Спасая души...

Пётр Иванович накинул пальто на белый халат и вышел из здания больницы. Холодный ноябрьский воздух защипал в носу. Бледное осеннее солнце слабо пробивалось сквозь серые рваные тучи, затянувшие всё небо. Под ногами шуршала давно опавшая бурая листва. Пётр Иванович сел на лавку, поплотнее закутался в не застегнутое пальто и закурил. Надо было успокоиться, немного расслабиться и отдохнуть. Но ничего из этого у него не получалось. Никотин немного притуплял сознание, но не мог прогнать все мысли из головы. Позади шестичасовая операция. Всё это время на ногах. Нельзя было позволить себе расслабиться ни на секунду. Но вот теперь всё позади. Пациент, молодой мужчина 35 лет, будет жить. Как же это всё-таки прекрасно выходить из операционной и говорить ожидающим в коридоре родственникам: «Операция прошла успешно». И как страшно сообщать: «Мы не смогли ничего сделать. Примите мои соболезнования». Вот уже 28 лет страшно…
Пётр Иванович – врач-реаниматолог с 28-летним стажем. Он практически «бог в медицине». Скольких людей он уже вытащил с того света. И он должен бы быть счастлив… Но вчера от него ушла жена. Он просто пришёл домой и обнаружил пустые полки в шкафу и записку на кухне «Прости. Я так больше не могу».
- Эх, Марина, Марина. Что ж я сделал не так? Почему ты ушла вот так молча, даже не поговорив. И куда? Сын учится за границей, я ему ещё не сказал. Мама твоя не берёт трубку, твой телефон отключен. И есть ли теперь смысл искать с тобой встречи?...
Размышления Петра Ивановича прервал голос справа:
- Вот ведь врач, а сам куришь, - и когда этот старик успел подсесть рядом.
- Да я стресс снять, - Пётр Иванович почему-то начал оправдываться. Он посмотрел в глаза старику и… утонул в них. Вот это бездонная глубина! А цвет? Ярко-голубой, как летнее небо. А ведь у стариков глаза выцветают обычно, а тут нет, наоборот, только ярче с возрастом стали.
- А потом домой поедешь, водочкой стресс снимать будешь? – старик улыбнулся. И хоть говорил он назидательным тоном, но с такой добротой, что врачу стало стыдно, как первокласснику, которого директор школы застукал за курением.
- Э, ну… Да нет… - хотя именно это он и собирался сделать.
- А чего грустный такой? Человека же спас? – спросил дед.
- Жена вчера ушла от меня.
- Обижал, наверно?
- Да что ты?! Любил без памяти. И сейчас люблю, - Пётр Иванович замолчал, проглатывая тяжёлый горький комок, подступивший к горлу.
- А говорил об этом?
- А что языком молоть, делом доказывал.
- Каким же?
- Я все деньги ей, всё, что заработал. Хочешь на Канары – пожалуйста, хочешь шубу – выбирай, хоть две. Всё, понимаешь, всё у неё было. Подруги завидовали. А она, раз, и ушла. Куда? Зачем? Кто ей столько всего даст? – Пётр Иванович с досадой и даже гневом посмотрел на своего собеседника.
- Ну а для души что? Общался с ней как? – старик слегка покачал головой.
- Общаться, вон пусть подруги есть. Я устаю. Я работаю по 20 часов в сутки. Я же людей спасаю! Я для них как…
- Бог? – старик лукаво улыбнулся.
- Ну да… - Петру Ивановичу стало не по себе. Как-то неловко от собственной гордости, которую он столько лет в себе лелеял.
- Был бы Бог, ты бы души спасал. А ты только тела. Что героического в том, чтобы спасать одежду из горящего дома?
- Какие души? Какую одежду? – врач рассердился и даже подумал, что, возможно, старичок-то на голову больной немного.
- Да вот эти души, - дед обхватил запястье Петра Ивановича своей сухой сморщенной рукой. И из этой руки полилось тепло. И закололо изнутри тысячами мельчайших иголочек.
