Приговор для палача

Дмитрий Лазарев
ПРИГОВОР ДЛЯ ПАЛАЧА
(рассказ)




У Олега Морозова заболела голова. Снова. Значит скоро у кого-то перестанет болеть все и навсегда. Эту боль он знал хорошо и не спутал бы ни с обычной мигренью, ни с похмельной болью - тонкий намек Магистра на то, что пора бы уже прекратить лентяйничать и начать работать. Голова болела особенно – так, как она болит только когда Магистру нужна чья-то жизнь. А значит Олегу придется найти человека, которого приговорил Магистр. Да не просто найти, а отнять у того жизнь. В противном случае он гарантированно потеряет свою. Причем эта «приятная» процедура затянется, как минимум, на пару месяцев, в течение которых каждая секунда будет просто сочиться мучительной болью. А потом, как избавление, придет Она.
Все ведь почти так и было, когда Олег пять лет назад заключил эту сделку.
…Врачи приговорили его. Опухоль мозга, злокачественная, неоперабельная. Двести процентов гарантии летального исхода. Боль усиливалась с каждым днем, но у него пока хватало сил терпеть ее. Он не переступил еще в своих страданиях той черты, за которой уходит страх смерти. Наоборот, Олег очень-очень хотел жить. Жить любой ценой – только бы предложили. И тут появился Магистр – спаситель и благодетель. «Ты будешь жить, - говорил он тогда. – Полноценно, как другие люди. Разве что голова будет иногда побаливать. Но ты ведь потерпишь?» Иногда?! Конечно! Не вопрос. А что за это нужно? «Да сущий пустяк, - отвечал Магистр, представившийся Ерининым Анатолием Николаевичем. – Будешь только время от времени оказывать мне небольшие конфиденциальные услуги». Какого рода? «Ты торгуешься?» Боже, упаси! Просто интересно. «Потом узнаешь». Теперь он знал…
Магистр никогда не давал ему исчерпывающей информации по объектам. Он только указывал Олегу примерный район, куда ему предстояло отправиться в поисках человека со знаком приговора.
Поручения Магистра поначалу вызывали у него дрожь и отвращение. Но со временем, неожиданно для себя, Олег стал испытывать упоение властью над смертью людей. Нет, он не был волен казнить или миловать. Олег обязан был лишить жизни указанного человека, но как это сделать, решал только он. И постепенно работа приобрела для него творческую окраску, сделала его виртуозом своего дела, мастером смерти, палачом высшей категории. Ему были даны и силы, и способности, чтобы беспрепятственно исполнять свои обязанности. Его чувство всегда подсказывало ему, какое действие следует совершить, чтобы запустить цепочку событий, которая неизбежно приведет приговоренного к смерти. Олег, таким образом, выступал как бы в роли Булгаковской Аннушки, разлившей подсолнечное масло перед трамвайными путями. Но сейчас, по прошествии пяти лет, в нем остались лишь усталая обреченность, все растущий список жертв и лица приговоренных, порой являющиеся ему в кошмарных снах.
Помимо всего прочего, работа на Магистра полностью освободила его от материальных проблем, ибо после каждого исполненного приговора в его квартире таинственным образом появлялись довольно упитанные пачки денег, совершенно немыслимые при его должности инженера-технолога на заводе…
Заставлять Магистра ждать было себе дороже. Поэтому Олег быстро оделся и вышел на улицу. Дойдя до метро, Морозов сел в состав, следующий до станции Стадион: знание, что именно там следует искать приговоренного, пришло вместе с головной болью, которая, кстати, униматься не желала. Он знал, что она никуда не уйдет, пока приговор не будет исполнен.
- Болиголов высок и прян, - пробормотал Олег себе под нос где-то прочитанную фразу, которая с завидным постоянством приходила ему в голову в таких случаях. И фраза эта стала для него почти ритуалом. Причем создавалось впечатление, что она, подобно заклинанию, ослабляла боль.
Чувство подсказывало ему, что в метро приговоренного нет, а значит, на время поездки можно расслабиться и выбросить из головы мысли о предстоящем. Вообще-то Олег любил метро за скорость, но именно этот фактор сегодня вызвал в нем раздражение: расслабляющая поездка, как и все хорошее, слишком быстро закончилась, и пришла пора ему выбираться из подземелья на поверхность в поисках своей жертвы.
