В новый класс Димка пришел, как и было велено, в первую смену. Не рассчитав время, явился рано. В классе еще никого нет. Свет не горит. Повернулся к стене и потянулся к выключателю… Пронзительный визг и громкое рычание раздались за спиной, оглушительно хлопнула крышка парты. Вздрогнув от неожиданности, включил свет и резко развернулся. Перед ним, вылезая из-под парт, появились два незнакомых пацана. В глазах – удивление:
- Ты кто такой? Что тут делаешь?
Димка опешил. В том третьем «А» классе он знал всех мальчишек. А этих впервые видит…
- Надька идет, - вдруг крикнул один из них.
- Что встал? Гаси свет, лезь под парту! - рявкнул другой.
О традиции пугать таким образом девчонок, Димка знал. Он щелкнул выключателем, но, не определив под какой партой можно спрятаться, замешкался.
В класс вошла девчонка. Рычание, визг и грохот повторились. Неизвестно, испугалась она или нет. Включила свет. Увидев Димку, посмотрела на него внимательно и тихо спросила:
- Ты что, дурак?
Светловолосая худенькая девочка с ослепительно белым на фоне коричневого платья и черного фартука воротничком в упор разглядывает его светло-голубыми глазами. И впервые в жизни что-то екнуло у него в груди и теплом ушло в голову. Растерявшись, кивнул машинально:
- Н-новенький.
Рассмеялись стоящие сбоку мальчишки. Чуть улыбнувшись, села за свою парту девчонка. А Димка все стоял и стоял, пока в класс не пришли другие ученики. И только тут он узнал, что находится в параллельном классе.
Учительница, подменявшая заболевшую коллегу в третьем «А», перевела его в свой третий «Б».
Оказалось, девочка сидит как раз перед ним. Три месяца Дима смотрел на ее туго заплетенные косички с черными бантиками, разделенные аккуратным пробором. Потом учительница пересадила Диму на вторую парту среднего ряда. Чтобы увидеть ее, приходилось поворачиваться… и получать замечание от учительницы: «Не вертись!». До слез было обидно.
Быть рядом с ней на переменках и во время внеклассных занятий ему было не трудно. Но из школы расходились в разные стороны. Ее папа служил каким-то железнодорожным начальником, и жили они в центре поселка, в большой благоустроенной квартире. Димкины родители работали в промкомбинате, и их маленькая двухкомнатная квартирка располагалась в «хрущевке» на краю поселка. Его знаки внимания она принимала спокойно и нисколько не выделяла среди других одноклассников. И это омрачало все его детские мечты.
Дима очень любил читать книги. Все школьные сочинения и изложения писал лучше всех в классе. Его сочинения, как в начальной, так и в средней школе учительницы чаще других зачитывала вслух, как образец.
Свои литературные способности «на пользу дела» он впервые применил в восьмом классе. В их школе, по итогам изучения творчества Пушкина, девочкам всегда предлагалось изложить в свободном стиле письмо Татьяны Онегину, а мальчикам – ответ Онегина. Дима заранее приготовил такой текст, из которого становилось ясно, что его письмо адресовано ей, девочке-однокласснице. Он рассчитывал, что и это сочинение учительница прочитает всему классу. Но почему-то в этот раз учительница предложила всем написать изложение по письму Татьяны. Всем, и мальчикам, и девочкам! Удрученный таким обстоятельством Дима изложил содержание литературного шедевра с применением слов популярных современных и народных песен.
Письмо в его варианте начиналось так: «Ах, Евгений, как писал один любимый поэт моей няни: «души прекрасные порывы». Но, я не хочу душить свои порывы и я Вам пишу. А еще мне няня часто говорила: «Зачем вы, девушки, красивых любите? Непостоянная у них любовь». Заканчивалось изложение следующей строкой: «Ах, зачем, зачем на белом свете есть безответная любовь?».
