История одного семейства

С корабля на бал.
На горизонте уже появилась узкая полоска земли. Вот белоснежный красавец между живописными скалами, походит в уютную бухточку. Наконец-то они были на твердой земле. Порт Варна встретила путешественников, как деловитая хозяйка. В отличие от Лондона, жаркое солнце давным-давно обосновалось на этих пристанях и улочках, под жгучими лучами которого Даня все утро не мог согреться. Мальчик был безумно рад и этому солнцу, и пряным запахам, и веселому шуму большого портового города. Мальчик знал, что где-то рядом идет война. Но здесь ее зловещее дыхание совсем не чувствовалось.
Уже перевалило за полдень, когда компания путешественников простилась со своими новыми друзьями. Доктор Ван Хельсинг словно первый раз увидел Даню. Как будто только заметил, что мальчик изменился – казалось, еще вчера это был маленький напуганный ребенок. Он испуганно хватался за руку дядюшки, ища спасения от ночного кошмара. Еще вчера он с надеждой и затаенным страхом заглядывал в глаза. Сейчас, в ослепительно белом костюмчике молоденький парень казался совсем взрослым.
Юноша светился какой-то непонятной свом попутчикам радостью. Когда-то он часто бывал здесь с отцом, пока папу не предали. Этот город был для Богдана частичкой стремительно уносящегося вдаль детства. Огорчало одно – хитроумный сыщик запретил встречаться со знакомыми. Ведь по легенде они впервые прибыли и никого и ничего здесь не знают. Жаль, что не зайти в веселый кабачок к папиному другу Янке и его жене Ганке.
Три дня назад ему исполнилось пятнадцать лет. Но за всей этой суетой про день рождения все забыли. Об этом факте вспомнил утром дядюшка Людвиг. И предложил отпраздновать, хоть и с опозданием эту важную дату.
- Не думаю, что это уместно в создавшейся ситуации. И я не Спаситель мира, чтобы день моего рождения был поводом для всенародных торжеств, – заметил юноша. Он не любил, когда к нему привлекалось чрезмерное внимание. Даня считал, что пока еще ничем не заслужил особого обращения, а из младенчества давно уже вырос.
- День рождения – это всегда уместно, – почему-то заметил сыщик.
Он любил этот день. Квартирная хозяйка пекла изумительный пирог, готовила праздничный ужин. А вечером непременно в любую погоду его навещал старый друг с женой. С самого утра звонил старший брат и поздравлял его. Иногда он забегал к нему лично, и братья беседовали час или два. Просто болтали о жизни, восхищались успехами детей, обсуждали политику и погоду. Сыщик очень любил такие беседы с любимым братом. Иногда старые друзья приводили с собой детей. В этот день в старом съемном доме всегда было весело. Ему было очень непонятно, как можно грустить в день рождения. Тем более забыть про него.
Дядюшка Людвиг был несколько обеспокоен. Ему казалось, если мальчик не хочет бурного веселья – то это его право. Видимо, он не был приучен к излишествам с детства.
Сыщик, обняв доктора и юношу, решительно направился в портовый ресторанчик. Он, видимо опять вошел в роль не выросшего из детства искателя приключений. Даня не очень жаловал подобные заведения.
- Сплошная обдираловка, – говорил отец.
Они с отцом всегда обедали в корчме у Яна. Цены на порядок ниже, а еда на порядок вкуснее. Ароматная банница тетушки Ганны славилась по всему побережью. Вообще-то им еда вообще ничего не стоила. Папин друг был очень обидчив. А попытку заплатить за еду мог счесть оскорблением. Мальчик часто становился свидетелем, когда дядя Янка отказывался от денег даже в тяжелые времена.
-Янка, ты не обязан кормить меня бесплатно.
- Мирчу, если не хочешь меня обидеть, никогда больше не говори на эту тему. Ты мой друг. Ты столько для меня сделал. Так уж и не порти отношения.
- Янка, что я могу для тебя сделать?
- А ты и так делаешь. Ты привлекаешь ко мне посетителей.
