рассказ " Привет, родной!"

Привет, родной!


Соня Народицкая появилась на свет в далёкую брежневскую эпоху и воспринималась окружающими, как девочка из хорошей семьи. Её интеллигентные образованные мама и папа души в ней не чаяли. Воспитывали в лучших традициях с несколько хаотичным национальным своеобразием.
По пятницам, неизменно, появлялась бабушка Сони- Фира и дом сразу наполнялся смешанными запахами праздничной еды вперемешку с крепким ароматом её духов. Из буфета вынимались серебряные длиннозубые вилки, в кастрюльке тушился цимес с изюмом. Сложенная толстой стопкой маца, приобретённая отцом в хоральной синагоге, смалывалась в муку для какого-то особого блюда.
В субботу всё великолепие вкусов, укутанное в полотенца, чтобы не греть, наконец перекочёвывало на обеденный стол. Женщины, как всегда, суетились. Соня, лениво отколупывая золотистую корочку от халы, каждый раз наблюдала, как папа, с застывшим на столовом приборе куском, зачарованно смотрит телевизор и тщательно продумывала план побега во двор к подружкам.
На улице, в основном, все дружили со всеми, но девчонки, не редко, объединялись в пары и у Сони она тоже была. Их союз неразрывно просуществовал с начала школы и благополучно развивался дальше. Звонкая, шустрая, улыбчивая Светка с белёсыми кудряшками и вечно вспотевшим лобиком пленила Соню своим умением играть во всё, что ни предложишь. Вместе они могли влезть в любую драку, вытащить у Светкиного старшего брата россыпь сигарет и, потом, элегантно зажав одну между пальцами, пускать друг в друга дым так, чтоб получались колечки. Но чаще, они покупали в киоске брикет пломбира, просили разрезать его пополам и ели сидя на качелях, а после, раскачивались, кто быстрее, спрыгивали на полном ходу, без малейшего страха летя вперёд сломя голову.
Когда культурные родители Сони нечаянно выявили у дочери абсолютный слух они купили домой пианино. Так, к обычной школе добавилась музыкальная. Светка караулила возле входа в учебное заведение, терпеливо выжидая завершения приобщения подруги к высокому и вечному. После всего гуляли допоздна, нередко сталкиваясь с компанией брата. Заметив девчонок он сразу принимал покровительственный вид и кивал головой в знак приветствия. К себе не звал, держался на почтительном расстоянии, впрочем, готовый, в порыве родственных чувств, всегда придти на помощь. Игорёк и Светка были очень похожи. Казалось, что их сделали из какого-то одного человека, настолько совпадали общие черты. Соне он нравился, но она думала о нём, как о месте, куда заведомо заказан путь.
Дружба, со временем, только крепла. Игорёк успел сходить в армию и собрался жениться. Свадьбу играли в соседней столовой. Подъезд украсили воздушными шариками. Их полночи надували все свободные соседи. Соню пригласили. Она явилась в самый разгар во всей своей восемнадцатилетней прелести. Сияла нежным личиком и смущенно пряталась за подругой. Жених подошёл поздороваться и вдруг увидел то, чего раньше не замечал. Очухался. " Ой, такая красивая..." - произнёс Игорёк и так надолго замолчал, что гостям стало неловко. Из неудобной ситуации пришлось выходить радикальным путём. Соня ушла со свадьбы так и не рассмотрев невесту.
Встретились через два дня и началось. Ходили держась за руки, как дураки. Мотались в "Баскин Роббинс" на Арбат, объедались разноцветным мороженым и непрерывно целовались. Бдительная мама Сони понимала, чем это может кончится, но её влияние на дочь в последние годы стало незначительным. Пугала даже сама возможность породниться с русским мальчиком рабочей профессии, к тому же, помимо прочих недостатков, имеющему жену. В приступе отчаянья она заламывала руки и в визгливой истеричной манере убеждала Соню заняться чем-то более благопристойным, например учиться готовить фаршированную рыбу или, на худой конец, кугель из лапши. Такая неравноценная альтернатива вызывала только упрямство. Соня бунтовала и, в итоге, отпраздновала свою неоднозначную победу оказавшись в постели Игорька.
