Сбывшиеся предсказания статс-секретаря

«Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу, наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов. Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщения между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем.

Избытки населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо заселенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться…

Совершенно тоже и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов?

Так называемое украинское, или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно невиданных размеров».
(Из записки статс-секретаря П.Н. Дурново императору Николаю II февраль 1914 г. Вопросы истории 3/99 с. 93)

Ульянов-Ленин поступил ровно наоборот предупреждениям Дурново. К четырем губерниям бывшей Малороссии он присоединил Новороссию с Донбассом и дал в 1922 году этому историческому недоразумению, Украине – антиРоссии, псевдогосударственность в составе такой же нежизнеспособной химеры, как Советский Союз.

«Не подлежит сомнению, что война потребует расходов, превышающих ограниченные финансовые ресурсы России. Придется обратиться к кредиту союзных и нейтральных государств, а он будет оказан не даром.

Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства.

Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы: вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесенные издержки. Продиктованный в интересах Англии мирный договор не даст ей возможности экономически оправиться настолько, чтобы даже впоследствии покрыть наши военные расходы.

То немногое, что может быть, удастся с нее урвать, придется делить с союзниками, и на нашу долю придутся ничтожные, по сравнению с военными издержками, крохи. А между тем военные займы придется платить не без нажима со стороны союзников. Ведь после крушения германского могущества мы уже более не будем им нужны.

Мало того, возросшая вследствие победы политическая наша мощь побудит их ослабить нас хотя бы экономически. И вот неизбежно, даже после победоносного окончания войны, мы попадаем в такую же финансовую экономическую кабалу к нашим кредиторам, по сравнению с которой наша нынешняя зависимость от германского капитала покажется идеалом.

Как бы печально, однако, не складывались экономические перспективы, открывающиеся нам как результат союза с Англией, следовательно, и войны с Германией, – они все же отступают на второй план перед политическими последствиями этого по существу своему противоестественного союза.

Борьба между Россией и Германией глубоко нежелательна для обеих сторон как сводящая к ослаблению монархического начала.

Не следует упускать из вида, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией.

Как ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала».

И до сих пор так действует на пару с США: права человека, демократия через «цветные революции», агенты влияния в правительствах стран – жертв «мягкой силы» англосаксов.

«С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, независимо от её исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным нынешним оплотом которого являются названные две великие державы.

Более того, нельзя не предвидеть, что при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от её исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии.

По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу…»

Так оно и вышло: кайзеровский Генштаб через Парвуса снабжал Ленина деньгами на его революцию, обеспечивал братание солдат (почему-то только на русско-германском фронте), а потом сами же в ноябре 1918 года получили уже от своей революции «удар в спину». Как говорится: «Не рой яму другому – сам в неё попадешь».

«Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма.
Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое.

За нашей оппозицией нет никого, у неё нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий, одинаково не ищет политических прав, ему ненужных и непонятных». (там же с. 97 – 98

То же можно сказать и о сегодняшней «несистемной» оппозиции в Российской Федерации.

«Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий – о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении – Россия, несомненно, будет низвергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905 – 1906 годов».

Что и сделал картавый бес родом из Симбирска после захвата власти в октябре 1917 года: «Землю – крестьянам!», «Заводы и фабрики – рабочим!» Другое дело, что народ потом все равно обобрали до нитки национализацией и коллективизацией его «большевички-голодранцы».

«Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, – будем надеяться частичные, – неизбежными окажутся те или иные недочеты в нашем снабжении.

При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, всё будет поставлено в вину правительству.

Хорошо, если последнее не сдастся и стойко заявит, что во время войны никакая критика государственной власти недопустима и решительно пресечет всякие оппозиционные выступления. При отсутствии у оппозиции серьезных корней в населении, этим дело и кончится.

Но может случиться и худшее: правительственная власть пойдет на уступки, попробует войти в соглашение с оппозицией и этим ослабит себя к моменту выступления социалистических элементов».

Увы, так оно и случилось. Дурново «как в воду смотрел».

«Хотя и звучит парадоксом, но соглашение с оппозицией в России безусловно ослабляет правительство. Дело в том, что наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет.

Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом её слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия.