Двигаясь по многолюдным улицам, он вглядывался в тех прохожих, в чьих аурах замечал хоть что-то необычное. На двоих он увидел знаки приговора, но не свои знаки. У этих людей были другие палачи. Магистр имел много слуг, и для каждого подбирал строго индивидуальные знаки. Олег продолжил движение, чувствуя, что и его «клиент» находится где-то неподалеку.
Заглядевшись на очередного обладателя «странной» ауры, Морозов несколько увлекся и не заметил, как на ходу врезался в идущего навстречу здоровенного детину. Тот явно пребывал в отвратительном настроении и потому, не раздумывая, двинул ему кулачищем в зубы. Олег не устоял на ногах и упал. Губы его онемели, во рту появился соленый привкус и, кажется, зашатался один зуб.
- Смотри, куда прешь, урод! – процедил громила, агрессивно глядя на Морозова. Видно было, что ему до смерти хочется почесать кулаки.
Ярость вспыхнула внутри Олега, как лужа бензина от брошенной спички, но здравый смысл удержал его от необдуманных поступков. Кидаться с кулаками на этого амбала – значило гарантировать себе место на больничной койке. Олег не имел возможности немедленно наказать его, не убивая, а запускать «цепочку смерти» без санкции Магистра ему было категорически запрещено.
Впрочем, маленькая привилегия у него все же имелась. При условии успешной работы раз в год он мог просить хозяина вынести внеплановый приговор своему личному врагу. За пять лет работы Олег еще ни разу не воспользовался этой возможностью. Но не потому, что внутренние моральные устои не позволяли ему использовать свое новое «служебное положение» в корыстных целях, а просто повода не представилось. А сейчас сломанный зуб и униженное положение вопили об отмщении. Но не за оскорбление личности, нет. За оскорбление должности. Никто не имеет права безнаказанно нападать на палачей Магистра!
Морозов продолжал сидеть на асфальте, а его ненавидящие глаза тщательно срисовывали образ обидчика, чтобы потом предъявить его своему работодателю. А там уж Олег расстарается на какую-нибудь экзотическую и очень неприятную смерть для этого скота!
Громила, кажется, понял, что подраться на этот раз не получится и, презрительно бросив в сторону Морозова «Козел, б…!», двинулся прочь. Олег поднялся с асфальта, сплюнул кровь и, стараясь не замечать взглядов прохожих, лишь немногие из которых были сочувственными, а большинство – насмешливыми и даже презрительными, пошел дальше своей дорогой.
Против ожиданий, этот неприятный инцидент даже облегчил его душевное состояние. «Нет греха в том, чтобы обрывать жизни этих», - резюмировал он происшедшее и с гораздо бóльшим рвением принялся высматривать своего «клиента».
Морозов увидел его, а точнее, ее минут через десять, со спины. Олег поморщился: он ненавидел казнить женщин, тем более молодых. А эта молода и, похоже, хороша собой, насколько можно было оценить с такого ракурса. К тому же, что-то в ней показалось ему смутно знакомым. Морозов проверил еще раз. Нет, он не ошибся: над ней парил именно его знак - туманный меч лезвием вниз, перерубающий терновую ветвь. Тяжело вздохнув, палач принялся за подготовку. Он попытался сконцентрироваться на событийных цепочках, пролегающих в непосредственной близости от приговоренной, стараясь, впрочем, не терять связь с реальностью: ему вовсе не хотелось снова вляпаться в историю, подобную недавно произошедшей. Но сосредоточиться никак не удавалось…
Мозг Олега против его воли настойчиво занялся идентификацией девушки: 99 процентов своих ресурсов он бросил на выполнение этой задачи.