Половая жизнь не произвела на девочку особого впечатления. Целоваться и то было интересней. Вспоминались только сильные мужские руки, горячее дыхание и последующая боль во всех мышцах, как после уроков физкультуры в школе. О наличии жены вспомнили только тогда, когда выяснилось, что она глубоко беременна. Новость будничным тоном выдала Светка раздумчиво глядя в пол покрытый дешёвым линолеумом. У Сони в этот момент было ощущение, что ей крепко двинули под дых и она не может даже охнуть. Сразу выяснять ничего не стала. Ушла домой и дала себе время на реакцию, но долго ходить с чувством, как будто тебя ограбили, оказалось сложным и тогда попёрла настоящая драматургия. Соня перестала выходить на улицу. Игорёк настойчиво звонил пытаясь до неё докричаться по телефону, но это слабо помогало.
В какой-то момент эмоции притупились. Взвесив все за и против, девушка решила, что отпускать Игорька слишком рано, а главное, очень больно. И, подняв трубку в очередной раз, вместо вымученного "алё", она сказала  : " Привет, родной!", а потом послушно согласилась с тем фактом, что Игорёк собрался к кому-то праздновать день рождения. Но, буквально через пару часов, позвонила зарёванная Светка. Случились какие-то разборки и её брата выбросили с шестого этажа. Скорую вызвали прохожие. Игорёк лежал распростёртый на асфальте с переломанным позвоночником и не мог ни говорить ни двигаться.
В реанимацию никого не пускали. Приехавшие родственники собирались стайками в приёмном отделении и тревожным шёпотом обсуждали случившееся. Следствие по этому делу закрыли. Получалось, что Игорёк сам выпрыгнул из окна, а деструктивный аффект наступил по причине сильного опьянения. Соня сидела одна с замёрзшим выражением лица и, когда подошедший врач скорбно покачал головой, погрузилась в длительный обморок. Отец отвёз её домой и она заснула на два дня, чуть было не проспав похороны.
Хоронили утром на Николо- Архангельском кладбище. Соня еле передвигала ноги. Светка волокла её между могил, как раненного бойца на поле боя. Народу пришло немало, но беременной жены Игорька нигде не было видно. Говорили приглушённо. Многие пили и закусывали прямо возле свежевырытой ямы. Соня в горьком отупении смотрела на три внушительных трубы крематория торчащих из -за деревьев и ей казалось, что где-то в глубине спрятан крейсер "Аврора".
Началось прощание. Девочки тоже подступили ближе и переглянулись. То, что покоилось в обшитом траурными воланами гробу не могло быть их Игорьком и, всё же, это был он. Они поочерёдно поцеловали его неестественно твёрдый лоб покрытый погребальным венчиком и отошли. У Сони не укладывалось в голове, как получилось, что этот смешливый мальчик, похожий на маму и сестру, так внезапно исчез, оставив у неё в душе бездонную тёмную пропасть и напрочь лишив какой-либо внутренней опоры. Она пробиралась промеж чужих захоронений, неуклюже ступая по заросшей земляникой тропинке, понимая, что столкнулась лицом к лицу с Энгельсовским определением трагедии - невозможностью осуществления желания. Её желанием был Игорёк, но он взял и умер.
__________

В пятницу, как обычно, готовили, а в субботу ели. К обеду полагался густой куриный бульон, в котором аппетитно плавали кнейдлах, и гефилте-гелзеле - фаршированные куриные шейки. На этот раз ждали гостей. Соня не была с ними знакома. Она с интересом слушала, как в разговоре эти люди внезапно переходят с русского языка на идиш и обратно. Ей нравились их резкие обороты речи странным образом напоминавшие диалоги немцев из фильмов про войну. Темой неспешной беседы была репатриация в Израиль. Тогда многие уезжали. Несокрушимая дружба народов, как раз, стала давать ощутимую трещину. В доме чаще стало звучать слово "алия", из чего явно следовало, что семья Сони собралась на историческую родину.
Оформлялись и укладывались долго - несколько месяцев. Добирались на перекладных из России в Израиль через Венгрию. Московская таможня не отличалась корректностью, зато была крайне щепетильна в вопросах провоза разных незаконных предметов. Весьма активные служащие международного аэропорта перетряхивали каждый баул с завидным упорством. Перспектива обнаружить что-нибудь полезное случаю наполняла их неиссякаемой энергией. Соня, в полном замешательстве, наблюдала за тем, как досматривают её вещи, вываливая на пол и крышку чемодана всё, вплоть до трусов, и ей почему-то было стыдно. Мать запретила Соне "качать права" до зоны вылета ссылаясь на то, что они так никуда не доедут, и та молча следила за процессом проверки, отвлекаясь только на происходящее в киоске паспортного контроля. Там, молодая восточная женщина, из последних сил, удерживала в прогулочной коляске орущего на весь гулкий коридор пухлого темноглазого малыша.
