И уже не поверю словам как приманкам

Я уже не поверю словам как приманкам, и таинственной тени, и свету в окне, -
Синеглазому воину с волчьей осанкой я уже доверялась в жестокой игре.
У охотника норов звериный и хватка, - вон их сколько обидчиков множат полки.
Бог судья, саблезубая шайка, мне без вас словно камень с души.
Всё печалится взор у порога: как на гору в терновом венце
Поднимусь из расстрельного сброда перед чёртом на белом коне?
Из боёв без полков и защиты, из удавки предательств и лжи, -
Искалечены и перебиты воспалённые крылья мои.
Как забыть приговоры и чистки, и фашизм в ярком блеске наград,
Полицейщины зверские пытки, и судейской расправы кулак.
Под конвоем фашистских режимов, под прицелами ядерных жал
Не забыть ад, где правда гонима, где народ угнетает Тиран,
В живодёрню страну превративший, где суды - крематорная печь,
Из которой клубами дымится душ загубленных правда и честь.
Богомолкой с надменной улыбкой под конвоем взбесившихся псов
Обречённой, избитой, разбитой, я не встану в ряды подлецов,
И не стану безумной волчицей бесконечно врагов проклинать,
Где гестапо с трибуны грозится всей стране приговор зачитать.
Мне в тисках из терновой короны лучше видятся дали дорог,
По которым под райские звоны я вспорхну высоко на восход,
В свой заветный ковчег, в край небес голубиных с журавлями в небесную синь,
Из безумного мира со шконки постылой - на арену Вселенских святынь!

Журава Любава