«Решительно в ней есть что-то знакомое. Одежда? Нет. Прическа? Тоже нет. Фигура и походка? Пожалуй… Обогнать и посмотреть? Зачем? Если она красива, мне будет только сложнее сделать свою работу. А если я ее знаю? Но мало ли девушек с такими фигурами? А если все же… Я никогда себе не прощу. А впрочем, чего не прощу? Ну, знал я ее когда-то. Может, учились в одном классе. Так ведь не виделись уже сто лет. Ничего общего не осталось. Кто-то еще? Да нет у меня в этом городе знакомых девушек, чья безвременная кончина заставила бы меня переживать. Так чего мучиться? Делай свое дело, палач! Хоть голова пройдет…» А ведь она за последние несколько минут разболелась просто адски.
Олег, подобно Мюнхгаузену, за волосы вытащил себя из трясины сомнений и заставил заняться делом.
«Так, что у нас там? За углом парень на роликах. Он вылетает на проезжую часть перед вон той «десяткой»… Пытаясь отвернуть, водитель не справляется с управлением и… Нет, не пойдет! Слишком грубо, гарантий смерти приговоренной нет, да и случайные жертвы возможны, что совершенно недопустимо. За лишние смерти Еан спросит с меня едва ли не строже, чем за неисполненный приговор. Думай, Олег, думай! Стоп! Ну-ка, ну-ка… Здоровый ротвейлер, большая витрина и тот же парень на роликах… Из этого уже можно сотворить изящную комбинацию».
Есть такое выражение: «Промедление смерти подобно». В данном случае все было как раз наоборот: пара секунд лишних колебаний, и вся операция сорвется, а приговоренная останется в живых. Поэтому Олег, не раздумывая более, начал действовать.
Парень на роликах еще не показался из-за угла, когда жертва поравнялась с витриной. Ротвейлер без всякой видимой причины вдруг рванулся из рук ведущей его на поводке хозяйки и кинулся на девушку. Он был в наморднике и не мог причинить ей сколько-нибудь серьезного вреда, но когда на тебя кидается такая зверюга, поневоле испугаешься. Приговоренная замерла на месте от ужаса, и пес легко сбил ее с ног. Возникла сумятица. Прохожие, которым не повезло оказаться в этот момент ближе всего к происходящему, спешили увеличить расстояние между собой и взбесившейся псиной. Они кидались в сторону, огибая собаку по дуге, и, само собой, сталкивались при этом с другими, шедшими своим прямым путем. Хозяйка ротвейлера, опомнившись, кинулась оттаскивать его от несчастной девушки. А парень, вылетевший из-за угла на довольно приличной скорости, увидев эту суету, захотел ее обогнуть, но, вероятно, из лихости, скорость снижать не пожелал. Более предпочтительным вариантом для него был объезд со стороны улицы, но какая-то женщина, видимо очень спешившая убраться подальше от собаки, метнулась ему наперерез. Парню пришлось резко славировать, и тут прямо под колеса его роликов попал неизвестно как здесь оказавшийся обломок кирпича.
Полет роллера был столь красив, что сделал бы честь иному каскадеру, и завершился в лучших традициях жанра – встречей его защищенной шлемом головы с зеркальной витриной, бесстрастно отражающей всю эту суматоху. После этой встречи от ее бесстрастности ничего не осталось, равно как и от самой витрины, разлетевшейся на множество разноразмерных осколков. Сначала никто даже не заметил, что один из крупных кусков стекла удивительно точно опустился на шею приговоренной, так и не сумевшей подняться с земли. И только когда хлынула кровь, а девушка забилась в агонии, до окружающих дошло, что происходящее вышло за рамки неприятного и в чем-то даже курьезного случая и превратилось в самую настоящую трагедию.
Улица сразу наполнилась криками. Нет, женщины визжали и раньше, когда ротвейлер только начинал свои номера. Но сейчас это были не просто крики, а КРИКИ. К женским воплям примешивались и мужские ругательства, за которыми представители сильного пола пытались скрыть свой страх и растерянность.
Олег же неспешно развернулся и двинулся прочь. До происходящего ему больше не было никакого дела. Работа завершена: он знал, что жизнь покинула девушку. Чувствовал себя Олег, как всегда после казни, довольно погано, что постепенно становилось для него привычным. Зато Магистр должен быть доволен и, возможно, даже расщедрится на внеплановый приговор по его просьбе…
После этой работы Олег никогда не шел прямо домой, так как не хотел нести в свое жилище неизменно цеплявшуюся к нему ауру смерти. Он бродил по городу, пока аура не рассеивалась, а ноги не начинали гудеть от усталости. Вот и сегодня он добрался до дома уже в сумерках.
