Сбитые прицелы, главы 3-4

3.

Майлз Сокорро по прозвищу Паук не мог теперь спать спокойно. Он сам не понимал до конца, почему сделал это — спас жизнь убийце, но должен — должен! — был во всём сознаться. Необходимость этого пугала до немоты, но чувство вины мучило ещё сильнее. Оно ходило за ним по пятам, противно-горькое, как неспелый плод, который вяжет во рту и не даёт нормально вздохнуть.

Паук поправил дыхательную маску. Это была запасная, которую предусмотрительная Кири захватила для него на всякий случай ещё тогда, когда они только покидали родные края. А ту, со встроенным трекером, Джейк давно выкинул в море подальше от Архипелага Меткайина. Это, конечно, было нехорошо для природы Пандоры, но гарантированно извлечь и обезвредить трекер Салли не мог, а лететь до тайной базы дружественных учёных было далековато. Да и, чего уж греха таить, рискованно для учёных.

Юноша спрыгнул с ветки, которая спускалась в воду недалеко от берега, и поплыл к его песчаной кромке. Морской народ старательно скрывал от него свою неприязнь, ведь Паук не поддерживал рекомов в их подлости и зверствах, но всё равно, как и для Оматикайя, парень оставался для На’ви сыном небесного демона — и не просто какого-то там рядового, а самого главного, жестокого и ненавистного. Поэтому Паук вышел на берег подальше от всех и обходными путями направился к хижине Салли.

Джейк всегда был добр к Пауку, несмотря на кровь полковника в его жилах. Наверное, просто чувствовал некоторое духовное родство, ведь когда-то и сам он был человеком. В сущности, Джейк и оставался человеком — тем, кто принял образ мыслей На’ви, но На’ви так до конца и не стал.

Однако поймёт ли он то страшное, что приёмный сын намеревался ему сказать? Страх осуждения так и прожигал молодого человека.

Первой у порога его встретила маленькая Тук, на которую Пауку было чудно́ и забавно смотреть как на великаншу с совершенно детским личиком. Малышка радовалась ему точно так же, как Кири. Ло’ак сделал сдержанный, но искренний жест «я-тебя-вижу». И всё бы здорово, да в тот миг Паука от их доброжелательности лишь передёрнуло — ведь скоро всё это неминуемо перерастёт в глубокую неприязнь…

Вот как у Нейтири. Она и прежде не рада была видеть в своём доме «сына небесного демона». А что же скажет, когда белокожий коротышка во всём сознается?..

Пауку не давало покоя то, что жена Джейка едва его не прикончила. Очень хотелось верить в то, что она тогда блефовала, но никакой уверенности в этом у Паука не было. Он понимал её. Он и сам скорбел по Нетейаму, который, можно сказать, с пелёнок был для него другом и братом, но неприятный холодок всё равно пробирал от каждого недоброго взгляда Нейтири.

Джейк сидел в дальнем углу хижины, чинил что-то и не сразу заметил появление Паука.

— Я вас вижу, — сказал Сокорро всем тем, кого привык считать своей семьёй. Джейк, услыхав приветствие, наконец посмотрел в его сторону и приветливо улыбнулся. Он встал и подошёл ближе.

— Ты чего такой напряжённый, парень? Команды «смирно!» не было, — пошутил Салли в духе «клана солдафонов», но на сей раз Пауку было не до смеха.

— Я… Я пришёл… — Паук помимо воли мямлил, страшась начать тяжёлый разговор и трусливо отодвигая его во времени, хоть и знал прекрасно, что перед смертью не надышишься. — Я… Я должен… сознаться…

— Сознаться? В чём, боец? Чего такого ты мог наворотить, чтоб сейчас так трястись на всю хижину? Побил кого-то из банды Аонунга?

Ло’ак и Туктирей прыснунули со смеху, представив себе описанную отцом картину, и только Кири, будто читавшая мысли и знавшая всё наперёд, не разделила с семьёй веселья.

— Я… Джейк, я… — Паук зажмурился под вмиг запотевшей маской, и лишь тогда сумел наконец выдохнуть то, что нестерпимо жгло его все эти тяжкие, скорбные после смерти Нетейама дни: — Я спас его!

***

— Кого спас? Аонунга? — Джейк в недоумении уставился на приёмыша.

Глава семьи глядел сверху вниз, немой вопрос застыл в его глазах, а Паук, не зная куда деться под его взглядом, весь покрылся противным по́том — мало ж ему было едкой морской соли на коже. Ответ застрял в глотке, спрятался где-то за кадыком.

