Маркс Тартаковский. ВЕКТОР ЭВОЛЮЦИИ.

История предлагаемой мной гипотезы такова.
В середине 80-х под названием "Дарвинизм: Учение или гипотеза?" она уже была свёрстана "Литературной газетой" и полоса висела на защипах, просыхая, в кабинете завотделом науки Олега Мороза.

В отдел заскочил Алексей Яблоков /теперь академик, тогда - то ли кандидат, то ли уже доктор биологических наук/, взглянул на заголовок - и буквально завопил, что-де "провокация", "подрыв дарвинизма - единственного УЧЕНИЯ /"Основы дарвинизма"/, наряду с марксистко-ленинским УЧЕНИЕМ преподаваемым в школе".

О. Мороз пытался возразить: не подрыв, напротив - утверждение и развитие. Но наш "государственный дарвинист", не слушая возражений, помчался к Чаковскому - главреду...

Номер переверстали в моё отсутствие - уже без статьи. Текст был фактически мной утрачен.

Факт стал известен. В 89-м году редактор московского издательства "Знание" Г. Карвовский обратился ко мне с предложением написать работу "Человек - венец эволюции". Я написал, опираясь на сохранившиеся разрозненные записи; книжка была издана в 90-м году невероятно массовым тиражом. Лестно, но не думаю, что это оправданно.

Однако, мне не давала покоя прежняя проблематика - происхождение видов.
И я попытался восстановить утраченный текст, исходя из важнейшей посылки:
ЭВОЛЮЦИЯ - ЛЮБАЯ! - ЕСТЬ ПРОЦЕСС НАКОПЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ.


1.
Не парадоксально ли развитие жизни — от простейших ее форм до мыслящих?
Не поражает ли непрерывное усложнение живых форм в процессе эволюции?
Надо ли считать, что сложность сродни совершенству, и высшие организмы устойчивее к превратностям судьбы, чем низшие?
Вроде бы так оно и есть, если рассматривать отдельные особи: в продолжение жизни бегемота (воробья, акулы) сменяются сотни поколений одноклеточных на его шкуре и в его желудке...
А если рассматривать жизненность вида в целом, рода, семейства?
Где ныне гигантские древние амфибии?
Где первобытные рептилии во множестве форм — от водных до крылатых, летающих?
Где такие высокоразвитые млекопитающие, как пещерный медведь, саблезубый тигр, мамонт?
Где, наконец, виды, еще столетием прежде вполне процветавшие: перелетный голубь, бескрылая гагарка?..
Тогда как самые древние формы жизни, даже дохромосомные, прокариоты — бактерии, синезеленые водоросли, простейшие грибки — распространены повсюду и процветают и по сей день.

Еще на заре эволюции был найден прекрасный способ размножения — деление клетки, но природа затем необыкновенно усложнила задачу, изобретя половое размножение, требующее совпадения множества условий.
Да, половое размножение способствует перемешиванию генотипов, перекомпоновке признаков, появлению индивидуальных различий, без которых естественному отбору просто делать нечего...
Но не естественнее ли в таком случае была бы равнозначность мужских и женских особей, что адекватно вообще отсутствию половых различий? Это, бесспорно, помогло бы выживанию столь частых в природе малых популяций, где поиски партнера всегда проблема.

Эволюция, однако, не пошла по этому "естественному" пути. Все в природе направлено как бы к одному — к сохранению вида. Ради этого особи расточаются самым безжалостным образом. Трутни после брачного полета даже и не допускаются обратно в улей...
Многие виды рыб, отметав икру, тут же гибнут...

Вид — это генетически замкнутая система: только особи одного вида, скрещиваясь друг с другом (ни с кем больше), дают полноценное потомство. Межвидовое скрещивание крайне редко и почти всегда непродуктивно. Равно бесплодны как мулы (гибрид кобылы и осла), так и лошаки (гибрид ослицы и жеребца); потомство гибридов, в частности растительных, получаемое в результате усилий селекционеров, склонно к вырождению.

А почему? Ведь именно такое скрещивание и могло бы дать максимальное разнообразие индивидов, причем самых неожиданных, из которых естественный отбор мог бы сберечь наиболее удачные экземпляры...
Почему эволюция не привела к генетически открытым системам, к свободному обмену наследственными признаками?
Эволюция, однако, пошла по пути максимального усложнения организма.
От ступеньки к ступеньке повышается выживаемость индивидуальной особи и ее потомства: у китенка, находящегося при матери и вскармливаемого ее молоком, куда больше шансов выжить и, в свою очередь, дать потомство, чем у рыбьего малька, вылупившегося из икринки и предоставленного самому себе; тем более у бактерий, хоть и делящейся десятки раз на дню, но и гибнущих массами.

Значит ли, что для природы существеннее все же выживание индивида? Иначе чем же объяснить, скажем, загадочное явление цефализации: возникновение нервной системы, а затем и головного мозга, постоянно усложняющегося в ходе эволюции?
Сам Дарвин вставал в тупик перед очевидным вздыманием живой природы. Он писал: "Естественный отбор, или переживание наиболее приспособленного, НЕ предполагает необходимого прогрессивного развития" - то есть усложнения и восхождения по ступеням эволюции.