В корчме всегда играла веселая музыка. Правда, некоторых господ и особенно экзальтированных дамочек пугали огромные фигуры и слегка разбойные физиономии музыкантов. Привередливых иностранцев там почти не было. Среди местных жителей и морских тружеников, которых было в портовом городе великое множество, это заведение вполне заслуженно пользовалось большой популярностью: благословенная прохлада летом и тепло зимой, приятная обстановка, идеальная чистота, отличная еда и выпивка и к тому же весьма умеренные цены. Богдан жалел, что не может войти сейчас в прохладный погребок. Привести туда своих друзей.
Потому что пришлось идти вместе с друзьями в ресторан, чтобы не выйти из образа праздно шатающихся заграничных туристов. Время было между обедом и ужином (около трех часов дня), поэтому в ресторанчике не особенно многолюдно. Чопорные джентльмены, изредка перебрасывались фразой. Громко хохотала над чем-то компания гусар. Деловито, без лишних эмоций, попивали свой относительно сносный кофе и остывшие, второй свежести булки, служащие разных английских компаний и контор, расположенных неподалеку. Они, видимо, дождавшись корабля из Англии (рядом примостились пакеты, ящики коробки с пометками багажного отделения) и решили перекусить, прежде чем возвращаться на службу. Столик рядом занимало добропорядочное семейство. Гувернантка одергивала детей – двух девиц десяти и двенадцати лет, и одного семилетнего мальчишку. Тот, не стесняясь, вертел головой и делал какие-то знаки веселым гусарам. Мужчина и женщина, видимо муж и жена, вяло ковырялись в тарелках.
- Посмотри на красивого мальчика в белом костюме – сказала строгая гувернантка малышу. – Он не вертит головой как ты. Сидит прилично, смотрит только в свою тарелку.
Гувернантка искренне любовалась красивым пятнадцатилетним юношей. Посмотреть было на что. Можно любоваться стройным, но таким крепким телом. Можно восхищалась правильными чертами лица, ровным бронзовым загаром. Женщина жалела, что ей не восемнадцать.
Пока восхищенная гувернантка любовалась молодым хельве, дитя, вверенное ее заботам, уже успело перепачкаться в соусе. Даня хулигански подмигнул мальчишке. Тот улыбнулся в ответ.
Насчет обдираловки отец был прав. Действительно, за цену пары стаканчиков довольно кислого и невкусного вина можно купить две бутылки. Цена скромного обеда, состоявшего из посредственной солянки, неудобоваримого жаркого и слегка увядшего салата была такая, что Даня с трудом выдерживал роль простофили иностранца. Еле сдержался, чтобы не надеть на голову официанта тарелку с салатом.
Господин сыщик громко восхищался вином (которое явно того не стоило, но восхищение поданными блюдами выглядело бы слишком фальшиво), погодой, пытался флиртовать с дамами. Поделился с клерками несколькими самыми модными лондонскими сплетнями. И за небольшое время обеда узнал, какая стоит погода, какой полк русской армии расквартирован по близости, кто руководит турецкими войсками и как, где именно, какие развлечения можно найти в этом городке, в какие части портового городка лучше не соваться (если не ищешь острых ощущений или скорой, но мучительной смерти). И много интересного и полезного.
Даня чувствовал себя не в своей тарелке. Он с большим трудом дождался момента, когда вся компания, наконец, покинула это заведение. Солнце палило нещадно, и до благословенной вечерней прохлады было еще далеко. Даня отошел, чтобы купить сладких фруктов у миловидной, опрятной девушки (обед в ресторане оставил тягостное впечатление). Почему-то юная продавщица казалась так похожей на Сильву. Взрослые мужчины – господин сыщик и дядюшка Людвиг не решились выйти из тени. Всего-то друзей раздело шагов пятьдесят. Путешественники расслабились, наблюдая, как юный эльф о чем-то щебечет с симпатичной продавщицей. Слов они оба не понимали. Парень помог девушке продать веселой компании, вышедшей из ресторана (и, похоже, не довольной обедом) несколько кулечков вишни. Дал по шее паре праздно шатающихся бездельников, пытавшихся стащить с прилавка спелую ароматную грушу.
Гувернантка, увидев Даню, запросто болтающего с продавщицей фруктов, презрительно поджала губы.
- Это восток, господа. Здесь так легко обмануться, – говорила она своим работодателям. – Я, например, была уверена, что мальчик из приличного общества. Посмотрите – какой благородный профиль, какие аристократичные черты лица, какие длинные тонкие пальцы. А он, оказывается брат этой девицы.
