Посланец планеты Борах

Посланец планеты Борах.
(рассказ о гордом инопланетном чуде, больших деньгах и обычных людях)
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
«Тилемахида» т. 2
1. Рассказ бригадира Бориса тёще своей Раисе утречком на остановке в деревне Поповке.

Откуда он взялся, мамаша, так никто у нас и не понял. Нет, правда, не знаю, и, если видала ваша Маня в тот вечер НЛО, то это точно не наше было. Зелёные человечки молочка попросили? А потом пенсия из-под матраса пропала? Нет, это точно не наши…
У нас всё по-другому было, даже не как в Голливуде.
Это в американских фильмах при появлении инопланетянина сперва огонь дикою рекой льётся с небес, камни размером с автовокзал летят, подпрыгивают и взрываются, потом гремит гигантский взрыв, перед которым все предыдущие ерунда, и из образовавшейся воронки весь в когтях, зубах и поганой слизи, которую, говорят, у них в Голливуде к каждому новому блокбастеру бочками из дохлых кошек варят, выползает инопланетный гость. Здрасьте, не ждали.
У нас не так. У нас, в конце концов, не Америка. Пришли с утра колхозники на наряд, а он уже в конторе сидит, видный такой из себя, морда -во, брюхо ещё шире, и при том у него три руки, а на каждой кулак весом в полпуда. Кабы у него не три руки, то и не поняли бы мы, кто он такой инопланетный есть. Нам из района и пострашнее видом представителей присылали…
Потом, когда всё закончилось, мы всем народом уборщицу спрашивали, как он в контору-то проник, «ты, поди, сама его и пустила? Вечерок с гуманоидом как Лёля с дролей скоротали»? «Нет», отвечает, «я с вечера всё на все замки заперла. Не было его». Не врёт. Она у нас баба видная и на передок завидная, но глупая маленько от рожденья, и потому врать совсем не умеет.
Должно и верно, он сам, как Терминатор за печкою материализовался, недаром на нём председателев пиджак в клеточку надет был и розовые панталоны с кружавчиками бухгалтерши Нади, ею ещё позатот год на Покров по пьянке утерянные. Сидит себе, значит, гость из бездны, буркалы на народ выкатив, а в руках книжка «Справочник колхозника животновода» 1952-ого года издания и газеты, целая пачка. Газеты то эти он, знать, в туалете набрал, их там много, и всю ночь просвещался, политик.
«Я», говорит, «посланец планеты Борах, мира вам, прав человека и демократии, жители Земли», ну, и прочую пургу нес, будто в кино - знать, да из газет заумных словес набрался. Они, что в телике, что в газетах одно трындят про права, да про демократию, хоть кто бы, шутки ради, взамен хлеб на грошик подешёвле пообещал. Инопланетный туда же, и рожу скорчил, будто сейчас нас на халяву сладким дерьмом намажет. Так, по-газетному и лопотал полчаса, но потом подустал по писанному врать и начал разговор по делу. Но как по делу разговор пошёл, председатель всполошился, ручками замахал и выгнал из конторы весь народ: «Работайте, давайте»!
Да какая теперь была работа – одни разговоры, не всякий день к нам инопланетяне являются. Кто думал, теперь коммунизм начнётся, кто – конец света, а вышло всё совсем и не по-нашему. Тут, как ни крути, мамаша, а нету счастья на улице нашей…

2. Рассказ председателя колхоза между пятым и шестым портвейна бокалом на банкете в честь дня работников сельского хозяйства в буфете за автовокзалом.
Я, товарищи, то есть господа по-нынешнему, последние недели перед теми событиями как на работу приду, бывало, сяду и в телефон гляжу – чуда жду. Дырку проглядел.
Кроме чуда мне и надеяться было не на что: денег на счету нет, в кассе тоже ни шиша, горючего ни капли, свет к пятнице по всему колхозу за неуплату обрезать обещают, еле выплакал, чтобы дойку не обрезали, а так со светом всё - «Россия во мгле» Уэлсам на потеху. К тому же в колхоз проверяющие каждый день из района ползут, злые как собаки. Коровы не доены, доярки сами не поймут, как правильно своё поведение объяснить: пьют они или бастуют. Бухгалтерша левый расходный выписала и в запой ушла, зоотехник отправился искать доярок и сам потерялся, инженер в гараж убрался и сидит там при чёрном и цветном металле, отделившись ото всех, как Прибалтика от России. Ну а крыша, крыша бандитская совсем худая, крыша леса хочет поскорее и совсем дёшево, а лесхоз нам леса не даёт, кампания у них там – с продажей леса-кругляка опять борются.
