Лиза.

Лизавета.
Дети бабы Глаши давно уже выросли. Все трое уехали жить в город. К ней наведывались редко.
– Чего ж в этой глуши им пропадать? Где на шестнадцать дворов остались только пятеро стариков…
Продуктовая лавка приезжала раз в месяц, тогда же и пенсию выдавали. Телефон был на самом краю деревни.
Не такую себе старость представляла баба Глаша. Думала, что Егор – младшенький останется с ней. Выучится и приедет, но он женился, ещё учась в институте. Сноха не больно – то жаловала её.
– Да бог с ней! –
подумала баба Глаша. – Лишь бы жили дружно да мирно.
Начала накрывать на стол: простой деревенский завтрак – творог, молоко, от буханки отрезала кусок хлеба, как вдруг услышала стон.
– Нет, показаться не могло! Да, и Полкан беспокоится к калитке, рвется. Надо пойти проверить,– сказала она сама себе.
– Чего ты, чего!! Кто может ко мне прийти? Никто. Все в городе на работе, приедут може только на выходные,– пыталась она объяснить собаке. Но Полкан еще больше натягивал цепь.
Распахнув калитку, она увидела сидящую женщину. Платье разодрано, по руке ее сочилась кровь.
– Ой, милая! Да что же это с тобой?– испуганно воскликнула баба Глаша. Кто это тебя? Подняться то сможешь?– спросила она женщину.
Незнакомка подняла на неё голову и потеряла сознание.
– Так мы не договаривались!!! Что же делать то? И фельдшерицы у нас тоже нет.
И баба Глаша стала бить её по щекам, но видя, что не помогает, побежала в дом за аптечкой: там должен быть нашатырный спирт.
− Да, божечки, мои, скорей, скорей! – подгоняла себя баба Глаша.
Руки не слушались и тряслись. Наконец она нашла нашатырь. Теперь опять назад.
− Потерпи, милая, потерпи! Я уже бегу,− кричала она.
Женщина лежала и не подавала признаков жизни.
− Да милая моя! На-ка, понюхай! Скорей! Скорей! – продолжала кричать баба Глаша.
Стала водить пузырьком перед носом женщины.
− Ты только не умирай, прошу тебя! – отчаянно закричала Глаша.
Понемногу женщина стала приходить в себя и только сейчас баба Глаша заметила, что она в положении, да и срок то уже большой.
− Крепись! Крепись! Дитё надо родить…
Она положила голову женщины на колени.
− Красавица, какая! И коса такая длинная! Я сейчас уже не помню, когда такие видела. Все стриженные. И дочери мои тоже. Слышишь? – спросила она женщину.
Своим фартуком перевязала ей руку.
− В дом бы тебя надо. Негоже на сырой земле сидеть. Дитю вредно будет, − продолжала разговаривать она с незнакомкой. − И как ты здесь очутилась, в такой глухомани? Бедная ты моя, девочка!− и она прижала к себе женщину.
− Как тебя звать? – обратилась она к незнакомке, но в ответ она услышала что-то непонятное, совсем не похожее на какое-нибудь имя.
– Ты дойдёшь до дома милая?– осторожно подняла её баба Глаша. Тихо, тихо! Какой же у тебя месяц?
Незнакомка повернулась и на пальцах показала семь.
–Ты глухонемая? – спросила баба Глаша женщину.
И женщина расплакалась.
–Поплачь, поплачь, милая! Ложись, полежи, успокойся, немножко. Скоро будем с тобой кушать – тебе нервничать совсем нельзя.
Баба Глаша принесла широкую рубашку, переодела незнакомку, умыла её.
–Кто же посмел так над тобой издеваться, милая? Да ещё на сносях? Мужик то у тебя есть? – заглянув, в лицо незнакомки вновь задала вопрос баба Глаша.
Незнакомка сильно застонала и показала на низ живота. Потом закричала, вцепилась в руку бабы Глаши.
