Польский вопрос

Павел Столяров-Король
РОДИНА, ЗАНОВО ОБРЕТЕННАЯ
Посвящается памяти ссыльных Поляков, погибших в Сибири
Абакан 2007

Предлагаемая книга стала результатом исследовательской работы,проведенной П. Столяровым в 2003-2005 гг. Была исследована группа бывших польских ссыльных. Они вместе с родителями были сосланы в Сибирь в 1939 году, а в 1946-м вернулись на родину, в Польшу.
Книга предназначена для историков, краеведов, музейных и архивных работников, преподавателей и аспирантов вузов, а также для всех интересующихся малоизученной проблематикой польской ссылки в Сибирь.

Крэсы. Терр итория и люди

Термин "Крэсы" в сознании современных поляков ассоциируется с территорией, которая находилась на восточных рубежах Польши перед Второй мировой войной. Со временем понятие Крэсы стало синонимом малого Отечества для поляков, которые появились на Крэсах в начале ХVI века. С половины ХVI до конца XVII века сформировалось специфическое самосознание жителя приграничных районов (Kołbuszewski J.: Kresy, Wyd. Dolnośląsk, Wrocław, 1995, s. 37-39).
В предвоенной Польше название Северо-Восточные Крэсы означало регион, заключающий в себе несколько разных составляющих в географическом и историческом смыслах. В те времена в его состав входили такие области, как: Вилейская, Новогрудская, Полесская и восточная часть Белостокской.
В состав Юго-Восточных Крэсов входили такие области, как: Волынская, Тарнопольская, Станиславская и часть Львовской области на восток от реки Сан (В настоящее время это территория Литвы, Латвии, Белоруссии, Украины).
В 1939 г. войска СССР оккупировали 52% польских территорий (Восточные Крэсы). На этой территории проживало около 14 миллионов польских граждан. Из них 8,7 миллионов белорусов, литовцев, украинцев и евреев, а также 4,7 миллиона поляков (Czubiński A.: Najnowsze dzieje Polski 1914-1983, Wyd. PWN, Warszawa, 1987, s. 263-266). Одновременно постановлением Верховного Совета РСФСР от 02.11.1939 года проживающие в данный момент на этой территории автоматически получили советское гражданство и паспорта (Там же., С. 263-266). Начались репрессии, которые прежде всего были направлены на людей "политически неблагонадежных", связанных с Республикой Польша (Polak B.: O sowieckich represjach wobec Polaków. [W:] "Biuletyn Instytutu Pamięci Narodowej" nr 11 (34), 2003, s. 11). Ими были государственные служащие и высший военных состав, в котором были солдаты-резервисты, полиция, а также солдаты Корпуса пограничной службы. Тем самым были разрушены социально-политическая и экономическая структуры, создаваемые поляками в данном регионе долгие годы. Чтобы обеспечить условия для создания однопартийной системы власти, были ликвидированы всевозможные политические партии, а также организации национальных меньшинств. Ликвидирована также организация украинских националистов, т.к. ее посчитали антисоветской. Были уничтожены и всевозможные неполитические социальные организации.
Такая деятельность привела к ассимиляции Восточных Крэсов, а также не только к уничтожению польских корней, но и к исчезновению навсегда польского народа на этой территории. Официально Восточные Крэсы как часть территории Польши перестали существовать с 1944 г. После подписания Ялтинского (Там же., С. 10) договора были установлены новые границы польского государства. С того времени Польше принадлежит только маленький кусочек Крэсов. Все остальное оказалось под властью Советов.

Из истории освоения Восточных Крэсов во времена существования Второй Речи Посполитой

Идея колонизации территорий, которые покидали прусские войска, а их место занимали советские и польские войска, родилась 17 декабря 1920 г. Сейм принял два декрета: "О принятии в пользование земель Северо-Восточных регионов Речи Посполитой", а также "О раздаче этих земель колонистам" (ими были преимущественно демобилизованные участники польско-советской войны 1919-1920 гг.). Единственным препятствием для реализации этих декретов был вооруженный конфликт между польской и советской стороной, который удалось погасить после заключения мирного договора о разделе белорусских и литовских земель между Польшей и Советской Россией в Риге 18 марта 1921 г.
Весной 1921 г. первые группы осадников с семьями, собранные в так называемые рабочие колонны, прибыли на Крэсы, организуя там поселения, которые в первую очередь занялись сельским хозяйством. Благодаря этому началось активное освоение восточных земель. Идея колонизации была негативно воспринята в обществе, и уже в 1923 г. она была остановлена. В течении трех лет 7 354 чел. осадников получили в свое пользование 133 146 гектаров земли, пустовавшей до того времени, либо принадлежавшей крупным землевладельцам.
Колонизаторы, объединившись, создали Союз поляков, который занимался не только решением вопросов социального характера, но и политического. В сферу социального направления этого Союза входили: обеспечение колонистов сельскохозяйственными инструментами, зерновыми, скотом, а также строительство дорог и объектов социальной сферы (школ, магазинов, костелов, сберегательных банков). В сферу политических интересов входила пропаганда среди местного населения, организация совместных проектов культурно-массового значения. Создавались благоприятные условия для общественно-культурного развития национальных меньшинств. Существовало большое число польских школ разного уровня, доступных для коренного населения. В школах дети изучали не только польский язык, но и украинский, белорусский, литовский, что привело в значительной мере к стиранию границ между представителями разных национальностей и конфессий (польские дети знали не только родной язык, но и язык коренных жителей, а те, в свою очередь, получили возможность получения должного образования). Из воспоминаний: "Мой папа был сыном католического священника, а мама дочерью местного православного попа. У нас в доме и у многих смешанных семей, как наша, всегда было два праздника - католический и православный. Мы ходили и в костел, и в церковь. В школе было два языка - польский и украинский". Большинство колонистов имели среднее образование, что позволило создать на этих землях общество высокой культуры. Переселенцы научили местных жителей (украинцев и белорусов) современным методам обработки сельскохозяйственных угодий и ведения сельского хозяйства.
Благодаря современным методам обработки земли, из Крэсов в центральные районы Польши хлынул поток изобилия в виде дешевого зерна и мяса. Начали поговаривать что "богатство Польши Крэсами прирастать будет!" Тем более трагичным был процесс уничтожения и выселения поляков с Крэсов, который наступил в связи с захватом Красной Армией этих земель 17 сентября 1939 г. и длился до 1947 г. По мере наступления Красной Армии с самого начала органы НКВД приступили к так называемой зачистке - в первую очередь были арестованы все офицеры польского войска, полицейские и пограничники, общественные и политические руководители, представители интеллигенции, крупные землевладельцы и государственные служащие (Rogalska K.: 10 lutego minęła kolejna rocznica deportacji Polaków z Kresów Wschodnich do ZSRR. [W:] "Głos znad Niemna" Nr 7, 18 lutego 2005).
Советское государство в 1930-1940 гг. осуществило целый ряд массовых операций, жертвами которых стали поляки. В результате имевших место на Крэсах "польских операций", являвшихся частью Большого террора, наступила "советизация", что в свою очередь привело к исчезновению поляков на Крэсах.
Можно выделить четыре наиболее массовые репрессивные акции на этих землях.
Одна из первых репрессивных компаний охватывает период c 20-30 гг., и касается около 1,5 млн. польских граждан, которые, благодаря Рижскому (Wojcik K.: Rewindykacja zbiorów i zabytków (Po Traktacie Ryskim). [W:] Dziesięciolecie Polski Odrodzonej 1918-1928, Wyd. Światowid, Kraków-Warszawa, 1928, s. 740-744) договору, подписанному в марте 1921 года, оказались за восточной границей Польши. Именно эти гра-ждане были в первую очередь репрессированы: расстреляны или сосланы в Сибирь.
Новые репрессивные акции последовали вскоре после захвата Советским Союзом в сентябре 1939 г. довоенного польского государства, и длились до июня 1941 г. На этом этапе происходили самые массовые и кровавые репрессии польского населения. Расстрел 21 872 военнопленных польских офицеров в Катыни, Твери, Медном и Харькове (Цыган К., Скальски Я. Польша. Борьба за свободу и независимость 1939-1945 гг. // Варшава, 2005, С. 110). В период с 10 февраля 1940 г. по июнь 1941 г. были проведены четыре массовые депортации польских граждан (1-я 10 февраля 1940 г., 2-я 13 апреля 1940 г., 3-я 29 июня 1940 г., 4-я май-июнь 1941 г., которую приостановила немецко-советская война).
Из воспоминаний: "Наш эшелон был последний. Мы надеялись на то, что немцы нас спасут. Насту-пило 22 июня - пошли третьи сутки как нас погрузили в вагоны и не выпускали. С утра было слышно, как бомбят близлежащие города. Эшелон тронулся - в полдень нас догнали немецкие самолеты, расстреливали вагоны, пытались взорвать паровоз. К сожалению, им не удалось остановить эшелон. К сожалению! - да, потому что из нашего вагона, в котором находилось 40 человек, из Сибири вернулись только двое - я и мой брат. Остальные погибли от голода и холода, непосильной работы".
Преследование поляков не закончилось ссылкой в Сибирь. Оно усилилось весной 1943 г. в связи с открытием правды об уничтожении польских офицеров в Катыни. Польские власти требовали незамедлительного расследования этого дела. В связи с этим Сталин разорвал дипломатические отношения с Польшей. Это привело к так называемой паспортизации польских граждан в 1943 г. - насильной паспортизации. 16 января 1943 г. польские граждане, находящиеся на территории СССР, официально утратили свое гражданство и автоматически стали советскими гражданами. Паспорта выдавали органы НКВД, все чаще пользующиеся в ходе операции угрозами, а также насильно заставляя поляков подписывать документы. Из воспоминаний: "Наших мам вызвали в НКВД, которое находилось в 30 километрах от нашего поселка. Вызвали, чтобы вручить советские паспорта. Мамы отказались подписывать какие либо документы - понимая, что тем самым потеряют навсегда возможность вернутся на родину. Их закрыли в КПЗ и предупредили, что если не подпишут, то их сошлют в лагеря, потому что они нелегально пребывают на советской территории, а детей отдадут в детдом. На следующее утро мамы все подписали". "Нашу маму вызвали в НКВД для получения советского паспорта - больше мы ее не видели". "Когда я отказалась взять советский паспорт, то нкаведэшник меня бил до тех пор, пока я не согласилась подписать бумаги". В результате этой акции 160 тыс. поляков получили советское гражданство, около 2000 (те, кто отказался от советского гражданства, не подписали документы) за нарушение паспортного режима были арестованы и направлены в ИТЛ (Гурьянов А. Масштабы депортации населения в глубь СССР в мае-июне 1941 гг. // ред. Еремина Л. Репрессии против поляков и польских граждан // Москва, 1997, С. 137-175). Но были и такие, которым ничего не сделали за отказ принять советское гражданство. Охотно воспользовались возможностью получения советского гражданства украинцы и белорусы. Получение гражданства автоматически снимало с них статус ссыльных и приравнивало в правах и льготах к советским гражданам. Каково же было разочарование, когда поляки (те, кто мог доказать свое польское происхождение) реэвакуировались в Польшу. Украинцам и белорусом этого не позволили сделать. Из воспоминаний: "Вы - советские граждане, вам нельзя в Польшу! Этот приговор услышали многие наши соседи по неволе. В поселке было несколько польских семей, а выехать на родину разрешили только двум. Двое не выдержали мысли о том, что не вернутся на родину, и повесились в тот же день".
За вступлением в 1944 г. Красной Армии на территорию Польши последовала новая длительная репрессивная кампания. Имели место аресты, депортации в глубь СССР, а также, казни членов Армии Крайовой (польское антигитлеровское подпольное движение). В ходе массовых облав "операций по очистке тыла" (Polak B.: O sowieckich represjach wobec Polaków. [W:] "Biuletyn Instytutu Pamięci Narodowej" nr 11 (34), 2003, s. 23; Еремина Л. (ред.) Репрессии против поляков и польских граждан // Москва, 1997), проводимых органами НКВД, были интернированы десятки тысяч поляков без вынесения приговора. Поводом для арестов, как правило, служили обвинения в диверсионной, террористической и шпионской деятельности, направленной против установления просоветского режима в Польше.
Последний этап "польских операций" не менее трагичен. Коснулся он поляков, которые после войны не захотели освободить своих хозяйств, надеясь на то, что при советской власти также смогут вести их. Крэсы были их родиной, и они не допускали мысли, что им придется поехать в неизвестность, т.е. в Польшу. В связи с подписанием Тегеранско-Ялтинского (Encyklopedia "Białych plam", t VIII, Wyd. POLWEN, Radom, 2002, s. 283-287) договора, который признал права Советского Союза на захваченные в 1939 г. территории, т.е. Крэсы, несколько миллионов польских граждан оказалось за восточной границей Республики Польша. В течении нескольких лет польские власти настаивали на депортации этих граждан в Польшу, в результате вернулось около 750 тысяч человек.