И тут он является. Руки жмёт, в глаза заглядывает, чисто добрый инвестор, как их изображали в газетах первых лет демократии, и на морде написано: мы всё вам дадим. Причём не просто так написано, а самым крупным шрифтом.
Я сперва и не поверил вовсе, но для очистки совести говорю: «может хоть подшипников 308х для транспортёра навозоудаления, десять штук дашь»? «Дам хоть двадцать»,- говорит. «А лобовое стекло к Уазику»? Полгода перед тем, плёнкой окно затянув, катались. «Дам». «А двигатель новый на комбайн дашь»? «Без проблем». Во как! Тогда я, чуть дыша от волнения, спрашиваю его: «Может ты, и минеральных азотных удобрений нам достанешь двадцать две тонны четыреста пятьдесят семь килограммов». Я это количество ещё с прошлой зимы чуть не до граммульки просчитал и пять раз перепроверил, только толку то – всё равно взять негде. А у него и на это ответ: «Дам»! И тогда я, почти не веря в такую удачу, что напоролся на сумасшедшего, готового средства вложить в сельское хозяйство, тихонечко шепчу: «А денег дашь»? «Отчего не дать. Деньги - это проще всего»,- отвечает: «Нарисуем, сколько потребуется. Для нас это плёвое дело, ассигнации рисовать. Мы, планета Борах - высокоразвитая цивилизация».
Я воробей стреляный, жуликов и разводил, что народ по деревням дурят, на своей должности насмотрелся, и для проверки говорю ему: «Что за планета такая? Мы о ней такой, знать не знаем. Нету её ни в учебнике астрономии, ни в атласе звёздного неба». Он приосанился, щеки надул. « Вы, люди, ещё многого не знаете о Вселенной»,- отвечает: « Планета есть, и цивилизация планеты Борах сильна и богата. Всё у нас хорошо и ладно, одна беда – война! Тридцать лет и три года по вашему счёту времени идёт у нас страшная война с цивилизацией Звездного пупа. Мы с ними раньше дружили, жить их учили, демократию им внедрили, толерантность, права секс меньшинств, но пупки эти опупели, нас пинками со своих планет прогнали и, что обиднее всего, лишили доступа к сырью и ресурсам. Вот теперь летаем мы по Галактике и ищем новых ду… дурузей»… Смешно так сказал «дурузей», ну и акцент у него занятный. «Мы на вашу бедность вам всёго дадим», говорит, «а вы нам взамен уделите ресурсов да сырья на прожитьё малую толику»…
«А чего вам-то, родный мой, нужно, конкретно? Какого такого сырья»? – спрашиваю- сомлел я от его слов, честно. Он в ответ замялся, застеснялся, чуть не покраснел и говорит: «Леску бы нам маленько, а то у нас не растёт, а, что растёт, то пилить жалко». Я отвечаю: «Дал бы, не пожалел, но не взять никак – лесхоз делянок не выделяет»… Тот в ответ увереннее: «Лесхоз нам и даром не нужен. Мы и без него лес возьмём, лишь бы с вами, колхозниками, договориться». Я с ним в спор: «Эва ты придумал, мужик! Я тебе лес продам, ты лес выпилишь, отсюда смоешься, а мне потом тюрьма»? «Зачем тюрьма»?!- смеётся, а голос крепчает: «Мы проще сделаем: накроем колхоз силовым полем как колпаком и будем лес пилить. Лес то чей? Лес народный! Вам его в мохнатые времена дедушка Ленин подарил, я в газете читал про это. А чиновников лесхозовских, ментов и прокурорских нужно гнать прочь как бобиков, нету их собачьего дела до нашего леса»!
Так мы и стали лес пилить. Мы пилим – он платит. Денег у него полно, берёт он их не из кошелька, не из портмонета, у него машинка такая: туда дуй – оттуда деньги, новенькие как из Госбанка. Думали фальшивые, так нет, проверили, а они самые настоящие и есть, лучше чем на почте. Добро, ладно, хорошо.