- Ашхен Гевондян? - сурово вопрошал человек в форме.
- Да, - отвечала женщина.
- Ребёнка покажите!
- Этого? - уточняла мама карапуза приподняв его мордочкой к киоску .
- У вас что, другие с собой имеются? Тогда ведите и остальных. - нервничал контролёр.
- Нет. Этот единственный. - почти шептала растерянная женщина, от напряжения опустив малыша на кафельное покрытие.
Освободившись от сдерживающих пут ребёнок сразу перестал капризничать и уполз, ловко отталкиваясь ножкой, на другой конец коридора. Мать бросилась за ним. Соня собрала раскиданный багаж и пошла оформляться дальше.
Аэропорт имени Бен-Гуриона принял семейство Народицких вполне радушно. Из родных никто не встречал, зато им выдали разные документы, талоны бесплатного проезда в любую точку страны и чек - помощь от государства. Ничего толком не увидев, кроме повсеместно растущих пальм, они погрузились в просторный "Мерседес"и отправились по намеченному маршруту. Такси везло их в старинный город Хайфа, там ждали родственники и совсем другая жизнь.
Соня прогуливалась по улицам Хайфы рассматривая древние храмы, а однажды, случайно, набрела на мечеть. Пять дней в неделю по утрам она ездила в ульпан учиться ивриту, потом бродила без цели, удивляясь большому количеству арабов вперемешку с иудеями - ортодоксами на каждом углу и отмечая полную несхожесть с Москвой. По вечерам здесь громко трещали цикады. Чёрные летучие мыши висели на деревьях, как игрушки на новогодней ёлке. И Соня отчаянно скучала по дому. По подруге, по июльскому свежему запаху клубники, по раскатанной школьными портфелями снежной зимней горке. Клубникой торговали и в Израиле. Тут же свободно продавалась зевающая, ещё живая рыба, за которой не нужно было выстаивать длинную очередь в магазин на Ленинском проспекте. Но эта лёгкость приобретения отнимала всю последующую радость обладания, разрушала инстинкт охотника и покупка желаемого быстро переходила в статус обыденности. Хайфа выглядела интересно, даже экзотично. Богатая на события история отражалась в давних постройках, традиции неукоснительно соблюдались и, совсем близко, поблёскивало волнами на солнце средиземное море. Но своей она чувствовала себя только в России. Чужой необычный язык легко ей давался. Родители Сони всегда говорили, что у неё врождённая лингвистическая компетентность и очень этим гордились. Но думать, размышлять она могла исключительно по-русски, а религией не интересовалась вовсе. В самый пик шаббата Соня спокойно пользовалась лифтом и нажимала на кнопку вызова если её об этом просили. Это не было принято, однако желающие находились регулярно. Все боялись Бога, а вежливая девушка расценивалась ими, как наименьшее зло.
Родителей Сони, по прошествии нескольких лет иммиграции, очень обеспокоило отсутствие какой-либо личной жизни у дочери. Мать как-то заметила её задумчивое выражение глаз и безапелляционным тоном заявила, что мечтают только бездельники, намекая на то, что часики тикают: пора и семьёй обзаводиться. Соня лишь вяло отмахнулась. Выучившись на врача она была занята по горло. Работа радовала и спасала, ей вообще нравилось быть нужной. Люди, правда, часто попадались нудные и малоинтересные. У них непременно что - то болело и они могли разговаривать только на эту тему. Но такая личная жизнь Соню устраивала. Отношения связанные с непременными испытаниями и жертвами ей были ни к чему. Снова беспомощно барахтаться, захлёбываясь в переживаниях, как в крови, не хотелось ни в коем случае.
Сразу после выпуска из университета отец подарил Соне билет до Москвы. Обрадованная такой приятной неожиданностью, она накупила сувениров, косметики фирмы "Ahava", что в переводе с иврита означает любовь, и срочно вылетела в милый сердцу город, а именно в гости к Светке. Все эти годы они писали друг другу длинные письма, но обстоятельства часто изменялись до того, как о них успевали прочитать, а звонить по телефону было дорого.
Москва конца девяностых быстро менялась, но в целом, выглядела кричаще и неряшливо. На фоне окруживших её ярких красок Соня чувствовала себя инородным предметом, ей претил напускной блеск. Она предпочитала не выделяться. Подруга вышла замуж, но была рада приезду Сони и руководила процессом встречи, как заправский экскурсовод. Подросший в следствие замужества живот ей пока не мешал.