Депортация польских граждан в РСФСР в 1939-1941 гг.

Как уже было сказано выше, автор данного исследования ограничился имевшей место советской оккупацией восточных польских земель, которая длилась от сентября 1939 до июня 1941 г. За это время было проведено 4 депортационных кампании, в результате которых на восток было сослано более 2 млн. польских граждан (Byrska M.: Ucieczka z zesłania, Wyd. Editions, Paryż, 1986, s. 160). Массовые репрессии и депортации народов были одним из важнейших инструментов советской власти. Эти действия привели к тому, что многие народы практически перестали существовать. Ведь людей депортировали в необжитые районы Сибири и Восточного Казахстана, где они поголовно умирали от голода и холода.
К сожалению, нельзя установить более-менее точно, сколько было депортировано поляков за этот период, разные научные исследования этого вопроса дают разные результаты.
По утверждению польских представительств, работавших в СССР в 1941-1942 гг., количество депортируемых поляков составило приблизительно 960-1270 тыс. человек (W czterdziestym nas matko na Sybir zesłali... Polska a Rosja 1939-42 (red. Gross J.), Londyn, 1983, s. 8).
Как утверждают советские исследователи этого вопроса, было вывезено от 300 до 314 тыс. польских граждан (Masowe deportacje sowieckie w okresie II wojny światowej, (red. Ciesielski S.), Wyd. UW, Wrocław 1994, s. 46; Ciesielski S.: Masowe deportacje z ziem wschodnich II Rzeczypospolitej w latach 1940-1941 i losy deportowanych.; Uwagi o stanie badań. [W:] (red. Ciesielski Stanisław), Wschodnie losy Polaków, Wyd. UW, Wrocław, 1997, s. 85-116).
В результате совместного исследования, проводимого в начале 90-х годов польской общественной организацией "Карта" и российской общественной организацией "Мемориал", удалось составить поименные списки 676 тыс. ссыльных польских граждан (Все депортации 1940 г. были проведены по решениям высших органов власти СССР - Политбюро ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров (АПРФ. Ф. 3. Оп. 30. Д. 199. Л. 1-2; Л. 6-7; Л. 8-10; Л. 11-27; Л. 28; Л. 30-38; Л 47; Л. 48-49; Ф. 93. Коллекция Постановлений СНК СССР; ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 57. Д. 65. Л. 144-145; Л. 163-166; Л. 167-169; Л. 170-174; Л. 175; Д. 68. Л. 123-128; Ф. 9401. Оп. 12. Д. 205. Л. 1-4; Ф. 9479. Оп. 1. Д. 57. Л. 40-41; РГВА. Ф.40. Оп. 1. Д. 182. Л. 26-30).
Из директивных документов высших органов власти, а также материалов НКВД СССР видно, что в ходе каждой из четырех депортаций 1940-1941 гг. были выселены разные категории граждан, каждая из которых в тогдашней делопроизводственной терминологии имела свое название (Гурьянов А. Польские спецпереселенцы в СССР в 1940-1941 гг. // ред. Еремина Л. Репрессии против поляков ..., С. 116) и на поселении содержалась, как правило, отдельно от других.
- 10 февраля 1940 г. (спецпереселенцы-осадники) была проведена первая из четырех депортаций поляков в Сибирь, т.к. советская власть боялась вооруженного восстания на захваченных территориях. Как утверждает польская сторона, было вывезено около 400 тыс. человек (по данным НКВД, было вывезено 139 299 чел.).
Эта акция была заранее спланирована и разработана во всех мелочах, были созданы специальные группы, которые шли вслед за советскими войсками. Главной задачей этих групп было проведение массовых арестов по заранее составленным спискам. В этих списках прежде всего оказались лесники, полицейские, солдаты-резервисты, солдаты Корпуса пограничной службы, а также семьи государственных служащих и общественных руководителей, купцов и фабрикантов. Эти группы были депортированы в основном в Архангельскую, Омскую, Новосибирскую области, Красноярский и Алтайский края, Коми АССР (Gurjanow A.: Cztery deportacje 1940-41, "Karta" nr 12, 1994, s. 114-136). Основная масса депортированных была размещена в леспромхозах и специальных поселениях.
- 13 апреля 1940 г. (административно-высланные) были депортированы семьи арестованных ранее политически неблагонадежных (всех тех, чьи отцы, братья и сестры находились в лагерях и тюрьмах). Были это женщины и дети, а также их родители, в основном, жители городов. В этот период было депортировано около 320 тыс. человек (НКВД - 60 351 чел.). Депортированных вывезли, в основном, в Казахскую АССР. Половина из них была размещена в колхозах и совхозах, остальных направили в спецпоселки и в строительные бригады, занимавшиеся строительством железной дороги и оросительных каналов. Некоторые спецпоселки были организованны в степи с неизвестной до сегодняшнего дня целью.
- С июня по июль 1940 г. (спецпереселенцы-беженцы) было депортировано около 400 тыс. человек (НКВД - 76 246 чел.). На этот раз были депортированы в основном беженцы с районов центральной и западной Польши, а также было арестовано 16 617 одиноких и около 4 767 польских военных и бывших полицейских из Литвы (Parsadanowa W.: Dieportacyja nasielenija iz Zapadnoj Ukrainy i Zapadnoj Biełorussii w 1939-1941 gg., "Nowaja i nowiejszaja istorija" nr 2, 1989, s. 32, 34, 36).
- В результате проведенных операций по массовому выселению в мае и июне 1941 г. (ссыльнопоселенцы) в ссылке оказалось более 300 тыс. человек, в основном, жителей приграничных районов (35 540 фермерских хозяйств). В этой группе депортированных оказались те, кого посчитали неблагонадежными (для депортации достаточно было анонимного доноса на соседа), среди них было много представителей польской интеллигенции. Они были высланы, в основном, в Новосибирскую область, Красноярский и Алтайский края.
Депортации поляков не остановил ни договор с Польским правительством в 1941 г., ни конец войны. В ходе освободительной операции советских войск от немецких захватчиков было депортировано как минимум 200 тыс. человек. Ими оказались в основном представители польского партизанского сопротивления (Армия Крайова), воевавшие рука об руку с советскими солдатами против немецких оккупантов. Были депортированы также жители Забужаньских районов, Мазур и Шленска. Как правило, депортации подверглись люди, не имевшие никакого отношения ни к националистическому движению, ни к партизанам, у многих родственники были убиты фашистами и националистами. В основном, это были крестьяне, интеллигенция, выступавшая за независимость Польши. Всего, по данным польских исследователей, были депортированы десятки тысяч поляков. Многие были арестованы просто на улице и без суда и следствия переселены на территорию от Красноярска до Магадана.
Для большинства депортируемых в Казахстан путешествие должно было закончиться в пустой степи. Их размещали на территории, где не было никаких населенных пунктов. Ситуацию в Казахстане, с которой они столкнулись, лучше всего иллюстрируют слова одной из депортированных женщин: "...на месте не было ничего, только ветер и трава, да еще выкопанный колодец" (Szynkiewicz S.: Polacy kazachstańscy. Początki przystosowania do środowiska, [w:] Polacy w Kazachstanie, op. cit. s. 249). Только немногие попали в уже заселенные районы. Дети и старики часто не достигали места поселения из-за трудностей путешествия: голода и отсутствия элементарных гигиенических средств. По некоторым данным, смертность среди выселенных достигала примерно 20-25% в дороге при депортации (Iwanow M.: Pierwszy naród ukarany. Polacy w Związku Radzieckim 1921-1939, Wyd. UO, Warszawa-Wrocław, 1991, op. cit., s. 372).
Те, кто попал на место назначения, в суровых условиях восстанавливали "народное хозяйство страны" и свою жизнь. Поселения строили в степи, названиями их были чаще всего номера, назначаемые планировщиками-геодезистами. Ими пользовалась и администрация, и жители. Позднее начали давать им имена собственные, причем не всегда это были русские названия. Из воспоминаний: "В некоторых случаях людям удавалось дать название по своему желанию". Деревни Кокчетавской области чаще всего получали названия, напоминающие Украину. Так на карте Казахстана появились Березовка, Черниговка, Вишневка, Волынск и другие, а в Сибири: Белосток, Виленка (Szynkiewicz S., Polacy ..., op. cit., s. 250). Несмотря на то, что побег был и так невозможен, население подвергалось суровому режиму. Статус "спецпереселенцев", который стал их участью, был однозначен с ограничением личной свободы и необходимостью ежемесячной отметки в комендатуре. Из воспоминаний: "Комендатура была в соседнем поселении, в отдаленном на 30 километров. И в зной, и в лютый мороз нужно было нам идти и отмечаться". Было запрещено ведение переписки с близкими, отказано в праве обучения на родном языке (Кияс А. Наказанный народ // ред. Гавецкий М., Яскульски Я.. В степи далекой. Поляки в Казахстане. Познань - Алма-Ата, 1997. С. 59).
В сумме, начиная от 1920 г. до 1950 г., советская Голгофа востока поглотила около 9 млн. поляков (по данным польских исследователей) (Archiwum Tekstów Radia Maryja. Audycja z 09.02.2003. Temat: "Golgota Wschodu - kolejna rocznica wielkiej deportacji". Goście: Ks. Prałat Zdzisław Peszkowski, dr Zygmunt Zdrojewski). Из них - 1млн. 400 тыс. это смертные приговоры.
В результате польско-советских договоров 1946 г., а также декрета от 22 мая 1955 г., подписанного Верховным Советом СССР, и договора от 22 августа 1957 г. (о передаче Польше польских граждан, пребывающих в Советском Союзе) часть поляков смогли вернутся на родину. Территорию СССР в 1946 г. покинуло 460 тыс. человек, а в 1950 г. - около 60 тыс. человек (Janocha A.: Pod opieką Matki Bożej, Wrocław, 1993, s. 250-251). К сожалению, репатриацией не были охвачены все польские граждане в силу ряда причин. На период 1950 г. в СССР оставалось около 1,4 млн. поляков (Polak B.: O sowieckich ..., s. 15).

