Жан Смокинг (юмореска)

Жан Смокинг

Ну что поделать, суеверный я. И в черных кошек верю, и в сглаз, и в сновидения. Без гороскопов вообще на улицу не выхожу. Пока не прочитаю, что там меня сегодня подстерегает, не рискую.
Но чего особенно боюсь – это числа 13. Прости форменное невезение мне с этим числом. Пойду на работу – неприятности, останусь дома – ссора, отправлюсь в гости – перепью. Вот и в праздники Нового года я всегда ожидаю подвоха, потому что 1января – начало 13 месяца, а последний день декабря состоит из тех же цифр: 3 и 1.

…У меня в прошлый раз выбора не было: подходит как-то ко мне наш культорг Дима Иванов т говорит: «Мы тут посоветовались и решили поручить тебе на новогоднем вечере роль фокусника». Я ему, конечно: вот, мол, спасибо, обрадовали. Какой из меня, извиняюсь, фокусник? Жену, мол, свою и то обмануть не могу. А Дима упрямо на своем: «Научим. Не боги горшки обжигают».
В общем, уломали. Почитал я разных хитрых книжек, которых мне дал Дима, чуток потренировался на соседских ребятишках и отправился на новогодний вечер. Должен вам сказать, что тот вечер по-настоящему удался. Аттракционы, розыгрыши, конкурсы… Дима Иванов со своими культмассовиками, что называется, постарались. Начался концерт. Доходит очередь до меня. «…Мастер оригинального жанра… лауреат международных конкурсов… Жан Смокинг!» Вот, думаю, умники, окрестили. Нет, чтоб просто: Ваня Пиджаков…

Ну, значит, выхожу на сцену. Делаю разные пассы. Вытягиваю ленточки из кармана, вынимаю из шляпы кролика, разрезаю и связываю веревочки – зал в восторге. А я в ударе. Кланяюсь, улыбаюсь, шлю воздушные поцелуи. И до того расхожусь, что на свой коронный номер вызываю на сцену самого начальника цеха – Степана Кузьмича. Прошу у него носовой платок. Он как-то весь стесняется и говорит: «А можно что-нибудь другое?». Я говорю: «Можно… давайте расческу…». Зал так и грохнул: у нашего-то Степана Кузьмича на голове – ни единого волоска. Он, молча, протягивает мне часы: «Вот… больше ничего при мне нет…». Беру я часы, складываю в коробку, уношу ее в другой конец сцены, а Степана Кузьмича отправляю в зал, на место. Он уходит, а из зала кричит: «А где часы?». Я ему весело отвечаю: «У вас в брюках, в кармане». В зале, конечно, смех, аплодисменты. Я раскланиваюсь и начинаю спускаться со сцены. «Минуточку! – вдруг снова кричит Степан Кузьмич. – Это часы не мои!». «А чьи же?» – спрашиваю я. «Не знаю…- отвечает он, - на этих секундной стрелки нет и корпус поношенный…». «Ну, знаете…- возмутился я, - стрелку я вам не убирал, у вас там ее с самого начала не было». «Была, - настаивает Степан Кузьмич, - я по ней свой пульс контролирую…».

Посмотрел я на его часы. Действительно, корпус потерт и стрелка отсутствует. А что делать? Я же на часах не тренировался. Не отдавать же ему свои. «Осечка, - говорю, - произошла, фокус не удался, прошу меня извинить…». Сел я на свое место, а Степан Кузьмич громко возмущается, мол, тоже мне фокусник выискался. Зал хохочет, улюлюкает. А Зина Смирнова, крановщица с механического участка, оборачивается и ехидно спрашивает: «Как же вы так, Жан Смокинг?».

С тех пор и закрепилась за мной эта дурацкая кличка.
…А вы говорите: «Предрассудки…»