Лес в заготовку везти далеко не надо, только то и нужно, что вытащить его из леса да приволочь волоком на площадку перед конторой. А там уже друг инопланетный поджидает. Из-под стола чемоданчик небольшенький вынул, портал называется, стал из него железяки занятные доставать, достал с десяток, свинтил их меж собой и прикрутил к чемодану, всю эту конструкцию в траву перед конторой поставил, кнопочку нажал, и оттого вдруг зажужжало кругом, заискрило, и на высоте полуметра над землёй образовалась дырка. Ну, как вам объяснить, дырка она дырка и есть: тут мы, а, что по другую сторону, кто ж его знает, но я бы лично проверять, что там, не полез.
Первым делом, как дырка заработала, инопланетный сунул туда руку и вытащил под наше Солнышко ещё четверых таких же, только помельче, трёхруких красавчиков. Народ с ними попервости тоже поболтать, пообщаться хотел по вопросу мира во всём мире и толерантности, но главный не дозволил. Говорит, «они рабочие, им болтать попусту не положено».
И верно, на работу они злые были. Наши мужики лес два дня тракторами тягали, в штабеля погрузчиком грейферным складывали, горы наваляли, а они, трёхрукие эти, за неполный час все брёвна голыми руками к дырке стаскали и в неё пропихнули, ни покурить не присели, ни слова промеж себя не сказали.
Тут мы и заподозрили, что не рабочие это, а рабы. Спросили гостя нашего, так он отпёрся. «Как можно»,- говорит: «У нас демократия. Право на жизнь у каждого: как хочешь, своей жизнью распоряжайся: хочешь - работай, хочешь - так с голоду подыхай. А за рабочее место конкуренция большая, потому все и пашут, головы не поднимая и на пустые споры не размениваясь». Зря он так сказал. Бабы немедля на него навалились: «А ты что же, рожа сытая, не надрываешься, руки в боки ходишь»?! Чуть морду лица ему не расцарапали, да он отговориться сообразил: «Так я же начальство, мне не положено – я головою работаю». Это народ понял, если «начальство», да «демократия», понятно, отчего у него морда такая сытая.
Однако, глядючи на работяг этих инопланетных, бабки кто постарше расчувствовались и, пока главный не видел, напихали им, сиротам, полные карманы яичек печёных да печенюшек разных. Те же, кто помоложе, особенно вдовые, всерьёз призадумались, «может и не страшно, что с тремя руками, лишь бы остальное в исправности было»…
Так и стали мы жить. Мужики лес пилят, в штабеля складывают, трёхрукие брёвна в дыру убирают, а главный платит, деньгами и без задержки.
Я деньги вначале в сейф складывал, потом в стол, потом в шифоньер, а потом плюнул и велел под деньги ящики картофельные из хранилища принести. Прятать капитал не от кого, если украдут, так свои – мы же теперь под колпаком жили силового поля, кого пускать, сами решали.
Денег, я вам скажу, была прорва немереная. Он в них никому не отказывал, кто просил, лишь бы работали. Спонсор!
Никому не отказывал, но тут Марь Иванна пришла на школу просить, крыша у них там прохудилась, и водопровод сгнил. Тут его как подменили: ни гроша не дал. Так и сказал: «Не дам на пустое дело. Школа эта ваша никому не нужна - не тому учит. Ваш народ нужно перекодировать. Скоро вслед за мною наши учителя прилетят, специалисты, научат ваших детей общегалактическим ценностям». Марь Иванна опечалилась, призадумалась, успеет ли она к их прилёту до пенсии доработать, и спрашивает его робко: «А когда они прилетят-то»? «Прилетят когда-нибудь. Ждите»!- отвечает: «Непременно должны прилететь»,- и убежал своих трёхруких подгонять.
Прознав про наши доходы, сунулась, было, крыша. Приехали крутые на двух иномарках, как положено, с битами бейсбольными и оружием даже. Стали вопросы задавать, «кто», мол, «наши поля топчет, в натуре, желаем на того братана полюбоваться». Напрасные были их старанья – они, сердешные, и подумать не могли, что за «братан» такой им навстречу из конторы вылезет.