- Если бы он был братом, то обедал бы дома, а не шатался бы в подозрительной компании по ресторанам. Скорее всего, это незадачливый жених – сказала мать семейства.
Вскоре матушка убедилась в этой версии. Ибо через несколько минут из маленькой калитки, которая открылась в заборе, напоминавшем крепостную стену, выкатился высокий дородный мужчина и жестами велел юноше убираться. Только парень и девушка расстались, обменявшись обещаниями встреться завтра, как вдруг мальчик насторожился. Неприятно засосало под ложечкой.
К двум иностранцам, изнывающим от жары, подошел некий военный в турецкой феске.
- Попрошу документы – вежливо произнес властный седовласый чиновник.
- Прошу Вас, нет проблем.
Чиновник тщательно проверял каждую буковку и циферку в паспорте и командировочном удостоверении профессора парапсихологии Людвига Ван Хельсинга. Лицо его осветилось уважением. Тем не менее, для очистки совести, чиновник спросил:
- Какова цель вашего пребывания в стране?
- Чистая наука, господин инспектор. Собираю легенды о чудесах и чудовищах.
- Это господин Горкинс – указал чиновник на знаменитого сыщика, который изобразил напуганного оболтуса, – с Вами?
- О, конечно, уважаемый – уверенно и спокойно отвечал Ван Хельсинг - без него эта поездка вообще не состоялась бы. Господин Горкинс любезно согласился финансировать нашу экспедицию.
- Где же ваши пробирки, господин профессор?
- Предмет моего изучения, – не обращая внимания на уловку офицера, продолжал ученый, – не возможно пощупать руками или попробовать на язык, не измерить на весах. Я изучаю мысли и чувства, желания и поступки. Все, что мне надо – это моя голова, лист бумаги, пара гусиных перьев и склянка чернил. Да еще добрый друг, чтобы перекинуться вечером парой фраз.
Чиновник был слегка в недоумении. Ему точно известно, что эти господа привели в страну опаснейшее существо. Внука личного врага солнцеликого султана. Малолетнего преступника, который мало того, что умен и изворотлив. Так еще и колдун. Однако слова профессора звучали более чем убедительно. Этот юноша вполне мог попросить посторонних джентльменов, убедившись в их честности и великодушии (либо понадеявшись на эти качества), купить ему билет, рассказав на голубом глазу душещипательную историю.
- А что здесь делает господин Дашевский Константин?
- Он, как бы это выразить, совмещает обязанности проводника и охраны – спокойно объяснил Ван Хельсинг, не дожидаясь пока старый эльф в сердцах выпалит что-нибудь этакое в лицо ненавистному турку.
- Кто кроме Вас входит в состав экспедиции? – спросил чиновник.
- Никто, только я, господин Горкинс и старина Дашевский.
- А молодой человек, с которым вы изволили отобедать?
- Это наш случайный попутчик. Очень интересный юноша. Видимо, он, судя по его возрасту, окончил школу в Лондоне и вернулся к родителям. Понимаете, мальчик не слишком распространялся о прошлом и о своих планах на будущее.
- Берегитесь его, господин – чиновник
еще раз заглянул в паспорт, не желая предостерегать Дашевского (считая, что зараза к заразе не пристанет), – берегитесь его, господа Ван Хельсинг и Горкинс.
Пока шла эта неторопливая беседа, дядюшка Людвиг дал мысленный приказ Дане скрыться в одном из многочисленных переулочков. Юноша начал тихонько отходить и вскоре скрылся за углом. Даня почувствовал себя в безопасности и слегка расслабился. Он пытался уловить – спровадил ли дядюшка приставучего чиновника. Но вдруг он увидел двух солдат турецкой армии. Они неслись с обоих сторон. Бежать ему было некуда.
Юноша еще никогда и нигде не пользовался своим умением подчинять волю. Он скрутил свой страх в тугой узел. Распрямился и призвал силу воды и ветра, как учил его дедушка, а потом дядюшка Людвиг. Но внешне мальчик был собран и спокоен.
- Вам не нужно в этот переулок – уверенно сказал Даня.
- Нам не нужен в этот переулок – повторил за ним молоденький солдат.