Напомню самую суть дарвинизма, уточненного современной генетикой: любая индивидуальность организма закрепляется в последующих поколениях, если благодаря ей особь лучше приспосабливается к условиям обитания. Сама среда производит отбор — потому-то он и называется естественным.. Лучше приспособленная особь имеет больше шансов выжить и оставить больше потомков...

2. Можно, видимо, рассуждать так: всякое усовершенствование требует компромисса. Скоростной самолет несет меньший груз, грузоподъемный — тихоходнее... Хищникам необходимо, наверное, питаться мясом; чтобы настигать свою добычу... Но ведь и зайцы и копытные не уступают им в скорости, хоть и не потребляют столь концентрированную пищу. Чистый вегетарианец — горилла — не уступает в отношении интеллекта всеядному шимпанзе и, уж конечно, превосходит самых развитых хищников. Ну почему бы и льву (или хотя бы крокодилу) не докармливаться зеленью?..

Или, скажем, круглые черви могут жить в растениях, в теле как позвоночных, так и беспозвоночных животных; они выживают, даже будучи погруженными в уксус. Некоторые формы (род Гетеродера) паразитируют в сотнях видов животных и растений. Напротив, крайне специализированы ленточные черви, строго закрепленные за своими "хозяевами". Даже небольшое изменение существования для них немыслимо. Процветают, однако, и те и другие.

Вообще в живой природе, где дарвинист видит замечательную гармонию и приспособленность видов, бросается в глаза прямо противоположное: поразительная их неприспособленность. Хищник гибнет среди изобилия плодов, травоядное — при обилии мяса; многие рыбы идут метать икру в строго определенные локальные места; некоторые виды рыб, отметав икру, тут же гибнут, так сказать, "в расцвете лет", тогда как другие из года в год повторяют эту процедуру... Какое-то слишком очевидное неравенство в шансах на выживание!

О неприспособленности же отдельных особей просто и говорить не приходится. Отсюда то, что принято называть поразительной щедростью природы: тысячи икринок лягушки, миллионы — трески, мириады пушинок тополя... А ведь все это — огромный расход, безумная расточительность ДНК, энергии, жизненных сил! Причем такое изобилие характерно для одних видов и в гораздо меньшей степени свойственно другим, даже близким: тополь и - дуб, каштан, грецкий орех с их относительно (в сравнении с семенами тополя) немногочисленными плодами, рыбы - икромечущие и живородящие...
Да равные ли шансы на выживание даны им природой?

Да и не только в этом дело. В равном ли положении в отношении естественного отбора, охраняющего уникально удачные экземпляры, находятся осетр, скажем, с тридцатью миллионами икринок и какое-нибудь копытное животное с десятком, а то и меньше детенышей за всю жизнь или, скажем, живородящая акула — тоже рыба, как и осетр? Понятно, что во всех случаях до половозрелости и нового воспроизводства доживают в среднем лишь две особи (иначе вид вымер бы либо от поколения к поколению, либо безудержно размножился), но ведь выбор одной пары из миллионов возможных вовсе не то же, что выбор из считанных особей! В первом случае эволюция должна бы, казалось, рвануться вперед "семимильными шагами".

"Если популяция (совокупность взаимоскрещивающихся особей. – М.Т.) количественно бедна, естественный отбор не действует так успешно" /Ст.Сковрон/. Это понятно. Среди массы легче выбрать удачную пару, чем из ограниченного окружения. Этим, вероятно, объясняется тот факт, что явление акселерации в большей степени проявляется среди молодежи крупных городов и куда меньше в сельской местности. Но точно так же косяки сельди или стаи тундровых мышей-леммингов совсем неравноценны в этом смысле животным, обитающим в одиночку или небольшими сообществами. Однако и в этом случае мы не наблюдаем качественного отличия в процессах и темпах эволюции.

С необычайной быстротой размножаются одноклеточные — делятся каждые полчаса. Иначе говоря, под окуляром терпеливого наблюдателя проходит порой столько же поколений, сколько потребовалось природе, чтобы превратить древних грызунов в приматов, едва ли не в людей.
Бактерии же так и остались бактериями...
Я обращаю внимание на всякого рода числовые соотношения, потому что в вопросах изменчивости и отбора это имеет решающее значение.

Случайно возникают мутации, генетический сбой; новорожденный не выбирает ни родителей, ни места, где и когда ему родиться; случайно сошедшиеся внешние обстоятельства. производят отбор; случайности же подстерегают особь в поисках пары для последующего размножения...
Сплошной карнавал случайностей; лишь их совокупность образует некоторую статистическую закономерность, тем более надежную, чем большими цифрами можно оперировать...

3. Мутация, изменение наследственных свойств организма, генотипа, - единственный ли механизм происхождения видов?

Мутацию часто сравнивают с ошибкой при перепечатке текста. Сколько же надо перепечаток, чтобы ошибки суммировались в сколько-нибудь связный новый текст!..
Мутацию сравнивают с ударом молотка по будильнику. Может, конечно, случиться и счастливый удар, который исправит ход механизма, но такая вероятность исчезающе мала...

Все это так лишь в том случае, если мы рассматриваем процесс как чисто случайный. Вне какой-либо логики. Тогда живой мир вокруг представляется даже и не слишком правдоподобным, что дает повод к примерно таким современным философским спекуляциям.
Мы видим, скажем, элементарную телегу о четырех колесах, симметрично насаженных на оси и ошинованных железом или резиной, с покрашенными бортами и удобным сиденьем - и понимаем, что столь дивно слаженная вещь не могла явиться на свет в итоге цепи случайностей.
Но ведь даже единственная живая клетка устроена неизмеримо сложнее и телеги, и самолета, которые в подобном сравнении вполне можно считать структурами одного порядка - наинизшего...