— Папа’шу свое’го? — вдруг зашипел над ним злой женский голос. Он, казалось, родился в жерле само́й бездонной, клокочущей ненависти. Справедливой и полностью заслуженной ненависти всего народа На’ви, а Оматикайя — в особенности.

Паук так и не смог овладеть собственным языком, но и без слов всё было предельно ясным.

— Уве’зи е’го с глаз до’лой, Жейк… — прорычала Нейтири. — Не’то, ви’дит Эй’ва…

Нейтири, едва держа себя в руках, вынула нож, с которым по обычаю не расставалась, и, казалось, лишь испуганные глаза детей не давали ей исполнить желаемое.

А желание это, дикое и неудержимое, так и полыхало в её глазах.

— Да, Джейк, отвези меня… к Норму, — попросил Паук, пока вся эта тяжёлая и нелепая ситуация не вылилась в лучшем случае в семейную ссору, а в худшем — в кровопролитие. Нейтири тогда, на китобойном судне, похоже, не блефовала. Пауку стало очень больно от этого. Ему всегда очень хотелось разглядеть в ней приёмную мать, да так ничего и не вышло.

***

Вопреки всем стараниям Паука, в доме Салли действительно разгорелся скандал. Джейк попытался возразить жене, что так нельзя поступать с членом семьи, Тук и Кири тоже стали слёзно умолять её смягчиться, а Ло’ак и вовсе спросил напрямую, что было бы, если б погиб он, а не Нетейам: так же она убивалась бы по "не столь ценному" младшему сыну?

Нейтири от этих слов сперва рассверепела ещё больше, а потом горько расплакалась. Паук, виня себя во всём этом, вновь пристал к Джейку, и вот теперь они летели на икране туда, где юноша провёл бо́льшую часть своей жизни. Ему горько было покидать тех, кто навсегда поселился в его сердце, кто так много сделал для него, но вся былая счастливая жизнь — что теперь поделать! — оказалась перечёркнута жирной, безобразной чертой. В тот момент перечёркнута, когда реком полковника посмотрел на Паука с испугом за его жизнь. С таким неподдельным, что в душе у парня всё перевернулось с ног на голову. Это никто и никогда не смог бы столь искусно подделать. Тот, кто не питал к нему родительских чувств, не поставил бы его жизнь выше службы и успеха важной операции.

Паук не мог — ну никак не мог! — оставить его в беде: из соображений ли простой мужской чести или потому, что в действительности думал об отце всю свою жизнь и больше всего на свете хотел бы найти в нём хоть что-то хорошее…

И нашёл. Искреннюю, чистую родительскую любовь к себе. Такую, наверное, какую ожидать можно было лишь от того, кто раньше любить не умел вовсе…

— Останешься здесь? — смущённо и растерянно спросил Джейк, велев усталому икрану опуститься на землю недалеко от базы учёных.

— Не знаю. — Паук честно пожал плечами. — По меньшей мере мне нужно будет зайти к ним за фильтрами для маски. А уж там посмотрим.

— Прости меня, парень, — горько вздохнул Салли и, чтоб не смотреть на юношу сверху вниз, уселся на ветку, когда-то давным-давно упавшую с исполинского дерева.

— Это ты прости, если сможешь. — Пауку в тот момент захотелось заплакать. — Я вас предал… Во всех бедах, которые ещё наверняка устроит здесь полковник, буду виноват я…

— Да ни в чём ты не виноват, — возразил Джейк таким тоном, которому послушно внимаешь помимо воли. — Даже если Куоритч погибнет, неужели не найдётся тот, кто встанет вместо него? Хотим мы этого или нет, но война продолжится, Паучок. Хоть с полковником, хоть без него… А ты, как ни крути, поступил правильно, — добавил он после короткой паузы и продолжил, грустно усмехнувшись удивлённому взгляду Паука: — Да, правильно. Я теперь ещё больше тебя уважаю. Заслужил реком твоего отца такого славного сына, как ты, или нет, но любой бы ему только позавидовал, — Джейк положил свою большую синюю руку на плечо молодого человека. — И в проблемах моей семьи виноват отнюдь не ты, а я сам. Да, не удивляйся. Я плохой отец… Я всегда полагал, что быть отцом — это лишь защищать, и простой физической защиты семье достаточно. Но, как сам видишь, всё это чуточку сложнее. Намного сложнее, парень…

— Ты классный батя, Джейк, — уже смирившись с тем, что приходится прикусывать губу и глотать слёзы, выпалил Паук и на прощание обнял героя, на которого всегда и во всём равнялся. Торук-макто, когда-то отвоевавший несколько лет мирной жизни для Пандоры, дал приёмному сыну всё, чтоб тот вырос сильным и самостоятельным, и вот теперь Пауку настала пора повзрослеть до конца и покинуть милый сердцу и давший столько счастья приют.


