Зона благодати

На пригорке расселись просторно.
Кашевар неспешно махал щербатой поварёшкой, отваливая подходившему добрую порцию пшёнки. Получив горячее и пару отрезанных во всю ковригу ржаных ломтей, счастливец делал несколько шагов вдоль потёртого бока полевой кухни, установленной на такой же видавшей виды дрезине. Теперь он мог расположиться где его ущербной душе угодно. Всё равно с покрытого густой муравой , похожего на змеиный язык невысокого мыса, дорога была только одна. В сторону рассвета, куда уходила, блистая нитями рельс, однопутная узкоколейка.
Михалыч сел на корточки почти у края обрыва. С чувством зажевал добрый хлебный кусок, зачерпнул ложкой первую долю, обязательно с горкой. Ещё хранящяя память огня каша приятно обожгла язык, протекла в горло греющей лентой. Теперь он мог поесть не спеша, радуясь найденным в пшённом ворохе добрым кусочкам свежего мяса. На питании давно уже не экономили, так давно, что уже и не упомнить. А если попробовать?
Михалыч попал сюда сразу после войны, в начале сорок седьмого. Скорый суд быстро лишил его крепких семейных уз, жены и пары нарождённых после военных трудов ребятишек. Третий ещё бился под жинкиным сердцем, когда его спровадили искупать взвешенную государством вину. Дали, казалось немного, всего десять, но без права переписки. В сущности, недолгий срок за выбитые на танцах зубы одного столичного фраера. Прицепился он к ним не по делу - то ли он толкнул закадычного дружка, то ли дружок его. Слово за слово, начался мордобой, дело обычное на танцплощадке в тени гиганта первых пятилеток. Дружок, Серега, упал после нескольких минут драки, приезжий вырубил его каким-то хитрым ударом на два пальца пониже сердца. Собравшаяся поглазеть толпа неодобрительно зашумела и тогда в круг вышел Михалыч. Как его тогда звали? Да не помнил он уже, да и не важно это теперь. Кровь тогда взыграла, не по нашему так делать, неправильно! Вот и ринулся в защиту не столько уползшего к оградке Серёги, сколько выросших с детства в его душе принципах честной уличной драки. Без такого морального кодекса в барачном углу соцгородка пацану не прожить. Прошедшая по душе и телу война ещё сильнее укрепила его в верности этих принципов. То, что в бою полагалось забыть, надо было неустанно хранить в мирной жизни. Но если кто-то лез нарушать неписанные, но от этого не мене действенные законы, то в его укрощении вполне можно применить весь арсенал средств и приёмов, не раз спасавших гвардии рядового, артиллерийского корректировщика. Он, как снайпер, должен попасть в плен живым и желательно неповреждённым, что бы надольше хватило.
Что там было, как они мутузили друг друга, приглядываясь и принюхиваясь, Михалыч уже не помнил, не важная для его жизни мелочь. Поймал он хлыща на ложной атаке и от всей души вломил ему левой в зубы, полусжатой ладонью, оставляющей при таком подходе к бойцовскому делу долгий и несмываемый отпечаток на лице наглеца.
Вроде всё окончилось, разошлись по-хорошему, а через неделю за ним пришли. Прямо на строительную площадку, в конце смены. Михалыч отдал теодолит растерянно выглядывающему из-за спин чекистов начальнику участка и под конвоем был провожён до бытовки. Переоделся под бдительным присмотром, и был увезён в холодную. Через месяц состоялся суд, где адвокат смог таки отбить его от пятнашки, но десять, десять лет он всё-таки получил! Не простой оказался залетный гость, а из самого ведомства товарища Абакумова.
Плачущая жена, бледные лица родни, стук решёток и топот подкованных, начищенных до блеска сапог. Затем дрожащий на стыках разбитого пути "Столыпин", набитый такими же как он "бесписьменными". Статьи у них были разные, но срок один, один на всех.
Ехали в основном ночью, днём отстаиваясь на глухих тупиках. Вагон медленно брёл в составе на север, в сторону ещё зеленеющей тундры и ждущего свежей крови гнуса.