- Ты никого не видишь, кроме ленивой серой кошки, – беззвучно сказал юный эльф, изнемогая от напряжения.
Мальчик тотчас же представил ленивую серую кошку. Как она разлеглась посередине дороги, вальяжно потянулась, и, вытянув вверх заднюю ногу, неспешно, лениво вылизывает густую шерстку. Кошки тут не могло быть и в помине. Хозяева этих домов, как один ненавидели кошек.
- Я никого не вижу кроме ленивой серой кошки, – повторил более старший сослуживец.
- Лесной демон пробежал двумя улицами выше, – беззвучно произнес юный эльф.
- Лесной демон пробежал двумя улицами выше, – лениво повторил патрульный, и оба турка понеслись по ложному следу, уверенные, что по своей воле.
Мальчик, спровадив преследователей бесцельно блуждать по бесконечным кривым улочкам порта, поспешил к своим друзьям. Но тут увидел, что профессора и сыщика увозят в экипаже. Сыщик громко протестовал:
- Я гражданин Великобритании. Это произвол, господа, Я требую адвоката.
- Спокойствие, мой друг, только спокойствие. Это Восток, мой друг. Здесь нужно быть осторожным и осмотрительным. Одно неосторожное движение, опрометчивое слово – и можно лишиться головы. Имейте терпение, дорогой Горкинс. Господа пошлют запрос в университет. И когда получат ответ – нас отпустят.
- А до получения ответа на запрос мы… мы…
- А до установления наших личностей мы будем находиться по домашним арестом. Так, господин инспектор?
Старик Дашевский угрюмо молчал, не проронив за всю дорогу ни единого слова. Лишь только когда захлопнулись двери съемного особняка, которому предназначили быть их тюрьмой, позволил себе пробурчать под нос. И вновь угрюмо замолчал.
Чиновник кивнул. То, как держится профессор, вызывало у него искреннее уважение и восхищение. Возможно, это был единственный среди неверных, кому удавалось сохранять спокойствие в такой ситуации. Смущение офицер тут же замаскировал мыслью, что эти небольшие неприятности научат благородного ученого заводить знакомства с осторожностью. Что, несомненно, ему только на пользу.
- Но это же произвол! – вскричал возмущенный англичанин.
- Дорогой друг! Я же вас предупреждал – сказал невозмутимый профессор, удивленный поведением своего друга.
Богдан (отчасти благодаря громким возгласам детектива) запомнил место, где томятся его друзья. И весело насвистывая, походкой беззаботного туриста направился в корчму папиного друга Яна. До окраины, где была корчма дядюшки, оставалось всего ничего – завернуть за угол и пройти несколько метров. Опять патруль. Опять турки. Мальчик вжался в нишу в огромном, увитом плющом и виноградом заборе. Возникла какая-то перестрелка. Мальчик приготовился вещать, если его вдруг заметят.
У господ патрульных может возникнуть совершенно ненужный вопрос – что тут ищет такой изысканный юноша-турист. Случайно ли заблудился? Или не знал, что эти улицы опасны для добропорядочных граждан. Или же это вовсе не турист? Мальчик знал, куда и зачем шел? Эти вопросы были ему совсем не к стати.
Даня забыл, что гипноз спасает от направленного выстрела, но не защищает от шальной пули. И тут же был наказан за свою беспечность. Чуть ниже колена правую ногу обожгла внезапная боль. Юный хельве с трудом удержался от крика. Он кое-как перетянул рану носовым платком. Через несколько секунд перестрелка стихла.
Даня потом мучительно не мог вспомнить, каким чудом ему удалось незамеченным пересечь эти считанные метры. Как ему удалось не сойти с ума от боли, которая при каждом шаге казнящим огнем разливалась по раненой ноге, от чего каждый шаг становился пыткой. И каким чудом, всегда переполненная корчма « Янкин погребок» оказалась пуста.
Корчма Янки и Ганны представляла собой не простое питейное заведение. В случае необходимости оно могла преобразиться в небольшую крепость. Высокие каменные стены могли защитить не только от солнца. Веселые музыканты могли играть не только на скрипках, на контрабасе и флейте. И официанты могли не только подавать вино и вкусные яства. А на просторном подворье и в саду было где укрыться и людям, и скотине. Припасы из глубоких подвалов могли кормить небольшой отряд несколько месяцев осады. Говорят, что есть даже оружие и боеприпасы. Злые языки даже шепчутся о том, что Янка-заноза не оставил полностью свое опасное занятие, помогая врагам Османской империи не только дельным советом.