Общие данные респондентов и их происх ождение

По результатом проведенного исследования можно утверждать, что процент родившихся в центральной и западной Польше равен - 15,3% (те из респондентов, кто на момент депортации пребывал на Крэсах у родственников, знакомых, проезжали мимо, были на экскурсии), а родившихся на Крэсах - 84,7%, из них практически половина, а это 37,8% респондентов, являются членами семей эмигрантов (осадников, прибывших на Крэсы в 1920-25 гг.), и лишь 33,3% среди опрошенных были коренными жителями Крэсов.
Перед депортацией 32,4% респондентов учились в школе, дошкольников среди опрошенных было 24,3%. Только 5,4% респондентов на момент депортации закончили школу. Средний возраст опрашиваемых в 1940 г. был равен 9 годам.

Депортация

Все четыре депортации, имевшие место на польских землях в 1940-1941 гг., проходили по одной и той же схеме, что было обусловлено разработанными ранее стратегическими планами органов НКВД. Были подробно написаны инструкции предпринимаемых действий, касающиеся процесса депортации. В каждом районе, охваченном депортацией, находился штаб состоящий из 3-5 сотрудников НКВД, а непосредственными исполнителями были специально подготовленные опергруппы, состоящие из одного специально обученного для этих целей офицера и нескольких солдат, как правило, из местного ополчения.
Опергруппы, проводившие выселение, появлялись обычно на рассвете. Чаще всего в сопровождении нескольких представителей местных властей и органов правопорядка (евреи либо украинцы).
Кандидатам на выселение обычно сообщалось, что подписан приказ об их выселении, что подтверждает 13,5% опрошенных. После объявления о выселении проводилась ревизия, якобы с целью поиска незарегистрированного оружия (что подтверждает 18% респондентов). В процессе ревизии нередко пропадали ценные вещи (6,3% опрошенных). Результатом ревизии был общий балаган: "разбрасывали все, что попадало под руку" - со слов 25,2% опрошенных. Бывало, что ревизия выглядела таким образом: "...поверхностно осмотрев вещи, для вида, т.к. только открывал и закрывал шкафы в ходе этой операции, объявил - собирайтесь, переселяем вас в другую область". Иногда старшие группы спрашивали, куда семья хотела бы переехать - в Германию или в Россию (ничего не подозревавшие жертвы, уверенные в том, что, например, их везут в Германию, открывали для себя правду, что везут их в Сибирь, находясь уже в вагонах, следовавших на восток). Чтобы уговорить детей как можно быстрей собраться, им обещали, что их повезут к отцу. Эффект всегда был один и тот же - дети быстро собирались, не спорили, в надежде на то, что снова увидят отца. После проведения ревизии попавшим под депортацию гражданам давали время на сбор вещей.
В нарушение инструкции время, отведенное на сборы, составляло около 30 минут (7,2%), иногда на сборы давалось всего лишь 10-20 минут (9,9%). Почти 18,9% опрошенных утверждают, что на сборы вещей было отведено 1 час и больше. Время на сборы увеличивалось в зависимости от того, сколькими семьями опергруппа одновременно занималась.
Что именно и в каком количестве депортированные могли взять с собой, в большинстве случаев зависело от руководителя опергруппы и от того, каким транспортом опергруппы располагали на данный момент. Около 4,5% респондентов так описывают события: "никто из местных, а также из близлежащих деревень не хотел нас отвезти на станцию. Только через 3 часа энкавэдэшникам удалось уговорить какого-то украинца с другого района. Когда офицер нас спросил: "Почему никто не хочет вас отвезти?" услышал в ответ: "Потому что нас любят и уважают".
Чаще всего офицер лично руководил сборами, позволяя брать конкретные предметы: "уговаривали нас брать с собой как можно больше вещей" - так утверждает 24,3% респондентов. По-разному выглядела ситуация со сбором продуктов. Некоторые опергруппы придерживались инструкции "взять еды на месяц", - так утверждает 30,6% опрошенных. В некоторых случаях количество продуктов резко ограничивалось, их должно было хватить на несколько дней, что подтверждает 25,2%. Были случаи, когда выселяемым не разрешалось покидать помещение, в котором они находились, что не позволяло взять свои продукты, т.к. в большинстве случаев продукты хранились в отдельных помещениях: "Мы взяли немножко хлеба и каши". В некоторых случаях на данный момент в семье из продуктов ничего не было, в нескольких случаях офицер разрешал взять помощь от соседей в виде нескольких булок хлеба, окорока и мешка сухарей.
Ситуация со сбором одежды и подручных инструментов тоже бывала разной: "Когда офицер узнал из документов, что отец работает кузнецом, то приказал взять с собой все инструменты - там тебе все пригодится". В некоторых случаях депортированные получали приказ брать столько, сколько смогут унести, что подтверждают 26,1% опрошенных: "Нам разрешили взять каждому по небольшой сумке". В большинстве случаев офицеры НКВД не только советовали, что взять с собой, но и помогали упаковывать вещи: "Старший по званию, видя, как мама мечется между нами, детьми (нас было 7, самая младшая 7 месяцев, самая старшая 14 лет), не зная, с чего начать, дал нам время до обеда. Солдату, который с нами остался, приказал: ждать до того момента, пока хозяйка не скажет, что готова к выезду. Позволил маме брать все, что войдет в большие сани. Посоветовал взять как можно больше теплых вещей, кухонных принадлежностей. Уговорил маму взять с собой швейную машинку и сам лично привязал ее к саням. Эта машинка стала нашей кормилицей в ссылке - мама шила и переделывала местным жителям вещи, зарабатывая тем самым на хлеб". Был случай, когда офицер выбросил машинку из саней и не позволил взять ее с собой: "Мама сопротивлялась, заявляла, что без швейной машинки никуда не поедет. В это время соседки окружили сопровождавших офицера солдат, угощали их папиросами и водкой, уговаривали их, чтобы позволили маме взять швейную машинку, т.к. она швея и этим заработает хлеб для детей. Только после того, как офицер был вынужден нас покинуть и идти в другой дом, удалось уговорить солдат, которые неохотно согласились. Швейная машина спасала нам жизнь, т.к. была единственной возможностью заработать на хлеб. Заказов было очень много, т.к. на расстоянии несколько десятков километров эта швейная машинка была единственной". Больше всего случаев человечного отношения опергрупп к депортированным проявилось в апреле 1940 г.
К сожалению, в большинстве случаев во время арестов опергруппы вели себя "по-свински", недостойно, пугали, кричали, иногда даже и били. Во время таких ситуаций ни в чем не повинные люди не имели не только возможности подумать над тем, что нужно взять с собой, но и просто не имели времени. Поэтому бросали в корзину все, что попадало под руку (обычно такие вещи оказывались абсолютно ненужными в суровой Сибири), т.к в ряде случаев пострадавшим сообщалось, что их перевозят в соседний район. Поэтому они брали только самое необходимое: драгоценности, деньги, документы, немножко вещей, в надежде на то, что они вернутся за остальным позже. Такие семьи, абсолютно не подготовленные к дальней дороге, к суровым условиям Сибири, гибли в первую очередь.
Грубые нарушения, недобросовестное отношение к своим обязанностям некоторых опергрупп привели к тому, что только 39,6% опрошенных смогли взять с собой все необходимое для того, чтобы выжить. К сожалению, депортированные не представляли себе, что им может пригодиться в ссылке, - брали с собой ненужные вещи, например, украшения, которые в Сибири были никому не нужны и ничего не стоили. Только 30,6% опрошенных смогли взять с собой, кроме вещей и продуктов, книжки, библии, семейные фотографии, архивы. Как утверждают 25,2% респондентов, несмотря на попытки забрать с собой некоторые из вышеперечисленных предметов, солдаты им не позволили, буквально вырывали предметы у них из рук. Бывало и так, что проводилась ревизия собранных вещей, в результате чего половина из них была отброшена. Как правило, опергруппы сопровождали также евреи из народной милиции, которые больше всего воровали.
Были случаи, когда данная семья, предназна-ченная к ссылке, практически не имела никаких вещей, т.к. они приехали в гости к родственникам, либо к главе семейства, который в данном городе работал (3,6%). Бывало и так, что включали в списки ссыльных случайно находившихся в доме в данный момент людей, знакомых или родственников (дедушка, бабушка, тетя) - 9% опрошенных.