- На пятьсот первую везут - авторитетно заявил единственный их них блатной, попавшийся после череды удачных квартирных краж. Блистая нержавеющей фиксой, он объяснял политическим всю ущербность их положения. Из его слов выходило, что мало кто вернулся, выехав из Салехарда в сторону величаво текущей Оби.
- Если никто не вернулся, откуда ты знаешь? - спросили профессионала лома и отмычки.
Улыбнувшись ещё шире, вор снисходительно объяснил
- Не все там сидят, кое-кто охраняет. В отпуска ездют, деньги просаживают, бабам на югах треплются, а от них-то всяк честной вор узнать может.
- Ты что-ли? - не унимался скептик
- Да хотя бы и я! - расправил плечи идущий на первую ходку.

Всё когда нибудь заканчивается, закончилась тряска в вагонах. Их выгрузили на захолустном тупике среди ровной как стол тундре и колонной погнали к восходу. Михалыч шёл с краю, поглядывая изредка на новый конвой, встретивший их на пункте разгрузки. Больше тысячи человек растянулись изрядной колонной, а охраны было не больше роты. Правда, рота эта могла легко завалить батальон, стоило только взглянуть на их ровный шаг по разбитой дороге, крепкие руки, сжимающие новёхонькие карабины, цепкий взгляд, выхватывающий малейшие отклонения от предписанной Уставом нормы. Встретившись взглядом с конвоиром, Михалыч поспешно отвернулся. Что-то было там такое, непредставимое даже для прошедшего полвойны человека. Что-то не совсем отсюда проступало сквозь загорелую кожу.
Впереди возник какой-то гомон, колонна сбилась и конвоиры забегали кругом, где окриками, где прикладами наводя должный порядок. Этап втянулся на вытоптанную до бетонной прочности круглую площадку, дальше дороги не было. Зэки удивлённо переглядывались, не понимая, что привело их сюда, какая подляна их ждёт дальше. Немногочисленные воры скучковались в центре человеческого круга, Михалыч стоял на самом краю, конвоиры выстроились лицом к ним, с карабинами наперевес. Рассредоточившись по внешнему краю, метрах в пяти от человеческой массы.
= Сидеть! - рявкнули одновременно охранники. Осужденные быстро попадали кто где стоял. Ещё в составе конвой любил тренироваться таким образом, кто оставался последним, оставался без пайки.
Но здесь это было совсем непонятно. Михалыч медленно поднял взгляд от земли и с ужасом увидел что за спинами неподвижно стоявших солдат поднимается тускло-белёсая волна, несущая на колышущемся гребне клочья грязно- серой пены. Слова застряли в горле, когда взмывшая до небес цунами захлопнула последний кусочек неба над головой и с рёвом во мраке обрушилась вниз. Больше он ничего запомнить не успел, со всех сторон навалилась слепящая тьма.

- Встать!Встать! - било по ушам непрерывным сигналом, как в детстве сквозь сон пробивался заводской гудок.
Михалыч, пошатываясь, поднялся, крепко сжимая котомку. Огляделся, как остальные обалдевшие от катаклизма зэки. Ничего не изменилось, вокруг всё так же простиралась унылая тундра, небо всё так же сияло немыслимой голубизной, конвой всё так же успешно работал, сгоняя ошарашенных людей обратно в колонну.
- Бегом! - прозвучала новая команда и этап сначала медленно, потом всё быстрее рванул многоголовой гусеницей, перебирая тысячами ног в сторону медленно выраставшего вдали полустанка.
Их загнали обратно в тюремный состав и не спеша повезли обратно.

Лязгали засовы вагонных дверей, конвойные выгоняли ещё не отошедших от катаклизма людей на пристанционный плац. Михалыч, выбравшись из вагона, пристроился с краю шеренги, стараясь заметить хоть что-либо важное. Ничего, кроме унылой тундры и огороженного колючкой плаца с длинным пакгаузом самого затрапезного вида, он разглядеть не сумел.
Ехали они обратно не более получаса, как защёлкавшие под вагоном стыки и стрелочные переводы возвестили о прибытии на конечную станцию их долгого северо-восточного пути. Странно, но ранее подобных звуков никто из оживленно обсуждающих случившееся зэков услышать не сподобился. Можно было, конечно списать на забывчивость и только что пережитое нервное потрясение, но такой краткосрочной амнезией не могли страдать никто из шестидесяти транспортируемых на принудработы людей.