Заведение Янки давало стабильный доход, хозяин исправно платил налоги, в подозрительных связях (а слухи к делу не пришьешь) не был замечен. Турецкие власти, несмотря на сомнительное прошлое трактирщика, не очень беспокоили почтенного хозяина.
Хозяева корчмы были немало удивлены, увидев на порог своего заведение пятнадцатилетнего мальчика в запыленном белом костюме. Они лишь спустя секунду заметили, что он хромает на правую ногу, и одна брючина запачкана в крови. А спустя еще секунду хозяин узнал сынишку своего друга Мирчу. Он виделся с ним последний раз три года назад. Но все равно не узнать его было не возможно.
Мужчина, вытерев руки о фартук, поймал юношу, который чуть не упал на пол харчевни. Богдан ослабел от потери крови, от невыносимой боли, от переживаний. Даня плохо помнил, как сильные руки схватили его и перенесли из просторного обеденного зала в жилые комнаты. У тетушки Ганы на кухне что-то гремело, шипело, скворчало на сковородках. Да и сама корчма стала наполняться посетителями – время было к ужину.
Дядюшка принес воды, напоил мальчика, переодел в просторную чистую рубаху, промыл и перевязал рану. Мало того, трактирщик попытался выковырять пулю кинжалом. Но не смог. Даня все это перенес с обреченным мужеством, без единой жалобы. Лишь когда хозяин корчмы щедро оросил рану отборнейшим самогоном, сквозь сжатые зубы прорвался невольный стон.
-Терпи, казак, атаманом будешь.
- Я больше не буду.
- Как же тебя угораздило, сынок?
- Стреляли…
- А ты чего один, без отца. Отец-то твой где? Что с ним? – спорил дядюшка Ян.
- Папа на каторге, в Австралии, – сказал юноша, отвернувшись.
- Давно?
- Скоро два года – грустно ответил Даня.
- То я думаю, что же вас так долго не видно.
Богдан отчаянно нуждался в помощи дядюшки Яна. Тем более, что одному ему не выстоять. Даня еще очень юн и неопытен, он столько всего не знает. Не потому что, спал на уроках. И не потому, что не слушал старших или плохо учился. Просто лет ему совсем немного. И многому мальчика еще не успели научить. Вот только захочет ли трактирщик Ян ему помогать? Даня с тревогой посмотрел в глаза хозяину корчмы. Тот обнял юношу, как ребенка и прижал к себе.
Тогда Богдан рассказал дядюшке Яну все. И про арест отца. И про страшное убийство дедушки. И про нападение на приют и свое спасение. И про раскрытый заговор на корабле. И про так называемую научную экспедицию доктора медицины и психологии профессора Людвига Ван Хельсинга.
Даня опять взглянул в глаза папиному другу. И увидел, как вдруг потемнело приветливое лицо. Ян вдруг ободряюще улыбнулся и сказал  :
- Вечером, что-нибудь придумаем. А пока отдыхай.
- Как это отдыхай! Мои друзья в опасности! Я так не могу.
- Малыш, ты мне веришь? Ты еще веришь дяде Яну? Поверь мне, сейчас мы ничего не можем сделать. Не бойся, знаменитого профессора они не тронут. По-крайней мере сегодня. Эти турки так пыжатся, изображая цивилизованную нацию, что покушаться на жизнь знаменитого профессора без личного распоряжения султана они не посмеют. Тем более, что они дружат с Англией, а экспедиция организована на средства британского подданного. Так что жизнь профессора и твоего друга сыщика пока что вне опасности. А сейчас расслабься и попытайся заснуть.
Даня залпом выпил кружку какого-то горького настоя, и глаза против воли начали слипаться. Вскоре он уже не чувствовал ничего. Когда проснулся, была уже глубокая ночь. Стояла такая оглушительная тишина, что не верилось ушам.