Короче говоря, живы они остались, вылечили переломы и вывихи, да и позабыли о нашем колхозе на веки вечные.
У всех свой интерес был к трёхрукому. Батюшка наш, отец Николай, и тот, всё меня донимал- выспрашивал, отчего и для чего мы с этим чудом связались, и «не зазорно ли нам, православным, ему лес русский отдавать»? На это я отвечал, что «пусть он, гуманоид этот, и с тремя руками, но впервые за десять лет с начала бардака денежка в колхоз от него, инвестора позитивного, стабильная идёт». Батюшка, выслушал это, посмотрел на меня с укоризною, рукою махнул и ушёл, но на прощанье сказал: «Кабы не поперхнуться нам всем, деточки, этою денежкой то»!
3.Ответ колхозника Глушкова наглого и пьяненького участковому Сергееву из-за решётки обезьянника.
Всё как на духу скажу, начальник! Как трёхрукий появился, колхоз поднялся – во! Был колхоз миллионер, двести мильёнов долгу, а стал миллионер в натуре! Не, не вру, всё, как есть, говорю. Ну, ты не поверишь, пред наш деньги в конторе в угол кладёт, а бухгалтерша мелочь веником заметает.
Почему не в банк? Ну, ты даёшь, чё, он на голову больной, что ли! Они же наши денежки, наши - колхозные, в кой век раз нам их привалило, а в банк их положи, эти обязательно дефолт устроят, да все наши денежки и приберут.
Полюбоваться хочешь? Вряд ли у тебя выйдет. Нет, не выйдет. Он, трёхрукий, вас, ментов, на дух не выносит, как и бандитов, правда, тоже. Не любит… Да он никого, гад, не любит! Главу района, когда тот за наши доходы заволновался, забеспокоился, и того в колхоз не пустил. И разговаривать не стал. Выкинул ему за силовой колпак как собаке кость пачку баксов, «езжай», говорит, «отсель и под ногами не болтайся». Тот зелёные из лопухов собрал, бородёнкой потряс и уехал, не споря. Связываться побоялся. У нашего же всё под колпаком как у Мюллера, вокруг колхоза силовое поле стоит – мышь не проскочит, говорят.
А так он, гуманоид этот, ничего начальник, пить не запрещает. При нём и получку давать стали как положено, день в день. А до того в один день весь долг по зарплате вернули. Да не вру я – так и выдали. Деньгами и через кассу. У нас за вечер весь самогон и спирт на точках скупили, утром всю водку дороговенную магазинную, а к следующему вечеру одеколоны и лосьоны добили и даже два ящика вина сухого, что с позатого года в магазине пылилось, и те выпили, хоть от кислятины и противно было. Погуляли хорошо: две бани спалили, сарай с сеном и автобусную остановку в придачу. Так было хорошо! Но тут денежки и кончились.
Наутро мы в контору пришли, ещё денег требовать. Ишь, говорим, нахалы конторские, наворовали-отъелись, на нашей трудовой шее сидючи, отдавайте наши денежки – трубы горят! Думали стёкла в конторе бить, если воспротивятся, а они, оказалось, нас с ведомостью ждут – премия всему колхозу ради больших лесных доходов! Во как!
Денег дали, а водки то во всём сельсовете и нету! Что делать?!! Не помню, кто и предложил такое, но выход придумали – пошли всею толпою к гуманоиду и говорим ему: «У тебя точно есть. Давай»! Он раньше давал на опохмелку, не обижал, но теперь упёрся ни с того ни с сего и отвечает: «Есть, но за деньги не дам! Денег у меня самого полно». «А что тебе, милый ты наш, нужно»?- спрашиваем, на что слышим ответ: «А мне всё нужно»! Мы и понесли ему всё, кто самовар, кто утюг, кто и икону со стены. У кого куры были, кур снесли. Люминиевые ложки, кабель, электродвигатель с пилорамы, стёкла из окон, половняк – он всё брал. За всё расчёт честный, а тем, кто много принёс, премия. С ним не спорь – всегда с вином будешь, а спорить то и страшно, да и незачем.
С таким начальником можно жить, но не у всех получилось - некоторые вскорости опились с дармового. Ну, да все там будем: не жили богато – не хрен и начинать!
4.Рассказ бывшего председателя своим приятелям, весь как есть, лишь без слов о такой-то матери.