Условия, в которых проходила депортация

Переселенцев привозили на станцию в санях, на телегах либо на машинах. На станциях формировался состав из товарных вагонов, специально для этих целей приспособленных. В таких вагонах слева и справа из досок были сооружены нары в несколько ярусов, посреди вагона располагалась буржуйка, возле дальней двери, за буржуйкой, была вырезана дырка (служила туалетом). Большинство депортированных так вспоминает это событие минувших лет: "Шум, плач и холод - так нас встретил полумрак телячьего вагона с голыми нарами и дыркой в полу вместо туалета". Только в одной из анкет указано, что условия в вагонах были хорошие. Такой состав обычно перевозил от несколько сотен до 2 тыс. человек.
Как утверждает большинство опрошенных, количество людей в вагонах было больше нормы: администраторы эшелонов старались не разделять семьи, которые были достаточно большие. Чаще всего в вагоне находилось от 30 до 40 человек (29,2%), иногда количество человек в вагоне доходило до 60 (4,5%): "Теснота и духота - так много набили человек в вагон, что двери кое-как закрылись. В вагоне было так тесно, что людям приходилось сидеть друг у друга на коленях". Однако в большинстве случаев в вагоне находилось от 20 до 30 человек, что подтверждают 36,9% опрошенных: "Поезд тронулся среди крика, плача и молитв, патриотических песен. Целый городок и родственники арестованных с близлежащих деревень пришли, чтобы с нами проститься, с некоторыми - навсегда".
Разными были также условия обеспечения продуктами питания во время следования эшелона со ссыльными. В большинстве случаев (63%) так называемые горячие обеды выдавали после Смоленска (бывшей Польско-Советской границы). До Смоленска, независимо от того, сколько поезд ехал, вагоны не открывали. Если в некоторых эшелонах горячие обеды выдавались достаточно регулярно (каждый день - 27%), в остальных же случаях время от времени - 18%, 2-3 раза в течении всего времени - 22,5%. Из воспоминаний 4,5% опрошенных: "В течении всего времени следования нашего эшелона мы не получили ни разу ничего из продуктов и воды". В основном горячие обеды состояли из кусочков хлеба, горячего супа, происхождение которого невозможно было установить, и каши.
Из воспоминаний: "По дороге нам несколько раз давали хлеб. Надо сказать, что мы не были привыкшие к такому хлебу, поэтому ели свой, а тот, что получали, меняли на станциях на воду и овощи, молоко. Этот хлеб был сделан главным образом из отрубей, но я считаю, что это не совсем так: просто-напросто мы уже забыли о таком хлебе, сделанном из муки низкого качества. Как мне кажется, хлеб, который получали солдаты перед войной, так называемый "комищьняк", был очень сильно похож на советский, с тем, что в Польше в хлеб добавляют больше ржаной муки, а в этом больше пшеничной".
В большинстве случаев нормой было одно ведро супа и одно ведро кипятка на вагон. Самой главной проблемой для находящихся в вагоне была не нехватка продуктов питания, а нехватка необходимого для жизни количества воды. Воды не хватало по разным причинам: либо ее вообще не давали, игнорируя просьбы находящихся в вагоне людей, либо из-за отсутствия тары. Из воспоминаний: "В нашем вагоне не было ни одного ведра, только несколько банок и стаканов, из-за этого мы получали по полстакана воды на человека". Только 27% опрошенных имели возможность во время стоянок набирать воду по норме (два ведра на вагон). Следующим неблагоприятным фактором (30% опрошенных) с угрозой для жизни депортированных был мороз (первые два этапа депортации проходили зимой, когда мороз доходил до - 40). Если учесть, что такой транспорт следовал до станции назначения около месяца, а вагоны были абсолютно не приготовлены для такого путешествия, то результатом была большая смертность в эшелонах.
С другой стороны, депортированные в двух следующих этапах (лето 1940 и 1941 гг.), находились под действием высоких температур, и если учесть постоянную нехватку воды, то такое путешествие становилось настоящим кошмаром. Раскаленный воздух в вагоне, который невозможно было проветрить, т.к. в нем было всего 2 маленьких отверстия, что также являлось причиной многих смертей. В таких нечеловеческих условиях погибали прежде всего старики и маленькие дети.
Как утверждают 42,3% опрошенных, их путешествие длилось от 2 до 4 недель, от 6 недель до 3-х месяцев - 27,9%. Все зависело от того, как долго поезд стоял на станциях, а также от того, где находился пункт назначения.
"Железнодорожный тупик, Конец железной дороги, Павлодар. Выгружаемся. Телегами нас везут на площадь, огороженную забором из глины, как в восточных сказках. Первая встреча с вшами. После 2-х дней ожидания нас грузят в грузовики и везут в степь, все дальше и дальше. Ян, где мы? Мне кажется, что в Азии - говорит Ян, а эти косоглазые и те, похожие на наших, это, наверное, казахи в своих народных одеждах. Если так, то здесь должно быть очень тепло. Зачем я брал с собой лыжи? (лыжи пригодились - их поменяли на мешок картошки). Приближаемся к какому-то поселению: домики из глины, землянки, только несколько деревянных домов - на них какие-то вывески. Выгружаемся в каком-то дворе, за нами присматривают несколько милиционеров и группа молодых людей с красными повязками - это комсомольцы. Ночь под голым небом, очень холодно - что это за Казахстан? Засыпаем, зарывшись в какие-то тряпки".
В момент приезда транспорта со ссыльными до той или иной ж\д станции назначения наступал последний этап их путешествия. Ссыльных довозили до места назначения дрезинами, грузовыми машинами, конными и собачьими упряжками, волами, санями, оленями, а также грузовыми кораблями, а иногда даже и плотами. Бывало и так, что за ссыльными никто не приезжал, местные власти отказывались принимать людей: "после нескольких дней стоянки наш эшелон поехал дальше". С которыми не знали что делать, поэтому выгруженные с вещами из вагонов ссыльные были брошены на произвол судьбы: "Мы жили почти 6 месяцев до весны в тех же самых вагонах, в которых нас привезли, было очень холодно, а у местных властей не было никакого помещения". "Мы ждали под голым небом 3 дня, очень было холодно, на улице лежал снег, пока наконец-то за нами кто-то не приехал, 1 человек умер, а я получила воспаление легких и попала в больницу". "Пасха, сидим на мешках с вещами под голым небом, холодно. К нам подошла старая россиянка, дала каждому по яичку, что-то говорила, мы ничего не поняли. Только по истечении какого-то времени до нас дошло, что имела в виду россиянка. Забытые и растерянные, и неизвестное будущее". Так выглядела ситуация с депортационными эшелонами до Казахстана.
С размещением ссыльных, прибывающих в Сибирь, не было никаких проблем. Депортированные, с того момента как покинули вагоны, получали статус "рабов" и в большинстве случаев направлялись в леспромхозы (лесозаводы), на золотые рудники, в трудовые лагеря и просто в тайгу, где сами себе строили бараки, занимались в основном заготовкой леса.

