел довольно быстро, после того, как Мартин с полной уверенностью в собственных знаниях во всех областях жизни и бизнеса, дал некие советы своему приятелю и благодетелю, которые обанкротили того в одночасье. Когда же друг попытался предъявить какие-то свои претензии, Мартин послал его подальше, ни мало не смутившись и совершенно не чувствуя за собой какой-либо вины. У него было в этом плане замечательное свойство: он никогда ни в чем не считал себя виноватым, и всегда мог правдоподобно переложить всю ответственность на другого человека. Более того, всю историю он тут же мог изложить настолько складно, что истец вины, в конце концов, скорее становился убежденным в собственной глупости и промашках, отпустив все грехи советчику.

За то недолгое пребывание в Швеции Мартин уже успел обрасти именитыми знакомствами, с легкостью получив доступ во все элитные клубы Стокгольма и умудрившись даже здесь познакомиться с отпрысками королевского шведского семейства. Отбоя от девушек высшего общества при его кажущемся добродушии, веселом нраве и искрометном юморе у него тоже не было. Поэтому и разрыв с недавним своим другом, подведенным им же «под монастырь», не оказался для него трагедией. Он быстро собрал все свои вещички и перебрался к одной из новых знакомых. Мартин понимал, что должен начать что-то делать, и даже попытался опять устроиться на работу, применив прежние ресторанные навыки, но, как говорится, благими помыслами вымощена дорога в ад. Ему опять по чьей-то протекции удалось попасть в один из престижных ресторанов Стокгольма, где ему основы мастерства преподавал всемирно известный повар швейцарского происхождения. Но и там он не задержался, сцепившись с каким-то именитым клиентом и чуть не изуродовав его опять-таки под воздействием духа одного из своих древних предков, неустанно дремлющих в нем и просыпающихся при алкогольной передозировке. Сам Мартин обладал, как уже отмечалось ранее, удивительным свойством: он мог выходить сухим из воды в любых ситуациях, потому что первоначальный дар рассказчика он сумел развить до такой степени, что равного ему было не найти в целом мире. Он мог так аргументировано сочинить и построить свою речь, что умудрялся убедить добрых и доверчивых шведов в чем угодно, даже в самом невероятном. Ему удавалось, без особого труда, сделать из черного белое, а из белого черное. Он с легкостью мог объяснить и рассеять все мыслимые и немыслимые сомнения и возражения, появляющиеся по ходу его рассказа. Он умудрялся настолько достоверно нагородить такого огороду, что плохо знающие или совсем не знающие его люди верили всему, что бы он ни говорил именно из-за этого его особого дара рассказчика. Когда же люди обнаруживали изъяны или откровенную ложь в его информации, то, как правило, было уже поздно что-то менять и принимать какие-либо меры.

Следующей «большой» любовью стала Ида-Мария, очень красивая, статная шведка с тремя детьми. К тому моменту, когда они познакомились, дети были подросткового возраста. Детей Мартин любил, но по-своему, потому что при их наличии можно было давать волю своему красноречию вообще беспрепятственно, и внутренне ему было очень важно чьё-то внимание, не ставящее под сомнение его установки. Но надо отдать должное, что он, действительно, прилагал все усилия к «благотворному» воздействию на приобретенных отпрысков, тем более, что своих детей бог ему так и не дал, а тут были три готовых объекта воспитания. Проблема была только в том, что, по большому счету, он не знал на самом деле нюансов воспитания, он просто воспитывал так, как он считал верным, наверно по принципу от противного. Если ему в детстве все позволялось, то им он поставил массу ограничений: не смотреть телевизор после девяти вечера, не водиться с друзьями которые пьют и курят, говорить только правду, ничего не сочиняя, не ходить по кафе и ресторанам и т.д. С другой стороны, непосредственное общение и предметное приложение своих весьма спорных навыков к вопросам воспитания происходило только тогда, когда у него на то была охота, если же ее не было, он легко мог всех троих послать куда подальше. И дети, которые с первых дней в нем души не чаяли, в какой-то момент старались держаться от такого воспитателя подальше. То что сначала у них вызывало неописуемый восторг, что взрослый тоже может запросто кричать, шалить, говорить нехорошие слова, обернулось тоже для них позднее оборотной стороной. Перед мамой их он всегда был «чист, как стеклышко», а вся вина и наказание ложились на них. Дети очень рано стали осторожными в своих поступках и высказываниях, совершенно утратив в какой-то момент всю свою детскую непосредственность. Более того у них образовалось масса комплексов, что они все время что-то не то делают и не так себя ведут.

Со шведкой он прожил довольно долгое время, лет пятнадцать, сросся вроде душой и телом, но по той же причине эгоизма и, по-русски выражаясь, самодурства, эти отношения тоже завершились печальной развязкой. Не помогли даже его, казалось бы, самые теплые, отеческие отношения к внучкам, появившимся на свет у двух дочерей Иды-Марии, которых он всякий раз брал с собой в Осло, когда они подросли, на святой для него День Независимости от шведского «рабства», как он называл его, вроде бы шутя. Праздник сей весьма широко отмечается норвежцами 17 мая каждый год, начиная с 1905 года. К тому же экономический кризис 1993 года сыграл в его личной драме определенную отрицательную роль. Банк вдруг стал требовать кредит за дом, который они с Идой-Марией оформили в лучшие времена в самом начале их романа, денег на возврат кредита не было, поэтому Мартин пошел на хитрость, перезаняв каким-то чудесным образом сумму у другого банка. В тот момент у них как раз и случилась самая бурная сцена за всю их совместную жизнь с взаимными упреками и претензиями, после чего он понял, что близка окончательная развязка. Ида-Мария всегда была женщиной весьма сдержанной и почти никогда ему не перечила, изучив его взрывной и неуправляемый характер и пагубное действие алкоголя. Но с годами у нее видимо накопилось столько обид, что интуиция ему подсказала приближающуюся развязку. Он всегда действовал на опережение, поэтому тут же активизировался на принятии превентивных мер. Сразу после произошедшей ссоры он, забрав всю полученную под кредит сумму в полтора миллиона крон, отправился в кругосветное путешествие, оставив, как говорится, несчастную женщину «с носом». Прогуляв все деньги, он вернулся обратно в Швецию, устроился педагогом и ментором в какой-то богатый фонд опять-таки благодаря своему красноречию. Но работать там тоже довелось не долго, потому что фонд этот тоже мистически быстро обанкротился, опять-таки не без его легкой руки. В уныние он никогда не впадал, и вскоре после этого нашел выход из положения, разыграв целый спектакль для врачей и вынудив отправить его на преждевременную пенсию, хотя до нее оставалось еще лет двадцать по скандинавским нормам. В фонде у него был очень высокий оклад, поэтому на «заслуженный отдых» он ушел с весьма солидной суммой «на черный день».

В последующие годы его жизни в Стокгольме, у Мартина была уйма разных встреч и знакомств со многими другими шведками, финками, исландками, но никто из них так и не смог подчиниться его бурной, требовательной натуре с диктаторскими замашками, поэтому он оборотил свой взгляд на Восток. С одной стороны, он был скрытым националистом до мозга костей, в чем даже себе не мог признаться, считая себя человеком с необычайной широтой взглядов и истинным демократом. С другой стороны, он, наконец, осознал отдельные недостатки своей личности и рассудил правильно, что в шведском или даже скандинавском обществе вряд ли сможет найти себе кого-то, способного мириться с любыми, пусть даже незначительными, проявлениями его самодурства. С представительницами прекрасного пола из других европейских стран дело у него также далеко не зашло, видимо, по той же самой причине – его вечного стремления доминировать над всем и вся, диктовать свои условия и доказывать свою незыблемую правоту, не прислушиваясь ни к каким разумным, и тем более неразумным доводам. Он сделал несколько безуспешных попыток, забросив удочки в Италию, Францию, Австрию и пару других западных стран, но после очень короткой переписки с потенциальными невестами, происходил неизбежный разрыв, каким бы демократичным он ни старался казаться в своих письмах. Отчасти отрицательную роль сыграла его орфография: он делал ошибки в каждом слове, не говоря уже о пунктуации, которая у него отсутствовала полностью. Эта его неспособность сидеть и нарабатывать определенные навыки, а также серьезно заниматься каким-либо делом, а только хватать то, что само в руки плывет, или брать что-либо нахрапом, привела к такому удручающему результату. То есть его нельзя было назвать безграмотным, ведь грамотой он владел, излагал и свои и чужие мысли виртуозно, но вот грамматика его хромала на обе ноги, и с этим ничего нельзя было поделать, не заучивая правил, не тренируя письмо и не прислушиваясь к рекомендациям учителей.

Таким образом, в конце концов, он решил сделать ставку на Россию, попутешествовав вдоволь по многим азиатским странам и «проглотив» несколько книжек о постсоветском пространстве, а также следя по газетам о разительных переменах на нем. О России у него было двойственное представление, т.к. в гимназии им преподавали, что это Азия, а отчим утверждал, что Европа, указывая на общность культур и родственность королевских дворов. Еще она его привлекла тем, что тот самый отчим, один из промежуточных маминых мужей, был преподавателем русского языка в университете Осло, а также переводчиком и автором словарей, и в доме было много книг русских классиков, переведенных на норвежский язык. Похватав по вершкам кое-каких знаний об этой стране, так и не осилив ни Достоевского, ни Толстого, он все-таки считал себя знатоком русской метафизики, культуры и литературы. Вернее сказать, кое-что из Достоевского он все же прочитал, роман «Игрок», например, потому что название пришлось ему по душе, а текст он прочитал по диагонали. «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» оказались для него занудными романами, где он дальше первой главы так и не ушел. Он также много слышал о «загадочной русской душе», но данный феномен только подогревал его ажиотаж попытать счастья именно в этой неизвестной ему стране. Альтернативой оставалась Азия с ее тайками, филиппинками, вьетнамками, но он все-таки предпочитал белую расу, побывав и пообщавшись с жителями азиатских странах и не ощутив никакого притяжения ни к одной из представительниц этой части света.

Действительно, великая держава Россия не разочаровала его, по крайней мере, Москва. Попал он туда довольно быстро, без каких-либо видимых проблем, когда решился на этот шаг, вскоре после своего очередного фиаско с француженкой. К ней он совсем уже собрался перебраться в ее огромный дом где-то в Провансе с огромным садом и виноградными плантациями. Он уже мечтал, как будет пить вино, имевшееся в несметных количествах в ее неимоверно большом винном погребе, сидя в удобном шезлонге на террасе, и как заполнит пустующий гараж всевозможной, вожделенной техникой. Мечтал уже приобрести новый малолетражный автомобиль с открывающимся верхом и мотоцикл Харли Дэвидсон со всеми приличиствующими атрибутами к нему: кожанной одеждой, сапогами, шлемом. Ведь виноградники приносили ей довольно неплохой доход, как успел выяснить любознательный жених. Но невеста оказалась тоже очень практичной, деловой и чрезмерно дотошной, сначала она хотела узнать получше жениха, с которым придется делить кров и ложе, и какой конкретный вклад может внести этот дюже шустрый жених в ее налаженный бюджет. Однако, узнав о его феерических планах, ничего общего почему-то с ним иметь не захотела, она не витала в облаках, а довольно основательно стояла на земле. Почему-то в ее случае, к великому сожалению Мартина, его красночеречие оказалось бессильным, она жила еще в прошлом веке жесткого реализма.