Сидим мы раз в конторе с бригадиром Борей, деньги считаем. Это у нас последнее время главная забота была, успеть деньги пересчитать, пока инопланетный новых не отвалит. Бухгалтерша не выдержала, маленько рассудком съехала от обилия денег, начала от купюр прикуривать, пришлось её прочь прогнать, а счётом нам заниматься. Бригадир Боря разумен был, но ленив, и потому предлагал зря не мучиться и учёт на вес вести, но я не согласился: денежки, известное дело, дотошный счёт любят.
Сидим, значит. Считаем. Тут инопланетянин и заходит. Прежде всё весёлый ходил, а тут припёрся мрачный, тучи мрачнее. «Плохо дело», говорит «осадили звёздные пупки нашу колонию планету Клюк, святое для нас, барахлян, место, так что работяг от меня забрали в ополчение. Придётся теперь вашим работникам самим брёвна в дыру запихивать. Конечно за отдельную плату. Правда, деньгами пока платить не смогу, кредит закрыли - расплачусь расписками банка планеты Клюк до победы над пупками».
Слово за слово, разговор зашёл. Боря его и спрашивает: «Что за Клюк или Глюк такой, и чем он для вас так ценен»? Борис у нас товарищ любознательный и очень начитанный - у него три ходки за хулиганку, так он, если не врёт, за проволокой колючей всю библиотеку прочитал, не считая нашей колхозной. Так и теперь, смотрю, сидит и ждёт ответа, очень к знаниям тянется.
Инопланетянин ему и отвечает: «Это святое для нас место. Там проходит…»- тут он замялся, словарик вытащил, слово подходящее отыскал: «Наш национальный праздник, традиционный осенний гей-парад». Боря оживился при этих словах, заинтересовался видать, но как-то по особенному, графин о стол разбил, «розочку» сделал и спрашивает посланца планеты Барах чрезвычайно вежливо: «Так ты, дядя, гомик что ли»? Тот, увидав такую подготовку к войне, кулаки на стол кучкою сложил, домиком Хеопсовым, чем Борю сильно озадачил, и отвечает: «Я лично – нет, но для нас, барахлян, этот парад - главный праздник. Это неотъемлемая часть демократии. А за неё, чтобы у себя её завести и соседям навязать, народ планеты Барах триста лет со всеми подряд сражался. Мы и вас этому научим, погодите». Боря, такое услышав, отнюдь не обрадовался, а, не будь дурак, опасаясь такой учёбы, по лавке к двери пополз. «Вы», говорит, «это ученье себе оставьте, нам и без него неплохо», и чуть в дверь не выскочил. Чуток не выскочил, но не повезло ему.
Двери распахнулись, в лоб Борису съездив до полной потери бригадиром сознания и любопытства к познанию окружающего мира, и по безжизненному телу его, расстелившемуся по полу на манер половичка, народ в контору повалил. Все ошалелые такие, будто, как и Боря, дверью ударенные. Валят толпою и все разом говорят одно: «Лес кончился»!
Пилили себе, пилили, беды не ждали, да вдруг и торкнулись пилами в стенку купола силового, даже шины погнули. Что делать?!!! Ну, нету леса, и всё тут, а мы только что долги по налогам заплатили, за свет тоже и солярку на будущую посевную закупили, не говоря про премии колхозникам чуть не каждый день. Так что денежек в углу изрядно поубавилось, а народу этого не объяснишь, у них одно на уме: денег нету - значит, председатель украл.
Надо положение спасать и себя заодно. Я и спрашиваю его: «Что тебе ещё нужно помимо леса»? Он и отвечает: «Мяса хочу, а у вас коров много. Режьте стадо – дорого заплачу, в два раза против перекупщиков - половину наличкою, а половину расписками повышенной ликвидности»! Бухгалтерша Надя, откуда только взялась, вылезла, ему поддакивает: «Правильно мужчина инопланетный говорит, верно. Зачем нам эти коровы, от них один убыток, а тут живая наличка», - с нею-то всё ясно, ей он, как мы потом узнали, на халяву видак корейский обещал, но народ как есть молодцы, народ на дыбы встал - «не дадим стадо резать!» Скандал пошёл чуть не до драки, но после уговорились так: собрать правление, и как оно порешит, так и будет.