Необходим искусный выборный закон, мало того, нужно прямое воздействие правительственной власти, чтобы обеспечить избрание в Государственную Думу даже наиболее горячих защитников прав народных.

Откажи им правительство в поддержке, предоставь выборы их естественному течению – и законодательные учреждения не увидели бы в своих стенах ни одного интеллигента, помимо нескольких агитаторов-демагогов…»

Карманная и самодержавием рукотворная оппозиция, казалось бы, а без присмотра в столице в феврале 17-го оставили – черт-те что натворили, целый 20 век с последствиями этой шкоды мыкались.

«В случае неудачи, возможность которой в борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть – социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления.

Эти последние сразу выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые смогут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а затем и общий раздел всех ценностей и имуществ.

Побежденная армия, лишившаяся к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы служить оплотом законности и порядка.

Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».
Там же с. 98 – 99 из записки Дурново Петра Николаевича (24 марта 1843 - 11 сентября 1915).), статс-секретаря последнего российского императора, имевшего право прямого доклада Николаю II.

И Ленин, когда затевал свою авантюру с социалистической революцией, а потом с ведением коммунизма в условиях гражданской войны, тоже не мог предвидеть, чем закончится его желание осчастливить народ.

А получилось, что против чего он боролся на то и напоролся: сначала «ешь ананасы, рябчиков жуй – день твой последний приходит буржуй», а когда страну «добил до ручки» своим безумным и бесчеловечным экспериментом, обильно умыв Россию кровью братоубийственной войны с красным террором и диктатурой пролетариата – поворот на 180 градусов, назад к капитализму, почему-то стыдливо им поименованный НЭПом.

«Тройственный союз – комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнюю Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии.

Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное строительство культурных наций, которому угрожает не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от неё господство над морями». (там же с.100)

Если поставить сегодня на место Германии «агрессивную» Россию, а США, как нынешнего гегемона – на место тогдашней «владычицы морей» Великобритании, то получим картину схожую с предвоенной обстановкой 1914 года. Опять англосаксы стремятся стравить подконтрольную им Германию и ЕС в целом с Россией, чтобы по привычке «таскать каштаны из огня чужими руками».

«При этом, само собой разумеется, что и Германия должна пойти навстречу нашим стремлениям восстановить испытанные дружественно-союзные с нею отношения и выработать, по ближайшему соглашению с нами, такие условия нашего с нею сожительства, которые не давали бы почвы для противогерманской агитации со стороны наших конституционно-либеральных партий, по самой природе своей вынужденных придерживаться не консервативно-германской, а либерально-английской ориентации».(там же с. 100)
Из записки Дурново Петра Николаевича (24 марта 1843 - 11 сентября 1915).), статс-секретаря последнего российского императора, имевшего право прямого доклада Николаю II.

«Пожалуй, самым примечательным моментом,…своеобразным историческим парадоксом, является то, что две ведущие европейские державы – Германия и Россия, от которых в решающей мере зависело и развитие ситуации в Европе в мирное время, и исход начавшейся войны, оказались в весьма сходном положении.

Политическое противостояние двух главных европейских держав, вылившееся в противоборство двух самых многочисленных и могущественных на континенте армий, завершилось трагически как для самих этих государств, так и для народов всего мира.

В результате обе стороны потерпели поражение: Германия – военное, Россия – политическое и социальное. Это привело к тому, что были сняты всяческие заслоны и преграды, которые ещё как-то сдерживали разгул насилия, бесконтрольное применение силы, эксплуатацию одного народа другим.

Надежду на то, что в XX в. жизнь людей наконец-то обретет те очертанию, которые присущи ей по самой исторической природе, – мир, спокойствие, благополучие и всестороннее развитие личности – оказался иллюзорным.

Политическое поражение России, военная катастрофа Германии, подтолкнувшая её правящие круги к оказанию помощи русским революционерам (в которых правящие немецкие круги видели своих союзников в борьбе с российской монархией), объективно способствовали в одной стране приходу к власти фашизма, а в другой – установлению тоталитарного режима.

Таковы были исторические последствия чудовищной ошибки, совершенной обеими странами, за которую мир и всё человечество вынуждены были заплатить огромную цену».
А.А. Искендеров Российская монархия, реформы и революция Вопросы истории 3/99 с. 103