ДВЕ СТОРОНЫ ЖИЗНИ

Где это было? – данных нет.
Да впрочем, это и не важно.
Но выслушать чужой совет
Решилась Правда вдруг однажды.

Ей тяжело на свете жить
Под гнётом горя и страданий.
Тонка, порою, жизни нить
И не всему есть оправданья.

Знать люди Правду не хотят.
Она для них скорей – обуза.
А слово правды – горький яд
И тяжесть лишняя от груза.

И вот она едва дыша
Заходит в гости в замок Кривды.
А та, с надрывом, не спеша,
Бесовские творит молитвы.

Вся разодета в пух и прах,
Блистает злато в украшеньях.
Уродлива, внушает страх,
Высокомерна, без сомненья.

Все преклоняются пред ней,
Удары терпят, словно милость.
Была министром у царей,
Рулить страною приходилось.

Она, на Правду посмотрев,
Жалеть вдруг стала бедолагу:
«Живи, себя саму презрев,
А честность положи на плаху.

Какая радость от тебя
Тому, кто знать тебя не хочет?
Достаток и обман любя,
Над нищетой твоей хохочет.

Пойдём скорей, я покажу,
Как надо править этим миром.
Узришь и ты тогда межу,
Что делит бестолочь с кумиром».

Придя в богатый ресторан,
(Где Правду видеть не хотели),
Решилась Кривда на обман:
Не заплатить когда поели.

Набрав заморских вин и яств,
Она кутила вечер длинный.
Обедом сытным насладясь,
Ругает повара безвинно:

«О, как плоха была еда…
Официант не выдал сдачи…
А ну, хозяина сюда,,,».
И тот бежит к ней, чуть не плача.

И, Кривда, высказав ему
Свои претензии чудные,
К всеобщему ещё стыду
Взяла бесстыдно отступные.

И выйдя с Правдой на «Бродвей»,
А может в переулок сонный,
Глумиться стала и над ней.
Мат слышался такой отборный.

Но, Правда, прежде чем уйти,
Решилась всё сказать нахалке:
«Нам нет единого пути…
Тех, кто с тобой, безумно жалко.

Меня тюрьмой не запугать.
Меня не спрятать в подземелье.
Ты, Кривда – мачеха, я – мать.
И мне претит твоё веселье.

На свете нет таких оков,
Что смогут Правду обездвижить.
И пусть со мной закон суров,
Но для людей я всё же ближе.
8.10.11