Собрали правление. Все во мнении едины: стадо инопланетному жулику не отдавать. Так он что удумал, гад, из дыры вытащил шланг, спирт извергающий, и давай всем подряд дарма наливать. Думал дурачок, что за вино пол России скупить можно. Тут, конечно, кто на вино дармовое жадные, враз на его сторону переметнулись, но у нас, как ещё Некрасов в известной поэме говаривал, не все пьяницы, на каждого пьющего по непьющему жителю найдётся. Нашлись и те и эти, и, не сойдясь во мнениях, принялся народ рейки от забора рвать для долгой и увлекательной драки, плавно переходящей в погром и вселенскую катаклизму. А, как у нас такое начинается, то, будь ты и с тремя кулаками, а цел не уйдёшь.
Сижу я за столом посреди этого бедлама, и смекаю себе, что-то будет? Нарвался, видать, супостат на «русский бунт бессмысленный и беспощадный». Думаю, он теперь своих на подмогу позовёт, и полезут на нас из дыры каратели: монстры с динозаврами. Так нет же - смотрю, он в конторе трубочку телефонную поднял и, хоть и врал всегда, что милицию не любит, позвонил в наш райотдел. Заплатить пообещал, не скупясь, и, не прошло и часа, как приехали наши местные милицейские и измолотили дубинками народ как худых барбосок на рынке, мне и то, грешнику, по рёбрам досталось. Менты разошлись, раздухарились, ладно никого не убили. Их отец Николай, добрый он человек, унял, урезонил, а то бы нам, и верно, крышка.
Пока мы побои лечили, забрал трёхрукий стадо, и заплатил нам от обиды на нашу неблагодарность и несговорчивость вовсе не наличкою, а одними расписками банка планеты Клюк. «Не расстраивайтесь», говорит, «как одолеем пупков, так и обналичим расписки».
Менты ментами, а, заметил я, побаиваться он стал в потемашках по деревне ходить, тем более что в тот же вечер ему на пустыре за опустевшей фермой так колом по башке приложили, что только к утру чудом в канаве очухался. Зря он народ обидел - места у нас партизанские.
Однако он не успокоился. За стадом в расход пошло зерно со складов до последней зернины, техника, а там он и на землю нашу позарился. «Будем», говорит, «плодородный слой снимать в заготовку, оплата верная – расписками». Тут уже все, кто не совсем, не до последней мозжины, мозги пропил, призадумались.
Молчит деревня, думает. А он всё своё трындит: «Наши барахляне стойко обороняют родные планеты, и нужно ещё чуток ресурсов, чтобы обеспечить победу! А как победим, поверьте, ничего не пожалеем, научим вас демократии. Будет и на вашей улице гей-парад»! Присосок чёртов, дай да дай, и всё на халяву, за расписки, а у нас как раз все деньги и кончились…
Да только тут хлопок раздался. Хлоп, и нет дырки то, и спиртопровод его перерубило напрочь так, что обрубком шланга в окне магазина стёкла повыбило. Он вначале не понял, в чём дело. Думал так, мелкая авария. Решил с родиной связаться. Техника у них, барахлян, как мы присмотрелись, чудесная, но коммуникатор у него был дрянь, на манер наших раций из фильмов про войну, только в трубку орать-надрываться: «Ромашка, я Огонёк!». Он и орал по-своему, орал двое суток, но ответа не было, связь с родной планетой оборвалась напрочь.
Народ крики его послушал, призадумался, а потом начал вопросы задавать. Понял народ, что теперь спрашивать можно. И пока есть с кого.
Кто спрашивал, куда трёхрукий стадо и зерно дел, а кто и попроще вопросы задавал: «Где водка?» Он по существу поставленных вопросов отвечать не стал, а только огрызался: «Вы дикие люди, не цените демократических ценностей общегалактических, которые я хотел вам подарить»! Народ и верно, чем дальше, тем больше желал получить с него чего-нибудь посерьёзнее да пореальнее этих ценностей, и, чуя, что бить его будут непременно, гуманоид выхватил непойми откуда оружие своё - алюминиевую трубку с грушей вроде вантуза на конце и на народ направил.