4.

«Настало время говорить о доме и войне,

О взорванной луне,

Немыслимой цене,

О шорохе лавин,

О яде редких вин…

И не забыть, конечно, о любви…»

гр. «Мельница» — «Кащей»

Паз, наверное, стоило бы удивляться и с интересом изучать своё новое тело: сильное, почти сказочное молодое, — да с тех пор, как Полковник сообщил ей о смерти Майли, жизнь после смерти уже не казалось ей такой уж заманчивой. Зеркало в душевой ничего толком не отражало, хотя при других обстоятельствах её как любую женщину наверняка привлекла бы и идеально стройная, по-кошачьи грациозная фигура, и необычное полузвериное лицо с полосками и веснушками-звёздочками. И хвост, и странный длинный головной отросток с чувствительными подвижными волосками на конце, но…

…но, увы, без сына всё это теряло значение. На что ей дальнейшие дни и ночи, если она пропустила не только то, как рос её бедный мальчик, но и то, как он, совсем молодой и наверняка очень красивый, закончил свои дни, даже не помня её, свою маму…

Паз заплакала, в очередной раз бессмысленно глядя в зеркало, которое в блоке для рекомов удобно висело как раз на уровне их лиц.

Паз если что и оставалось в этой жизни, так разве что мстить. Вот только кому — было пока не ясно. Полковник отчего-то скрывал от неё имя убийцы. То есть, уверял, что не знал его, что не видел, кто это сделал, но Паз не верила ему. Нет, во всём остальном она целиком и полностью доверяла своему ненаглядному Полковнику, но вот в этом — насчёт Майли — не верила. Хотя Майлз Куоритч и был знаменит своей прямолинейностью. Может, всё дело было в том, что Паз теперь не узнавала его в молодом рекоме с янтарным небом в глазах вместо светло-синего? Может, потому что скучала по тому самому Полковнику, по Настоящему, которого обожала когда-то, а теперь бережно хранила в сердце память о нём?

Может?..

Может…

У Паз закончились предположения, но всё это не помогало. Она же так и не узнала о том, кто лишил её жизнь смысла.

Не получив ответа от Полковника, она спрашивала и у его бойца — у капрала Уэйнфлита. Лайл единственный вернулся вместе с командиром на базу в Плацдарме и больше надеяться Паз было не на кого, но и он бубнил что-то о потере сознания в тот злосчастный момент.

Паз не верила и ему. Поэтому отважилась подойти к самой командующей Ардмор, и та, сочувственно глядя снизу вверх, прояснила, наконец, ситуацию.

«Это сделала туземка Нейтири — жена предателя Салли, — сказала генерал и добавила уже более холодно и повелительно: — Ваша задача, капитан, найти и убить обоих. Это будет для вас с полковником и священной местью за сына, и хорошей службой на благо всего человечества».

Паз, находясь в секторе для людей, едва сумела сделать вдох через маску. Ей было слишком трудно понять свои чувства, но единственное, чего хотелось — так это посмотреть в глаза убийце и спросить, есть ли у неё дети и как она могла сделать такое с её мальчиком.

***

Полковник Куоритч не признавал самокопаний, он был человеком действия, но то ли человеческое в нём закончилось, то ли помимо его воли всё стало слишком сложно, чтоб спокойно исполнять свой долг и лишний раз не ломать голову.

Полковник злился, гнал прочь непрошенные и непокорные думы, он отвлекал себя спортзалом, тренировочными полётами на икране, попойками на пару с Уэйнфлитом и служебной рутиной, но всё равно не мог избавиться от сложного, гнетущего и неотступного чувства всякий раз, когда на глаза ему попадалась новая Сокорро.

Вроде бы другая, и в то же время как будто та же самая — та, что никогда не давала ему покоя. Не ему, конечно, сейчас жаловаться, ведь он сам, будучи ещё человеком, сделал так, чтоб и теперь видеть её здесь. Майлз всегда и во всём руководствовался только здравым смыслом и служебной необходимостью, но теперь его как будто подменили. Необходимость лгать доводила его до бешенства, которое всё труднее и труднее становилось держать в себе.