Возможны следующие объяснения такого "невероятного" явления, как жизнь. 1/ Задействовано какое-то Высшее Разумное Начало – Бог. Это само по себе требует не в пример куда более сложного обоснования — самого Господа, его происхождения, структуры, всего прочего,
2/ Существуют какие-то внутренние закономерности жизни, как, к примеру, свойства вещества, позволяющие ему стать таким геометрически совершенным образованием, как кристалл. Его структура тоже выглядит совершенно неправдоподобно, если не знать сил, ее образующих.

В поисках новых закономерностей удовлетворяет ли нас само это понятие - случайность?
При рассмотрении биологической эволюции любая случайность есть лишь непознанная нами /возможно, и непознаваемая/ связь явлений; иначе теряет смысл любая причинно-следственная зависимость — основа каких бы то ни было умозаключений.
В самом деле, если мы признаем такую зависимость, неизбежен вопрос: что же является "причиной случайности"?
Но если у случайности есть причина, она уже не случайность.

"Вероятность возникновения двух сложных /сопряженных одна с другой. – М.Т./ фигур равна нулю", /А.Любищев/. Что имелось в виду? Скажем, следующее. Довольно обычная у нас рыба горчак семейства карповых во время размножения подплывает к пресноводному двустворчатому моллюску, тоже весьма заурядному в наших реках, и впрыскивает в его жаберную полость свою икру. В этот же момент моллюск "вручает" рыбе своих зародышей. Таким образом далекие в эволюционном смысле организмы партнерствуют в размножении.

Факт фантастический, если вдуматься, но - отнюдь не исключительный. Поистине невероятных взаимосовпадений в живой природе сколько угодно: беззащитный рак-отшельник не только отыскивает оставленную кем-то раковину, но и водружает на нее актинию со стрекательными способностями; всем известный лишайник это симбиоз гриба и водоросли; светящиеся бактерии, поселившиеся в специальных железах глубоководных рыб, позволяют им видеть в кромешной тьме...

А повсеместная сопряженность цветковых растений и опыляющих насекомых!.. Какой чудовищно невероятной должна выглядеть встречная эволюция ничуть не родственных друг другу групп, чтобы вот так совпасть в результате бесчисленных проб и ошибок, случайных мутаций и случайностей последующего отбора!

Сам Дарвин в своем "Происхождении видов" в главе "Особые затруднения" говорил о фантастичности опыления орхидей...
У разных видов орхидей цветы самые разные: тысячи форм и расцветок. Й у каждого цветка свое насекомое-опылитель. Синхронность поразительная! У одной из бразильских орхидей нектар помещается на дне трубочки почти в треть метра длиной. Долго не могли поверить, что есть насекомое с хоботком такой невероятной длины. Оказалось, он свернут спиралью у сумеречной бабочки из породы сфинксов... Но как же в ходе эволюции возникло столь невероятное сопряжение, тогда как самый естественный и простой выход был в том, чтобы просто укоротиться трубочке с нектаром?

А сопряженная эволюция множества свойств любой отдельной особи любого вида... Ведь яркая окраска бабочек, как и вообще любые вторичные половые признаки, уместна лишь тогда, когда противоположный пол реагирует на них.
Да и само это удивительное изобретение природы — половое размножение — могло возникнуть лишь в результате невероятного числа "встречных мутаций".

Спустимся на самый низший эволюционный уровень. Уже деление клетки — это огромный строго последовательный ряд процессов, каждый из которых совершенно бессмысленен вне связи с целым. Суть именно в единстве явления, — но как оно образовалось?
Сопряженность пронизывает все живое — от глубин клетки до внешних признаков организма. И далее - до взаимодействий между особями и видами.

А как объяснить возникновение не только функции, но и органа, целесообразного лишь в своем окончательном виде? Наглядный пример — хобот слона, пригодный для хватания, обороны, для обливания, осыпания себя песком — и все это тогда лишь, когда это уже хобот, а не просто большой нос... Предвидя такого рода возражения, эволюционисты говорят о "предадаптациях", то есть мутациях, "возникших уже как готовое приспособление".
Мысль эта восходит к немецкому палеонтологу Отто Шиндевольфу, сказавшему: "Первая птица вылетела прямо из яйца динозавра"...

4. Совокупность всего живого на Земле, от сотворения до наших дней, мы привычно называем древом жизни.
А почему, собственно, древо? Почему не куст? Звучит ничуть не хуже: куст жизни...
Иначе говоря, жизнь предстает в новой метафоре многокорневой системой, все веточки и побеги так или иначе равноценны.
В самом деле, не равноценны ли перед "природы вечным ликом" насекомое с его удивительными инстинктами и млекопитающее, моллюск с его необычайно развитым мозгом (осьминог) и шимпанзе - да хоть бы и сам человек?
"Древо жизни" — метафора, позаимствованная Книги "Бытие", — подразумевает единый ствол, развития с четким расположением на нем ветвей — пониже и повыше, с верхушечной точкой роста (термин ботаники); воздыманию ее к небу служат разом и ветви, и листья, и корни.
Проще говоря, "дочеловеческая" природа как бы лишь предыстория жизни на Земле. «Подлинное бытие» связано с нашим появлением, с осознанием человеком окружающего мира.
Мы - вершина жизни. Как бы задуманы так изначально...