Мы все грамотные, «терминатора» смотрели, враз смекнули, что это оружие, и залегли, кто, где мог, а из трубки той во всю площадь пламя синее попёрло, да жаром так всех и обдало. От жара этого контора и загорелась. Так и сгорела она вся, со всеми документами.
Хотели деньги и расписки с чеками вынести, да только схватились, как они, бумажки эти, на наших глазах в куриное дерьмо превратились. Мы и плюнули - кому охота за дерьмо на пожаре рисковать.
А он, гад инопланетный, развоевался и по деревне со своею грушей пошёл. Все от него разбегаются, никто заживо сгореть не хочет.
Он же прямым ходом в храм ввалился. Там служба шла, а трёхрукий и шапку не снял. Выскочил вперёд всех. «Я»,- говорит: « Тут хозяин! Бойтесь меня»! Однако, отец Николай не заробел и отвечает ему: «Тут дом Божий и хозяин один - Бог, какой же ты тут хозяин? Не боюсь я тебя, а жалею». «Как так? Я всё могу, хочу, убью тебя, хочу храм взорву, а захочу - всю деревню дотла сожгу»! «Не убоюсь я ни тебя, ни огненной смерти», - отвечает отец Николай: « Да и что тебя бояться, ежели ты убогий». «Я убогий»?!!! – он, гуманоид, так и подскочил на месте, заорал как бешеный: «Я не убогий! Мне никто не указ! Я цивилизованный, я вас диких учить пришел, как жить! Мне всё можно! Захочу, был храм, будет гульбище»!- и пошёл плясать. Пляшет, орёт, не пойми что, не то «калинка-малинка» как Ельцин в Берлине, не то просто , «мать-перемать» - видать и верно, совсем с катушек съехал.
Отец Николай поглядел на это безобразие, перекрестился и кадилом ему в лоб – бах! Тот как плясал, так и лёг. Полежал минут с пяток, очухался и на ноги вскочил. Ну, думаем, конец, теперь точно деревню спалит, а он оглянулся кругом себя диким взором, вантуз свой бросил и бежать. Неделю где-то скрывался, а, как вернулся, откопал на мусорке свой коммуникатор, куда его ребятишки ещё третьего дня сволокли, и по новой принялся в трубку орать «Спасите! Помогите!», да опять без ответа, и догадался он, наконец, что полностью отрезан от начальства своего и банка планеты Клюк.
Тут вся крутизна из него и вышла. Задумываться он стал, по сторонам глядеть, про демократию и прочие свои подарки заткнулся. Как-то пришёл в контору, помялся маленько, да и спросил меня: «Почему вы мне всё отдавали»? Лицо у него при вопросе этом странное было, человеческое будто. «Ты же сказал, что ты нам друг и пришёл помочь в час, когда нам было плохо»,- отвечаю. Хотел подробнее объяснить, что да как, да он, не дослушав, вышел.
Куда он потом девался? Да никуда. Здесь бомжевал. Совсем опустился. Обносился. Пить стал всякую дрянь, плакал, снова пил. Спал на старой телогрейке под крыльцом конторы, если бухгалтерша не прогоняла. Били его все кому не лень, особенно те, кто раньше за водку перед ним стелился, а он и не отбивался вовсе, только закрывался тремя своими вконец ослабевшими руками. Кто бил, а кто и подавал убогому, конечно. Убогих в России жалеть положено…
Январь был, Крещенские морозы. Ветрено и студёно. А как ветру не гулять было. Ведь, выпилив начисто лес, жили мы теперь в чистом поле, в тундре северной почитай, только оленей и леммингов не хватало.
Я в тот день пришёл на работу, хотел уже в контору зайти, но слышу, под крыльцом хрипит кто-то и будто плачет. Смотрю – он, трёхрукий. Он, вижу, сердешный, окоченел совсем. Забрался я под крыльцо, вытащил его, на руки поднял – в нем и весу-то нет, живая душа чай, брат по разуму – не гоже под крыльцом замерзать, и, не обращая внимания на протестующие визги бухгалтерши, занёс в помещение и посадил к печке, может, отогреется ещё, но было поздно. Не отогрелся он, чудо инопланетное, а напоследок сумел прошептать только одну фразу: «Странные вы люди, русские… Берегите Россию», - после чего затих и умер.
На том и сказке конец, а через год и колхозу.