Место назначения и условия жизни ссыльных в Сибири

Одной из наиболее трудных проблем, с которыми с самого начала столкнулись депортированные, было приспособление к значительно более суровому, чем польский, климату.
Очень важным условием, позволяющим пережить суровый климат в Сибири и Казахстане, были соответствующие жилищные условия. Польские граждане, депортированные в СССР в апреле 1940 г. (было таких среди опрошенных - 50%), получили статус (Более подробно о статусе поляков и не только пишет в своей работе Биргер В. Ссылка в Красноярском крае и Хакасии. Ссылка из региона: Хроногеогр. обзор депортаций и мест ссылки // О-во "Мемориал". Красноярск, 2001; www.auditorium.ru/books/433/index.html) переселенцев и в большинстве случаев были размещены в спецпоселках на территории Сибири, которые находились под надзором НКВД. Больше всего людей в феврале было депортировано в Европейскую часть России.
Депортированных в апреле 1940 г., а было таких среди респондентов 27,9%, в основном направили в Свердловский, Омский, Молотовский округа и в Красноярский край. Больше всего в этом месяце депортированных попало в Казахстан (27,9% опрошенных). Такое размещение ссыльных было связано прежде всего с тем, что их собирались использовать как дешевую рабочую силу в малоразвитых сельскохозяйственных районах с неблагоприятным климатом, в которых граждане России не соглашались работать. Именно поэтому почти 45% опрошенных практически не поддерживали контактов или были очень ограничены в контактах с местными жителями, поскольку таковых практически не было.
Ссыльных чаще всего селили в бараках. Барак обычно был поделен на 2 части, реже на несколько комнат. Чаще всего это были срубы из сосны. Щели между бревнами были заполнены мхом, - единственным подходящим изоляционным материалом в тех местах. Однако мох также был идеальным местом для размножения клопов, тараканов. О том, что ссыльные больше всего страдали от клопов, указывает 100% опрошенных: "учительница в школе не могла понять, почему в Польше нет дезинфекционных камер". Вдоль стен бараков размещались двухъярусные нары. Барак обогревала, как правило, одна печка, находящаяся посередине барака, либо две печи, находящиеся на разных его сторонах. Несмотря на то, что печи топили круглые сутки, стены барака промерзали, проступал лед. "Иней на стенах, холодно и темно"
Административные ссыльные в Казахстан (апрель 1940 г.) были направлены в русские либо казахские поселения. Большое значение имела развитая инфраструктура либо ее отсутствие. Ссыльных, по возможности, размещали группами в имеющиеся в данный момент у местных властей помещения, такие, как: бараки, загоны для скота, землянки, амбары, шалаши (58%). Только некоторым из опрошенных (24,3%) удалось снять комнаты. И лиш 6,3% опрошенных либо купили себе дома, землянки, либо построили жилье, благодаря чему становились, официально или неофициально, владельцами небольших огородов, на которых выращивали главным образом картошку. Двое из опрошенных утверждают, что имели по корове, неофициально, т.к. ссыльным было запрещено иметь подсобное хозяйство.
Первый год ссылки был самым трудным для большинства респондентов. Незнание местных климатических факторов, усугубляло ситуацию. Прежде всего, местные жители помогли выжить многим поляком. Из воспоминаний "...это добрые люди, в большей степени благодаря им те, кого загнало сюда сумасшествие истории, пережили, и даже смогли найти для себя спокойную пристань". В этих трудных условиях казахи, сами подвергнутые трудным испытаниям со стороны советской власти, помогали им советом, продавали необходимые для жизни продукты. Именно у них поляки и немцы покупали семена картофеля и многих овощей.
Много хлопот было с добычей топлива. Поначалу это была только береза, которую покупали у казахов. Со временем, следуя примеру местных жителей, поляки научились изготавливать кизяк, т.е. коровий навоз, который собирали летом, а осенью формировали в брикеты и сушили. Зерно долгое время мололи привезенными с Украины ручными жерновами. Те, кто не взял их с собой, вынуждены были на месте раздобыть камни и приспособить их для помола.
Больше половины ссыльных хотя бы раз за все время ссылки поменяло место жительства: "На втором году пребывания в Казахстане мы узнали что Германия напала на СССР. Для нас, поляков, это была надежда на то, что в конце концов мы сможем вернуться на родину. Благодаря тому, что СССР подписал договор с польским правительством, поляки получили свободу перемещения. В то время, когда в России провожали близких на фронт, мы не скрывали своей радости".
Великая Отечественная война вынудила правительство СССР подписать мирный договор о помощи с США и Англией, а уже 12 августа польские граждане получили право покинуть лагеря. На территории СССР в Средней Азии началось формирование польской армии, так называемой "армии Андерса". В армии оказалось 3,6% опрошенных. В связи с отказом генерала Андерса (командующего Польскими вооруженными силами в СССР) вступить в бой из-за не укомплектованности армии, советское правительство резко сократило поставку продо-вольственных пайков для польской армии. В ситуации обострения взаимоотношений было решено эвакуировать польскую армию в Иран ( в два этапа: в марте и апреле 1942 г. было эвакуировано 75 000 польских солдат и 45 000 гражданского населения), вместе с армией смогли эвакуироваться родственники солдат, среди опрошенных было таких 6,3%.
Благодаря амнистии большинство поляков, получив возможность свободно перемещаться, выехали на юг Казахстана и в Среднюю Азию, т.к. там был подходящий климат. Часть опрошенных (13,5%) переместили в Казахстан по распоряжению НКВД. В 1944 г. часть ссыльных была перемещена на Украину. В основном это были те, кто оказался в так называемых списках "ожидающих репатриации", составляемых Союзом польских патриотов.

Питание

Следующей немаловажной проблемой для ссыльных было питание. Практически все опрошенные жалуются на то, что голод их преследовал все время ссылки. Из воспоминаний 26% опрошенных: "мы ели все, что можно было съесть". Меню опрошенных в большинстве случаев состояло из дикорастущих в лесу и степи съедобных растений, а также пшеницы, мака, овса. Варили супы из лебеды, лопуха, крапивы. Собирали также дикий чеснок, грибы, ягоды, щавель, орехи, по возможности выращивали лук, капусту и картошку. Летом в больших количествах заготавливали малину, смородину, землянику и т.д. Весной заготавливали березовый сок. Собирали с полей то, что осталось после уборки урожая: "Комбайн не собирал низко растущих колосков, поэтому весной их можно было найти, как правило, уже с проросшим зерном. Пшеница в Казахстане не выглядела так, как у нас: давала плохие всходы, колоски росли так редко, что можно было пройти по полю между ними, не оставляя следов. Собираемых колосков было так мало, что они не могли сыграть в нашей диете какую-то значащую роль, но тем не менее мы, будучи детьми, были очень рады, что могли принести домой хоть что-то".
Бывали случаи, когда добычей голодающих становились собаки и кошки, вороны, ежи, суслики, птичьи яйца, дохлые домашние животные (что становилось причиной большинства болезней, а иногда заканчивалось трагично - около 2% опрошенных таким образом потеряли своих близких): "Мы работали на току. Потихоньку грызли сырое зерно. Моя подружка в один из дней не выдержала и съела несколько горстей зерна - умерла". Среди опрошенных были такие, у которых на столах появлялся хлеб. Норма хлеба - от 300 до 500 грамм на человека. Там, где был хлеб, был и суп или каша, как минимум раз в день, чаще всего из каш была доступна овсянка. Среди супов были такие, как суп из лопухов и лебеды, баланда (завариваемая мука), картофельный суп, уха. Некоторым удавалось раздобыть молоко или мясо, таких "счастливчиков" было 4,5% среди опрошенных. Бывали случаи, когда люди ничего не ели в течение несколько дней, на что указывают 3% опрошенных. Из воспоминаний: "Все как в тумане, мы не ели уже несколько дней. Вот уже второй день мы (папа, мама, брат, я) лежим на поляне и умираем от голода. Я пытаюсь жевать траву". "После смерти родителей я работала в свинарнике, ела то, что ели свиньи".