Даня словно бы вернулся в то недавнее прошлое, когда они вместе с отцом ночевали у друзей. Вот закричат петухи, и в эту комнату войдет умытый, гладко выбритый и одетый в дорожную одежду отец. Он улыбнется и весело скажет:
-Пора вставать, малыш! Корабль до Бристоля нас с тобой ждать не будет! Семеро одного не ждут (хотя оба понимали, что без них кораблик не уйдет в любом случае).
А тетя Ганна принесет им горячей чорбы.
Но юноша понимал, что это всего лишь мечты. Что никогда и никому не удавалось вернуть прошлое. Но эта тихая душная ночь была совсем такая же, как и три года назад. В открытое окно долго время не доносилось ни единого звука.
Вдруг в оглушительной тишине раздались всхлипывания. По улице бежала девушка чуть старше Дани. На вид лет семнадцати. Она плакала, временами подставляя мокрое личико под ночной ветерок. Это была обычная девушка, только не очень миловидная.
Рану опять начало дергать. Дане показалось странным – идет девушка, идет двумя здоровыми ногами, машет двум здоровыми руками. И так несчастна. Его пронзила страшная мысль:
- У нее кто-то умер!
Юный эльф сразу забыл свои беды. Он дотянулся до окна.
- Извините, что вмешиваюсь. У вас случилась беда? – спросил юноша заплаканную девчонку.
Она ничего не сказал в ответ, лишь утвердительно всхлипнула. Потом кивнула. Даня вспомнил, что здесь головой кивают, когда хотят сказать «нет».
-У вас кто-то умер? – опять спросил Даня.
И девушка опять кивнула. Дане стало интересно.
-Вас кто-то обидел? Кто-то, кого вы очень-очень любите?
- Да природа меня обидела. Другим все – и красота, и деньги, и любовь. А таким как я – только насмешки и страдания, – девушка снова залилась слезами.
Даня вгляделся в ее лицо. Оно было некрасивым – грубоватые неправильные черты, опухшие от слез веки, редкие волосы. Но потом он взглянул в ее глаза – от этих красивых зеленых глаз, вело какой-то загадкой. Но эти глаза были полны слез. Чтобы хоть как-то утешить ее, Даня сказал:
-Ничего, мне завтра ногу отрежут. И мы будем ровней. Тогда я пришлю к тебе сватов. Не откажешь?
Глаза некрасивой девушки мгновенно высохли. Ей было очень жалко такого симпатичного мальчика, который скоро станет калекой. Если сумеет пережить боль. И не известно, что страшнее.
Девушка и юный хельве разговорились. Зоица, так звали девочку, уже передумала топиться в море. Особенно после того, как парень рассказал ей печальную историю своей матери. Которая была и красивая, и богатая – только вот счастья у нее не было. И от несчастной любви и неземная красота не спасает.
Даня не стал ей врать, про то, какая она красавица. За то, подумал, что тот, кто сумеет ее полюбить, получит такую верную и преданную подругу. В семейной жизни это гораздо важнее, чем просто милое личико. Как говорила матушкина тетка-монахиня: «Красота нужна на свадьбе, а прилежность – каждый день». Утро пришло незаметно. Девочка дремала, прислонившись спиной к поросшей мхом каменной стене. Мальчик, спал, уронив голову на подоконник.
Утром эта девушка куда-то ушла. Зато Даню заставили одеться. Он еле доковылял до телеги – нога сильно опухла и болела невыносимо. Парень не плакал, не жаловался на боль. Только иногда резко беднело под загаром лицо, залитое холодным потом. Да мальчишеская рука судорожно хватала руку тетушки Ганы. Кроме нее в телеге была еще одна дородная дама в полумонашеском одеянии. Хозяйка корчмы, прижала ребенка к себе, тихо приговаривая:
-Потерпи, маленький, совсем немного осталось. Вот еще пару кочек и все. Вот уже и госпиталь. Там доктор посмотрит….
Дальше парень уже ничего не слышал. Он тут же представил, что совсем скоро его навсегда искалечат. Не затем, конечно, чтобы поиздеваться – только спасая его жизнь. Но от этого не легче. Даня испугано шептал:
- Не хочу быть калекой! Лучше смерть, чем это.
- Не болтай глупости – обронила сестра милосердия.
Даня опять подумал, что скоро станет безногим. От этой мысли и от жары кругом поплыло, и вскоре он провалился в спасительное бесчувствие.