Сей опус учительница в классе не зачитала. С Димой побеседовала классный руководитель, и вызвали в школу родителей. По возвращении из школы мать сразу же потянулась к Димкиному уху. Но вместо этого растормошила ему волосы и отвернулась, пряча улыбку в воротник пальто. Отец, ничего не сказав, всю следующую неделю ходил задумчивый и неопределенно хмыкал. Родители немедленно, наверное, первый раз в жизни прочли всего «Евгения Онегина» от корки до корки. После этого отец вынес вердикт:
- Сынок, ты уже большой. Школу заканчиваешь. Скоро в жизнь выйдешь, а там совсем другие законы. Это в школе вам многое списывается на детские шалости. А у взрослых такой градации нет. Во взрослой жизни иные понятия: проступок-хулиганство-преступление. И где проходят границы между ними, не знает никто. Их в каждом отдельном случае устанавливают следователь, прокурор и судья. Мой тебе совет - не вольнодумствуй.
Проявлять свои чувства к однокласснице более открыто Дима стеснялся. Несколько раз давал себе слово подойти к ней и объясниться. И откладывал разговор под любым подвернувшимся предлогом. Стеснительный с ней Димка в отношениях с другими девочками чувствовал себя легко и просто. На танцах зимой в клубе или летом на танцплощадке среди нарядных веселых девушек Дима был веселым, красноречивым и юморным. А при ней в строгой школьной форме, все с тем же ослепительно белым воротничком и аккуратно заплетенными косами, терялся.
Впервые в выходном платье он увидел ее на выпускном вечере. Светло-русые волосы уложены в нарочито небрежную прическу. Екнуло, как в третьем классе сердце, заныло под ложечкой, и язык отказался повиноваться. Принцесса в светлом легком платье и уложенными в нарочито небрежную прическу волосами стояла перед ним и о чем-то разговаривала с двумя его друзьями.
По давно установившейся традиции выпускники после бала отправились на набережную. Нагулявшись, уставшие расселись на лавки отдохнуть. Она оказалась рядом. Это были единственные в его жизни минуты, когда они сидели рядом, и она, положив голову ему на плечо, кажется, дремала. Он боялся пошевелиться, несмотря на затекшие ноги и онемевшую руку.
Пришло время расставаться. Дима в густых зарослях нарвал цветущей сирени. Раздал девчонкам. Хватило каждой по веточке. И одна осталась. «Ты же у нас математик, ровно посчитал - одна Надькина» - тут же встряла Лариска, известная в классе насмешница. Только тут заметил, что Надя стоит одна у парапета набережной и смотрит вслед уплывающему по реке теплоходу. Подошел и просто подал ей цветок. А затем, сам не понимая, как решился, накинул ей на плечи пиджак…
Долго помнил ее благодарную улыбку и, как ему показалось, грустный, печальный взгляд. И наигранно томный Ларискин голосок: «Сирень к утру завянет. Такая же недолгая, как и первая любовь». У, ехидна.
Вернувшись с набережной, бывшие одноклассники расставались в центре поселка. Прощались довольно буднично, так как со многими все равно будут встречаться на улицах поселка. Со многими, но не с ней. Ее отец получил повышение по службе, и их семья переезжала в центр города.
Помахав всем на прощание рукой, она пошла домой. Уходила не хрупкая девчушка в школьной форме с белым воротничком. Уходила принцесса в летнем платье с небрежно уложенной прической. Уходила навсегда, так и не узнав, кем она для него была. Молотом бухало в голове: «Догони! Останови!». Но ноги, словно налитые свинцом, не сдвинулись с места. Почему!?... Он просто испугался услышать безразличное: «А зачем? Зачем ты мне все это говоришь сейчас, в наш последний день? У нас с тобой не было прошлого, поэтому не будет и будущего». Ответить на такой приговор ему было нечем. Стоял и смотрел вслед до тех пор, пока девушка не скрылась за углом.
Домой шел один. Защемило в груди. Кашлянул. Запершило в носу. Защипало в глазах. Потекли слезы. И он, не уступавший в драках, дважды побывавший в руках хирурга, зашивавшего ему порезы, сейчас, как маленький мальчишка, не смог их сдержать. Горячие, крупные слезы текли по щекам, и он, не стесняясь встречных прохожих, стирал их с лица рукой.