Работа

Способы, которыми "добывалась" необходимая для выживания еда, были разными. На первом месте, как подчеркивают опрошенные, была работа. Работало наравне со взрослыми 54,9% опрошенных. Из них 41,4% были детьми до 10 лет. Детей заставляли работать очень простым методом - "Кто не работает, тот не ест". Таким образом у детей, которые не хотели работать, отбирали талоны на питание. А того, что зарабатывали родители, как правило, не хватало на целую семью, так что работали все без исключения. Работали, а иногда и "добывали" пропитание. Попав в Сибирь, поляки столкнулись с неизвестной для них новой формой собственности - государственной. Сибиряки неохотно признаются в том, что им пришлось воровать, так как для всех, без исключения, попавших в ссылку поляков воровство было не только неприемлемо, но и являлось большим грехом. "Никогда мы не воровали у людей, только у государства", "Когда мы насобирали немного зерна на поле и принесли домой, мама спросила, откуда это? Мы ей сказали, что собрали зерно на колхозных полях. Как сейчас помню, мама впервые накричала на нас, сказала, что этого нельзя делать, приказала нам отнести обратно на поле зерно и высыпать. Через 2 года, когда отношения между СССР и Польшей ухудшились, маму выгнали с работы, мы были вынуждены воровать у государства все, что плохо лежало, чтобы не умереть с голоду". "Мы выходили к железной дороге, на повороте, где поезд сбрасывал скорость, запрыгивали в вагоны, везущие уголь, и сбрасывали куски угля, которые нам были под силу".
Некоторым пришлось просить милостыню: "... мне пришлось идти побираться, с вытянутой рукой я просил у проходящих мимо людей кусочек хлеба, несколько человек сжалились надо мной. Сами были бедными и тем не менее, по возможности, помогали другим". Голодные ссыльные соглашались на любую работу. Если были сосланы в тайгу, то валили лес, работали при лесосплаве, собирали смолу: "Всех детей в лагере заставили собирать смолу - эта работа для нас была настоящим адом, т.к. смола не только не смывалась с рук, но и залепляла волосы, одежду". Так выглядела работа ребенка в одном из сибирских колхозов: "Я был пастухом. Председатель требовал от меня все больше и больше молока, т.к. молоко было необходимо солдатам на фронте. Во время зноя коровы старались забраться в тень, поэтому не паслись, что приводило к тому, что давали меньше молока. Кто-то донес, что это моя вина, что коровы не хотят давать молоко. Мне приказали пасти коров ночью, но те хотели спать. Я пробовал их будить, но, к сожалению, ничего не помогало. Председатель вызвал меня на ковер для отчета. Он угрожал мне. Он сказал что мне уже 14 лет, поэтому я отвечаю за свои действия, назвал меня вредителем, что из-за меня коровы не хотят пастись, что мой отец кулак и предатель, подрывает где-нибудь в Польше советские войска. Поэтому я не достоин того, чтобы ходить по русской земле. Говоря это, грозно смотрел на меня, играя пистолетом".
В Казахстане более 90% опрошенных работали в поле, занимались обработкой земли, сеяли, пахали, убирали урожай, пасли скот. Из них 19,8% окончили ускоренные курсы и получили такие профессии, как: механик, тракторист, кузнец, секретарь, телеграфистка, монтер телефонных линий, медсестра, комбайнер, кирпичное дело, дорожная служба, путейцы. Из воспоминаний: "В году, кажется, 43-м председатель колхоза заметил, что польки умеют вязать, и предложил нашим мамам организовать кооператив. Благодаря этому наши мамы до конца войны имели неплохую работу, да и мы, девочки, тоже. Мы вязали на фронт рукавицы и носки. Приемщицей работала россиянка, она, как и остальные, не умела вязать и ничего в этом не понимала, и мы этим успешно пользовались. Дело в том, что нам выдавали шерсть по весу и принимали по весу, поэтому мы готовые изделия мочили водой, вес увеличивался, и мы могли излишки украсть себе". "Моя мама не умела ничего делать, нам грозила неминуемая голодная смерть. По счастливой случайности у нас во время обыска и ссылки не отобрали карты, а в Сибири оказалось, что россиянки не умеют гадать. Особого дохода с гадания не было аж до того случая, когда одна россиянка получила похоронку и пришла к маме, ища утешения. Мама увидела в картах, что ее муж жив. Та ей сначала не поверила, а когда получила от мужа письмо через месяц из госпиталя, то готова была носить маму на руках".
Почти 9% опрошенных нигде не работали ввиду того, что имели слабое здоровье (по старости), не имели обуви, поэтому занимались домашним хозяйством: собирали хворост, присматривали за маленькими детьми, просили милостыню.
Депортированные быстро научились русскому языку, поэтому иногда занимали некоторые руководящие должности либо работали бухгалтерами или секретарями.
Респонденты в один голос вспоминают примитивность быта местных жителей и низкий духовный уровень. Примитивное и убогое жилье, называемое землянками в Казахстане. В Сибири - русские печи. Те из депортированных, кто попал в Сибирь, были направлены в специально для них построенные либо пустовавшие спецпоселки "леспромхозы", находившиеся в ведении НКВД. "Леспромхозы" находились обычно в отдалении от селений до 10 километров, а некоторые на расстоянии недели пути трактором.

Культурная жизнь

Около 28,8% опрошенных ссылаются на полное отсутствие какой-либо культурной жизни, остальные говорят, что время от времени что-нибудь происходило. Культурная жизнь зависела прежде всего от образа жизни самих ссыльных и от того, доходила ли до них помощь "делегатур" Кроме организации помощи польским детским домам и всем нуждающимся, "делегатуры" занимались организацией кружков, школ, детских садов, а также разнообразных культурных мероприятий. Участвовало в разного рода кружках по интересам (ставили спектакли, читали книги, газеты) 9% опрошенных. Из воспоминаний: "После Рождества 1944 г. наши пани Юля Вронова, пани Вильчук и пани Томашевска решили (при согласии наших мам) устроить спектакль с патриотическим уклоном. То, что казалось невозможным, стало реальным. Кружок лопался по швам. В партере сидели старики, молодежь и дети. Мы, эмигранты, были горды собой. Мы чувствовали себя победителями. Спектакль начался с польского гимна, потом полонез, мазурка, краковяк, песни военные и харцерские, стихи, а в конце "Господи, что-нибудь Польше". Еще сегодня, несмотря на то, что после тех событий прошло столько лет, на глаза наворачиваются слезы. Аншлаг. Несмолкающее "браво", плач и смех. Одним словом - эйфория".
Некоторые из опрошенных вспоминают, что в округе был польский хор. В некоторых домах, там, где это было возможно, проходили совместные праздники: народные и католические. Много пели патриотических, католических, сакральных песен.
Часть опрошенных утверждают, что не имели возможности читать и не знали никого, кто умел читать. Большинство же из опрошенных имели такую возможность и читали книги. Активно менялись книгами между деревнями. Таким образом книга могла путешествовать на несколько десятков километров. Кроме того, что большинство среди имеющейся литературы было художественными книжками, были также молитвословы и газеты. Поляки также читали книги, газеты на русском языке. "Читали письма россиянкам". Насколько была важна книга в жизни маленьких ссыльных? Может о том свидетельствовать тот факт, что респонденты могли не только описать как та или иная книга выглядела, но и за частую могли по памяти пересказать любую из глав - книг которые читали последний раз 65 лет тому назад.
Основная масса опрошенных на вопрос, Вы играли, находясь в ссылке, ответили однозначно НЕТ. Из воспоминаний: "Мы ни во что не играли, т.к. не было времени либо сил". Там, где только была возможность, автор анкет задавал наводящие вопросы. Таким образом удалось установить, что несмотря на нехватку времени либо сил практически 91% опрошенных участвовали в каких-либо играх. Из воспоминаний: "Мы играли цветными камешками, деревянными игрушками либо куклами из глины, играли на берегу реки, катались на лыжах". "Всю зиму напролет мы вынуждены были сидеть в землянке, т.к. не было обуви, и иногда мы выскакивали в одних носках на крышу землянки, на которой взрослые делали для нас горку, и скатывались с нее несколько раз, после этого вприпрыжку возвращались обратно в землянку". Среди опрошенных было 28,8% подростков, поэтому они могли принимать участие в различных культурно-массовых мероприятиях устраиваемых взрослыми, которые иногда носили патриотический характер. Все из опрошенных подчеркивают большую музыкальность россиян. Они шли в поле с песней и с песней возвращались.
"Нас с подругой пригласили на бал-маскарад. Я нарядилась медсестрой, а подруга во фрица. Как только мы оказались в зале клуба, наступила тишина... Кончилось наше приключение тем, что мою подругу побили хлопцы".
На каждом шагу служащие НКВД убеждали поляков, что Бога нет. Способы убеждения были примитивны, но действенны. Например, у детей спрашивали: - Почему Бог, видя, что вам плохо, не поможет? Иногда устраивались целые спектакли. На сцену выходил политработник и, обращаясь к Богу, просил у него конфет. Естественно, что ничего не происходило. Потом произносил коронную фразу: - Советская власть, дай конфет! и конфеты сыпались на сцену. Методом кнута и пряника заставляли детей забыть не только Бога, но и кто они есть - поляки.