Мартина несколько огорчило это фиаско, но он не любил долго предаваться грусти, и не сидел, сложа руки, ждя у моря погоды. Несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, он всегда был весьма конкретным и расчетливым человеком, и любил действовать незамедлительно и ковать железо, пока оно горячо. За относительно длительный период его фиаско с европейскими невестами, он приобрел навык не ограничиваться одним вариантом, а параллельно прорабатывал несколько. Любовь, некоторая романтичность и привычка к тому, чтобы быть в гуще множества событий, способствовала его тогдашнему стремлению решить свой вопрос одиночества. Поэтому, помимо политических и светских новостей внутри скандинавских стран и за их пределами, он стал чаще просматривать объявления о знакомствах в шведской газете Афтонбладет, и наткнулся на ряд объявлений, привлекших его внимание. Из всего обилия корреспонденции такого характера он выбрал наиболее интересные на его взгляд. Тут же отправил около десятка писем в столичные города бывшего Советского Союза и получил незамедлительные ответы. Потом из полученных ответов решил сделать ставку на Москву, тем более, что женщина оттуда понравилась ему больше чисто внешне, по крайней мере, по тем фотографиям, которые она ему послала, привлекло также место ее работы. Помимо всего, успев к тому времени поездить по миру, он оценил всю прелесть жизни больших столичных городов, они были поистине созданы для него, так любящего круглосуточную жизнь в свое удовольствие, веселье и авантюризм. Он умел играть во все салонные игры, а знание правил игры в бридж, который был популярен в Европе во времена его взросления и становления оказало ему неоценимую услугу на новом мировом Клондайке. Покер и нарды он тоже любил, но, зная, как легко он может заводиться, и как дремлющий предок внезапно может о себе напомнить и привести к непредсказуемым последствиям, он воздерживался от игры на деньги. Печальный опыт проигрыша в казино Лас-Вегаса когда-то, на заре его молодости навсегда отложился в его памяти, именно он удерживал его от дальнейших экспериментов на этом поприще.

Женщина, которую он выбрал, годилась ему в дочери, и у нее самой была восьмилетняя дочь, но эти факты его нисколько не смутили, наоборот вдохновили на новые «ратные подвиги». Был в наличии весь его «джентельменский набор»: дама, по его меркам не бедная, и «объект воспитания». Тем более, что он, по его мнению, всегда был мужчиной в полном расцвете сил, коим останется до самой смерти. У нее, однако, были какие-то проблемы, насколько он понял из ее первого тревожного письма, а потом и из долгих телефонных разговоров. Этот факт оказался тоже ему на руку.Он ей тут же представился как великий умелец решать всяческие проблемы, «рыцарь без страха и упрека», бескорыстный Дон Кихот нового времени и новой формации. Именно дополнительные препятствия и жажда чего-то нового всегда еще больше разжигали его боевой, бунтарский дух, стимулировали его дальнейшие действия. Поэтому принять какой-либо вызов в России было для него захватывающим аттракционом. В свою очередь, она ему поверила, благодаря его уверенному голосу и той настойчивости, с которой он звонил ей все время и домой и на работу. Вскоре после их первых телефонных разговоров он довольно-таки быстро собрался, без проблем нашел бюро, занимающееся визовой поддержкой поездок в Россию, и купил себе туристическую визу. Не удостоив особым вниманием последнюю свою пассию – шведку, крестьянского происхождения, у которой он жил последние полгода, и оставив ей только неоплаченные счета за свет, газ, квартплату, и международные переговоры, он быстро побросал свои вещички в коробки, прихватив и кое-что из ее утвари, и направился в Вэстерос. Там жил его знакомый, художник-англичанин, который незадолго до этого приобрел в этом богом забытом местечке довольно просторный дом. Снимать еще один гараж Мартину было накладно. А тот, в котором он оставил всю вывезенную от Иды-Марии мебель и утварь перед своим отъездом в кругосветное путешествие, был забит до предела. Кроме того, существовал риск, что старый сквалыга, владелец помещения, расчувствуется перед «обделенной» Идой-Марией и вернет ей вещи самовольно. Художник, в свою очередь, был очарован таким необычным, даже для Швеции, типажом человека. Мартин быстро нашел его болевые точки, и речи его потекли рекой, а Дэвид (так звали художника), в свою очередь, обожал слушать захватывающие дух рассказы Мартина, тоже любил путешествия по странам и континентам. Главное же, Мартин сразу же понял, что этим человеком ему удастся легко манипулировать, полностью подчинив его своей воле. Именно в его доме оставил он все свои вещи, для верности, предвидев возможный гнев его последней шведской пассии, и вскоре после этого отправился в Москву.

Москва
Марина, так звали его московскую знакомую по переписке, встречала его в аэропорту Шереметьево, заказав машину для этой встречи, чтобы не платить втридорога таксистам в самом аэропорту. Такой разумный подход ему очень понравился, он и сам всегда экономил на подобных накладных расходах, не жалея, однако, денег на всякого рода увеселения. Женщина в реальной жизни оказалась даже еще более привлекательной, чем на тех снимках, которые он получил от нее. Да и сам город ему очень понравился во всех отношениях, вот где можно было разгуляться: такого количества разных клубов, ресторанов, баров и кафе, наверное, не встретишь ни в одном другом европейском городе. Причем большинство из них работало круглые сутки, спиртное было дешево, отношение людей к западникам – самое благоприятное. Он с легкостью вписался в круг местных «экспатов», так называли сами себя иностранцы, находящиеся и работающие в Москве, у них даже своя газета была с таким же названием. В ней давалась разносторонняя информация обо всем интересном и важном, что происходило в российской столице с их точки зрения, прежде всего, что касается, конечно, разного рода развлекательных центров и помощи в вопросах оттимального жизненного обустройства. Ему удалось даже, как обычно, войти в самый элитный круг местной экспатовской тусовки, то бишь попасть к представителям дипломатических кругов и «акулам» большого бизнеса, благодаря своему обаянию, умению игры в бридж и способности заполнять все возможные паузы. Кроме того, он выстроил целую теорию о том, как успешно и с пользой для себя и для дела вписаться в данный московский мегаполис. Подобного рода рассказы всегда очень ценились и привлекали внимание этих небожителей, осваивающих этот новый Клондайк и налаживающих контакты в постперестроечной России. Ведь при всех их многочисленных теориях о состоянии дел в этом «занавешенном» от их взоров краю, на самом деле были они далеки от реального расклада вещей в данной им в ощущении, но совершенно иной для них, загадочной русской столичной среде и культуре. Для них было весьма любопытно узнать, например, что любой иностранец может беспрепятственно ходить в «туземные», несколько «дикие» с их точки зрения питейные заведения, не рискуя попасть в какую-либо неприятную историю. Напуганные всевозможными рассказами о непредсказуемости, брутальности и странностях русских, они предпочитали держаться только тех мест, где их точно не могли поджидать никакие неожиданности. Мартин сумел дать этим людям более широкий спектр разных возможностей московской столичной жизни, хотя сам в ней «варился», можно сказать, без году неделя.

С Мариной у них с первых дней сложилось как-то все относительно удачно, потому что он старался изо всех сил сдерживать своих, могущих проснуться в любой неподходящий момент предков, и диктаторские замашки тоже держал в узде. На первых порах ему это очень хорошо удавалось делать, вплоть до свадьбы. Хотя небольшие прецеденты имели место уже и в самом начале его пребывания в столице. Но Марина разумно все списывала на разницу культур, неординарность его натуры, и старалась не придавать особого значения негативным моментам. Она сразу же обнаружила, что он был любитель выпить, но скорее это носило характер общения, social drinker по-английски, успокаивала она себя. В западных фильмах она уже давно обратила внимание, что людей того мира чаще всего можно увидеть с бокалом вина, фужером мартини или рюмочкой конька или виски. По фильмам и многочисленным романам это воспринималось как само собой разумеющееся, своего рода антураж, непреложный штрих той западной, размеренной, безбедной, беспроблемной и упорядоченной жизни. Для нее же сам Мартин оказался просто райской птицей, не только дивно и необычайно ярко выглядящей со своим хвостом и серьгами, но и чудной во всех других отношениях. Ее вообще всегда привлекали неординарные люди, по-настоящему неординарные в чем бы то ни было, серость давила ее, монотонность убивала, однообразие душило. Кроме того, у нее были на самом деле сложные проблемы, с которыми, казалось, в одиночестве ей вовек не справиться. Он мог так прекрасно излагать свои мысли, делая совершенно неожиданные выводы, сулившие решение всех ее накопившихся проблем, и ретиво взявшийся за них с первого дня своего пребывания.

Еще он четко для себя понял уже из их переписки, что для нее самое главное в жизни – ее ребенок, именно на эту привязанность он осознанно и сделал ставку. Зная уже по многолетнему опыту, что именно людей может отпугнуть от него после первых восторгов по поводу его незаурядности, поэтому он держал себя очень долгое время в приличествующих рамках. Сделав ставку именно на ребенка, он не прогадал. С самого начала он также постоянно говорил об общем ребенке, чем еще больше окрылил и покорил Марину, которая всю жизнь мечтала о втором ребенке. Она ему рассказывала, что первый ее муж пришел в ужас от второй беременности, год спустя после первых родов, и она по его настоянию сделала аборт, который после этого не могла простить себе. Это была своего рода спекуляция со стороны Мартина, или попросту сказать, чистой воды обман. У него никогда не было, и не могло быть детей, почему – так и оставалось для всех специалистов в этой области загадкой. Конечно же, в этом не могло быть его вины, ведь он ничего такого против природы не сделал, он просто всегда жил в свое удовольствие. А разве это плохо? Просто когда он задумался о собственных детях, оказалось, что «женилка»-то совсем как пустая смоковница. Правда для Марины у него, наряду с рассказом о том, каким хорошим отцом он может быть, как она будет ходить на работу, а он будет сидеть дома с ребенком, был заготовлен на втором этапе другой рассказ. После нескольких месяцев бесплодных попыток, он поведал ей историю о том, как его шестилетним мальчиком передозировали антибиотиками, и, по словам врачей, это явилось причиной заторможенности его спермы, но рано или поздно его сперматозоиды все равно оплодотворят ее яйцеклетку, просто надо набраться терпения. Если же этого не произойдет здесь, то в Швеции есть очень хорошие специалисты, врачи, которые помогают в этом вопросе без проблем, результат – гарантирован.

Мартин чувствовал себя в новом столичном городе и новой обстановке как рыба в воде, совершенно не собираясь двигаться куда-либо еще, вполне комфортно расположившись в квартире Марины. Такой конкретный подход сначала очень импонировал хозяйке, ей было важно почувствовать крепкое мужское плечо, на которое можно было опереться, хотя сама ситуация складывалась анекдотической. Его же даже не смущало коммунальное положение, получившееся в результате такого вселения, с проживанием двух семей под одной крышей, совсем как в комедии «Покровские ворота», с ее «высокими отношениями» в лице бывших супругов Хоботовых. В роли Хоботова выступал бывший муж Марины, Игорь, при этом был и еще один дополнительный и немаловажный персонаж – его мать, бывшая свекровь. Проблемы Марины, связанные с ее бывшим мужем и его преследованием, на взгляд Мартина, оказались скорее надуманными, не стоившими и выеденного яйца и элементарно разрешимыми. Он разрубил этот гордиев узел одним махом, спустив с лестницы какого-то кавказца, мингрела, пришедшего требовать долги Игоря с Марины. Потом, после этого инцидента, почему-то уже, на самом деле, никто не совался. Марина перестала получать угрожающие ночные звонки по телефону, преследовавшие ее весь последний год, после того, как Мартин однажды взял телефонную трубку и рявкнул в нее матом по-английски, который всем на пост-советском пространстве был знаком из американских боевиков. Она только продолжала недоумевать по поводу многих кардинальных перемен в ее жизни, но обретенное душевное спокойствие за жизнь Оленьки и свою жизнь оказалось решающим в ее выводах. В конце концов, она просто стала принимать все как данность, посланную ей свыше, а такое уверенное и опять-таки неординарное ведение дел только придало еще больше шарма ее неожиданному помощнику и «спасибтелю».