Дома смотрели фотоальбом и Соня впервые увидела вдову Игорька. На снимке она держала на руках родившуюся уже после его смерти дочь Олю. Девочка напоминала отца, была как бы омыта его образом. Вдова выглядела, как вдова. Тот факт, что Игорёк обратил внимание на такую непривлекательную особу и, в добавок, женился на ней, вызывало много дополнительных вопросов. Выяснять не стали. К чему теперь то?
Съездили на кладбище. Светка проводила до главных ворот и осталась ждать в машине. На могиле цвела земляника. Появился скромный памятник с фотографией в керамическом кружочке. Игорёк был одет в тельняшку и смотрел со снимка удивлённо подняв брови. Соня немного постояла, положила купленные в цветочном гвоздики. Потом ушла. Трубы крематория по прежнему торчали на том же месте и работали без выходных.
Позже она вернулась в Хайфу, предварительно собрав стратегический запас индийского чая и накупив русскоязычных книг. В Израиле этого негде было взять. Не продавалось. Родители радовались, как дети. Они соскучились по дочке, чаю и книгам. А затем у Сони началась непрерывная работа в больнице, тосковать стало некогда.
______________
Шло время. Мать девушки, не на шутку раздосадованная отсутствием внуков, регулярно пилила дочь в этом направлении. Она не понимала почему такая красивая, умная и опрятная женщина, как Соня, не востребована. Решено было устроить "шидух". На ходу нашлись посредники. Предполагаемую встречу обговорили между собой и возможным женихом. Потенциальная невеста ничего не знала. В пару ей подобрали очень образованного, но не очень здорового Мишу, который на фоне остальных, имел крайне запущенный и какой-то заморенный вид. Миша тоже происходил из эмигрантской семьи, с той разницей, что родился на территории Израиля. К своим 35 годам он занимал хорошую должность, правда выплачивал ипотеку, потому, что всегда хотел жить отдельно от родственников. Миша был не плохой, но утомительный. Если Мишу спрашивали, как его дела, то он начинал рассказывать как, вместо того, чтобы культурно ответить "потихоньку"или "нормально". Женщинам это быстро надоедало, они старались сбежать и семью с Мишей не заводили. А семью он хотел и даже страстно желал. Впрочем, что он мог поделать? Его тщедушная внешность, результат близкородственных браков, что раньше часто встречались среди евреев, отпугивала слабый пол ещё на стадии первого обмена любезностями, не говоря об остальном. На Соню Миша не надеялся. Она явно была слишком хороша для него.
Соня пришла домой с работы в самом начале запланированной встречи гостей и встала в проёме снимая босоножки. Миша случайно оказался прямо за ней и мыкался не зная, как поступить. Наконец он набрался храбрости, и кулачком тихонько постучал в Сонину спину, как в дверь. Соня обернулась. " Очкарик." - устало подумала она. "Здравствуйте, - скромно произнёс Миша - Я вам не нравлюсь?" " Нет, ну что вы, - сконфуженно ответила Соня - К вам просто надо привыкнуть". Таким образом знакомство состоялось. Никто из присутствующих не понимал, понравился жених невесте или нет. И только мать с интересом наблюдая за Соней, пыталась придти к какому-то выводу. Дочь так долго мыла руки в ванной, что квадратный кусок мыла стал овальным.
Немного погодя свершилась помолвка, а затем свадьба и даже первая брачная ночь. Родители следили, чтоб было всё, как у людей  : с традициями, ритуалами и Мазаль Тов в конце церемонии. Мятежная Соня не соблюдала положенный пост, а перед самым торжеством махнула стакан коньяка для храбрости, чем повергла в немой шок всех, кто это видел. Чувствуя, что её жених - размазня, она злилась на себя, на него и даже на Игорька. "Вот, -шептала она - Помер и молодец. Ни боли ни ответственности". Соню всё ещё бесило, что Игорёк спал с двумя женщинами одновременно, что форматом их отношений всегда было "когда пришёл, тогда и вовремя". Он утекал, как песок сквозь пальцы и, однажды, вытек окончательно. Горе, как и раньше, держало Соню за шиворот, хотя и не так интенсивно, как несколько лет назад.
На каком-то этапе празднования случился непредвиденный момент - жених от волнения опрокинул на пиджак бокал красного вина и пришёл к ней за помощью. Соня осмотрела огромное пятно, похожее контурами на Чёрное море, и сочувственно похлопала Мишу по костлявой коленке  : " Замоешь водичкой. Высохнет, и ни фига не будет видно". Жених в ответ кисло улыбнулся.