Школа и костел

Очень помогала ссыльным религия, благодаря которой они могли пережить самое страшное. Она была утешением в минуты сомнений и одновременно давала надежду на лучшее. Некоторые из поляков привезли из Польши молитвенники. Религиозную жизнь организовывали женщины, так как не было духовных. Именно они учили молитвам подрастающее поколение, помнили о важных религиозных праздниках, несмотря на запреты, пели церковные песни, переписывали тексты молитв. Культурным феноменом казахстанских поляков стали рукописные тексты, появившиеся из-за отсутствия книг. Чаще всего они носили религиозный характер. Из воспоминаний: "Надежду поддерживала горячая религиозная вера. Боже мой, сколько раз читал я молитвы и ружанец! (Ружаньцем в Польше называются специальные четки, используемые католиками во время чтения определенных молитв, а также сами эти молитвы) Мы часто пели в наших глинобитных хатах религиозные песни, а на совхозных полях звучали слова песен: О, сердечная Матерь; Слушай, Иисусе, как молит Тебя народ" (Niedziela Z.: Wspominam Kazachstan, "Znak" R. XXXIV, nr 328 (3), 1982, s. 138-139).
В домах скрытно молились - о скорейшем возвращении на родину, о здоровье, о хлебе. Кроме того, родители много разговаривали с детьми о жизни, о политике, о том, как нужно себя вести (63,9% опрошенных). В большинстве семей взрослые следили за чистотой языка, заставляли детей говорить правильно по-польски, читать книги, учили стихи, а также занимались образованием своих детей - преподавали историю, польский язык, географию. У всех респондентов матери имели педагогическое образование.
Несмотря на трудные условия жизни, почти 36,9% опрошенных посещали русскую либо польскую школу. Из воспоминаний: "Время уходит, а дети, брошенные на произвол судьбы, деградируют. После амнистии пани Залуска выходила у НКВД согласие на открытие полькой школы. Мы собирались через день в большой комнате какого-то дома, получали при этом большую чашку супа и после вкусного обеда учительница учила нас польскому и русскому языку, математике, мы чувствовали, что эта наука очень важна. Я приезжал на занятия на коне из степи, учил домашнее задание тоже на коне, т.к. я работал конюхом. Гоняя стадо коров, я выучил стихотворение "Когда пошел король на войну...". Текст стихотворения учительница диктовала нам по памяти, а мы записывали карандашами между строк какой-то политической листовки, т.к. не было чистой бумаги". В Черногорской польской школе, например, дети писали на сделанных ими же дощечках (Архив KorolArt (pkorol@interia.pl). Ф. 3 Оп.1 Д.2 Л.8 (Воспоминания С. Пухлика. Аудиозапись. Варшава, 2007)).
За все время ссылки школу посещало как минимум в течении 2-х месяцев 9,9% опрошенных. В течении года и более учились в школе 15,5%.
Школа была также и "местом работы". "В Павлодаре дети, посещавшие школу, получали паек - 300 гр. хлеба. Мне кажется, что такой же паек получали жены фронтовиков". "Я был слишком маленьким, чтобы работать, и поэтому осенью пошел в школу. В школе оказалось что, ввиду плохого знания русского языка я не мог учиться в 4 классе, и мне пришлось повторять третий класс (в третий раз - один в Польше, второй в Сибири и третий в Казахстане). У меня храниться до сих аттестат за 3 класс, в котором все пятерки, но только рисование, пение и физкультура - тройки. Не знаю, было ли это сделано специально или так обычно делали, потому что этих предметов, по которым у меня тройки, в школе не было, т.к. не хватало учителей". Следует отметить тот факт, что школы были организованы в начале 1942 года, до этого за образованием детей никто не следил и никого из местных властей это не волновало. Польские дети как бы не существовали. Лишь в одном случае бывшая ссыльная утверждала, что у них на лесоповале с самого начала, а это 1939 год, была организована начальная школа.
Свидетельство об окончании школы получили 3,6% опрошенных. Посещали школу в польских и российских детдомах 3% респондентов.

Власть и местные жители

В зависимости от того, куда попадали сосланные поляки, разными были и отношения с местной властью. Если в Сибирь, то у большинства депортированных остались плохие воспоминания. В Сибири, а конкретно в трудовых лагерях, где ссыльные чаще всего общались только с представителями НКВД, те относились к своим подопечным как к рабам: "Животные должны быть ухожены, а ты можешь сдохнуть". От ссыльных требовали все большей и большей производительности. Бывало, что начальник лагеря позволял неофициально ссыльным общаться с местными жителями, у которых ссыльные меняли привезенные с собой вещи на еду. Бывало и так, что тех, кто выходил за пределы лагеря, жестоко наказывали: "Нашу маму, которая ночью с другими мамами ходила в соседнюю деревню, подкараулил начальник и посадил в карцер на двое суток, а еду отобрал". "Меня бил начальник лагеря, пока я не потеряла сознание, за то, что я говорила по-польски, больше этого не повторилось, благодаря такому давлению и запрету говорить по-польски мы очень быстро учились говорить по-русски". "энкавэдэшник часто приходил в барак и стрелял в пол, я его очень боялась".
Все без исключения респонденты рассказывали, как начальник лагеря, поселения, директор колхоза, на допросах в НКВД "...выставлял перед собой ладонь и, тыча в нее указательным пальцем, со злорадством и удовольствием в обезумевших глазах повторял снова и снова: Вот! когда у меня здесь вырастет дерево! тогда вы вернетесь в свою Польшу!!! Никогда! Забудьте о ней! Ваша Польша больше не существует!".
"Когда началась война, то все энкавэдэшники уехали на тракторах в область, бросив наш лагерь на произвол судьбы. Наш папа сумел починить один трактор и, благодаря этому, нам и еще двум семьям удалось преодолеть полпути до ближайшего города - а добирались мы до него месяц. Была зима, продуктов нет, и нам приходилось есть замерзших русских, попадавшихся часто по дороге. Это энкавэдэшники бросали своих - им тоже было тяжело. Помню, как начальник лагеря рассказывал, что и его сослали сюда за какую-то провинность - поэтому они и зверствовали. Мою сестру изнасиловали, она не выдержала позора и повесилась. Остальные братья и сестры - пятеро, мама, умерли в первый же год от голода. Только мы с братом и папой каким-то чудом выжили. До сих пор ненавижу коммуняк и строй их советский".
Лишь 2% опрошенных вспоминают, что в их лагере не было случаев жестокого обращения с заключенными, им вовремя выдавали одежду, обувь, хорошо кормили, обеспечивали работой. До таких мест доходили письма, денежные переводы, а также посылки от родственников. Из таких мест было легко выехать после объявления амнистии, а власти при этом помогали, создавая все необходимые условия, чтобы те, кто хотел выехать из лагеря, могли это сделать в любой момент.
"Начальник лагеря объявил на общем собрании, что мы свободны и можем уехать куда захотим. А те, кто пожелает остаться, получат прибавку к зарплате. Никто не остался! Все как один спешно покинули лагерь, начиналась зима и мы спешили потому что заканчивался судоходный сезон"
В большинстве же случаев ссыльным не сообщали об очередных амнистиях и старались держать их в лагере до последнего. Многие вернулись на родину прямо из лагерей, не зная о том, что уже в течение нескольких лет поляки могут свободно перемещаться.
Совершенно иначе выглядела ситуация тех, кого судьба забросила в Казахстан. Представительства НКВД находились только в крупных селениях, поэтому ссыльные полностью зависели от местных властей, которые по отношению к ним вели себя по-разному. Некоторые объявляли их врагами народа, делали все возможное, чтобы жизнь ссыльных не была сладкой. Но чаще, все-таки, вели себя вынужденно - корректно. Дело в том, что руководящие посты занимали русские, не знавшие казахского, а казахи не знали русского. "Как же комично выглядел такой председатель, который не мог объяснить казаху, чего от него хочет. Положение усугублялось тем, что казахи, похоже, никогда не обрабатывали землю и не понимали в этом ничего. Так вот, поляки,на лету схватывали казахский язык и подрабатывали переводчиками".
Те из опрошенных, кто потерял родителей, ввиду их временного отсутствия либо смерти, встретили добрых людей среди россиян. Некоторые жили у соседей или знакомых. Были случаи, когда россияне насильно усыновляли оставшихся одних детей. "Если бы не старшая сестра, которая приехала за мной и забрала с большим трудом у приютившей меня русской семьи, то я бы навсегда остался в России. Она все время повторяла через слезы, что он поляк и должен вернуться в Польшу". "После того, как умерла наша мама, мы с братом (8 и 11 лет) решили идти в Монголию, там, говорили, нет голода и много поляков. Наш путь пролегал через тайгу, в которой мы заблудились на следующий день. Через неделю у нас закончились продукты, и нам пришлось есть траву, корешки. Похоже, мы чем-то отравились и потеряли сознание. Очнулись мы у тети Даши - так звали нашу спасительницу, она нас называла - сынки. Мы у нее жили довольно долго - около года. Потом она узнала, что недалеко открылся польский детдом, и решила, что мы должны быть со своими. Она сообщила представителям детдома о нас, и за нами приехали, а мы спрятались - нам не хотелось расставаться с тетей Дашей. Представители детдома приезжали за нами несколько раз и в конце концов уговорили нас поехать с ними". "Медсестра в госпитале воспользовалась тем, что моя мама была без сознания, и забрала меня к себе. Мама разыскала меня лишь через 2 года. Когда она меня со скандалом и решением суда на руках (полгода ей пришлось доказывать через суд, что я ее сын) наконец забрала, то мало того, что я ее практически не помнил, так еще и не понимал. Мама говорила по-польски и понимала русский, а я говорил по-казахски. Когда она меня везла к себе домой, то мне пришлось воспользоваться услугами казаха-водителя, через которого я объяснил маме, что хочу есть".