С внутренним укладом в квартире и разделением по комнатам Мартин тоже разобрался довольно быстро и справедливо, на тогдашний взгляд Марины, волевым порядком поселив бывшего ее мужа с его мамой в одну из трех комнат квартиры, вместо двух занимаемых ими до того времени. Ей такой расклад раньше почему-то даже в голову не приходил, хотя до появления Марины в жизни этой малогабаритной семьи, состоящей из мамы и сына, они вполне довольствовались однокомнатной хрущовкой. Эту квартиру сделала Марина путем обмена и съезда с ними для того чтобы улучшить их общие семейные условия жизни, и чтобы у Оленьки была своя комната. После развода, однако, бывшая свекровь и бывший муж вдруг обнаружили, что они ведь оказывается разнополые особи, и по российским нормам должны бы жить в разных комнатах. Странно было только, что до того, как Марина нашла выход, проявив инициативу и приложив столько усилий к изменению существовавшей ситуации путем обмена и множества компромиссов, им это почему-то в голову не приходило. Даже после развода, ей хотелось, чтобы у Игоря все-таки рано или поздно как-то сложилось с его бизнесом или просто с работой. Поэтому она изо всех сил старалась помочь ему хоть каким-то образом, не ставя квартирную проблему на повестку дня. Какая-то скрытая харизма в Игоре, безусловно, была, почему бы не дать ей развиться, да и знаний у него было много: все-таки Плехановская и Финансовая академия за плечами! Кроме того, у него был долгий трудовой путь и хороший опыт работы, это должно было помочь ему в поисках работы, особенно без их с дочкой груза за плечами. Так рассуждала Марина, не пытаясь никогда сузить его жизненное пространство, нельзя же человека изводить за его слабости и промашки, тем более время такое турбулентное вместе со страной пережили. Но Мартин посчитал, что от харизмы Игоря ничего не убудет и от проживания в одной комнате с мамой на первых порах, а там видно будет. Тем более, что бывший муж Марины первые полгода все равно продолжал по привычке скрываться от кредиторов у разных друзей на дачах. Марина, поразмыслив, внутренне согласилась и с этим решением Мартина, хотя кошки заскребли на душе от такого чересчур уж неординарного решения.

По вечерам, сразу после работы Марина бежала домой, где Мартин на первых порах часто ждал ее с готовым, великолепно приготовленным ужином при свечах. В приготовлении пищи он действительно знал толк, в голове у него было множество рецептов, и готовил он блюда с огромным энтузиазмом и фантазией, с использованием множества специй и обильным количеством масел и соусов, в зависимости от блюда. Кроме того, он обязательно имел с собой в любой из своих поездок по странам и континентам толстую поваренную книгу на норвежском языке в солидном красном переплете. Он был очень настойчив в своих изысках, так же, как и во всем остальном. Если ему требовался белый перец, он мог объездить всю Москву в его поисках, ведь тогда, на заре Перестройки и после нее, такие изыски были редкостью в златоглавой столице русичей. Все это было тоже для Марины в диковинку после бесконечной экономии на всем ради решения новой жилищной проблемы, и тоже только вызывало постоянное восхищение. Она свято верила, что все это делается для нее и для дочери. Она, конечно, не могла знать, что это всего лишь одно из хобби ее «спасителя», но все это внесло столько новых удивительно приятных и романтичных моментов в ее жизнь! То он покупал где-то, на каком-то из рынков мясо Эму, делал к нему какой-то специальный, предназначенный именно для этого мяса винный соус необычайной вкусности, запаха и цвета. Ей это казалось безумно романтичным, и она чувствовала себя настоящей королевой, когда он подавал все эти изысканные блюда в ее, требующей ремонта квартире. Вся неустроенность их жизни и несуразность обстановки с бывшим мужем в одной квартире отступала на второй план. А всевозможные подобающие под разные блюда разные спиртные напитки еще больше затуманивали ясность восприятия происходящего.

Когда он понял, что эта женщина в его случае была просто подарком судьбы, так как смотрела на него как на икону и внимала каждому его слову, то решил немедленно закрепить эту победу в официальном виде. Он даже не стал делать предложения, а просто спросил ее, как оформляются у них браки здесь, в России, и в частности в Москве. К этому вопросу он просто добавил пояснение, что его друзья, с которыми он познакомился в кафе на Пятницкой, ожидая окончания музыкальных уроков Оленьки в ее школе на Балчуге, сказали, что очень важно в России соблюсти такие формальности. Марина была потрясена его благородством, откровением и сугубо деловым подходом, обещала выяснить, как можно осуществить на практике то, о чем он спросил. Сам Мартин не сидел, сложа руки, он всегда был достаточно предприимчивым, особенно когда ситуация развивалась по его замыслу. Он тут же сам стал обзванивать разные учреждения, имеющие отношения к иностранным гражданам. Он был наслышан, что в России очень много волокиты, а он, уж если начинал действовать, то все было необходимо претворить в жизнь немедленно, иначе его пыл мог сойти на нет. Или, чего доброго предки могли вырваться наружу раньше времени, и тогда неизвестно, как все могло бы обернуться. Выяснив главное, что нужно сначала собрать какие-то необходимые справки в своем посольстве, он первым делом помчался туда.

Посольство Норвегии находилось на Поварской улице, где располагалось много других западных посольств. Было оно, как и сама страна, небольшим, но уютным. Мартин очень быстро вышел на главное лицо посольства, раздражаясь постоянно на нерасторопность и тупость служащих. Все необходимые бумаги после приятельского разговора с послом, ему выдали без задержки и лишних вопросов. Проволочки потом получились с российскими всевозможными справками, потому что их приходилось собирать по нескольким отделам МИДа. Он не всегда до конца выслушивал и понимал, какие именно еще формальные препоны ему нужно преодолеть и действовал часто методом «тыка», то есть исходя из собственной догадливости и присущего ему нахрапа, что совсем не импонировало российским чиновникам. Но они старались великодушно и с пониманием относиться к необычайному поведению викинга, поэтому все необходимые процедуры удалось завершить за один день. Правда, Мартину все равно пришлось, как челноку, посновать между российским министерством иностранных дел на Смоленке и норвежским посольством на Поварской, но зато потом рассказов хватило на всю жизнь. А уж переложение подробностей для экспетов вообще шло на ура, их страшно забавляли эти рассказы и всяческие сравнения не в пользу русских, указывающих на их вечную волокиту с бумагами.

Завершив все бумажные формальности, он, как всегда, отправился в кафе Вепрь на Пятницкую. Именно туда его больше всего влекло, потому что именно там имелся тот контингент влиятельных и состоятельных русских чиновников, импонировавших ему. Эти люди не были миллионерами, но занимали различные высокие должности в близлежащих комитетах и министерствах, коими центр изобиловал. Кроме того, издавна в этом кафе собирались диссиденты и соответственно приглядывающие за ними органы. Работники ФСБ очень легко пошли на прямой контакт с разговорчивым и веселым скандинавом, который тоже, казалось, искал с ними контакта. Им он показался настолько открытым и общительным, что они даже стали брать его в свою закрытую баню, предназначенную для работников их ведомства, по четвергам. Именно одного из этих новых знакомых он планировал сделать своим свидетелем на свадьбе, поэтому сразу же при очередной встрече завел разговор на эту тему. Все его новые друзья очень обрадовались такому решению норвежца жениться на их соотечественнице, ведь это было и романтично, и благородно. Поздравляли от всей души, кто-то тут же купил бутылку водки ради такого случая, хотя разминаться они начали несколькими литровыми кружками разливного пива и заели креветками. Но отметить такое важное событие, как подачу заявки в загс для иностранцев за столь короткий срок было просто необходимо чем-то более значительным. Кафе закрывалось рано, в девять вечера, они едва успели допить бутылку водки на шестерых. Для Мартина это было детское время и он, естественно, хотел продолжения банкета. Только накануне он забрал у Марины несколько тысяч долларов, сказав, что собирается присмотреть кое-что к свадьбе и купить более приличную мебель, и кроме того, для него было психологически важно иметь в кармане крупную наличку. Но если гулять, то гулять на всю катушку! Он остановил частника прямо на выходе из кафе, чтобы ехать всей компанией догуливать в другом месте. Платил он этим бедолагам-водителям всегда по минимуму, но никто не решался возражать самоуверенному и странному на вид иностранцу-западнику, списывая такую скаредность на незнание столичных цен. Двое из приятелей отправились домой, и вчетвером они с трудом, но поместились в старую потрепанную Волгу. Ехать было недалеко – на Курскую, где находился огромный западный паб Честерфилд с более приемлемыми ценами, чем, например, на Арбате. И в одном, и в другом месте Мартин уже побывал не один раз, сразу же познакомился с владельцем этого заведения на Курской, тоже Мартином, но из Великобритании. За свое время пребывания в Москве Мартин, можно сказать, стал завсегдатаем этого паба, и его уже хорошо там знали. Однако именно там произошел непредвиденный инцидент с теми деньгами, взятыми у Марины на покупку мебели.

Обычно Мартин везде гулял за чужой счет и всегда любил похвастаться по этому поводу перед Мариной, то есть своей способностью «раскручивать» разных людей на угощение. У Марины все это только вызывало удивление, раньше она таких людей, как он, не встречала. Поскольку он был настолько неординарен для нее самой, то она посчитала вполне резонным, что и для других он был «подарком судьбы», за который окружающие должны были платить, как и она сама. В этот раз, однако, случай был особый даже для Мартина, и он решил раскошелиться сам, тем более, раз деньги у него появились. Благодаря своему знакомству с боссом этого заведения, ему, вопреки существующим установкам, заносили все в счет, по которому он мог бы расплатиться в конце вечера. Накладка получилось только в том, что у Мартина была еще одна примечательная привычка: он везде чувствовал себя как дома, то есть он бросал свои вещи, где попало, не задумываясь о том, что Москва – не Скандинавия, где случаи воровства случаются, но крайне редко. Люди там сытые, довольные жизнью, и каждый может себе позволить пойти в паб или ресторан – прожиточный минимум есть у всех, другое дело, как каждый человек его тратит. В Москве же столько всякой разноликой и разношерстной публики с таким разным уровнем доходов, что всевозможных сюрпризов можно было ожидать где угодно и когда угодно. Туда ведь в то время, в дополнение ко всем ординарным, локальным проблемам, слетелись разные авантюристы не только с пост-советского пространства, но и со всей планеты. Было бы вполне разумным быть настороже в таком мегаполисе и в такой ситуации, тем более в разных питейных заведениях, куда обычно и тянет искателей приключений и легкой наживы. В постперестроечное время не было бы ничего удивительного не обнаружить свои брошенные на стуле вещи или найти карманы опустошенными. История оказалась вполне ординарной по тем временам: получилось так, что когда наступил момент оплаты по счету, денег не оказалось в брошенной небрежно куртке, и он тут же естественно стал искать козла отпущения, или мальчика для битья. Им и оказался один из его новых друзей, тот самый, который должен был бы стать свидетелем Мартина при регистрации брака. Более того, разбуженные предки полезли наружу в атаку на собирательный образ обидчика. Подоспевшая тут же охрана заведения особо разбираться не стала, кто прав, кто виноват, и кто есть кто, передав подвыпивших «друзей» в местное отделение милиции, где им и пришлось провести ночь. Мартин много раз бывал в полицейских участках во всех посещаемых им странах, и скандинавская полиция знала его, как облупленного, а он – ее. Он четко усвоил еще с детства золотое во всех отношениях правило, что подписывать никакие бумаги, никакие протоколы нельзя, и этого правила держался всю свою жизнь. Ни одной бумаги за всю свою полную приключений жизнь в Москве он так и не подписал, очень уж ему не хотелось быть высланным из этого праздничного для него города.