Крепко сжимая мешок с вещами, он ждал. Ждал хоть чего-нибудь, свыкшись уже с резкими переменами в своей молодой и такой разной судьбе. Сбоку, слева, наметилось какое-то шевеление, строже вытянулись конвойные, на свободный пятачок перед врезанными в колючий забор воротами не спеша вышел дородный мужик с обрюзгшим от долгих забот лицом и полковничьими погонами на новеньком обмундировании.
- Граждане осуждённые! – зычным голосом огласил он забитое людьми пространство – Наша советская родина и лично товарищ Сталин даёт вам шанс искупить свою вину. Доблестным трудом на благо социалистического отечества вы сможете загладить всю тяжесть совершенных преступлений. За успешное выполнение планов вам будет обеспеченно усиленное питание. После отбытия половины срока наказания вы можете обратиться с просьбой о досрочном освобождении.
Он неожиданно резко замолчал и сделал резкий, как будто что-то отбрасывающий, жест левой рукой. Стоявшие у ворот вертухаи со скрипом распахнули сколоченные из доброго дерева воротины и понукаемый командами конвоя этап вытянулся на утоптанную дорогу, ведущую к еле видимым на горизонте пологим горам.


Ложка стукнула о дно казённой тарелки. Михалыч оторвался от накативших в очередной раз ненужных воспоминаний, аккуратно добрал остатки. Прищурившись, взглянул на запад. Оранжевое солнце склонилось к закату, значит работать осталось не больше шести часов. Сдав посуду хмурому подавальщику, он вернулся к своему инструменту. Добротный немецкий теодолит, полученный по репарациям, не потерял точности за прошедшие локальные годы, не люфтили ручки настройки, лишь немного истёрлась резина наглазника. Откинув рубчатые на ощупь крышки объектива, Михалыч внимательно осмотрел прибор. Вытащил из внутреннего кармана спецовки чистую тряпочку, протёр синеватые линзы, слегка тронул юстировочные верньеры. Всё теперь, можно было работать дальше. Хотя, можно было ещё постоять с задумчивым видом, вспоминая минувшее. Четвёрка работников во главе с бывшим студентом-маркшейдером ещё только сталкивала на бурую от разлива воду латанную-перелатанную резиновую лодку. До соседнего холма-острова, такого же пологого и покрытого такой же вечнозелёной травой было не больше полусотни метров. По дальномерной шкале.
Казалось, можно было дойти и пешком, но к такой авантюре не прибегали даже получившие месяц БУРа. Брести по колено и пояс в похожем на бледно-зелёный кисель жидком составе, в сезон разливов имевшем к воде весьма отдалённое отношение, было одним из способов весьма болезненного самоубийства. Кишевшие в густой почвенно-растительной взвеси мелкие весьма зубастые пиявки и похожие на угрей твари легко отправляли на тот свет любого забредшего в их временные владения. Достаточно было одного укуса мелких, но очень острых, похожих на иглы, зубов. Спустя полчаса укушенный становился стопроцентным, посиневшим от удушья трупом. Ходили, конечно, слухи, что у батальона разведки была сыворотка от местного яда, но никто из встреченных Михалычем за шестьдесят с лишним локальных лет не мог это подтвердить или опровергнуть. Разведбат сам по себе был легендой, не уступающей по глубине и красоте рассказов подвигам Геракла и аргонавтов с Одиссеем впридачу.
Да, внимательно наблюдая за быстрым движением лодки по тихой и ровной глади, Михалыч позволил себе ещё одно, не относящиеся к работе воспоминание.