И вдруг все краски стали ярче. И как будто привычная картина мира сразу рухнула. Все, абсолютно все люди вокруг светились изнутри. Как будто в районе сердца была маленькая лампочка и освещала всё тело. Вот прошла санитарка Зина, так свет бледненький такой, чуть за пределы тела выходит. А вот мама молодая с мальчиком лет трёх идёт. Она сильнее светится. А малыш... аж глаза слепит!
И кошка пробежала мимо – тоже светится, но слабо. Правда, почти как санитарка. И деревья, и трава… Такой мягкий ровный свет по всему разлит, но источник не виден.
- Это… Это что? Отец, что я вижу? Я… с ума сошёл что ли? – заикаясь, начал спрашивать просветлённый врач.
- Это души, сынок. Вот чем больше в душе любви, тем сильнее светится. И освещает тело изнутри. Вот смотри на дерево. Вот это живое, видишь, мягкий такой свет по нему разлит. А вон то – сухое, и не светится вовсе. А почему? Душа его покинула.
- А как ты… Почему я их увидел? – Пётр Иванович всё ещё не мог прийти в себя.
- Я тебе передал. Хочешь, заберу свой дар? Будешь, как и раньше, тела спасать и не думать про души. Жить слепо. А хочешь, оставлю? – старик пронзительно посмотрел в глаза. Как рентген. Он видел всё. И… сам светился так, что Пётр Иванович невольно закрыл глаза. А старик продолжал говорить.
- Вот ты сегодня мужчину спас. А для чего?
И врач увидел яркую картину, как его пациент обнимает какую-то молодую женщину, потом другую. Потом он дома с женой. Они ссорятся, кричат, в стену летит тарелка. И свет от их сердец потихоньку гаснет. А маленький сын закрывает уши руками и плачет. Родители разведутся. А он так хочет, чтобы они были вместе и любили друг друга.
Затем перед взором Петра Ивановича возникла другая картина. Полная женщина в возрасте, которую он спас на прошлой неделе, сидит перед телевизором с совершенно отупевшим лицом и ест, ест, ест… И её свечение всё слабее и слабее.
Вот мужчина лет 50, он и его спас не так давно. Он напивается в гараже почти каждый день. А дома скандал с женой. И очень скоро он опять попадёт на операционный стол. Только света в нём уже почти не осталось. Он не спасёт его во второй раз.
А вот молоденькая девушка, попавшая в реанимацию после передозировки наркотиков. Она стоит на панели, потом садится в машину к кому-то, такому же слабо светящемуся. Они нюхают кокаин. Потом мчатся на невозможной скорости. И сбивают пешехода…
И много-много неприятных, и даже страшных картин проносилось у него перед глазами. Для чего я их спасал?! Для чего?! Чтобы дальше тушили свет своей души?
- Не все, конечно, не все – вдруг заговорил дед. Видения прекратились, и Пётр Иванович открыл глаза, - Вот, например, тот паренёк, который попал в реанимацию после аварии.
Пётр Иванович вспомнил парнишку, совсем юного, лет 17. Как тот смотрел в глаза, держал его за руку и умолял еле слышно: «Доктор, я так хочу жить! Спасите меня!» Травма была тяжёлая, и сам врач не был уверен в исходе операции. И, хотя всегда был атеистом, почему-то ответил ему: «Моли Бога, чтоб операция прошла успешно». И тот начал молиться.
- Вот он вспомнил Бога. И не забыл больше. И такие песни сейчас пишет… А дети у него какие будут… - старик улыбнулся и слегка покачал головой.
- Так как же мне различить, кого спасть, а кого нет? – растерянно спросил Пётр Иванович.
- Смотри на душу. Чем больше светится, тем здоровее человек, тем больше в нём любви. А когда любовь уменьшается, душа гаснуть начинает, становится как у животных даже. Тогда и заболеет человек, и тело может оставить. Чтоб ему другое дали, раз в этом жить нормально не получается.
Пётр Иванович в задумчивости опустил голову. «Как мне теперь? Что я, проповедник какой, чтобы всем о любви, да о Боге? Я и сам, поди, не свечусь».
- Пётр Иваныч! – из задумчивости его вывел крик санитарки с крыльца больницы, - Пётр Иваныч, вы чего засиделись-то, замёрзните. И главврач вас к себе вызывает, - она подошла к лавке.