Свадьбу они справляли в небольшом, но очень уютном кафе на той же Пятницкой, которое называлось «Место под солнцем», Мартину там понравилась кавказская кухня, бастурма, сам хозяин-кавказец и цены, а также группа музыкантов, исполняющая любую музыку на высоком профессиональном уровне. Внутреннее убранство кафе было немного странным для западного гостя, так как все стены были отделаны «вагонкой», очень популярной тогда в Москве на дачах, что делало заведение похожим скорее на финскую сауну, нежели на ресторан, но в этом был тоже определенный шарм. Первый серьезный сбой в отношении главной проблемы Мартина произошел уже в самом конце дня их свадьбы, когда он все-таки выпил больше той нормы, которая еще удерживает его предков-викингов внутри его бунтарской натуры, но уже на грани выпустить джина из бутылки. Гостей было не так много, но и не мало, все они были друзьями Марины и Оленьки. С одной стороны было странно, что никто не приехал со стороны жениха из Норвегии и даже из ново приобретенных друзей – экспатов жениха никто не удосужился прийти. Англичанин, который должен был, по просьбе Мартина, выступать свидетелем у него на свадьбе уже после фиаско с русским другом, тоже позвонил в последний момент и сослался на неотложные дела. Пришлось срочно искать замену, благо муж подруги Марины, Арины, работал здесь же поблизости в банке и по первому зову пришел на выручку. Мартину потом еще не раз приходилось убеждаться, что русские приходят на помощь в критический момент, но принять, по-настоящему поверить в это и оценить он так и не смог или не захотел, сам, отрекшись не раз впоследствии от реального положения вещей. На свадьбе было весело, выпито много, спето много песен, рассказано много шуток и тостов, станцовано множество танцев. Детям там тоже было не скучно, потому что все друзья были приглашены с детьми, и практически все дети были ровесниками Оленьки.

Сбой произошел уже в самом конце свадьбы. Выпито было основательно, смешано, как всегда, множество разных напитков. После традиционного на свадьбе шампанского было две разновидности вин, потом водка в изобилии. А в конце праздника, к кофе подавался коньяк и Бейли, и в дополнении ко всему для разнообразия еще и виски. Все это меню было составлено под строгим контролем Мартина и каждый из «дринков» был обязательным пунктом его западной программы. К завершению мероприятия Мартин разошелся на всю катушку, совсем как Бунша при замещении Ивана Васильевича. Он даже стал чересчур настойчиво ухаживать за подругой Ариной, у которой от выпитого спиртного вдруг прорезались глубоко сидевшие, и не выходившие наружу в нужный момент, знания по английскому языку. Но это наблюдение уже давно не ново, явление сие замечено многими специалистами, что спиртное развязывает не только родной язык, но и иностранный. Арина неожиданно даже для себя самой разговорилась по-английски, что привело Мартина в полный восторг с одной стороны, и облегчило работу Марины, с другой стороны, потому что к концу дня она уже выдохлась переводить бесконечные шутки своего новоиспеченного мужа. Мартин уже ни на минуту не выпускал Арину из своих объятий, и танцы продолжались до упаду, в буквальном смысле слова. Так как, в конце концов, Арина с Мартином упали на пол от головокружения, и покатились уже под общий смех присутствующих и чтобы сгладить ситуацию. Ни у Марины, ни у Егора, мужа Арины, этот инцидент не вызвал никаких отрицательных эмоций, только смех, каждый полностью доверял своей половине. Лишь мама Марины не смогла оценить эту шутку по достоинству, очень рассердившись на такой «пируэт» со стороны нового мужа. После свадьбы тоже все получилось как-то на западный манер с новоявленным мужем. Вместо того чтобы молодоженам вместе пойти домой, благо, дом находился поблизости, в 10 минутах ходьбы, Мартин стал вызывать такси, требуя опять продолжения банкета. По-шведски это звучало так: ”Nu går vi till Maxim!” Но никто из русских гостей, почему-то, не поддержал эту его инициативу, поэтому он уселся в такси один и поехал догуливать свою свадьбу по ночным клубам Москвы.

Мать невесты, приехавшая по поводу свадьбы в Москву, была просто в шоке от поведения ново обретенного зятя. Марина же списала такой сбой на ту же неординарность его натуры, внутренне она была готова к каким-то неожиданным проявлениям такой инородной и весьма специфической личности. Ведь вся его внешность, манера излагать мысли, многочисленные письма с миллионом орфографических ошибок в английском языке, да и сам факт такого быстрого приезда подготовили ее ко всевозможным сюрпризам. Правда, она все равно не предполагала, что их будет так много, но даже и с разными, такими неординарными на обывательский взгляд, проявлениями ей удалось справиться. Она знала, что в мире не бывает совершенства, что всегда с чем-то неизбежно приходится мириться и воспринимать просто как данность, не осуждая и не пытаясь исправить. Она знала также, что в людях рано или поздно просыпается совесть, и вообще человеку свойственно анализировать свои и чужие поступки, сопоставлять их и делать соответствующие выводы, и по возможности исправлять содеянное. И хоть у нее с течением времени появлялось все больше и больше сомнений на его счет за время их совместного проживания, но она постоянно стремилась видеть и делать ставку на положительные качества этого человека. Не зря же целое поколение в советское время смотрело н-ное количество раз «Трудновоспитуемых» и впитывало в себя гуманное отношение даже к самым отъявленным дебоширам, алкоголикам, тунеядцам и хулиганам. К тому же некая жертвенность вообще, по-видимому, свойственна русским женщинам. В какой еще стране есть примеры декабристок, салонных барышень высшего света, последовавших за своими мужьями на край земли, в Сибирь? Импонировало опять же заботливое отношение Мартина к ее дочери, что ей казалось, совершенно отсутствовало у родного отца девочки. К тому она верила в искренность его чувств к ней, тем более, что сам Мартин, прекрасно осознавая все свои недостатки, не раз повторял ей, как он ее любит и что никогда в жизни он не встречал такой женщины, как она.

Марине в Мартине также нравилась его чрезвычайная уверенность в себе, хотя, иной раз эта крайняя самоуверенность могла его изрядно подвести. Удивительное свойство его характера было еще и в том, что он настолько верил в свою непогрешимость, в абсолютную правильность всех своих посылов и поступков, и это тоже почему-то подкупало Марину. «Двух мнений быть не может», - эта крылатая фраза непосредственно и напрямую относилась именно к нему. Свидетельство о браке, которое им выписали в Загсе на Савеловской, он жестом, не допускающим возражения, свернул в четыре раза и сунул в карман брюк. Марина еще попыталась, было, взять под контроль этот вопрос, уже столкнувшись с тем, что он часто все теряет, особенно разные бумажки. Но он остановил ее жестом, не терпящим возражений. Когда же на следующий день Марина спросила его о Свидетельстве, чтобы пойти менять фамилию в паспорте, он не смог его найти ни в одном из его многочисленных карманов. Марина поняла, что он «посеял» этот документ в одном из баров, когда уехал догуливать в одиночестве их свадьбу. В самом факте рассеянности не было ничего удивительного, с каждым может такое приключиться. Удивительно было другое, что его всевозможные потери его совершенно, казалось, не заботили. Но раньше это были какие-то мелочи, а сейчас – Свидетельство о браке, и для него это было просто бумажкой, как кассовый чек в продуктовом магазине. Он не мог понять озабоченности Марины из-за какой-то мелочи, ведь в Скандинавии любая бумажка легко восстанавливается тут же, через минуту после запроса о ней, утверждал он. Вся информация имеется в государственной компьютерной сети, и нет ничего проще ее оттуда выудить. Но Марину тогда все равно несколько обидело и его необычное поведение после свадьбы, и эта странная потеря. А много лет спустя, она убедилась, что это не совсем так в отношении бумаг в Скандинавии, очень часто бумажная волокита занимает страшное количество времени и там тоже, а уж сколько других накладок бывает – и не сосчитать. Видя, как эта пропажа огорчила Марину, он тут же предложил ей поехать в тот же Загс, чтобы восстановить утерянный документ. Это на самом деле оказалось совсем не сложно. Они довольно быстро получили Копию Свидетельства о браке, а еще неделю спустя Мартин обнаружил его Оригинал во внутреннем кармане своего свадебного пиджака. Так у них оказалось два брачных Свидетельства буквально с самого начала.

Вскоре после свадьбы им предстояла поездка в Осло, чтобы познакомиться с мамой Мартина и с другими его родственниками. К тому же у его мамы приближался день рождения, и он решил сделать той своеобразный подарок в виде знакомства с его новой женой, хотя по понятиям его мамы еще не родилась на свет женщина, достойная ее сына. У Розы в то время был затянувшийся на десяток лет роман со сверстником сына, поэтому Мартин не хотел беспокоить их в маминой трехкомнатной квартире. Мама тогда приближалась к своему восьмидесятилетнему юбилею, тот же год не был еще круглым для нее, а любовные страсти продолжали кипеть в ней не на шутку. Мартин попросил маму подыскать подходящую квартиру в центре норвежской столицы, чтобы они не мешали друг другу. Мама с сыном еще с юнашеских лет Мартина не могли долго находиться в присутствии друг друга без очередной ссоры, оба были взрывоопасны, как вулканы. Съем квартиры в центре норвежской столицы «обошёлся им в копеечку», но Мартин к тому времени уже забрал все финансы Марины в свои «надежные» руки и не принимал никаких возражений на этот счет. По здравому размышлению, суммарный их доход представлял довольно значительную сумму для Москвы того времени, как казалось Марине. Однако все деньги как-то очень быстро растаяли в Осло уже день спустя после их приезда, она даже опомниться не успела, вернее не поняла, как это могло случиться. Они побывали в гостях у мамы в день ее рождения, встретились с кузеном Мартина, который подарил Марине букетик цветов, а Оленьке – двадцать крон. Потом пригласили маму с ее гражданским мужем к себе в гости, в ту съемную квартиру в самом центре Осло, которая, по словам Мартина, стоила им баснословных денег. Ни в один из музеев попасть не удалось то из-за выходных, то из-за дороговизны билетов с точки зрения Мартина. Тогда, во время визита мамы и ее импозантного гражданского мужа к ним в эту баснословно дорогую квартиру, и произошло то самое страшное, что отложило свой отпечаток на всю последующую жизнь Марины с Мартином. И то, что Марина постаралась забыть, как страшный сон.