Как оказалось, срок они отправились отбывать не в Северлаг, ударным темпами возводящий трансполярную магистраль, не в бараки лесозаготовителей или рабочих на стройках пятилетки, а на совершенно другую, совсем не относящуюся к родной Земле планету. Открытую, как побочный результат советской ядерной программы. Так давно, локалок тридцать назад объяснял в кружке на угловых нарах один из невосторженно мыслящих и за это огрёбших низовых сотрудников спецкомитета. Мол, самая первая бомба, сработанная исключительно по чертежам и расчётам засекреченных советских академиков, в сорок седьмом году вместо выявленных нашей доблестной разведкой эффектов пшикнула, даже не развалив точно скопированную с невадского оригинала башню. Верх стальной конструкции даже не испарился в ожидаемом атомном пламени, а скрылся в белёсой, слабо мерцающей сфере. После бурных дебатов на КП, сопровождаемых неизбежными в данной ситуацией матерными словами и выражениями, к башне отправили разведгруппу. Кроме группы дозиметристов на экранированном ИС-2 с демонтированной пушкой, под рукой у Курчатова больше никого не оказалось. Не рассчитывал академик на такой исход испытания.
Добравшиеся до эпицентра, майор с лейтенантом доложили по рации, что уровень радиации в норме, никаких разрушений не наблюдают. На что им было предложено лично осмотреть собравшуюся вокруг невзорвавшегося, как тогда думали, изделия, туманную сферу. Майор Терещенко, как старший по званию, отправился вверх по скрипучей стальной лестнице. Спустя час он вернулся, доложил нетерпеливо ждущему результатов Курчатову о своём путешествии. По его словам, доносившимся из затянутого серой тканью динамика, выходило, что внутри блеклой, как весенний снежок, сферы, располагался самый настоящий затерянный мир. С ярко-синим небом, наполовину затянутому облаками, воздухом неземной чистоты и видневшимся вдалеке за окружавшей торчавшую посреди буйной степи огрызка башни морем. Собственно, информация о море была самой странной и неожиданной. На островную роль поле Семипалатинского полигона не тянуло ни в какой мере. Бомбу, кстати, бравый майор так и не увидел. Верхний прогон башни отсутствовал, аккуратно срезанный непредставимой на тот момент силой.
О неудаче испытаний доложили немедленно в Кремль. Вождь, получив безрадостную весть, слегка подслащенную отчётом о вновь увиденном, глубоко задумался, неспешно щагая от стены до стены своего кабинета.
- Передайте товарищу Курчатову – наконец сказал Сталин, остановившись у зашторенного по ночной поре окна – дальнейшие работы по изделию вести только по имеющимся разведматериалам. Самодеятельность потом.
Он затянулся, пыхнул облачком дыма, развернулся к ожидающему решения Берии.
- Облако на месте, Лаврентий?
- Да, товарищ Сталин.
- Организовать самое тщательное исследование. Выделить все возможные средства, не в ущерб проекту. Понимаешь, Лаврентий?
- Да, товарищ Сталин – слегка поколебавшись, руководитель спецкомитета спросил верховного – больше ничего?
- Больше – вождь взглянул на начавшего лысеть первого запредсовмина с неожиданным интересом – ничего. Иди, работай. Доклад завтра вечером.
Глава атомной промышленности исчез за двойным дверями, оставив вождя в тщательно скрытом раздумье. Можно было дать ход одной папке из личного сейфа, но пока … да, пока этого делать не следовало. Одни сутки сейчас ничего не решают.

Разумеется, Михалыч не мог знать о кремлёвских беседах и даже о первых порах второго проекта до него дошли только весьма искажённые слухи. Не более невероятные чем сам факт их потусторонней во всех смыслах жизни. Как сообщили потрясённым з\к на первой вечерней поверке в добротно поставленном в предгорьях пока безымянных для них гор, лагере, жить они могли ещё лет пятьсот. Только здесь, на месте отбывания наказания. Календарный год неожиданно совпадал с привычным, но сутки длились почти сорок шесть часов с копейками. Работать по первости, недели две, они будут всего по двенадцать часов, остальное время составит пеший поход до участка и обратно, еда, поверка, оправка и глубокий, восстанавливающий силы, десятичасовой сон. Самое важное для них, что за время отбывания наказания они совсем не успеют постареть. Семь лет по местному времени не превышали одного советского года, по которому, собственно и велся отсчёт отбытия срока.

Лодка без происшествий причалила к соседнему холму, студент с нивелиром на плече быстро рванул к плоской вершине. Михалыч оглянулся, проводил взглядом уходящую к последнему опорному лагпункту дрезину, вернулся к установленному как надо теодолиту. Надо было работать. До окончания срока ему оставалось всего семь локальных лет.