Ночью возились с Сониным платьем - не могли расстегнуть. Оба пьяные, не смотря на то, что им никто не наливал, в полном бессилии завалились спать в одежде. А утром Мишу потянуло на ласки. Он дышал в лицо жене и от него пахло перегаром, мясом и луком одновременно. Соня, без особых эмоций, переждала пока нечто тёплое и липкое перестанет литься у неё по ногам и взглянула на мужа. Он был ей неприятен, но безобиден, и она решила сделать из него человека. Если бы Миша, например, стал нормальным, здоровым и сильным, ей делать было бы нечего на должности супруги. Может и не связывалась бы. А так, образовалась возможность увидеть плоды своего труда не сдвигаясь с места. Разорвав, наконец, непослушную молнию на платье Соня стала готовиться к следующему дню свадьбы. Родственники собирались гудеть целую неделю.
После бракосочетания молодожёны стали жить вместе. По субботам ходили к родным, то к одним, то к другим - Соня не любила готовить и постоянно пропадала на работе. Иногда она расщедривалась и варила русский борщ с говядиной и чесноком. Муж широко загребал половником, при этом кастрюля сразу пустела наполовину. Отпивал с краёв глубокой миски жидкость, готовую выйти из берегов, и быстро ел, пока она не обмелеет, а на дне, как приз, не покажется кусок мяса, величиной с женский кулак.
Жена заботилась о Мише, как могла. Заставляла вовремя стричься, ходить к врачу. Она покупала ему одежду на свой вкус и он, действительно, стал выглядеть лучше. При этом Миша оставался бесхитростным, а своим видом напоминал засушенного кузнечика. Исправить это Соня была не в состоянии. Вдобавок муж оказался весьма плодовитым и, через пару месяцев, она обнаружила, что ожидает двойню.
Беременность наградила Соню зверским аппетитом, но врач запретил много есть из-за отёков. Женщина ходила в постоянном стрессе - голодная и злая, а Мише приходилось терпеть её гневные вспышки. Муж действовал ей на нервы. Ругались на регулярной основе. Соня била посуду и не стеснялась в выражениях, а когда, наконец, родила, то испытала большое облегчение от того, что теперь можно нормально покушать. Девочкам дали имена Лэа и Бейла. По-русски: Лия и Белла. Молодой отец называл их Белка и Стрелка, нянчился по мере сил. На долго его не хватало. В итоге с детьми сидели Соня, бабушки с обеих сторон, иногда нанятая няня. Мир на какое-то время стал вертеться вокруг близняшек, но дети имеют свойство выжирать жизнь до основания и их мама начала уставать от такой действительности.
Прошло немного времени. Заметно поумнев, Белка со Стрелкой сообразили, что из папы можно верёвки вить и применяли это в своей повседневной жизнедеятельности. Мать, уходя в больницу, оставляла завтрак на плите. Отец разогревал, но замечал, что в кастрюльке только каша. Дети тоже обращали внимание на это обстоятельство и есть отказывались. Миша пел им на иврите, однако сёстрам не нравился такой репертуар. Неожиданно для всех сработала песня времён гражданской войны в России " По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед..". Её когда то напевал дедушка Миши, а он запомнил. И сбитому с толку отцу приходилось каждый раз исполнять это произведение, чтобы накормить детей, хотя у него не было ни слуха ни голоса.
Не смотря на то, что повседневные параметры часто менялись, жизнь Сониной семьи вошла в свою колею. Белка и Стрелка взрослели, Миша продолжал быть тюфяком, зато почти выплатил ипотеку. Соня следила за всеми ясными трезвыми глазами чекиста и руководила твёрдой рукой. В Москву, ко всем известным праздникам, отправлялись посылки с сувенирами, крупными блестящими финиками, специями. Светка очень уважала кофе с кардамоном, халву и, благодаря подруге, она имела всё это в большом количестве и долгосрочной перспективе. Общались постоянно. Появился интернет, скайп, отпала надобность сочинять длинные письма. В Россию Соня больше не приезжала - не хватало времени. У Светки подрастал сын Даня. Даниил. Ему шёл шестнадцатый год. Мальчик был стеснительный и мать не могла насильно показать его по видеосвязи. Он был против. Соня помнила его совсем маленьким.