Весь день они провели в хлопотах и покупке каких-то немыслимо дорогих и важных для этого визита продуктов, разных редких специй, пряностей и спиртного. То есть Мартин, помимо закупленных всевозможных виски, шерри, коньяка и джина в дьюти-фри в Шереметьево, купил еще разных дорогостоящих вин в близлежащих магазинах Осло. На все просьбы Марины выделить ей хоть немного денег на подарки друзьям и коллегам по работе, он сначала говорил, что надо прикинуть, сколько денег останется, а потом уже заниматься этой ерундой. Из Москвы они привезли с собой три килограммовые банки с черной икрой, которую к Марине на фирму приносили женщины, приезжавшие с Каспийского моря и продававшие по цене завода-производителя, то есть почти за бесценок. Мартин сказал, что одна такая банка – для мамы, это будет ей лучший подарок к Дню Рождения, а две банки можно будет очень выгодно продать в Осло в пятизвездочном ресторане. Вроде бы на эти деньги он рассчитывал, как на изрядную финансовую поддержку их поездки, по его словам. После того, как основные пункты его программы будут выполнены, он также обещал выделить сумму на то, чтобы разрешить Марине, в конце концов, покупку подарков. В самой Москве он очень основательно готовился к поездке в Норвегию, Марина только не поняла сначала, зачем Мартин ездил на Киевский рынок непосредственно перед отъездом и закупил порядка 20-30 блоков сигарет. Она сама раньше никогда не сталкивалась с подобным челночным бизнесом, только слышала о нем. Потом только оказалось, что сигареты были очень прибыльны тоже для продажи их в Осло. Когда они проходили таможенников в аэропорту Осло, он загрузил все эти коробки в черную спортивную сумку Найк и положил ее в тележку к Марине и Оленьке, а сам отвлекающим маневром заговаривал зубы тамошним таможенникам, чтобы те не уделяли внимания досмотру их вещей. Этот трюк ему вполне удался, и, как позже поняла Марина, был отработан годами сметливым мужем. Получается, что он тоже ждал деньги от реализации этих блоков сигарет, московские денежные запасы, видимо, очень быстро подошли к концу. Пару вечеров он уходил один развлечься по барам и ресторанам Осло, а Марина с Оленькой оставались смотреть телевизор или гуляли по близлежащим улочкам.

В тот достопамятный вечер Марина должна была привести квартиру в надлежащий праздничный вид, а готовить должен был Мартин, как это теперь у них в семье было заведено. Роза пришла со своим гражданским мужем, и они расположились в гостиной, а у Оленьки после перелета периодически возвращались боли в ушах, несмотря на капли полученные в здешней аптеке по приезде, поэтому она была у себя в комнате и спала от усталости и боли. Марина с Мартином были в кухне, она пыталась помочь ему хоть в чем-то с приготовлением такого количества пищи, которое он задумал. Марина только высказала недоумение, что при отсутствии денег столько средств пущено на еду, как будто они собираются тут жить, по крайней мере, месяц, а вылетать они должны были на следующий вечер. Он как-то огрызнулся нехорошо, буквально послал ее в преисподнюю. Она возмутилась. Тут же пришли на память некупленные подарки и скаредность этой поездки вообще, что она не могла себе позволить не то, что в театр пойти, но даже посещение музея было не по карману. Ни одной вещи для Оленьки, ничего для нее самой не было приобретено в этой знаменательной поездке, только шикарный стол для гостей. Она не успела даже закончить фразу, он развернулся от разделочного стола, схватил ее за горло и приподнял над кухонным полом. Она даже опомнится не успела, кричать и боялась, и не могла, хрипела только. Мысли неслись как сумасшедшие в ее голове. Глаза его налились кровью, бешенством, на нее глядел совершенно другой человек, нежели она знала до этого. Ей было больно от страха, бессилия, неизвестности. Больше всего было страшно за Оленьку, что она останется одна в чужой стране, с этими жуткими, алчными, жестокими и непредсказуемыми людьми. В конце концов, она потеряла сознание.

После этого случая она уже больше никогда не возражала ему, тем более там, в Осло. Молилась только весь вечер и последующий день, чтобы благополучно вернуться домой, на родную землю, в родную Москву, живой и невредимой вместе с дочкой. Он же вел себя так, как будто ничего и не произошло, был крайне общителен и любезен. С утра перед отъездом дал ей даже несколько монет по 10 крон и показал десятикроновый магазин там же неподалеку, где, по его словам, можно было купить вполне приличные сувениры для друзей и знакомых. Потом заказал такси для поездки в аэропорт и там тоже, видимо, чтобы загладить свой срыв, накупил своих любимых конфет с лакрицей в дьюти-фри для нее и Оленьки. Как ни странно, денег на покупку спиртного тоже оказалось предостаточно, и они вернулись в русскую столицу с огромным арсеналом всевозможных горячительных напитков. Еще было удивительно, что Мартин совершенно беспрепятственно возил с собой огромный нож, который по его рассказам он когда-то приобрел в одной из азиатских стран вроде бы для вскрытия морских раковин. Для западных таможенников, видимо, был заготовлен рассказ, как опасно жить без оного в непредсказуемой русской столице, и как ни странно, это срабатывало.

Поистине правильно говорится, что судьба играет с человеком, и, что человек предполагает, а бог располагает. Марину никто никогда в жизни пальцем не тронул. А тут западный муж в западной стране вдруг превратился непонятно в кого, просто в Отелло по манере исполнения возмездия непонятно за что. Иной раз на нее накатывал сарказм, вспоминалась шутка: «Отелло рассвирипелло и убилло Дездемону», но ей было далеко не до смеха в реальной жизни. Казалось, все трагедии Шекспира ворвались в ее и без того не безоблачную жизнь вместе с появлением в ней Мартина. Итак, Марина возвратилась домой с намерением и полной готовностью развестись с вновь приобретенным «подарком судьбы». Они вернулись поздно ночью, а с утра ей надо было идти на работу. Она думала попытаться во время обеденного перерыва выяснить, как работает тот пресловутый загс для регистрации браков с иностранными гражданами, чтобы подать потом побыстрее документы на развод. Делать это надо было так, чтобы никто в офисе не услышал ее разговора, она никому не могла рассказать о произошедшем, и без того было стыдно дарить грошовые подарки людям, которые очень хорошо к ней отнеслись и помогали в работе на первых порах. Было и стыдно, и горько, и больно на душе. Однако судьба распорядилась по-другому. Уже с утра ее вызвал начальник и вручил уведомление о сокращении ее рабочего места в фирме. Это был действительно удар для нее, она должна была еще раз все обдумать и взвесить, прежде чем «ломать очередные дрова». Она знала, что на фирме к ее новому мужу относились с большой подозрительностью с самого начала его появления в ее жизни. У всех всегда вызывало недоумение и раздражение эта его праздная жизнь в Москве, без определенных занятий и чересчур импульсивный характер. На фирму, как он ни рвался, его не допустила охрана за те первые полгода его пребывания в столице. А после ее сокращения – тем более. Намерение о разводе стало своего рода вопросом жизни и смерти. С другой стороны, она действительно влюбилась в этого неординарного человека. А при ее способности винить во многом себя, она не могла не найти определенных ошибок и со своей стороны. Она решила, что должна вести себя более осмотрительно, не провоцировать его, помогать ему во всех его благородных начинаниях, стараться не сгущать краски и по возможности выравнивать ситуацию. Ведь не может же быть она только права! Наверняка она сама совершила какие-либо ошибки и не заметила. А он – старше, с лучшей, западной, культурой, более мудрый, более опытный. Он – энергичный, предприимчивый. Именно с ним должно быть все хорошо в ее жизни.

Итак, после их неординарной по тем «смутным» временам свадьбы и роковой поездки в Осло, Марина оказалась лицом перед дилеммой: тоже забыть тот инцидент, как это сделал, судя по всему, ее муж, простить, а впредь быть осторожной, уступать во всем. Ведь, в конце концов, он – человек надежный, разумный, принятый и обласканный самым высшим кругом западного общества, а какие-то сбои могут случиться у каждого. В загс она звонить не стала. На работе попыталась как-то неуклюже выяснить, что можно сделать в ее ситуации, чтобы сохранить рабочее место, так как работа была хорошая, интересная, а главное, высокооплачиваемая. Одна сотрудница, проработавшая на фирме длительное время, объяснила ей, что Марина себе увольнение подписала, выйдя замуж за иностранца и никого не спросив об этом разрешения. Это звучало несколько странно, но она приняла такое объяснение. Марина лишь поняла, что обратной дороги у нее нет, только вперед, и будь что будет. Благодаря ее высокому окладу на фирме, еще целый год она имела невероятно большое пособие по безработице для России того времени, сопоставимое фактически с западной пенсией Мартина. Сам герой этой повести все также мог позволить себе «гулять» по Москве на широкую ногу, наслаждаясь столичной жизнью, как он это делал с первых дней своего пребывания, тем более, что все финансы Марины перешли безоговорочно и окончательно в его руки тоже чуть ли ни с первых дней. Она по все той же наивности и благодаря святой вере в правильность западных посылок решила, что именно так принято на Западе, или, по крайней мере, в Норвегии или Швеции, да и устала она отвечать одна за все жизненные вопросы. Такой конкретный, кардинальный подход даже принес ей первоначально определенное облегчение. Кроме того, Мартин постоянно подтрунивал над ее чрезмерной экономией. Она могла действительно облазить все окрестные магазины в свободное время, выбирая где что подешевле и с большим содержанием всевозможных полезных минералов и витаминов, или отправиться из своего центра на Домодедовский или другой рынок, где цены были почти в два раза ниже, чем в Центре, везя в метро неподъемные сумки. К тому же у нее все было четко отмерено, она никогда не выбрасывала пищу в помойку, готовила ровно столько, чтобы съесть. Если же что-то оставалось, доедала на завтрак, делала бутерброды на ланч или замораживала. Она решила, что пора избавляться от такого «совкового» подхода, раз все тот же западник готовит с таким размахом, совершенно не экономя на продуктах питания. В этом было что-то и глубинное российское, просто забытое, затертое неимоверными тратами столичной жизни.

Мартин открывал Марине все новые и новые, неизвестные ей ранее стороны столичной жизни, которые ей сначала совсем были не интересны и требовали постоянно дополнительных расходов, сил и времени. Хотя это может для кого-то показаться странным, что коренной москвичке открывает нюансы ее же города пришелец из другого мира, но все было именно так. Она знала деловую, образовательную, культурную часть жизни города, но о многих глубинных процессах понятия не имела. Ее утомляли порой эти бессмысленные сидения в кафе, бесконечные разговоры с незнакомыми людьми, но Мартину это нравилось, и она сидела и переводила для него. Ее изматывало морально это переливание из пустого в порожнее, тем более, когда у нее в голове сидел один лишь вопрос, как окончательно развязаться с бывшим мужем, чтобы каждый из них пошел, наконец, своим путем, не лимитируя другого. Но она ходила везде туда, куда Мартин ее брал, и старалась соответствовать ему, выполняя все больше новых задач, которые он ставил перед ней. Мартин на словах вроде бы тоже хотел расставить все точки над i в отношении главных, основополагающих вопросов: Игоря и квартиры, но в то же время он ей объяснял, что не стоит из-за этого ограничивать свою собственную жизнь и приносить ее в жертву кому-то другому. И она опять видела в этом издержки своей «совковости». Позже ей даже стала нравиться эта эклектика ее новой жизни. Все эти походы по таким разным по общественному уровню точкам Москвы стали неотъемлемой составляющей ее жизни. Новые встречи приносили новые впечатления, новые чувства, отвлекали от наболевших проблем, хотя сами проблемы так и оставались не решенными. В посольских тусовках она себя чувствовала тоже не совсем комфортно, потому что не могла пригласить никого к себе домой в ответ на их любезные приглашения. Даже турчанку Нурсели она так и не решилась пригласить к себе в квартиру, хотя та жила совсем близко от нее, на улице Осипенко, на верхнем этаже офиса, где у ее мужа находилась строительная фирма, и они часто возвращались домой вместе, минуя по пути Маринин дом.