Первым делом налил себе сто грамм водки, встал перед большим зеркалом в прихожей и, обращаясь к своему отражению, произнес:
- За тебя, палач, и за твой профессиональный рост!
Изобразив движением руки символическое чоканье, он залпом опорожнил стакан. Это уже вошло в привычку: каждый раз после - сто граммов и ни каплей больше. Олег никогда не напивался. Нет, пару раз, конечно, пробовал в самом начале своей новой карьеры, но понял, что в спиртном нельзя ни утопить, ни растворить ни свою совесть, ни чувство вины. Алкоголь не мог даже на время притупить их. Тогда в чем же смысл? В похмелье, как своеобразной форме расплаты за содеянное? Эта кара слишком мягкая, а потому – бессмысленная.
Когда обжигающая волна алкоголя, пройдя пищевод, ухнула в желудок, мысли Олега, против его воли, коснулись работодателя.
Кто такой Магистр, и зачем ему нужна смерть каждого из этих людей? Сколько раз после исполнения очередного приговора Олег задавал себе этот вопрос! Точного ответа у него не было: Магистр всегда держал своих палачей на дистанции, не позволяя им узнать ничего лишнего. Но строить догадки Олегу никто не запрещал, что он и делал. Постепенно у него сформировалась весьма логичная, интересная и даже по-своему красивая версия, которая, к тому же, позволяла ему не испытывать отвращения, видя в зеркале свою физиономию.
Сколько времени тратит человечество на борьбу со Смертью? Прорву! Изобретают эликсиры долголетия, новые лекарства, борются за жизнь безнадежно больных, подключают коматозников к системам жизнеобеспечения, а зачем?! Давно понятно, что бороться со Смертью бессмысленно, и любые победы в этой борьбе – иллюзорны. Она все равно возьмет свое. Недобор в одном месте, случившийся либо благодаря самоотверженности врачей, либо героизму спасателей или пожарных, либо просто счастливой случайности, Она с лихвой восполнит в другом с помощью Магистра – ее правой руки. Магистр – судья, выносящий приговоры, а Олег – лишь его орудие, подневольный палач. Но в своей версии он любил называть себя солдатом на извечной войне Жизни и Смерти. Возможно, многие скажут, что он встал в этой войне не на ту сторону, но кто определит, которая из них та? А если все так, то какой смысл терзаться угрызениями совести? От этих мыслей Олегу всегда становилось легче… правда, ненадолго.
Сполоснув стакан под краном и поставив его в сушку, он сел в кресло, взял в руки пульт от телевизора и начал бездумно переключать каналы, ни на одном не задерживаясь больше нескольких минут. Это тоже было частью ритуала. Но сегодня Морозову не повезло: после очередного щелчка кнопкой на экране возникло лицо ведущей местных новостей. Первые же ее слова заставили Олега вздрогнуть:
- Как нам только что сообщили, сегодня днем на проспекте Космонавтов жертвой чудовищного и нелепого несчастного случая стала тридцатидвухлетняя жительница нашего города Виктория Трешина…
Далее шло описание оборвавших ее жизнь событий, точь-в-точь совпадающих с совершенной сегодня казнью. Но Олег уже не слышал слов ведущей: у него перехватило дыхание, и желудок вдруг категорично заявил о желании избавиться от своего содержимого. Олег едва успел добежать до туалета: он склонился над унитазом, содрогаясь в мучительных спазмах рвоты. Как же ему было плохо! И слово «плохо» не имело никакого отношения к его физическому состоянию.