Спустя пять часов вдалеке прогудел паровозик-кукушка и бригада начала собираться обратно в лагерь. Сняв кроки предстоящего маршрута, Михалыч разобрал и упаковал теодолит в добротный чемоданчик с дерматиновой обивкой и металлическими накладками на углах. Внутри оптический инструмент удобно расположился в покрытым бархатом углублениях пробкового заполнения чемодана. Не смотря на лёгкость коры местной разновидности пробкового дерева, сам чемодан с инструментом весил килограмм двадцать. Не смотря на подобную тяжесть, Михалыч никому не доверял носить его хотя бы пару метров. Слишком ценным был для него этот груз.
- Успели, Сергей Михайлович?
Небрежно держа линейку на плече, к нему подошёл «второй номер». Тот самый студент-маркшейдер, взятый за не вовремя рассказанный девушке анекдот. Собственно, девушка на него и донесла. Но это было так давно, что Илья успел смириться с данным прискорбным фактом.
- Успели.
Мимо прошли гребцы, четвёркой волоча сдутую лодку и массивные деревянные вёсла. Они дотащили свой груз до прикрученного к рельсам обозначения тупика и немедленно расселись отдохнуть, достав из карманов табачок и крутя самокрутки. До них было метров тридцать и никто не мог помешать разговору «геодезической пары». Да и не принято это здесь было – мешать людям базарить.
- Камешки были? – спросил Михалыч коллегу.
- Не видел – ответил Илья – только в одном месте почувствовал, что что-то внизу есть. Но копать при народе не стал.
- Верно – одобрил Михалыч – где это, на вершине?
- Нет, на десять часов по краю дальнего склона.
- Ближе к небу значит – задумчиво сказал Михалыч – ладно, завтра проверим.
- Но .. – удивился Илья.
- Никаких но – перебил его старший – я пойду отметки смотреть, вроде как знак ставить будем. Этих отправим за пайкой, пока шаландуют, всё раскопаем. Неглубоко, как думаешь?
- Полметра, максимум – уверенно ответил Илья.
- Смотри, студент, не ошибись. Второго раза не будет.
- Да я что, Сергей Михайлович, не понимаю что-ли? – Илья даже слегка обиделся.
- Ладно, ладно. Я поболе твоего рискую. А вот и поезд дали, пошли.
В тупик втянулся маленький поезд из двух вагончиков и заваленной мешками с песком платформы. Паровоз натужено пыхтел сзади состава, с платформы поверх черточки пулемёта приветливо махал рукой старший наряда.
- Кто это? – удивился Илья.
- Конь лохматый – не стал скрывать изумления Михалыч – Колян, здорово!
Подхватив чемодан с теодолитом, он быстрым шагом двинулся к поезду, сзади топал Илья, прихватив на свободное плечо сложенную треногу. Гребцы уже заталкивали в дальний вагон своё имущество и прыгали следом сами.
- Здравствуй, Коля – приветствовал коренастого охранника Михалыч.
- Здорово, Михалыч! – радостно орал тот с бруствера – садись к нам, с ветерком доедешь!
- Поехали – кивнул студенту Михалыч и аккуратно примостил чемодан на платформу. Забрался следом, принял линейку и треногу с протянутых рук Ильи, положил в окружённую мешками центральной части, рядом осторожно пристроил чемодан.
Илья, что бы не мешать, отошёл ближе к вагонам, с противоположного конца у ребристой трубы немецкого МГ остался пулемётчик, вновь повстречавшиеся разместились практически в середине.
После обмена общими словами, Коля достал из кармана галифе коробочку с табаком и скрутку бумажных листков, протянул геодезисту. Михалыч покачал головой.
- Так и не закурил, Николай. Извини.
- Это ж сколько лет прошло, так и не закурил? – изумился охранник, быстро набивая самокрутку – двенадцать локалок, что ли?
- Да, в марте двенадцать было – подтвердил Михалыч.
Дав короткий гудок, паровоз дёрнул состав и не спеша потащил его на восход.
- Мда – сказал сквозь затяжку Николай – дела.
