Зарисовка

Не то чтобы она его не любила или ненавидела, просто он был ей в тягость. С ним она всегда ощущала себя прикованной. Конечно, она не была свободна. Но с ним она ощущала себя ещё более невольной. С ним её жизнь была подчинена единственному стремлению, одному единственному направлению, одной цели. И то не её… Она всегда ощущала теперь эту невыносимую тягость. Узник не так сильно чувствует тяжесть своих цепей. Каждое её действие, каждый шаг и слово – всё было подчинено этому навязанному долгу. Никогда ещё она не чувствовала себя такой невольной, хотя порой ей и приходилось делать вещи куда хуже, чем это.
И хотя его любовь к ней и скрашивала её страдания, Блонская всё равно не хотела так жить. Она была рада всякий раз, когда он куда-то надолго уходил, особенно на несколько дней, но в то же время она всегда беспокоилась, когда он вернётся. Страх того, что он уйдёт, уйдёт и не вернётся, вновь отправится в своё путешествие, в погоню непонятно зачем и для чего, постоянно изъедал её изнутри. Любовь…Её симпатия к этому удивительному человеку, который её очаровывал и пугал, заставлял трепетать всей душой от гениального полёта своих мыслей, была отравлена этой невыносимой тягостью. С каждым днём всё сильнее разливался яд отвращения к нему. Она не могла его видеть, не хотела, чтобы он говорил с ней, обнимал её. Просто видел. Просто был где-то рядом. Но и отпустить его было равносильно смерти для неё. Так она мучилась. Она не знала сколько им надо будет здесь оставаться, но это прекрасное, чудесное местечко с дивной природой, умеренным климатом и добродушными местными жителями начинало её раздражать.
Ванпельт давно заметил её вечно плохое настроение. Но он не знал, что делать. Он хотел ей помочь и не мог. Желал утешить и не находил слов. Всякий раз, когда он к ней подходил, из уст его вылетали только отдельные непонятные звуки. Какие-то скомканные обрывки слов. Никогда за все свои приключения он не чувствовал себя таким бессильным, как в это время. Он думал…ему казалось, что причиной её плохого настроения является он сам. Поэтому он всё чаще и чаще старался пропадать днями и ночами, шатаясь в окрестностях. В своих «малых приключениях» он убеждался в одном. Как бы сильно он не любил Блонскую, но жажда познать весь этот огромный мир была сильнее. Она изъедала его изнутри, жгла душу, не давала спать по ночам и всё звала его в неизвестную даль, как сирены зовут моряков. И он шёл. Сначала на полдня, потом на день, на два…А вскоре он не заметил как стал уходить на неделю. Всё казалось ему интересным, необычным, отличным от того, что было принято в его мире. Он жаждал познавать, изучать. Он желал изменить свой мир, просветить его, стать кем-то великим. Он признавал: порой его экспедиции были просто эгоистичными погонями за бессмертием, но в тоже время они приносили столько пользы простым людям. Ванпельт не знал, как остановиться. Как начать нормально жить. Как выкинуть это всё из головы. Как утонуть с головой в любви к Блонской. Он искал в ней спасения, желанного душевного покоя, умиротворения…простого земного счастья. Но она никогда не давала ему забыть КТО он. Порой она не спасала его, а только сильнее губила.
Он боролся с этим желанием, с этой страстью неизведанного. Он старался убедить себя, что Блонская заменила ему весь мир. Что она стала незабываемым бесконечным приключением. Наверное, он старался убедить себя, что очень сильно её любит…когда совсем её не любил. Но что-то же держит его сейчас с ней. Вопрос был в том, что же это? Вопрос, единственный вопрос, на который мужчина совсем не хотел искать ответ. Он хотел или наконец умереть в её объятиях, или броситься на поиски Терры – последней загадки этого мира. Терра – это абсолютная сущность, соединяющая в себе начало всех начал. Ванпельт недавно узнал об этом явлении, и безумная жажда охватила его вновь. Так сильно никогда не горела его душа. Она буквально изнывала от любви к Блонской, ведь именно она стала той цепью, что не позволяет броситься на поиски ответов. Он долго боролся сам с собой, никак не решаясь, что же ему дороже.
Но однажды он всё понял. Всё стало кристально ясным. В тот день он заглянул в пустые, равнодушные глаза своей возлюбленной и ничего в них не увидел, кроме усталости. Смертельной, человеческой усталости. От всего. И тогда он решился.
Он подошёл к ней вечером. Она стояла к нему спиной и смотрела в окно на умирающее солнце. Ветер колыхал шёлковую шаль на её тонких, загорелых плечах, колыхал волосы, которые она каждый вечер распускала, готовясь ко сну. Залитая солнечным светом, когда каждая её черта была так умилительно прекрасна, она была сейчас богиней. Воплощением совершенства. Но он знал, что если он заглянет ей в глаза, то лишь равнодушный холод будет его там ждать. Он не хотел смотреть ей в лицо. Он боялся, что если взглянет, то потеряет всю свою решительность. Не уйдёт. Не сможет.
- Не оборачивайся. – нежно попросил он её. - Ты так прекрасна сейчас…- он сделал пару шагов в глубь комнаты. Дверь бесшумно закрылась за ним, отделяя двух измучанных людей от всего мира, словно давая им возможность говорить открыто, не боясь внешнего мира и тех, кто мог им навредить за их правду. – Ты знаешь…Ты ведь уже знаешь, что я решил. От тебя ничего нельзя скрыть…Но пойми меня…- каждое слово жгло его раскалённым свинцом, нарочно медленно рождаясь из глубины его души. – Ни тебе, ни мне эти отношения не нужны. Они убивают нас…И как бы мы не любили друг друга – нам не быть вместе. Это не мы. Это какая-то глупая игра. – он смотрел на неё внимательно, но она не шевелилась, еда дыша. Ей всё равно. – Я решил, и ты сама знаешь…Нет. Ты поняла это ещё тогда, при нашей первой встрече… Ты всегда знала, что я уйду…Я всегда буду хранить верность лишь тебе. Ни одна женщина не сравниться с тобой… - её холодное равнодушие, пренебрежительное безучастие убивали.
Дверь тихо закрылась. Он ушёл. Ветер колыхал шаль, что-то шептал деревьям. В комнате витал аромат полевых цветов, которые он утром принёс с собой, бог знает где, достав их…Он ушёл…На лакированный подоконник из красного дуба капали холодные слёзы, неприятно обжигая бледные нежные щёки Блонской. Она плакала. Вернее, плакали лишь её глаза, всё остальное словно отказывалось в этом участвовать. Ни один мускул не дрогнул, не подал вида, что она плачет. А из глаз так и катились предательские слёзы, в заходящих лучах солнца, ставшие красноватыми…Если бы он только подошёл, посмотрел ей в лицо, он бы никогда не ушёл. Больше никогда. Но она не могла так больше. Он должен был идти дальше. Невыносимый гений своего времени…Она не хотела его губить. Лишь сейчас она наконец поняла: она любит его и поэтому отпускает прочь. Она спасает его ценой собственной жизни, но Ванпельт никогда этого не узнает…Теперь они свободны…Он ушёл…Она хотела почувствовать облегчение, но лишь невыносимая боль давала о себе знать.