Возвращение из ссылки в Польшу

Многие вернулись в Польшу с помощью Союза польских патриотов, получив так называемые репатриационные карты (41,4%). Но были и такие, кто покинул СССР самостоятельно при помощи родственников и знакомых, которым удалось, находясь в Польше, оформить так называемый вызов, благодаря чему 23,4% опрошенных смогли вернуться на родину. Остальные возвращались в Польшу через третьи страны.
Массово поляки возвращались в Польшу в 1946 г. Они возвращались организованными группами в таких же вагонах, в каких и прибыли в Сибирь, но теперь они ехали без конвоя. Из воспоминаний: "Мы едем домой!!! Голодные, вшивые, но счастливые. Целый поезд пел от радости и энтузиазма". Возвращение 4,5% опрошенных выглядело точно так же, как и депортация: до того момента, пока они не пересекли польско-советскую границу, оставались под надзором НКВД. Около 30%, получив свободу передвижения, сначала вернулись туда, откуда были сосланы, в надежде на то, что смогут начать новую жизнь. Но увидев, что от их бывшего хозяйства и построек остались только руины, либо земля занята местными украинцами, белорусами, а также продолжавшийся на западе России террор, не задумываясь, воспользовались возможностью репатриации в Польшу (4,5%). Из воспоминаний: "Мы ехали до Польши, как евреи до Израиля". "Мама твердо решила, что мы в Польшу не поедем! Мы возвращаемся домой. Перед тем, как нас депортировали из (теперь уже) Западной Украины, родители как раз поставили новый дом с надворными постройками, несколько гектар земли. Все это было куплено на мамины деньги - перед войной она была швеей. Мама была уверена, что нас по ошибке сослали, и теперь мы имеем право вернутся на свое. Каково же было ее разочарование, когда на месте дома она увидела только лишь камин. Нам было ее жаль и больно смотреть, как она сидела несколько часов возле этого камина и плакала. У нее не осталось выбора. Нам пришлось репатриироваться в Польшу".
У большинства опрошенных в центральной Польше оставались родственники, и поэтому в основном они приезжали к ним (59,4%). По возвращении до края были вынуждены закончить организованные специально для них средние вечерние школы (24,3%). После школы продолжили учебу и закончили средне-специальное учебное заведение 4,3%, политехникум - 6,3%, высшее образование получили 39%, из них 9% защитили докторские диссертации и в данный момент являются профессорами и имеют научные степени. Среди опрошенных по возвращении из ссылки только 2% нигде не учились.
После возвращения на родину написали и опубликовали свои воспоминаниях о сибирской ссылке 27% опрошенных, остальные не желают вспоминать о тех драматических событиях и только 15,3 % из них хотели бы попробовать описать их.

Воспоминания о Сибири

Несмотря на превратности судьбы, большинство опрошенных события минувших лет оценивают как положительные. Из воспоминаний: "Там мы поняли истинную ценность человеческой жизни. Будучи гонимыми и преследуемыми, мы узнали, что значит настоящая дружба и как важно найти взаимопонимание с живущими рядом с тобой людьми, даже если они отличаются от тебя. Будучи в Сибири, мы смогли оценить, что значит настоящая свобода". Среди негативных моментов, чаще всего опрошенные вспоминают такие, как: пронизывающий холод, голод, паразиты, жизнь в нечеловеческих условиях, тяжкая работа, болезни, примитивность жизни. Как признались 90% опрошенных, чаще всего однако они вспоминают смешные ситуации, случившиеся во время их пребывания в Сибири; красивую природу, прозрачную воду в реках, щедрость и открытость местных жителей.

Выводы

В своем пребывании в Сибири очень многие из опрошенных видят больше позитивных аспектов. Пребывание в ссылке научило их: выносливости, терпению, умению радоваться жизни, ценить здоровье, пониманию другого человека, важности опеки над близкими. Ссылка научила их уважать хлеб, расширила их горизонты представлений о жизни, закалила дух, тело и разум, научила их относиться с уважением к страданиям других людей, а также умению экономить, сострадать другим, мало требовать от жизни, относиться с уважением к другому человеку.
Среди отрицательных черт характера опрошен-ные подчеркивают такие, как: скаредность, оппортунизм, преследование своей цели, не смотря ни на что. Из воспоминаний: "Отношусь с уважением ко всему, что имею в данный момент, потому что там не могла даже мечтать о самых необходимых мелочах". "С трудом выбрасываю то, что мне давно уже не нужно". "Будучи в Сибири, я понял, насколько русский народ был унижен и растоптан тиранами" "Мы пережили то, что ни один конь не переживет".
Некоторые из опрошенных сделали для себя такие выводы: "За правду бьют, не жаловаться, тихо сидеть". "Чтобы физически не работать, нужно обязательно получить образование".
Большинство вспоминают о том, что среди ссыльных была развита солидарность, взаимо-помощь, взаимопонимание. Трое из опрошенных говорят, что депортация спасла им жизнь, т.к. место, где они жили перед депортацией, было уничтожено.
Многие из опрошенных жалеют своих бывших конвоиров: "Они тоже были в ссылке".
Посетили Сибирь после войны 24,3% (а 18% хотело бы туда поехать). Некоторые из них заканчи-вали в России курсы повышения квалификации либо работали по контракту. Многие посетили Сибирь как туристы во время организованных с некоторого времени групп паломников, целью которых было посещение могил родных и родственников в Сибири и Казахстане, а также посещение мест массовых расстрелов польских граждан, - с намерением увековечения их памяти через строительство памятников и размещение памятных таблиц, а также установление контактов с сибирской Полонией.
Несмотря на то, что прошло уже более 60 лет, большинство респондентов не изъявили желания посетить те места, где прошло их "детство". Среди причин, по которым не хотят этого сделать, называют такие, как боязнь того, что не смогут вернуться оттуда, не верят, что строй в России изменился, либо, просто бояться тех воспоминаний.

Жизнь сегодня

Все опрошенные являются членами Союза Сибиряков. Активно участвуют в жизни органи-зации, посещают собрания, организуемые в рамках деятельности этого Союза, посвященные тем или иным праздникам, связанным с Сибиряками (28,8% опрошенных).
Кроме того, Сибиряки имеют возможность встречаться в кружках, действующих под опекой клубов "Сибиряк", которых, например, в Кракове два. Встречи проходят раз в неделю и длятся обычно 2 часа. Членами клуба являются 35,1% опрошенных. Во время таких встреч Сибиряки поздравляют именинников, отмечают различные праздники, общаются. Обсуждают политические события, происходящие в мире, а также очередные издания, посвященные проблематике ссылок, декламируют собственные стихи и рассказы. Часто вспоминают времена былой молодости, события, происходившие перед ссылкой и во время ссылки. Каждая такая встреча, как правило, заканчивается пением русских частушек, а также песен, популярных в 40-е годы. Сибиряки очень часто в разговорах между собой пользуются русскими словами (1% русских слов).
К сожалению, 4% опрошенных Сибиряков почти не поддерживают контактов между собой. В ряду главных причин - слабое здоровье или отсутствие времени, т.к. активно участвуют в воспитании внуков. Несколько респондентов до сих пор работают, активно участвуют в политической жизни общества.
Почти все из опрошенных ведут обыкновенный образ жизни, присущий пенсионерам. Чаще всего читают книги, касающиеся ссылки, в газетах и журналах - статьи, посвященные политике. В каждом доме обязательно находиться шкаф с книжками, среди которых: научная литература, бестселлеры, естественно, книги, посвященные ссылке и событиям Второй мировой войны.
Практически у всех хорошие бытовые условия. В большинстве случаев у каждого 2-х комнатная квартира, в которой хотя и скромно, но уютно. У большинства имеются телевизоры, CD и DVD магнитофоны, некоторые имеют компьютеры, которые подключены к Интернету, кроме того, многие имеют машины, дачи - в общем, довольны своей жизнью. Некоторые обзавелись семьями. Единственное, на что жалуются, на ухудшающееся здоровье. В последнее время смертность среди Сибиряков увеличилась.
На момент исследования в Союзе Сибиряков оставалось 45 тыс. членов из 80 тыс. в 1990 году.

ОБ АВТОРЕ

Павел Столяров-Король выпускник Ягеллонского университета (г. Краков, Польша), в настоящее время обучается в аспирантуре этого старейшего университета Европы. Принадлежит к семье потомков польских политических ссыльных середины ХIХ и начала XX вв. По-настоящему смог раскрыться и реализовать себя с началом демократических перемен в России и возрождением полонийного движения. Вступил в культурно-национальное общество "Полония" Республики Хакасия, изучал язык в Школе польского языка и культуры при Центре детского творчества г. Абакана, неоднократно выезжал на курсы польского языка в Польшу. Все это открыло ему дорогу к получению образования в польском вузе.
На протяжении десятка лет является одним из активных участников полонийного движения. Постоянный участник международных научных конференций в России и Польше по проблематике польской диаспоры в России. По данному направлению опубликовал уже более 20 научно-популярных статей на польском, русском и английском языках. Регулярно реализует как собственные, так и совместные культурные проекты с польскими и российскими музеями, библиотеками, культурно-историческими центрами и клубами. Один из постоянных авторов журнала "Rodacy" (Соотечественники) - сибирского издания Конгресса поляков в России, автор и создатель сайта www.rodacy.ru.
В течение последних пяти лет проводит обширные научные исследования по теме бывших ссыльных поляков в Сибирь в 40-х годах прошлого века. Результатом этой работы стал созданный 2007 г. один из крупнейших в мире частных архивов - "KorolArt". В архиве хранятся документы, аудио и видео записи, фотографии (10 000 единиц), повествующие об истории пребывания поляков на Крэсах и в Сибири в 1940-46 годах.