Биологическая систематика выясняет развитие более сложных форм из простых: из одноклеточных, простейших (они так и называются), возникли кишечнополостные (представьте комок клеток в виде мячика с дыркой; сомните его так, чтобы образовалась двухслойная полусфера — "зонтик медузы", упрощенная модель кишечнополостного животного); из последних — черви, которые, в свою очередь, дали начало моллюскам и членистоногим...

Одна прямая линия развития? Нет, это только так кажется.
Позвоночные, скажем, произошли не от членистоногих, как вроде бы показывает схема, — от ракообразных, пауков, насекомых, но от гораздо более примитивных форм, наподобие ланцетника...
А у лишайника и вовсе два предка: гриб и водоросль. Клетки нашего тела, по некоторым предположениям, тоже симбиотического происхождения: несколько "предорганизмов" в одной оболочке. Митохондрии будто бы существовали когда-то самостоятельно...

Ну никак не выстраивается стройное древо эволюции. Тем более что почти с самого начала ствол разделился на две, по меньшей мере, равномощные ветви: миры растительный и животный.
И это ещё самая простая схема.
Возникают серьезные сомнения в правомочности привычной метафоры — "древо жизни". Палеонтолог Б.Соколов считает, что "эволюционное развитие шло не одним-единственным путем, и мы не знаем, как связать родственные стволы многих беспозвоночных: ниже границы кембрия (более полумиллиарда лет назад. –М.Т.) сейчас опущены корешки целого ряда ветвей эволюционного древа — они не сходятся... И сойдутся ли вообще?!"
Но если «побеги и ветви» развивались параллельно и независимо, то очевидна закономерность /хотя бы ещё и не обнаруженная нами/ эволюции жизни!
Но если все-таки не «древо», а многокорневой «куст», то человек, хомо сапиенс, - всего лишь один из равноценных побегов этого "куста жизни"?..
Да, человек оснащён разумом – этой феноменальным свойством. Любое уклонение от инстинкта - шаг к мышлению. Но вот Анри Бергсон неспроста ставил инстинкт выше интеллекта: "Интеллект характеризуется природным непониманием жизни. Наоборот, инстинкт отливается по форме жизни. В то время, как интеллект трактует все вещи механически, инстинкт действует, если можно так выразиться, органически. Если бы пробудилось спящее в нем сознание, если бы он обратился вовнутрь на познание, вместо того чтобы переходить во внешние действия, если бы мы умели спрашивать его, а он умел бы отвечать, он выдал бы нам самые глубокие тайны жизни...
Существуют вещи, которые интеллект способен искать, но которых он сам по себе никогда не найдет. Только инстинкт мог бы найти их, но он никогда не станет их искать".

У пчелы нет разума, но инстинкты обеспечивают с максимальной надежностью весь цикл ее существования. Тогда как интеллект на каждом шагу заводит человека бог весть куда. Разум подавляет в нас инстинкты; они не сочетаемы с интеллектом: "То, что есть в инстинкте существенного, не может выразиться в интеллектуальных терминах и, следовательно, не может быть анализировано" /Бергсон/.

Человеку суждено, по Бергсону, быть отброшенным в процессе эволюции, как некогда динозаврам, а до них — трилобитам и панцирным рыбам. Ни малейших преимуществ нам не дано, напротив. "В общем, эволюция старается идти, насколько возможно, в прямом направлении, но каждое специальное развитие представляет круговой процесс. Как вихри пыли, поднятые пролетевшим ветром, живые существа вращаются вокруг самих себя, отставая от великого потока жизни".
Поток этот слепо стремится вперед; все, что ни возникает на мгновение в нем, тут же исчезает в очередном водовороте.

Английский научно-документальный фильм "Хроника Хеллстрома" демонстрировал фантастическую приспособляемость насекомых. Они процветают в условиях, в которых человек выжить не может. Они гораздо древнее всех млекопитающих и /по уверению авторов картины/ переживут нас. Заключительные кадры — предсказание: человечество вымерло, как некогда гигантские рептилии. Земля — царство насекомых.

5.
Знаем: человек «произошел от обезьяны» (от общих с ней предков). А если заглянуть глубже - в самый корень? Независимо ни от каких наших рассуждений человек, этот, казалось бы, итог эволюции, произошел от одноклеточных организмов. Простейшие, самые дальние наши предки, все еще процветают рядом с нами, на поверхности нашего тела и внутри нас тоже. Расплодившись, они вполне способны погубить каждого из нас, и тогда кажется, будто они берут над нами верх.

Микроскоп подтвердит, что в принципе эти наши предки устроены так же, как и любая клетка организма человека. Правда, каждая из миллиардов клеток, составляющих сложный организм, кроме обычной для ее жизнедеятельной функции, несет и особую, возникшую в ходе эволюции: вырабатывает ли гормон, проводит ли нервный импульс, переносит ли кислород по току крови, служа таким образом всему коллективу клеток — организму в целом.
У клетки, некогда автономной самообеспечивавшейся, появились какие-то новые обязанности. Уже и для собственного прокормления она нуждается в сотрудничестве других клеток, в «кооперации».
Вне единого организма таких специализированных клеток вы уже не встретите; сами по себе они не выживут, погибнут.