Так вот почему ему показалась такой знакомой ее фигура и походка! Он действительно знал свою сегодняшнюю жертву. Магистр или судьба, а может, они оба сыграли с ним жестокую шутку: с Викторией Трешиной Олег встречался почти полгода на первом курсе института. Это был самый серьезный роман в его жизни. Он мог бы, наверное, развиться во что-то большее и даже дорасти до брака, если бы не его недуг. Проклятая опухоль уже тогда сидела в его голове и влияла на его жизнь, хотя Олег еще не знал об этом. Она вызывала частые жуткие мигрени, перепады настроения, вспышки злобы и раздражительности. Вика, кажется, любила Олега, но не смогла долго выносить его такого. Они расстались плохо – с взаимными упреками и обвинениями. Вика, рыдая, ушла, и больше они не общались. Олег думал, что вычеркнул ее из своей жизни, но, видимо, это ему только казалось… И вот теперь такой финальный аккорд. Нечего сказать, действительно жирная точка на их отношениях: «пока смерть не разлучит нас»! Какой жуткий парадокс: это ведь именно его, Олега, уже пять лет, как не должно числиться среди живых! Но он гуляет по свету и отнимает жизни у других, а ее больше нет… И мысль, что если бы он тогда отказался, Магистр нашел бы себе другого палача, – отнюдь не оправдание: ведь он согласился.
Пошатываясь от слабости, Олег пошел в ванную и подставил голову под струю ледяной воды. Помогало плохо. В довершение всего, голова стала наполняться тупой болью – на этот раз самой обычной мигренью.
Зазвонил телефон. Олег не хотел брать трубку. Пусть звонит - ему сейчас никто не нужен! Он хочет побыть наедине с собой. Но упрямый телефон не унимался. Какого черта?! Кому он понадобился? Знакомых в городе у Олега практически не было, по крайней мере, таких, которые знали его номер. А если и были, то он уже давно не поддерживал с ними никаких отношений. С его официальной работы звонить не могли, так как сегодня был выходной, а Магистр не нуждался в телефонной связи. Тогда кто это, черт побери?! Не выдержав, он, наконец, схватил трубку и прохрипел:
- Алло?
- Олег? – послышался встревоженный голос матери. – С тобой все в порядке?
Морозов ощутил укол раскаяния: он совсем забыл о родителях и уже недели три им не звонил. Он прокашлялся и ответил своим обычным, хотя еще слабым голосом:
- Все нормально, мама. Простыл немного. А как у вас дела?
- Отцу плохо, Олег! Я не знаю, что делать. Ты бы не мог приехать?
Он не колебался ни секунды:
- Конечно! Жди, через час буду.
Олег имел права и машину, но почти не пользовался ею для поездок по городу из-за пробок на всех более или менее крупных улицах. Другое дело – поездки к родителям: в деревню Бугровка иначе как на машине не больно-то и доберешься – автобус туда ходит два раза в неделю.
Через час Морозов подъехал к дому родителей. Мать уже ждала его.
- Ну, как он? – спросил Олег, выскакивая из машины.
- Сейчас чуть лучше. Я дала ему лекарство, и он, вроде, заснул. Но спит неспокойно: мечется, бредит, да и жар у него… А фельдшер наш, как на грех, заболел.
- Ладно, пойдем! Его в районную больницу надо. Ты туда звонила?
- Звонила, но у них с телефоном что-то…
Не слушая больше мать, которая начала причитать о качестве связи в их районе, Олег, не разуваясь, вбежал в горницу и проследовал к спальне. Но едва переступив порог, он замер, словно превратившись в соляной столб. Лицо его залила восковая бледность, а внутри словно все оборвалось. Силы внезапно оставили Олега. Его колени подогнулись, и он, жадно хватая воздух ртом, медленно сполз по стене на пол. В душе его клубились ужас и отчаяние.
- Что с тобой, Олеженька?! – всполошилась несчастная мать, кидаясь к нему. – Опять эта опухоль, да?
Олег отчаянно пытался овладеть собой и хотя бы ободряюще улыбнуться матери, но у него ничего не вышло.
- Не волнуйся, мама, - наконец, с трудом выговорил он, – сейчас пройдет… Все будет в порядке… и со мной, и с папой…
Он знал, что лжет. Ничего уже не будет в порядке, потому что, войдя в спальню, он увидел висящий в воздухе над отцом знак приговора… Чужой знак.
- Только не это! Что угодно, только не это! – помертвевшими губами еле слышно прошептал Олег, с ужасающей ясностью понимая, что торговли на сей раз не получится, ибо ему уже нечего предложить Смерти.