В декабре, как раз перед Ханукой, неожиданно позвонила Светка. Её голос дрожал от слёз и у Сони в первый момент заныло под ложечкой. Даня серьёзно болел. У него обнаружили дефект в позвоночнике. Спину заламывало так, что спать было невозможно. Мальчик ложился на пол и ждал, когда подействуют обезболивающие. Предложили операцию, но гарантий никто не давал. Дефект стремительно рос давя на нервные окончания, Даня мучился, пил горстями таблетки, постепенно сваливаясь в депрессию. Светка шмыгала носом, рассчитывала показатели общей послеоперационной летальности, а потом густо рыдала. В общем, разговор с подругой шёл стихийно и не туда.
Долго не раздумывая, Соня решила ехать немедленно. Наспех собравшись, она вылетела в Москву одетая по израильской погоде. В декабрьской столице России непрестанно шёл снег. Уличные термометры показывали устойчивый минус. Оказавшись на морозе в лёгкой куртке и кроссовках Соня, мысленно ругая себя за скудоумие, заехала в первый попавшийся магазин и купила первые попавшиеся сапоги, но надев их, стала выглядеть ещё более подозрительно, чем раньше. Джинсы пришлось подвернуть и создавалось впечатление, что она собралась в поход по болотистой местности. Волосы без парикмахерского насилия кудрявились, на них падали снежинки. В таком несуразном виде Соня и заявилась к подруге, мысленно готовя себя к любым решительным действиям. После первых приветствий, Светка громко позвала сына. Из глубины комнаты появился заспанный Даня. Соня посмотрела на мальчика. Она была так удивлена, что у неё замёрзла кожа на голове. Природа вовремя опомнилась, решив заполнить пустоту, единственно возможным сочетанием: Даня был точной копией Светки и Игорька. Казалось, его сделали из какого-то одного человека, настолько совпадали общие черты. Он долго разглядывал Соню и, вдруг увидел то, чего раньше в женщинах не замечал. . " Ой, такая красивая..." - произнёс Даня задумчиво склоняя голову к плечу. Обе подруги, поражённые разворачивающейся ретроспективой, застыли, как два красноармейца на посту. Им требовалось время, чтоб выйти из одного состояния и переместиться в другое. Молчание нарушила Соня. Избавившись, в конце концов, от мучивших её новых сапог, она по-матерински обняла Светкиного сына за высокую шею и сказала  : " Привет, родной!"
Активность женщины подействовала на Даню ободряюще. Обычно он никому не доверял, но Соня - другое дело. Она была настоящей: искренней, надёжной и любящей. Это считывалось на подсознательном уровне. Реликтовый экземпляр, который смело можно заносить в Красную книгу. Даня поверил ей, а меньше чем через месяц его уже прооперировали в Израиле. Соня контролировала каждый этап и оплатила лечение. Светка снова плакала. На этот раз от счастья.
Равнодушной природе всё равно, кого именно она, пару десятилетий назад, смыла из жизни. Главное - Соне был важен тот, кому она освободила место.
____________________
В пятницу, как всегда, готовились к шаббату. Накупили вкусностей. Даня, только что закончивший последний курс реабилитации, после двух операций, всё ёщё ходил в специальном корсете, но двигался уверенно, и даже помогал Соне упаковывать подарки для мамы. Послезавтра он вылетал домой в Москву авиакомпанией Эль Аль.
К субботнему обеду приготовили фаршированного карпа. Огромный, с кусочками рыбного желе, он лежал на блюде боком и могло показаться, что он наблюдает за всеми своим мутным глазом. Миша сидел с застывшим куском на вилке, и зачарованно глядел в телевизор. Близняшки, по обыкновению, смеялись, бесились и, под столом, подсовывали Дане припрятанные кукурузные палочки с арахисовым маслом. Они называли Даню Даником и жалели, что он уезжает. Соня тоже привязалась к мальчику, но не расстраивалась - через месяц её семья планировала провести в России весь отпуск. В последнее время она вообще перестала дёргаться. Раньше Соню всё время трясло, словно она наступила босой ногой на оголённый провод. Судьба определила ей непрерывно унылую погоду, как в средней полосе: маленький день, бесконечная зима, но она же, оставила Соне возможность, если и не быть счастливой, то хотя бы пережить это.
- Спасибо вам, тёть Сонь, - сказал мальчик выходя из-за стола, - Без вас я бы пропал.
- Главное, больше не болей! - внимательно и бесстрастно ответила Соня и её выражение лица сделалось, как у врача, который выслушивает пациента.
______________________________