Оказалось, что все не так уж и страшно. Подросток очнулся на твердом столе от невыносимо противного запаха. Отрезать ногу, оказывается, никто не собирается. Доктор, весело балагуря, копался в раненой ноге Дани.
Юноша от боли сжался в комок. Ему хотелось плакать, как маленькому. Но еще сильнее он стеснялся своей ночной собеседницы, которая, как оказалось, только – только устроилось в этот госпиталь. Девушка спокойно помогала доктору, временами успевая протереть влажной тряпицей измученное лицо пациента. Юноша боялся показаться слабым и маленьким. И невероятными усилиями воли заглушал рвущийся из горла крик.
Время от времени доктор обращал на него внимание и спрашивает:
- Как ты, малыш?
- Ничего, прорвемся. Только вот болит сильно. Боюсь, что не смогу долго так терпеть. Там у вас скоро?
-Потерпи малыш, чуть-чуть потерпи. Ты хороший мальчик, терпеливый. Сейчас все кончится. Вот она, злодейка, попалась.
Наконец-то, на лотке звякнула пуля.
- Сейчас, дитя мое, все хорошенько промоем, – Даня чуть было не задохнулся от боли, когда в ране зашипело жгучее лекарство, – и я опущу тебя домой. И всего-то делов – на пару минут. А ты боялся.
- Я ничего не боюсь
- Только сердечко как у тебя само по себе боится. Того и гляди выпрыгнет. И личико бледное, как полотно. Зоинька, душа моя, сделай крепкий кофе с сахаром для нашего юного гостя.
И через пару минут и правда все закончилась. Даня облегченно вздохнул, когда тугая повязка вокруг больной ноги обозначила конец общения с доктором.
- Умоляю, не надо. Если все, можно мне домой, – мальчик уже не мог находиться в помещении, которое пропиталось страхом и болью. От съедобного запаха подташнивало.
- Давай, сынок, удачи тебе. Вот только допьешь кофе – и сразу домой
Девушка помогла ему – руки юноши дрожали, и тот едва не облился. Мальчик так ослабел, что с трудом поднялся с операционного стола. Даня хотел снова позвать сестру милосердия, которая деловито сновала по поручениям доктора. К нему подошел какой-то военный и спросил;
- Что, братишка, голова кружится?
- Нет, все в порядке – ответил Даня, и чуть было не упал.
- Давай-ка я тебе помогу, сынок. Один ты не дойдешь. Давай, держись за меня. Так, куда тебе надо? Спокойно, малыш. Не торопись. Тише едешь – дальше будешь.
Доктор уже говорит с Ганой и ее подругой, которая работала сестрой милосердия в этом госпитале. Нога все еще болела. А на лотке вместе с инструментами лежала та самая пуля. Мальчик услышал:
- Милые дамы, я считаю, что гангрены здесь нет. Это самое обычное воспаление раны, вызванное самыми обычными микробами.
- Что будет с мальчиком?
- Думаю, что ничего страшного не произойдет. Если не считать того, что он с недельку будет лихорадить, и потом, некоторое время, сильно хромать. Но это все пройдет.
- Вы уверены, доктор? – спросила огромная сестрица милосердия.
- Можете быть уверены, красавицы. В ранах я разбираюсь. Только вот сердце меня беспокоит – мальчишка очень плохо переносит боль. Может не выдержать. Так что я советую не экономить на обезболивающих лекарствах.
Даня с помощью раненого офицера доковылял до повозки. По дороге купили в аптеке лекарства. В корчме уже было как всегда полно народа. Играла веселая музыка. Несколько симпатичных парней сновали между столами. Даню завезли с черного входа, чтобы его никто не видел. Хозяин подменил жену на кухне. Даня в своей комнатушке безмятежно дремал, изредка просыпаясь, целых два дня и две ночи. Лихорадка прошла за пару дней. И вот уже только небольшая хромота напоминала обо всем. Шум веселого заведения не мешал.
- На нем все как на собаке заживает – сказала родственница Ганы, приходившая из госпиталя, чтобы сделать перевязку.
- Милая тетушка – перебил ее Янка – это не на нем, как на собаки. Это собаки говорят друг другу: «На тебе все заживает, как на Дане».

(продолжение следует)