Откуда же у клетки эти новые способности? Прежде ведь их не было... Естественный отбор отбирает нечто уже готовое. А как оно возникло, это нечто? Как прикоснуться к самой сути жизни?
Зародыш в икринке, в яйце или, как у млекопитающих, в теле матери развивается долго, иной раз до года и даже больше. И если рассматривать его в последовательные моменты созревания — спустя час, сутки, неделю, месяц, — увидим непрерывно нарастающую сложность живой конструкции.

Вот оплодотворенная клетка, вот уже целый комочек, подобный примитивным кишечнополостным, вот уже нечто вроде рыбьего малька или уже, пожалуй, головастика...
На каком-то этапе зародыши всех млекопитающих — и человека тоже — почти не отличимы друг от друга, но более примитивная форма остановится в своем развитии раньше (вот уже законченный организм — карась или лягушка), тогда как более сложная продвинется дальше.

Еще в XYIII веке, столетие спустя после изобретения микроскопа, так называемые преформисты полагали, что в человеческом сперматозоиде содержится чрезвычайно маленький человечек, а в нем, в свою очередь, другой — и так до бесконечности. Один из основоположников экспериментальной физиологии Альбрехт фон Галлер, набожный христианин, даже подсчитал, что в яичниках библейской праматери Евы было не менее 200 миллиардов крохотных человечков, вереницей вложенных друг в друга на манер матрешек.

В наш век те, кто попытался бы фантазировать таким же образом, сочли бы, что в зародыше человека содержится зародыш обезьяны, а в нем — зародыш более примитивного примата, близкого к грызунам, а в нем, в свою очередь, — зародыш рептилии, вплоть до простейшего организма, одноклеточного, внешне похожего на половую клетку, но без этой способности развернуться в необычайно сложный многоклеточный и даже разумный организм.

А ведь и впрямь наша зародышевая клетка заключает в себе "летопись" истории жизни на планете. И, превращаясь в организм, раскрывая потенцию, заложенную в нее, она демонстрирует нам, как в быстро прокручиваемой киноленте, последовательно длинный ряд предков. Онтогенез — индивидуальное развитие повторяет филогенез — эволюцию живой материи.

Что же подсказывает оплодотворенной клетке, какие стадии следует ей пройти, на какой остановиться, раскрывшись в сложнейший, столь не похожий на первоначальную клетку организм — в муху, в крокодила, в человека? Полная информация, надо думать, с самого начала была заключена в ней, закодирована в хромосомной структуре. Естественно, в рыбьей икринке заключена большая информация, чем в зародыше медуз, возникших на планете гораздо раньше, но меньшая, чем, скажем, в курином зародыше...

Значит, все развитие живой природы можно рассматривать как процесс накопления наследственной информации — но, конечно, не строго арифметического прибавления к уже имеющейся. Современные трехпалые амфибии раньше были пятипалыми, и естественно было бы предположить, что у зародыша лягушки закладываются поначалу пять пальцев, два из которых затем редуцируются. Так и полагали, пока не выяснили, что три пальца закладываются изначально.
Ген пятипалости, возможно, трансформировался, но еще на молекулярном уровне, и эту трансформацию, вероятно, можно проследить.

Думается, накопление генетической информации — свойство, настолько общее для всей живой материи, что можно будет когда-нибудь расположить все биологические формы по восходящей (разумеется, с боковыми тупиковыми ответвлениями) в зависимости от содержащейся в каждой из них информации. Так, по некоторым современным подсчетам, сравнивая бактерию и млекопитающее, мы видим возрастание общего объема генетической информации примерно в 100 тысяч раз...
Здесь невольно напрашивается аналогия с Периодической системой Менделеева, где элементы располагаются по возрастающей сложности в зависимости от заряда их атомных ядер...

Итак, эволюция можно рассматривать как процесс накопления информации. Схематически это представляется как неуклонное наращивание генной цепочки, хотя действительность гораздо сложнее. У некоторых видов содержание ДНК в клетках больше, чем у человека.Так что нельзя, по-видимому, отождествлять информацию с ее химическим носителем, с молекулой, впрямую, как нельзя выбрать содержательную книгу лишь по ее толщине...
6. Эволюция жизни на Земле есть процесс накопления наследственной информации...
Разумеется, это всего лишь обобщение, всегда несколько абстрактное, могущее вызвать неприязнь узкого специалиста – практика, привыкшего к сугубой конкретике.
Но без уровней обобщения невозможно само движение мысли. Подведение некоего предварительного итога выводит на новый уровень наши поиски всё той же конкретики.

Так было всегда. Врач Жюльен Ламетри, дитя самоуверенной эпохи Просвещения, склонной сложное тут же сводить к простому, рассматривал живой организм как механическую систему. Его сочинением «Человек-машина» /нечто вроде механизма часов/ зачитывался маркиз де Сад.
Механицизмом отмечена и теория великого Ламарка - младшего современника Ламетри, предшественника Дарвина. Отсюда и чрезвычайная роль в его рассуждениях внешних факторов, упражнений, которые ведут будто бы не только к развитию органов, но и к передаче благоприобретенного фактора потомкам. Высота деревьев способствует вытягиванию жирафьей шеи /животные питаются листьями/, и качество это передаётся, закрепляется и развивается – будто бы! – из поколения в поколение.