Пётр Иванович поднял на неё глаза.
- А где старик? – спросил он, поняв, что сидит на лавочке один.
- Какой старик? Я никого не видела, - она растерянно развела руками.
- Зина, а что с тобой случилось? – Пётр Иванович заметил, что она стала светиться намного сильнее.
- В смысле? Что вы имеете ввиду? – девушка опустила глаза и слегка покраснела.
- Ты вот только недавно шла тут… - ну не говорить же, что душа её мало светилась! –
Такая грустная, что ли. А сейчас прямо светишься.
- Ой, Пётр Иванович, как вы всё видите! Я с парнем на прошлой неделе поссорилась, и ходила злая на него. А вот он сейчас он позвонил и сказал, что жить без меня не может, и замуж позвал, - Зина совсем раскраснелась и потупила взгляд, а по её лицу расплылась счастливая улыбка.
- Никогда не злись, Зиночка, это вредно для здоровья. Вот сейчас ты такая красивая, когда улыбаешься, - и врач улыбнулся ей в ответ.

Теперь Пётр Иванович видел души. У всех. Всегда. И было ему очень трудно. Видел он, как уменьшается свечение, если человек выпивает или курит, если ругается, злится, если сплетничает, если обижается на кого-то, если считает себя лучше других, даже если ест что-то не то. И видел, как начинает ярче светиться, когда улыбается, когда говорит и думает о хорошем, когда помогает кому-то. А когда молится искренне, то становится как солнце. А как же люди искренне молятся перед операцией, когда думают, что умрут. Но почему-то не все. Некоторые молятся, а свечение только меньше становится…
Однажды в столовой за обедом Пётр Иванович обратил внимание, что у многих его коллег уменьшается свечение, когда они едят.
- Приятного аппетита! Что на обед? – поинтересовался он, подойдя к двум мужчинам, сидевшим за столиком.
- А, Пётр Иванович, присаживайтесь, - анестезиолог Леонид Михайлович указал ладонью на свободный стул, - Борщ, котлеты с рисом, всё столовское. Мне жена не готовит с собой, некогда ей, говорит. А вам? Ой, извините, я же забыл, - он виновато опустил голову и замолчал. И хотя Пётр Иванович никому не говорил о конфликте с женой, но вся больница была в курсе уже на следующий день.
- Вот Сашке жена готовит, пирожков вон напекла, - Леонид Михайлович показал на молодого интерна, сидящего с ними за одним столом, который к тому же был его племянником. Молодой человек развернул пакет и, смущаясь, предложил их:
- Угощайтесь, пожалуйста.
- С чем пирожки? - спросил анестезиолог.
- С картошкой.
- А, нет. Я только с мясом ем, - махнул рукой Леонид Михайлович.
А Пётр Иванович заметил, что свечение у анестезиолога стало ещё меньше. Зато когда Саша откусил от пирожка, Пётр Иванович заметил, что без того очень светлый, он засветился ещё больше.
- А я угощусь, пожалуй!
- Конечно, угощайтесь, Пётр Иванович! – интерн смущённо заулыбался, - Моя Люба отлично готовит, и к тому же с любовью. И говорит, что от нелюбящих людей еду принимать нельзя.
- Полностью с тобой согласен, - подтвердил Пётр Иванович и откусил пирожок. Он оказался на удивление вкусным.
В этот момент в столовую вбежала взволнованная Зина.
- Пётр Иванович, Леонид Михайлович! Там девочку тяжёлую привезли. Пойдёмте быстрее!

Перед Петром Ивановичем лежала девочка восьми лет, невысокая, худенькая и очень бледная. Тяжёлый порок сердца. Может не вынести наркоз. И светилась она очень слабо. Было понятно, что девочка умирает.
-Доктор, я боюсь, - жалобно прошептала девочка.
- Оставьте нас, пожалуйста, на минуту, - попросил Пётр Иванович. Когда они остались вдвоём, он спросил:
- Как тебя зовут?
- Катя.
- Катенька, чего ты боишься?