Когда же безработный фонд жены, год спустя, был исчерпан, надо было принимать какие-то новые шаги, ведь Мартин не любил сидеть на мели, а тем более отказывать себе в чем-либо. Жить он привык на весьма широкую ногу, а отказывать себе, дорогому, в чем-то было абсолютно не в его привычках. Устроиться на другую высокооплачиваемую работу в Москве Марине так и не удалось, а на низкооплачиваемую он считал ей ни в коем случае нельзя идти, даже на интервью не позволял сходить. Она осознавала, что оказывается все больше и больше зависимой от него, но решила, что видимо таков уж ее жизненный удел. Главное, что дочка продолжает учиться в хорошей школе, у нее больше языковой практики, есть теперь заботливый папа, который даже хочет удочерить ее дочь юридически. Сама Марина фактически вплотную занялась именно этой задачей, убежденная Мартином, что тогда Оленька сможет получить не только хорошее образование, но и продвинутое бесплатное медицинское обследование в Скандинавии. Ведь у него нет средств, чтобы платить за такое обследование для чужого ребенка, а до получения ими гражданства потребуется много времени. Поэтому удочерение – самый верный способ ускорить все жизненно важные процессы. Вместе с тем, жизнь Марины все равно была очень интересной с ним из-за его невероятной коммуникабельности, легкости общения и тому кругу, в который она попала, благодаря нему. Она довольно быстро научилась играть в бридж и преодолела этапы большого пути от новичка до продвинутого уровня, который позволил ей участвовать в играх именно в том посольском кругу, в котором вращался сам Мартин, то есть матерых салонный игроков с большим стажем.

Жизнь за пределами посольских вечеринок и уик-эндов можно было бы сравнить с той фантасмагорией, которую устроил Воланд со своей именитой командой в Москве 50-х годов. Только Мартин, как бы выступал во всех ипостасях его чудного сопровождения одновременно, представляя знаменитых булгаковских персонажей в одном своем незабываемом лице. По крайней мере, временами все было именно также загадочно, непредсказуемо и феерически, как в романе «Мастер и Маргарита». Да и сама Москва вкусила его присутствие по полной программе. А самым любимым кафе после Вепря, по стечению обстоятельств, стало кафе «Маргарита» на углу Бронной, окнами глазеющее на Пионерский пруд, полстолетья назад именовавшимся Патриаршим. Именно там развивались действия того романа, именно к тому же месту, по воле судьбы, оказались привязанными и герои этой повести. Сам Мартин в то время был тем самым праздником для Марины, который, не смотря на его частое отсутствие, все равно всегда был с ней. «Праздник, который всегда с тобой» могла бы назвать Марина своего нового супруга с определенной долей иронии, если бы она уже тогда могла бы взглянуть на всю ситуацию без ложного романтизма и наивности.

Пока она работала, у нее даже никаких сомнений не возникало насчет этого «праздника», а когда потеряла работу, у нее самой всегда находились какие-то дела дома, с Оленькой, а с установлением Интернета, у нее появилась возможность тренировать начальные основы бриджа через специальные сайты по ночам, в его отсутствие. Но ощущение праздника было всегда с ней, не уходящим, не смотря на частое отсутствие мужа, как вечером, так и ночами. Днем за компьютером безраздельно царил сам Мартин, продолжая вроде бы искать какие-то деловые контакты, поэтому Марина старалась не мешать мужу, стараясь создавать ему рабочую атмосферу и по возможности уют. Правда, распределение его рабочего времени тоже слегка озадачивало Марину, совсем не как у русских принято: «Делу – время, потехе – час», скорее наоборот, но она решила, что это тоже такая западная стратегия, ведь у них, судя по всему, все построено на игре. Поэтому для нее стало вполне нормальным явлением довольно странное расписание Мартина с подъемом к полудню, кофе в огромной лоханке, обязательно с молоком из Стоккмана, российское молоко содержало какие-то неприемлемые ингредиенты для викинга. Час спустя основательный завтрак из четырех бутербродов, два из них с жареными яйцами, один с колбасой или ветчиной и один с сыром. Плюс обязательный стакан того же стоккмановского молока непосредственно к завтраку. Так что его вполне устроило первоначально, что Марина оказалась без работы и могла подавать ему кофе в постель и готовить этот обильный завтрак час спустя. Тем более пособие по безработице оказалось внушительным, а дальнейшие перспективы обязательно появятся рано или поздно.

Мартин оказался еще и своеобразной ходячей рекламой западного образа жизни и западных продуктов, а Марина старалась все это понять и усвоить, даже грубость свою он преподносил как неизбежную составляющую этого бесконечного процесса приобщения к великому и могучему Западу. Выражения типа Fuck you или Mother Fucker были обычными в лексиконе Мартина и использовались, по его утверждению, всем западным сообществом для усиления и красочности речи, якобы даже без особого регламента, отныне во всех его слоях. Марина научилась оправдывать свои бесконечные недоумения по поводу многих объяснений мужа своей бестолковостью и непонятливостью окружающих соотечественников. Хотя и западники иной раз смотрели на Мартина с удивлением, но никто особо не возражал против его концепций. Сама она и раньше замечала, что не все так уж справедливо устроено в этом грешном мире, особенно в ее, отставшей от мирового развития, стране. Ну что же поделать, им надо напрягаться и менять себя и привычные традиции и устои, чтобы соответствовать продвинутым странам и людям, даже в плане речи и выражений.

У Мартина был еще один замечательный дар: он умел «раскручивать» людей по полной программе и использовать их на полную катушку, причем как состоятельных, так и совсем неимущих. Похоже, что еще одним основополагающим его принципом был: «С миру – по нитке, голому – рубаха». Этот факт был настолько очевиден, что не заметить его даже Марина, идеализирующая его во всем, и закрывающая глаза на многое, не могла, но она вполне резонно сделала для себя заключение, что такая колоритная фигура, как Мартин требует жертв. C’est la vie, как говорят французы, и вообще «искусство требует жертв», а он был, бесспорным произведением искусства со всеми его врожденными талантами. Люди попадали под его обаяние сразу и безоговорочно, мало, кто пытался подойти с критической меркой к весельчаку Мартину, по крайней мере не Марина. Лучшим его другом в Москве стал турецкий бизнесмен Омар, который тоже попал под его очарование и тоже долго не мог избавиться от его тлетворного влияния. Чаще всего именно за счет Омара гулял Мартин во всевозможных питейных заведениях Москвы, когда Марина осталась и без пособия по безработице. Но всему наступает конец, и Омар тоже в какой-то момент устал от шумного и приносящего ему разные неприятности друга. С Мартином он часто попадал в какие-нибудь неприглядные истории, но тоже, подобно Марине, пытался отыскать рациональное зерно и оправдать свое недоумение разностью культур и взглядов на очевидные, казалось бы, вещи.
Возвращение

Мартин был, безусловно, умен и, подобно птице Говорун, отличался необычайной памятью и сообразительностью. Он мог бы сделать бизнес в России того времени, ведь сколько разного рода авантюристов слетелось тогда туда и многие из них весьма преуспели, и обогатились, будь у него усидчивость, последовательность действий, хоть какая-то система и дисциплина. Он умел хорошо просчитывать ходы, предугадывать события, следить за информацией, очень часто правильно анализировал происходящее. Но ни в коей мере не мог ни на толику урезать свою свободу или отказаться от выбранной цели или возникшего даже нереального желания получить что-либо, что в его понимании должно быть его. Он умел располагать к себе людей, быстро реагировать на реплики, мог поддержать любой разговор, мог быть своим на любой ступеньке общественной лестницы, был, казалосьЖ, открыт всему миру. Беда только в том, что любил он по-настоящему только себя, свои удобства и свою жизнь, на всех остальных по большому счету ему было наплевать, хотя он мог часами рассуждать как Иисус Христос о благе человека, о добре и зле, проповедовать западные ценности. Он действительно удачно вписывался в любой слой московского общества того времени, открывая любые двери на самом его верху или в самые зловонные подвальные помещения. Он мог запросто общаться с бомжами, и ничуть не погнушаться выпить за их счет. Мог и сам угостить, когда ему этого хотелось и были вдруг случайные, лишние на его взгляд, деньги. Для него на самом деле не было особо большой разницы между всеми этими людьми с заоблачных высот, или со свалок человеческого общества. Главное, что он мог их всех использовать в своих интересах, чтобы самому наслаждаться жизнью здесь и сейчас.

Он знал, что раз в Москве у него не получилось «сорвать свой куш», как он ни старался, а все резервы были исчерпаны, то ставку надо делать опять на Запад. Причем ставка была сделана на Марину, потому что в ней, на его взгляд, были хоть какие-то реальные перспективы для ее трудоустройства с ее образованиями и в ее возрасте именно в западном мире. Тем более, что в Москве найти подобную той работе, которая у нее была, так уже и не сложилось. Он подумывал о Норвегии, но там он изрядно «наследил», и пенсия по инвалидности все же шла от Швеции, в Норвегии с ней жить было бы тяжело. Норвегия внезапно превратилась в своего рода западные Арабские Эмираты. В итоге, по истечении какого-то времени, самым разумным для него стало решение их переезда в Швецию. Там Мартин надеялся, что ему с его знаниями той жизни и умением приспосабливаться и использовать систему, будет проще найти Марине такую необходимую для приличного существования высокооплачиваемую работу. Он стал интенсивно искать подходящую квартиру, чтобы было недорого, но просторно для семьи из трех человек. Кредита ему никто дать не мог из-за его прежнего невыплаченного долга в полтора миллиона крон, который за несколько лет еще больше увеличился, съемную квартиру ему никто бы не дал по той же самой причине. Оставалась только возможность купить жильё, и он стал обрабатывать маму, у которой, несмотря на ее гражданского мужа, который тоже любил покутить, все же еще должны были оставаться деньги, по расчетам Мартина. Но мама наотрез отказалась помогать 60-летнему сыну, да и не было у нее тех денег, которые требовались на квартиру. Тогда Мартин пустил все свое красноречие в ход, нажав уже на все мамины болевые точки. Напомнил, что когда-то большую часть тех денег, на которую была куплена мамина квартира в Осло, она получила именно от его отца. Мать очень долго спорила с ним, убеждала, что и она всегда работала и выплачивала по кредиту и приводила массу других доводов, но в конце концов сдалась. Сказала, что будет продавать квартиру и выделит ему определенную сумму. Мартин тут же нашел продавца в пригороде Стокгольма с приличной квартирой, и так сумел его убедить в своем финансовом благополучии, что тот подписал с ним контракт по интернету, не потребовав даже никакой суммы в залог. Переезд был громоздким, у Марины была большая библиотека, и она не хотела с ней расставаться, кроме того, они уже приобрели дорогостоящую испанскую мебель, которая впрочем развалилась при переезде, и еще было множество нужных и ненужных вещей, которыми они, как ни странно, обросли за те три года их совместного проживания. Компенсировать затраты на переезд он умудрился, получив деньги от коммуны, в которую они переехали, причем довольно значительную сумму.

Денег от мамы он так и не получил, а продавец, прождав безуспешно год обещанной суммы, стал грозить судом. Действовать опять надо было быстро, но осмотрительно. В Стокгольме и пригороде ему уже больше не удалось найти продавца, поверившего бы ему на слово, а квартиру на съем удалось получить только в Ландскруне, самом опасном городе в ту пору по криминальной статистике Швеции. Первый год был очень сложным не только из-за квартиры, а потому что Мартин не привык отказывать себе в чем-либо, недостаток в средствах тоже стал бударажить дремавших в нем духов предков. Изначально он был уверен, что сможет получить помощь на жену от социальных служб с первых дней их пребывания, пока она будет искать работу, а потом все пойдет, как по маслу. Но законы в Швеции в этом плане претерпели изменения. Марина сначала должна была выучить шведский язык, с английским языком на работу никто не брал. Кроме того, язык был важен для получения денег от государства вообще, в случае фиаско или задержки с устройством на работу. Такое условие стало отныне безоговорочным правилом в Швеции, которое даже Мартину не удалось обойти при всех его уловках, подтасовках и настойчивости. Поэтому в его голове созрел другой план.