А Сокорро то и дело приставала к нему, выпытывала подробности того, что он наплёл Ардмор и всем остальным, терзала его полным боли взглядом. Ничего не добившись, она пошла пытать Уэйнфлита. И у полковника, давно и хорошо знавшего эту женщину, в каком бы облике она ни представала, были все основания полагать, что она всё равно своего добьётся — выведает «правду». У кого-то — да выведает. И чутьё Куоритча не подвело, потому что буквально час назад Лайл доложил о том, что видел Сокорро выходящей из кабинета Ардмор.

Ей нечего было там делать, кроме как спрашивать о Пауке, и генерал наверняка не стала скрывать от неё всю ту чушь, которую полковник представил ей в своё время в виде доклада.

Ложь, которую он никогда не любил, но которой не брезговал ради дела, сейчас казалась ему какой-то особенно отвратительной. Но что ж было делать?

Полковник держался — мужик он или кто? — и ничем не выдал обуревавших его сомнений даже тогда, когда приставучая Сокорро подошла и с самым решительным выражением на лице сказала, что ждёт приказаний.

Собственно, приказание у него сейчас было только одно: собираться в район Парящих гор. Было у полковника там кое-что интересное для неё…

***

Полковник с некоторым интересом смотрел на то, как пилот, немного ожив при виде небесной машины, осваивается в кабине обновлённого специально под габариты рекомов «Скорпиона». В составе «Проекта Феникс» были и другие пилоты, но их пока не активировали из-за каких-то технических неполадок, и Куоритчу приходилось быть для Паз персональным инструктором.

Персональной нянькой!

Майлз скривился и подозвал Сокорро к себе, чтоб вышла из самолёта и встала по стойке смирно для инструктажа.

— Слушаю, сэр! — отчеканила она через несколько секунд, так и обдавая своей всегдашней безукоризненной исполнительностью. Капитан Сокорро сохранила свои привычки и в теле рекома, но вместе с тем ещё и выискивала что-то в полковнике. Либо слишком плохо скрывала это, либо и не пыталась даже.

Какой была, такой и осталась. Вот только он, наверное, изменился…

Чтобы вновь не захлебнуться в волнах самокопания, полковник молча взял в руку свой тсахейлу и велел женщине сделать то же самое.

Та недоумённо уставилась на него, но послушно подчинилась, и когда её «разъём» оказался маняще раскрытым в какой-то паре дюймов от его собственного, Майлз без предупреждения — чего расшаркиваться? — резко подключился к ней…

Так резко, что едва не выбило все пробки.

Майлз пока что пробовал это лишь с одним существом — со своим икраном, но и предположить не мог, насколько связь с Сокорро окажется дикой, мощной и неумолимой. Он перестал что-либо понимать и чувствовать помимо неё, как будто весь мир теперь состоял только из них двоих. Не было в этом ничего конкретного, никаких мыслей или образов, разве что он теперь словно чувствовал за двоих, и этой силе не смог бы противостоять никто.

Не сумел и доблестный полковник. Сигнал системы оповещения в ангаре вывел его из состояния, похожего на сон или помутнение рассудка, и Майлз наконец осознал себя прижимающим Сокорро к стальному боку «Скорпиона» и целующим, точь в точь как тогда…

Он даже успел испугаться, потому что очень не любил терять контроль над собой, но прежде, чем отпрянуть и разорвать связь, особенно глубоко проник языком в её рот — так сильно хотелось, так соскучился он по этому ненавистному, но неотступно влекущему чувству.

— Умение пользоваться тсахейлу пригодится вам, капитан, — пробормотал он, с трудом прерывая непростительно волшебный для реального мира контакт. — А пока покажите мне, не разучились ли управлять этой малышкой. Вы на «Скорпионе», я — на здоровенном птеродактиле.

Обескураженная женщина молча кивнула и спустя миг замешательства ловко запрыгнула в кабину самолёта.



***

— А ведь этот человек когда-то подавал большие надежды.

Генерал Ардмор стояла посреди своего секретного кабинета и вместе с адъютантом смотрела на то, как на одном из голографических экранов взасос целуются два долговязых синекожих рекома: полковник-морпех и его подчинённая-лётчик.

— Не удивительно, что, выражаясь вашими же словами, он просрал не только недавнюю операцию, но и всю первую кампанию, — продолжил её мысль адъютант, как и генерал важно держа руки сцепленными за спиной.

— Тряпка, — резюмировала женщина-командор, но быстро спрятала своё презрение, сменив его на полную ясность и трезвость суждений. — Однако такие бывают опасными, поэтому следите за ним, майор.

Адъютант козырнул и с достоинством напыщенного индюка вышел из кабинета.