Для Дарвина (эпоха промышленного переворота в Европе) живой организм — прежде всего энергетическая система; ему требуется "топливо"- пища. Отсюда "борьба за энергию", поиск и настигание добычи, стремление самому избежать участи жертвы — словом, постоянная и неизбежная борьба за существование со всеми ее жестокостями и эксцессами...
Дарвинизму, замечательному прозрению, суждено было сыграть самую чёрную роль в социальных теориях и практике 20-века. Плоские суждения типа «сильные выживают – слабые погибают» с упоением приводит Гитлер и в «Mein Kampf», и во время своих известных застольных разглагольствований...

Когда, в сущности недавно, была открыта знаменитая ныне "двойная спираль", содержащая наследственный код организма, проблемы жизни, казалось, уже можно было передоверить химикам-аналитикам. Они, в свою очередь, должны были свести их на уровень физических, чуть ли не математических задач с четко однозначными решениями. Химики и физики и впрямь могли торжествовать: это ими в основном была создана молекулярная биология, и загадка жизни, по мнению многих (я был в их числе), вот-вот должна была разрешиться коротенькой благополучной формулой, где слева от знака равенства стояло бы латинское "вита", обозначение жизни, справа же — химические символы и числовые коэффициенты...

Но жизнь, сведенная к химической и физической сути, почему-то переставала быть жизнью. Живая материя легко разлагалась до химических веществ, даже простейших, - но обратно они никак не складывались в живой организм, хотя бы и простейший...
Именно это имел в виду один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг в своей книге "Физика и философия":
"Все устремления современной биологии направлены на то, чтобы объяснить биологические явления на основе известных физических и химических закономерностей. Обоснована ли эта надежда? Живые организмы обнаруживают такую степень устойчивости, какую сложные структуры, состоящие из многих различных молекул, без сомнения, вообще не могут иметь только на основе физических и химических законов. Поэтому к физическим и химическим закономерностям должно быть что-то добавлено, прежде чем можно будет полностью понять биологические явления".
Далее, ссылаясь на "замкнутость и непротиворечивость" квантовой теории, Гейзенберг полагает, что "для понимания процессов жизни, вероятно, будет необходимо выйти за рамки квантовой теории и построить новую замкнутую систему понятий, предельными случаями которых позднее могут оказаться и физика и химия... Если эта точка зрения правильна, то одного соединения теории Дарвина с физикой и химией (с молекулярной биологией. — М.Т) будет недостаточно для объяснения органической жизни".

Ответ на один вопрос ставит все новые вопросы. Воистину, «чтобы удивляться, надо много знать». Выход появляется лишь тогда, когда возникает некая более общая теория, вовсе не отменяющая естественный отбор, борьбу за существование, но открывающая вместе с тем какие-то пока смутно угадываемые нами фундаментальные основы жизни. Для появления такой обобщающей теории, возможно, есть предпосылки. Человечество на переломе тысячелетий уже многое умеет. Многое ли знает? Вспомним хотя бы генную инженерию — вторжение в молекулярные наследственные структуры... Мы похожи на ребенка, свободно щелкающего выключателем, зажигающего и гасящего свет, но не понимающего, что при этом происходит.

Знаем ли мы, какой будет новая теория, опирающаяся на законы, открытые Дарвиным? С большой долей вероятности догадываемся, в какой "системе координат" она примется рассматривать феномен жизни. Сегодня ключом к раскрытию законов живого служит информатика, вышедшая из недр практической кибернетики, но давно уже сбросившая тесную скорлупу. В самом деле, живой организм характеризуется определенной структурой, упорядоченностью, иначе говоря, информацией, противостоящей неупорядоченности, хаосу...

Ген – единица наследственной информации. Вот любопытное сообщение в британском справочном издании: "Размножающиеся вирусы могут по ошибке захватить часть генетического материала жертвы и перенести его в следующую клетку, где он включается в генетический материал нового хозяина. В результате подобной трансдукции могут быть переданы специфические гены из одной клетки в другую".

Вот ещё гипотеза /завлабораторией молекулярной биологии развития Института биологии имени Н.К.Кольцова доктора медицинских наук Л.Корочкина, также говорящая о переносе и внедрении информации: "Обнаружены так называемые «прыгающие гены», способные вклиниваться в самые неожиданные участки хромосом. Причем курсировать гены-путешественники могут не только внутри своего генома; они внедряются и в чужой, осваивая территорию другого вида.
Кочующий ген предпочитает мигрировать не один, а с попутчиками: отправляясь в путь, увлекает за собой часть ДНК. Конечно, на внезапный вояж решиться не так-то просто. Поэтому к гену-попрыгунчику присоединяется не любой участок ДНК, а более или менее свободный от повседневных забот. Есть в ДНК такая часть, которая не работает — не кодирует синтез белков, а взяла на себя особую функцию — регулирование временных темпов созревания различных частей эмбриона и его тканей в процессе индивидуального развития. Не этим ли перемещениям мы обязаны пертурбациями в эволюции?"

Сходную идею развивает и доктор биологических наук В. Кордюм: "Дарвинизм — классический и современный — единственной движущей силой эволюции признает естественный отбор. Но существует и другая движущая сила эволюции — так называемый горизонтальный перенос наследственного материала, при котором он передается не только от родителей к потомству (так сказать, вертикально), но и между любыми (!) живыми существами. Естественный отбор является в основном движущей силой эволюции приспособительной, а горизонтальный перенос обеспечивает развитие живого по пути усложнения. В природе обе эти составляющие развития действуют вместе, дополняя друг друга...»