Он стал настойчиво приглашать в гости Оленькину подружку из Москвы, Галину, с которой та занималась в одной музыкальной школе вплоть до их отъезда в Швецию, зная, что вся их небольшая семья, состоящая из двух сестер-погодок и одинокой мамы, буквально боготворит Запад. Галка приехала незамедлительно, сразу же, как только получила приглашение и сделав визу. Они ее встретили в Арланде уже в мае, и полтора месяца та ходила вместе с Оленькой в ее класс для иностранцев, приобщаясь таким образом к шведскому языку. Всем окружающим и учителям Мартин объяснял, что вызвал ребенка для своей дочери, к тому времени он уже успел удочерить Оленьку, чтобы погасить в ней зараждающуюся ностальгию по той, прежней, жизни в Москве. Все воспринимали такой благородной порыв с восхищением, Марина с Оленькой в том числе. А Галка буквально летала на крыльях, хотя вообще вряд ли что понимала, потому что не знала ни шведского, ни английского языка, училась она в Москве в школе с немецким языком. Но она имела хорошие способности и, подобно самому Мартину, схватывала все на лету. Главное же было то, что у ее одинокой мамы была огромная трехкомнатная квартира тоже почти в центре столицы, именно на нее и сделал ставку сообразительный и расчетливый Мартин. С девочкой он был сама любезность, срываться себе позволял только на своих домочадцев, Галка была поставлена во главу угла и чувствовала себя маленькой принцессой. Когда же им скорополительно в июле месяце пришлось переезжать из пригорода Стокгольма в Ландскруну они ее взяли с собой, пожертвовав даже ее обратным билетом из Арланды. Улетала она обратно в Москву из Копенгагена, билет, как ни удивительно, ей купил Мартин, несмотря на постоянные жалобы об отсутствии денег. Вся поездка ей показалась сказкой, возвращалась она еще более окрыленная заново открывшимися широкими перспективами, потому что Мартин предложил свою помощь в их переселении в Швецию. Она была горда, что с ней разговаривают, как со взрослой, и что она может принимать самостоятельные важные решения, маму уговорить не стоило никакого труда. Татьяна, как ни странно, во всем слушала свою девятилетнюю дочь, восхищаясь ее умом и сообразительностью. Именно эту особенность уловил и взял на вооружение хитроумный Мартин. Для Марины такое предложение было полной неожиданностью и сначала даже обидело, что ее мнение вообще в расчет не принимается, но она была искренне рада помочь одинокой Татьяне и ее дочуркам. Она искренне верила, что им тут будет лучше, особенно после того, как Мартин расписал, какие перспективы ждут бедняг в России: кроме как «идти на панель», им вроде бы больше ничего не светило в златоглавой столице.

Для осуществления задуманного плана, пришлось вызвать друга-художника, Дэвида, из Вестероса, он был одним из звеньев предстоящей операции по зарабатыванию денег предприимчивым Мартином. Тот примчался по первому зову, еще и доставил на свой машине оставленные у него когда-то Мартином вещи, которые пришлись весьма ко двору во вновь обустраеваемой просторной квартире в Ландскруне. Мартин ему расписал тяжелую судьбу одинокой матери с двумя детьми на руках в Москве, хорошо зная болевые точки этого человека. В детстве Дэвид жил тоже с одинокой, брошенной его отцом матерью, в Нью-Йорке, которая туда последовала именно за ним по большой любви, и не встретив ее, спивалась от одиночества, а он вынужден был заниматься проституцией, чтобы выжить. Трогательный рассказ о трагичном положении молодой русской женщины тронул его до самой глубины души, тем более, что ему вообще импонировали именно русские женщины. У него даже был один непродолжительный роман с другой Татьяной из Петербурга, они посетили друг друга, причем он даже оплатил ей дорогу в Швецию, понимая, что ей трудно выкроить деньги на поездку при ее скудном заработке, тем более с малолетним сыном. Но потом пути их разошлись, что-то не сработало, не сраслось. Так что Дэвид с большим энтузиазмом взялся за дело: поехал в Москву знакомиться, потом пригласил Татьяну к себе, все в соответствии с рекомендациями мудрого и заботливого Мартина. Операция заняла больше года, но прошла успешно, и все вроде бы оказались довольны и при своих интересах. Марина только несколько устала от дополнительной и психологической, и материальной нагрузки в виде двух детей и от участившихся вспышек, которые всегда выливались на нее со стороны мужа, чтобы его вулканический характер вдруг не сработал на посторонних людей и не испортил все дело, и чтобы с «нужными» людьми все проходило гладко.

Тем временем кое-какие деньги удалось все же получить от матери, и Марина обнаружила скрытые резервы в виде неиспользованного ваучера, внеся свою лепту в их жилищный фонд. Это помогло им перебраться из криминальной Ландскруны в благополучный Лунд, путем приобретения там четырехкомнатной квартиры. Переезд состоялся когда еще девочки жили вместе с ними, и сама регистрация брака между Дэвидом и Татьяной состоялась именно в Лунде. На перевоз вещей тратиться ему не пришлось, к этому делу он привлек нового знакомого датчанина, который проживал в Ландскруне и работал сварщиком-подводником. Как утверждал Мартин, тот был геем и просто влюбился в него с первого взгляда, поэтому готов был ради велеричивого и остроумного Мартина вообще свернуть любые горы, не то, что перевезти 500 коробок с добром и мебелью на четыре комнаты. Девочки пошли в ту же школу, что и Оленька, а Галка даже училась в одном классе с ней. Татьяна продала в конце концов квартиру в Москве, купив с помощью Мартина просторную четырехкомнатную квартиру между Лундом и Мальмё, поэтому дети продолжили обучение уже в местной школе. Но все школы в Швеции находятся примерно на одинаковом уровне. Мартин, действительно, в конечном итоге, неплохо заработал на этой операции, и это позволило ему не только приобрести потрепанный Форд, но и оторваться по полной программе в ресторанах Копенгагена, который находился от них в 40 минутах езды на машине. Но ведь он это заслужил, сделав такое большое дело по переселению «несчастных» женщин и по созданию новой ячейки шведского общества! Кроме того, вспоминая былую бурную молодость в той же датской столице, было бы грех не отметить такое знаменательное событие.

Мартин также пообещал своим протеже помогать им первое время, правда пыл его охладился в этом плане после успешно завершенной для него операции. А уж после того, как ему вдруг удалось практически с первой попытки устроить Татьяну на работу в один из музеев близлежащего Мальмё, хотя в ее арсенале не было ни английского, ни тем более шведского языка, его миссия была окончательно завершена. Для Марины все это было удивительно, но он нашел разумные доводы, списав в том числе эту удачу на счастливое стечение обстоятельств. Ему действительно очень часто удавались чудеса в этой стране, где люди еще не успели привыкнуть к его незаурядным способностям, «судьбоносным» решениям и поступкам. Зато операцию на этом можно было считать завершенной, что он и сделал, переключившись на следующий проект. В голове у него всегда было много различных планов, например, он попытался стать местным авторитетом в их жилом районе в Лунде, предложив местному владельцу кафе-бара «защищать» его от властей, в случае надобности. Тот приехал из Ирана, и не совсем хорошо понимал, как здесь все работает, и как уцелеть со своим бизнесом, поэтому сначала очень легко купился на эту удочку. Потом, быстро разобравшись что к чему, дал отставку инициативному «крышевателю», однако бизнес у него пошел под откос из-за того же необыкновенного дара рассказчика Мартина. Тот стал распускать каким-то образом всевозможные неправдоподобные слухи, и иранец, в итоге, был вынужден продать свой бизнес из-за дурной репутации, которую ему создал «хитроумный» Мартин в отместку.

Мать Мартина вынуждена была перебраться тоже в Швецию, потому что, продав квартиру в Осло, и, выделив некоторую сумму любимому сыну и одной из дочерей, у нее уже не было возможности купить что-либо в столице. Она также не могла не помочь и средней дочери, у которой тоже не было «своего угла», в отличие от старшей. Старшая имела большой дом на берегу моря в Бергене и, по уверению сына, ей уже больше ничего не нужно. К тому же, после продажи даже столичной норвежской трехкомнатной квартиры было, в любом случае, уже не по карману выделить какие-либо деньги и старшенькой. Ведь мама и сама должна была где-то жить с молодым мужем. В результате им самим едва хватило купить другую, более или менее приемлемую квартиру в небольшом городке на море, в Хельсинборге. Тем более, что жить близко друг от друга мама с сыном все равно не могли, так как были как два одноименно заряженные заряды, которые отталкиваются. Поэтому жить было лучше на удалении, а подобающая квартира, приобретенная в Хельсинборге, по метражу была не меньше, если не больше столичной в Осло. Городок маме понравился, привлекла ее не столько архитектура или какие-то другие детали ландшафта, а именно близость к морю. Любовь к морю и путешествиям тоже было их общей чертой. Вслед за мамой переехала средняя сестра Мартина, получив свою порцию денег на жильё, и поселилась в Мальмё, хотя ровный пейзаж Сконе ей совсем не импонировал. Переезд она совершила в надежде, что и ей что-то перепадет от раздела «последнего пирога», предполагая, что у мамы должны быть еще кое-какие запасы, и зная прекрасно аппетиты младшего братца в случае скоропостижной смерти матери. Но ей это не помогло, братец очень ловко оформил сначала дарственную на квартиру на имя своей жены еще при жизни матери, поставив во всех положенных местах мамины подписи собственноручно. А потом срочной депешей, сразу после смерти Розы вызвал того же безотказного и наивного Дэвида из Вэстероса, чтобы сделать фиктивную купчую маминой новой квартиры уже на имя художника.

Художник был нужен еще и для того, чтобы поднять цену квартире. В Швеции квартиры по их нормам должны постоянно держаться в надлежащем виде, квартира же еще при покупке нуждалась в некотором косметическом ремонте, поэтому на нее и удалось сбросить цену при покупке. Потом, отодрав в некоторых местах отходившие обои и выломав некоторые попутные детали, Мартин попытался уговорить Розу сделать подобающий ремонт, зная прижимистый характер мамы и предполагая, что у нее в банке еще есть кругленькая сумма про черный день. Но мама знала хорошо своего сына и держалась стойко, хотя и приближалась к своему девяностолетию. Она прекрасно осознавала, что для него ломать – не строить, и он, разрушив за свою жизнь многое и в буквальном и в переносном смысле, никогда еще ничего не завершил подобающим образом. Он не стал действовать нахрапом в этом случае, тоже прекрасно зная свою маму, а превратился вдруг в самого заботливого сына на всей планете. Он стал интересоваться ее зрением, а зрение у нее действительно стремительно село. Мартину удалось убедить ее лечь на операцию, и хотя все местные врачи отказались проводить такую операцию, он каким-то образом вышел на Стокгольм и убедил тамошних врачей в «неотложной помощи» его маме. Все выглядело опять в высшей степени благоприйстойно и благородно. Мамин новообретенный муж, ровесник Мартина, право слова не имел, так же, как и Марина, жена самого «великого комбинатора». Он собственноручно усадил Розу в машину и повез ее в Стокгольм. После успешно проведенной операции Роза уже больше не оправилась, сгубила ее скорее всего не операция, а дальняя дорога. Вскоре после возвращения домой, она совсем слегла, хотя читать могла теперь практически без очков. Хемщенст, то есть люди, приходящие домой для помощи престарелым, не нарадовались энергии и предприимчивости сына, настолько красочно он сумел преподнести весь этот его новый проект «помощи близкому человеку». Когда же маме стало совсем плохо, это ему сыграло на руку и помогло без проблем убедить их в необходимости дополнительных уколов морфия, чтобы «облегчить страдания матушки». Это было против принципов Розы, она всегда сама стойко сражалась за свою жизнь и до последних дней, вплоть до операции отказывалась от каких-либо лишних лекарств. После активного вмешательства Мартина у нее уже не было возможности проснуться, она так и умерла во сне.