- Я боюсь умирать. Однажды я была на похоронах. Умер мой папа. Все так плакали. А я не понимала, почему. Он ведь к Богу возвращается. А мама мне сказала, что она не знает, куда он там возвращается, и что он нужен ей живой здесь и сейчас, и что нам будет очень тяжело. Потом мама начала болеть и много пить. А если я умру, ей же совсем плохо будет. И ещё я не знаю, что там будет, когда я умру.
- Я сделаю всё, чтобы ты жила долго и счастлива, - Пётр Иванович понимал, что это практически невозможно, и еле сдерживал слёзы, - Но если вдруг у меня не получится, то ты не умрёшь, а вернёшься к Богу.
На самом деле он не знал, что говорить. Он просто хотел, чтобы девочка хотя бы последние минуты жизни была счастлива.
- А он злой ведь, он всех наказывает, - испуганно спросила Катя.
- Что ты, нет! Бог очень добрый, он всех любит. Даже тех, кто его не любит, - Пётр Иванович попытался улыбнуться, погладил девочку по голове и заметил, что душа её стала ярче светиться.
- А он старый?
- Кто? Бог? Конечно, нет. Он всегда молодой. И он очень красивый. А когда он улыбается, вокруг расцветают цветы и поют птицы.
- А у нас в саду летом цвели такие красивые розы. Это потому что Бог улыбался?
- Конечно, поэтому. А в его саду розы ещё красивее. Они такие красивые, что ты таких даже не видела.
- Вот бы мне посмотреть, - мечтательно вздохнула девочка, - А он умеет танцевать?
- О, да, конечно, когда Бог танцует и поёт, все ангелы слетаются, чтобы посмотреть. И тогда на небе такие красивые пушистые облака.
- Я так хочу увидеть, как Бог танцует и поёт! – душа девочки светилась ещё больше. У Петра Ивановича появилась надежда.
- А он будет со мной дружить и играть? Он ведь взрослый, а взрослым некогда играть с детьми.
- Если ты захочешь, он может притвориться маленьким мальчиком, и вы будете бегать по зелёной поляне и играть в догонялки. Он знает много игр.
- Я так хочу с ним поиграть! А когда я его увижу, попрошу, чтобы мама не болела и была счастлива тут без меня.
Девочка улыбалась такой чистой и искренней улыбкой. Душа её светилась ярче солнце и заливала светом всю комнату.
В дверь заглянул анестезиолог.
- Пётр Иванович, пора начинать операцию.
- Да, да, конечно, мы готовы.

Надежда Петра Ивановича не оправдалась. Девочка умерла во время операции.

Пётр Иванович накинул пальто на белый халат и вышел из здания больницы. Первый снег хрустел под ногами. Врач сел на лавку и нащупал в кармане пачку сигарет, про которую давно забыл.
- Вот ведь врач, а сам куришь, - услышал он знакомый голос.
- А, отец, это ты! Как я рад тебя видеть! – Пётр Иванович убрал сигарету обратно в пачку.
- Что ж загрустил?
- Скажи, отец, почему она умерла? Девочка. Она же светилась, как… Вот как ты сейчас, ярче даже!
- Так ведь и я тело оставлю. И ты. Что толку эти тела спасать? Мы их меняем каждую жизнь. Вот ты душу только что спас, к Богу она вернулась. Она ведь не девочка Катя, Душа она. И ты не Пётр Иванович, ты тоже Душа. И я. И дерево это. И кошка. И мышка. И все, - старик замолчал. Потом улыбнулся и сказал, - Продолжай в том же духе. Спасай души, у тебя хорошо получается.
Потом он встал, похлопал врача по плечу и ушёл. Пётр Иванович долго смотрел ему вслед и думал. Внутри у него было тепло и радостно.

Пётр Иванович только зашёл в квартиру, как раздался звонок телефона.
- Петя, здравствуй, - звонила жена, - Знаешь, нам надо поговорить. Я много думала. Я, наверное, погорячилась. Но и ты пойми меня. Ты всё время на работе, со мной не поговоришь даже. Я как вещь…
- Марина, я жду тебя дома. Приезжай быстрее. Прислать за тобой такси?
Пётр Иванович не видел себя, но в этот момент он светился ярче солнца.