Как видим обобщённая мысль о том, что биологическая эволюция есть процесс накопления информации «не взята с потолка»...

7. Эволюция — процесс накопления информации... А если переставить местами части равенства? Накопление информации и есть искомый механизм эволюции, генеральное свойство живой материи. Подобно тому, как свойство магнита — притягивание, газа — стремление расшириться... Уже понятно, для чего природа необычайно усложнила размножение: двуединство полов обеспечивает больший охват информации; понятным становится и многое другое.
Чем сложнее и упорядоченнее структура, тем она информативнее. Иначе говоря, рассыпанные буквы не содержат никакой информации; их надо по меньшей мере упорядочить в слова. Суждение, составленное из этих слов, еще информативнее, тогда как книга, составленная из суждений, содержит сложнейшую информацию.

Дарвин считал себя натуралистом – т.е. наблюдателем натуры, природы. Современный биолог, вооружённый электронным микроскопом /и не только/ к такому «поверхностному наблюдению» относится едва ли не с презрением: он натуру ИЗУЧАЕТ.
В его глазах фенотип – т.е. признаки организма, приобретённые при жизни, не передающиеся по наследству, т.с. «внешние», очевидные, - к сути дела отношения не имеют.
К примеру. Накачанные мышцы спортсмена /удлинившаяся шея конкретного жирафа.../ никак не передаются его потомку.

Это и так и не так. В этом простом примере очень непростое логическое смещение. Скажем, среди популярных советов тем, кто собирается жить долго, есть и такой: потребляйте ежедневно стаканчик-другой /не больше, конечно/ красного винца. Среди объяснений пользы этой процедуры есть и такое: те, кто совершенно не потребляет алкоголя, обычно живут меньше потребляющих в разумном количестве.
Упущено из виду, что непотребляющие, возможно, с самого начала не могут потреблять в силу каких-то печальных особенностей организма.
Понаблюдайте. Подобные смещения логики обычны, хотя едва заметны.
Генетики и морфологи, специализирующиеся на фенотипических особенностях организмов, разошлись по разным углам: разные научные издания, разные симпозиумы т.п. Похоже на истасканный анекдот о слоне, которого ощупывали слепцы. Кто-то полагал, что слон похож на змею /ощупывал хобот/ т.д.
Тогда как и те и другие изучают целостный организм.

И, может быть, стоит вдохновиться не только наблюдениями микроскопических объектов, но и мыслями Дарвина и даже – о ужас! – Ламарка.
Ведь смена поколений невозможна без раздельных операций — воспроизведения программы и построения "тела". Первое — генотип, совокупность наследственных признаков, второе — фенотип, их реализация в готовом "сооружении". Понятно, то и другое не соединишь безусловным знаком равенства. Фенотип есть реалиация генотипа в конкретных условиях среды: какие-то частности могут недопроявиться, исказиться, вовсе исчезнуть.

Развитие организма есть постоянное взаимодействие его наследственной структуры и внешних факторов. Половые железы, как и все системы организма, строятся из "фенотипической" ткани, то есть из клеток, так или иначе взаимодействовавших со средой. И можно, вероятно, допустить, что продукты половых желез тоже несут на себе отпечаток проявившегося в конкретных условиях фенотипа, внешней среды.

Ведь внутренняя среда организма для погруженной в нее клетки является внешней. И естественный отбор идет не только на уровне особей, но и внутри их, на клеточном уровне.
В чем проявляется удачная мутация отдельной клетки? В ее более активной жизнедеятельности, выгодной организму в целом. Но высокая активность подкрепляется повышенным потреблением кислорода, питания, сопровождается усиленным выделением отходов и бурным размножением, органичивающим возможности клеток-соседей. Тогда как ослабевшие или отмирающие клетки распадаются, служат в конечном счете пищей другим и наконец выводятся вон
Не характерно ли это и для клеток, составляющих половые железы? Не происходит ли и на этом уровене естественный отбор? Не зря ведь Природа столь «легкомысленно» расходует на единственную материнскую клетку мириады сперматозоидов...

А что если природа распределила обязанности по разным полам: самка несет по преимуществу фактор наследственности, стабильности, самец — фактор изменчивости, развития...
На самцах природа как бы экспериментирует, испытывает разные возможности.
Но если это так, "слабый пол" как раз отнюдь не слаб, но представляет прочнейшее основание для всякого рода проб и экспериментов, производимых природой с "сильным полом", видимо, лабильным и податливым...
Оба фактора сливаются в детях, проявляясь опять же в зависимости от пола ребенка.
(Среди людей таким распределением ролей можно, вероятно, объяснить большую среднюю продолжительность жизни, вообще выживаемость женщин, тогда как рекордные достижения в силе, выносливости все же принадлежат мужчинам; общий интеллектуальный уровень образованных женщин, похоже, выше, чем уровень сравнимой категории мужчин,- тогда как талант, тем паче гениальность, более сродни мужчинам...)