–Э, да ты, девонька, родить думаешь?
Незнакомка ещё сильнее вцепилась в руку бабы Глаши.
– Верю, больно, но нужно, потерпеть…– И баба Глаша высвободила руку, поставила на огонь чайник.
Позже мне свою историю на бумаге напишешь. А сейчас для нас с тобой самое главное родить.
Баба Глаша поцеловала её.
– Красавица, моя! Пока буду звать красавицей. Не возражаешь? – взглянув на незнакомку, спросила баба Глаша. Или вот тебе бумага, если сможешь, напиши своё имя.
Женщина взяла ручку и бумагу.
– Лиза, – прочитала баба Глаша. Хорошее имя. Лизавета, Лизонька! –улыбнулась баба Глаша.
Лиза закричала и опять схватилась за живот.
– Тише, тише Лизонька! Сейчас уже вода в чайнике согрелась, всё будет у нас с тобой хорошо. Руки вот помнят, скольких в нашей деревне приняла. Не бойся, Лизонька, – успокаивала её баба Глаша.
Лиза кричала и плакала, металась по подушке.
– Тяжело, тебе девонька, очень тяжело, ну крепись, должна ты его родить, Лиза!
В Лизиных глазах она увидела испуг, боль и отчаянье, неизвестность.
Прошло уже восемь часов. Лиза совсем выбилась из сил. На какое–то время сознание покидало её, и вот тогда сильно испугалась баба Глаша.
–Дохтора, дохтора! Ой, как надо дохтора. Сейчас. Дорога до Кузьминок она спасение. Може кто проедет. Лиза, Лизонька! – и она выбежала из дома.
Спотыкаясь, бежала к дороге через кусты и березовую рощу.
Лиза, Лизонька! Дочка, терпи! Родная моя! – кричала она на весь лес.
Вот и трасса. Ждать пришлось не долго. Машина она была их спасением.
– Стой! Стой! Стой! – кричала баба Глаша, но водитель не остановился.
Больше машин и не было.
Не зная, сколько прошло времени, баба так же бегом Глаша вернулась в дом.
– Лизавета, детка, – она бросилась к Лизе.
И ужас охватил её. Глаза открыты, но баба Глаша почувствовала мертвенную холодность в них.
Взяла за руку Лизу, рука ещё тёплая, но безжизненная.
– О, господи! Лизонька! Лиза! – причитала баба Глаша. Делать–то мне что? Ты меня об этом спросила?
А дитё, как же так? – и она завыла, целуя холодеющую руку Лизаветы.
Пошатываясь, пошла к Дарье и Степану. Нужно же вызвать участкового.
Она не смогла объяснить и рассказать им ничего.
– Глаша! Чего тебе? – встретила её Дарья.
– Там… – тихо сказала Глаша, закрыв лицо руками. Она умерла. И ребёночек тоже умер,– так же тихо ответила на вопросы Глаша.
– Кто умер? Какой ребёночек? Да, что с тобой, Глафира?– развернув её и себе спросила Дарья.
– Она просила помочь, а я не смогла. Не смогла. Привези участкового Степана. А ты пойдём со мной, – попросила она Дарью.
–Не спасла. Не спасла. Как с грехом таким жить?
Они шли мимо заброшенных деревянных домов к дому Глаши. Глаша плакала, Дарья ничего не понимая, шла рядом.
Дарья первая открыла дверь Глашиного дома. На кровати она увидела женщину с красивой русой косой и баба Глаша опустилась у кровати на колени.
– Прости! Прости! Доченька!
На утро приехал участковый. Взял показания, а Лизу увезли через час.
Глаша и Дарья молча провожали её, вытирая глаза.
– Кто она? Кто эта девочка? – спросила Дарья.
– Не знаю Дарья, нечего не знаю. Одно только знаю: не помогла я ей. Камень на душе и боль. Веришь? – спросила Глаша Дарью.
–Верю… – ответила ей Дарья.