В молодости Мартин особо не задумывался о завтрашнем дне: «Будет день – будет пища!» Точно так же как и о вчерашнем: «После меня – хоть потоп!» Сегодня! Жить сегодня, на всю катушку, во что бы то ни стало, чего бы это ни стоило! Он гиперболизировал сегодня, он поставил себя во главу угла этого сегодня, все остальные, окружающие его люди, стали лишь инструментом для выполнения его потребностей. Причем этот уникальный его дар убеждения, дар слова позволял ему получать не только предметы, но и людей в свое полное распоряжение. Люди фактически добровольно шли к нему в кабалу, а, попав, уже вырваться из нее не могли, пока он сам по какой-то причине не отпускал. Он мог выжать слезу из любого своими живописными рассказами о чем угодно. Этот дар слова, на самом деле, иной раз совершает чудеса, как в положительном, так и в отрицательном смысле. Гитлер умудрился целый народ заразить войной и подвигнуть к действиям. Безусловно, именно этот ораторский дар играет немаловажную роль в развитии человечества, является той стимулирующей силой, приводящей в движение огромные ресурсы и массы народа. Бывает страшно, когда этот дар направлен на одного человека или против него. Он его может раздавить, поработить, испепелить душу, даже просто уничтожить, он может перевернуть весь мир с ног на голову.

Главной задачей и функцией Мартина было ублажать себя, любимого, причем по возможности по-книжному красиво, как говорится, по высшему разряду. В молодости ему это удавалось виртуозно, он умудрился «водить дружество» с самыми влиятельными и богатыми людьми мира сего. Многим импонировал его веселый, казавшийся беззаботным нрав, пока они, в конце концов, не открывали оборотную сторону этой медали – неуправляемого викинга, сметающего все и вся на своем пути. Некоторые из знающих и думающих людей начинали считать его психопатом, другие – шизофреником, третьи – мессией. Но ни то, ни другое определение в полной мере, пожалуй, все-таки не соответствовало сути Мартина. Пенсию свою преждевременную он получил, умело представив себя психотерапевту в соответствии с теми нормами, которые требовались тогда в Швеции для получения ее. Его суть разбивала вдребезги все научные теории. В конце концов, все психологи и психиатры Средней и Южной Швеции старались просто напросто сторониться каких-либо пересечений с этим необыкновенным субъектом. А те, кто не мог по каким-то причинам этого избежать, старался отделаться малой кровью, идя ему во всем на уступки, навстречу.

На уступки шли не только врачи и сетры, в любых других учреждениях, не только государственных, но и частных институтов, все опасались противостоять этому тарану или покупались на его велеричивость. Банк, например, безоговорочно принял подделанную подпись его матери, когда он сразу после смерти направился, чтобы успеть забрать деньги до раздела имущества. Каково же было его разочарование, когда на счету матери действительно оказалась совсем незначительная сумма. Ее едва хватило на бензин для скромной поездки во Францию, где само проживание с семьей ему ничего не стоило, потому что он организовал ее путем обмена поездками с одной французской семьей.


Новый мировой кризис умудрился опять вмешаться пусть не в такую безоблачную, но более или менее удобоваримую жизнь Мартина с его русской женой в Швеции. По крайней мере, возможно, именно кризис сыграл свою пагубную роль в ее фиаско с трудоустройством, а возможнои и еще какие-то сопутствующие факторы. В итоге получилось так, что, несмотря на стойко преодоленные тернии на пути к получению нового высшего образования в новой стране, с работой у нее так и не сложилось, несмотря на все ее потуги. Она так и осталась инородным телом для этой страны, посвятив свою жизнь дочери, учебе и викингу. Да по его мнению, работа была и не настолько важна, если она не высоко оплачивается, что прожить вполне сносно можно и не работая, по его глубокому убеждению, главное зацепить нужные ниточки и уметь их дергать. В его понятии было лучше организовать, в крайнем случае, «фиктивный развод» и посадить Марину на шею государства, вместо низкооплачиваемой работы, продолжая ее использовать как служанку уже в полной мере. Однако ниточки стали все чаще путаться в его руках, то ли из-за возраста, то ли изменения в системе не позволяли ему больше так манипулировать ей, а виновата оказалась в этом, безусловно, все та же Марина. Все возможные государственные субсидии были исчерпаны, и они опять прочно сели на мель. Новые проекты Мартина не приносили желаемого результата, и он все больше стал раздражаться и все чаще поговаривать о том самом фиктивном разводе, якобы для того, чтобы она стала получать хотя бы социальное пособие. Наступил момент истины, что называется. Раздражения, упреков и грубости со стороны Мартина становилось с каждым днем все больше и больше, а Марина после стольких лет молчания и благополучного проглатывания всех обид, непониманий и понуканий со стороны любимого мужа, вдруг решила возразить своей иконе. А он, как будто, только и ждал, какого ни на есть повода, чтобы избавиться от превратившейся вдруг «спутницы жизни», в непосильную ношу или «брешь в его бюджете», кому как больше нравится назвать этот катаклизм.

При первом ее вербальном возражении и постановке под сомнение его действий, он просто напросто выкинул её из дома и из своей жизни. Параллельно он уже за полгода до случившегося подыскивал через интернет следующую подходящую кандидатуру в жены. Особенно быстро пришлось ему действовать, когда Марина, вместо того, чтобы просто молча убраться восвояси, решила начать неравную борьбу с викингом за свои права. Она подала для начала в суд при поддержке местной негосударственной организации, чтобы отстоять свои права проживания в их общем жилище, тем более, что квартира принадлежала безраздельно ей по шведскому закону. Все его хитрости, однако, не всегда приводили его к победе, а наоборот, могли завести его в тупик в конечном итоге, потому что, по большому счету, Швеция – все же страна не для паразитов, хоть и предоставляет хорошую почву для их культивации. Вместе с тем, основные вопросы для себя Мартину всегда удавалось решать в свою пользу, благодаря своему дару красноречия и беспринципности, но в данном случае он не ожидал встретить такого ожесточенного сопротивления. И закон на первых порах вдруг сыграл с ним дурную шутку, именно Марине было присуждено право жить в их квартире. Право владения принадлежало ей изначально, со дня покупки по брачному контракту. Такое неожиданное фиаско было полной неожиданностью для него, ведь он даже уже успел слетать на Украину и жениться на молодой укринке с двумя малолетними девочками, чтобы можно было воспользоваться в суде шведским человеколюбием и законом заботы о детях. Законы он штудировал постоянно, это было своего рода хобб. Правда, по привычке, он и законы не мог дочитать до конца, не было все той же усидчивости и глубины изучения предмета. Зато обычно в подобных ситуациях ораторский дар всегда приходил ему на помощь, и восполнял нехватку знаний, главная же ставка была сделан на реальную защиту о детях в Швеции. Единственное, что подвело его хитроумный план, что он не учел того, что дети должны были быть гражданами Швеции, как и новоиспеченная жена, а на это нужно было время, минимум три года. Поэтому такая, казалось бы продуманная и с блеском осуществленная операция не принесла желаемых результатов в данном случае. Право на проживание в их шведской квартире получила Марина.

Мартин никогда не сдавался. Все документы, украденные у Марины в день ее изгнания из квартиры, он попытался использовать с максимальной для него пользой. Главная же ставка была сделана на московскую квартиру. Для начала ему надо было избавиться от проживавшего все еще там бывшего мужа Марины, бывшая свекровь уже несколько лет назад, как умерла к тому времени. Этот потайной, завуалированный план Мартин носил в себе много лет еще до разворачиваемых событий, а теперь, когда осталось лишь одно препятствие к вожделенной квартире, пришла пора им воспользоваться. Как он его осуществил, до сих пор никто ничего не знает и видимо уже и не узнает, но Игорь просто исчез с легкой руки хитроумного Мартина. В дальнейшем в его планы входила именно продажа московской квартиры, тем более, что стоила она гораздо дороже шведской. Перебираться в Москву, как бы ему этого ни хотелось, он не мог после таинственных обстоятельств исчезновения Игоря и Марининого обращения в российскую полицию. Такой хитроумный план по захвату чужой собственности в Москве почти сработал тоже на первых порах в Швеции. Он умудрился воспользоваться незнанием шведских адвокатов определенных важных международных терминов, и так виртуозно правдоподобно смог представить свои собственные безосновательные домыслы и трактовку, что весь суд сначала пошел у него на поводу. Марина же, в свою очередь, совершила, казалось, невозможное в ее безденежной, униженной и бесправной ситуации. Она наскребла денег с помощью друзей, поехала в Москву и привезла копии украденных документов, предоставив их в суд. План Мартина, такой продуманный и хитроумный, опять почти сорвался, но и это не остановило криминальный талант Мартина от дальнейших планов и соответствующих действий. Он решил воспользоваться Мариниными вечными страхами за дочь, тем более, что ему много раз и раньше приходилось спокойно перешагивать через закон, мораль и человеческие судьбы. В этот раз он превзошел самого себя. Он стал угрожать удочеренному им же когда-то ребенку, то есть Оленьке, в расправе с ней, в случае дальнейшей непокорности матери. К тому времени Оленька училась уже в Лондоне, сбежав от «любимого папеньки» изучать уже межднународное право там. Такой криминальный прием оказался на самом деле, что называется в шахматах, «ход конем», потому что через подобный шантаж он мог забрать у Марины все, что угодно. Это оказалось самое тривиальное решение, он даже себе поражался, зачем он столько времени потерял, когда нужно было давно «правильно» подойти к делу. Марина, безусловно, готова была отдать ему все, узнав из его слов о нанятых бандитах в Лондоне, готовых привести его «заказ» в действие в отношении дочери, тем более, что она на всю жизнь сохранила в памяти лихие девяностые в России. А уж после Брейвика, его кровавого акта, совершенного по отношению к своим же согражданам, она вообще поняла, что любые акции возможны, особненно в случае с неадекватными норвежцами.

Справиться с ним можно было только сообща, но как это сделать в обществе индивидуалистов, где закон вроде бы стоит на стороне слабого, а воспользоваться им в полной мере может себе позволить лишь сильный человек, с деньгами и связями. Проблема еще была в том, что когда дело доходило до торжества закона, то Мартин настолько прекрасно знал, с какой стороны к нему лучше всего подойти в каждом конкретном случае, что равного ему не было. Он, то элементарно превращался «в самого больного в мире Карлссона», то в здорового, процветающего бизнесмена, хотя никогда им не был, то в настоящего, но не пойманного за руку преступника. Актерский талант ему тоже было не занимать, лгать и изворачиваться он научился виртуозно, точно так же, как и перевоплащаться, дар красноречия за семьдесят лет его существования отточен был до совершенства. Его не останавливало ничто, он упрямо шел всегда к намеченной цели: по трупам, по чувствам, используя человеческую глупость, алчность, все что угодно, лишь бы достичь эту цель, как бы абсурдна она не была.