Ну, и, само собой, на наследственное вещество, святая святых, воздействуют внешние факторы: радиация, химические реагенты, в частности - алкоголь... Знаем ли мы порог этих влияний? Если же нет, нельзя ли предположить, что генетический код усложняется все-таки под натиском внешней среды? Не уподобляется ли он записной книжке, заполняемой информацией? Когда же книжка переполняется записями, в нее вклеивают новые страницы...

8. Половое размножение само по себе предполагает индивидуальность каждой особи. /Исключение – однояйцевые близнецы/. Иначе говоря, особи одного вида генетически уже несколько различны.
Само совокупление предполагает мутацию – соединение разнородных признаков родителей.
Индивидуальные отклонения ведут к постепенному расщеплению и сосредоточению особей со специфичными признаками.
Селекционеры-практики, не мудрствуя лукаво, выделяют нужные им особенности, - являющиеся, собственно, морфологическими, внешними. Так, с учётом искомых признаков, выводятся породы собак, лошадей, кошек, свиней...
Нужные экземпляры не только отбираются, но и изолируются от прочих.

Вернёмся к исходному понятию. Вид – генетически замкнутая система? Как сказать... Да, гибрид близких видов - осла и лошади /мул, лошак/ бесплоден. Но не бесплоден гибрид /в обоих возможных сочетаниях/ льва и тигра – морфологически абсолютно разнящихся.
Реализовались ли эти сочетания в трёх десятках видов кошачьего рода? Как знать... Человек "распорядился" так, что уже столетиями львы и тигры обитают на разных материках и не могут скрещиваться...
Волков, собак, шакалов пр. биологи предпочитают осторожно называть псовые – т.е. относить к объективно наличествующему семейству млекопитающих. Потому что срещивание между этими видами /да и виды ли?/ возможно...

В пределах вида различают также полувиды, подвиды, экотипы, популяции, микропопуляции...
Подвиды ли человеческие расы? Бог весть. Кстати, рас этих не три, а больше. Просто, незначительные по численности человеческие популяции антропологи не хотят «оскорблять» специфичными обозначениями.
Вернёмся к селекционерам. Индивидуальные отклонения, являющиеся, по сути, мутациями генотипа, способствуют отбору или выбраковке экземпляра. Левретки и лабрадоры, таксы и гончие, десятки пород собак выведены таким способом.
Повторю, упрощая для ясности: селекционер отбирает нужные экземпляры – и спаривает с похожими.

В этой короткой фразе отмечены ТРИ важнейших момента:
обычные вариации, присущие любой популяции /скажем, такая элементарная как малый или большой рост/;
отбор определённых экземпляров;
спаривание с учётом отмеченной вариации.

«Объяснить образование новой хромосомы, перескок можно, но как объяснить одновременный перескок и у подруги - это интересно. Да чтобы рядом, в пределах любовной досягаемости. Да к тому, чтобы было жизнеспособное потомство» /профессор-биохимик А.Клёсов/.

У левреток и лабрадоров, неспособных по понятным причинам спариваться друг с дружкой, проблем с партнёрами/партнёршами нет.
Понятное дело: вмешался человек-селекционер – и проблемы решены в кратчайшие сроки.
Но такая простая последовательность действий в природе совершается постоянно. У неё, матушки, времени невпроворот.
Возможностей – сколько угодно.
Происходит постепенное отклонение – пока не обнаруживается кардинальная индивидуальность: неспособность взаимного спаривания.
Так некий общий предок парнокопытных – «сексуальная» изоляция /в силу разных причин/ ПЛЮС цепочка мутаций /при неограниченности времени/ - эволюционировал в жирафа, в жирафовую газель /геренук/, в карликовую антилопу и т.д.
(Термин /другой не подвернулся/ закавычен, поскольку сексуальность как таковая присуща лишь человеку).

Дарвин, говоря о видообразовании, упирает преимущественно на территориальную изолированность особей, эндемичность. Но невозможность совокупления определяется и другими особенностями. Наиболее очевидная - величина детородных органов. Даже у людей, способных скомпенсировать многие несоответствия, ими обусловлены многие семейные трагедии.
/Возможно, в силу именно этих причин среди высокорослых банту на протяжении тысячелетий выделились карликовые племена, оттеснённые затем из более благоприятных для обитания саванн в бессолнечные леса тропической Африки.../
Кроме морфологических крайне важны и поведенческие барьеры. Не только у человека, прочих высших животных, но и у насекомых...

Итак, «налицо» НЕ ДИСКРЕТНОСТЬ, НЕ «ВЗРЫВЫ» ГЕНОМА, А НЕПРЕРЫВНОСТЬ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ВИДОВ.
Процесс этот неуловим для наблюдателя, потому что происходит непрерывно, постоянно.
Как бы перетекание из одной формы в другую...

«Вечный вопрос» биологов: почему палеонтологи не находят в ископаемых остатках промежуточных форм, если природа, по Дарвину, постоянно экспериментирует, ошибается и отбрасывает все неудавшееся?
Эволюция жизни налицо, а следов постепенного изменения, развития никаких. На всяком производстве, (тем более если речь идет о методе "проб и ошибок") горы брака. Где они в данном случае?..

Но – промежуточных форм /в понятиях морфологии/, «обломков эволюции», при непрерывном видообразовании и быть не может. Они воспринимаются нами как обычные индивидуальные отклонения или как самостоятельные законченные виды.
«Экономична мудрость бытия: всё новое кроится /в нём шьётся/ из старья»
Вильям Шекспир.
^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^