- Ты-то как в охране оказался? – спросил о главном Сергей.
- Списали меня, Серый, по здоровью. Подчистую списали. Вот, дали парня в помощники и на колею оправили. Тут, сам знаешь, быстро бегать не надо. Стреляй точно, пока патронов хватит. Даже сейчас я несколько десяток подряд выбиваю.
- Из этой дуры? – удивлённо показал рукой в сторону пулемета Михалыч.
- А как же! – гордо выпрямился Николай – на окружном соревновании второе место занял!
- Среди запасников, правда - после паузы, уточнил Николай. Слишком скептически смотрел Михалыч на его пустые погоны.
- То же дело – вздохнул Сергей, достал фляжку, взболтал. Настоя оставалось около трети.
- Будешь? – предложил он охраннику – из красного ковыля чай.
- Глотну, не откажусь – взял фляжку Николай. Чуть приложившись, он поспешно вернул фляжку хозяину – горький, собака. Как ты его пьёшь?
- Так и пью – Сергей сделал маленький глоток, посмаковал вязкую горечь во рту – в поле лучше ничего другого не пить. Жажду утоляет на раз.
- Не, я лучше фляжку побольше возьму – засмеялся Колян – у нас …
Он не успел докончить фразу, как паровоз дал три гудка и ощутимо рванул вперёд, качнув своих пассажиров. Вскочив, охранник выхватил из поясной сумки бинокль и стал внимательно осматривать окрестности.
- Кто там? – спросил его снизу Михалыч. К ним осторожно пробирался Илья, шагая по колеблющейся от набранной скорости платформе.
- Огонёк - сквозь зубы ответил Сергей, смотря влево-вперёд вдоль вагонов – пока один.
- Давненько их не было – сказал Михалыч, удобней устраиваясь на мешках с песком.
Так было комфортней наблюдать за короткими прыжками ярко-жёлтого сгустка, размерами с небольшой грузовик, целеустремлённо нёсшегося к набравшему ход паровозу. После каждого приземления вокруг сгустка вспыхивало и тут же гасло огненное облако. Сергей убежал на край платформы и уже развернул закреплённый на стационарной опоре пулемёт в сторону нежданно возникшей опасности. Второй номер расчёта, совсем молодой парень лет восемнадцати, устроился рядом.
- Что за огонёк? – громко спросил Илья у спокойно сидевшего в подобии кресла Михалыча. Перестук колёс и скрип платформы заглуши все звуки в степи.
- Неужели ни разу не встречал? – удивился старший – в прошлую миграцию ты где работал?
- На Внутреннем море - почти крича ответил Илья. Сергей уже начал стрелять.
От пулемёта протянулась обозначенная трассерам очередь, пробила припавшего к земле огонька и он мгновенно исчез, окутавшись рваными клочьями дыма. До поезда ему оставалось меньше ста метров.
Спустя несколько минут, проехав мимо точки последнего приземления нежданного гостя, поезд ощутимо замедлил ход с крейсерского до экономического.
- Ну, как? – к ним подошёл весьма довольный собой Николай.
- Патронов десять, не больше – дал оценку точной стрельбе Михалыч.
- Больше ему не надо – уселся рядом Колян, закрутил новую самокрутку.
- Это нечто вроде шаровой молнии – Михалыч стал объяснять Илье суть происшедшего – стремится к теплу, если бы добралась до паровоза, заморозила бы в момент.
- Так от него же дым шёл – удивился Илья – трава горела.
- Такая вот хрень, этот огонёк – вмешался Николай – бывали случаи, замораживал паровоз вместе с поездной бригадой.
- Странно – задумчиво сказал Илья.
- Что странного? – Николай уже вовсю дымил цигаркой – поймать их никто не может, а вреда от них много. Что, думаешь, мы здесь с пулемётом делаем? Вот от такой хрени отстреливаться! Огоньков, серых мороков и прочей хрени. Вараны само собой, не в счёт.
Он снова яростно задымил, стараясь побить паровозный выхлоп.
- Ну, положим, от огоньков польза есть – возразил Сергей – они пожары в степи гасят.
- Да пускай гасят, я что, против, что-ли? – изумился Колян – нехрен только к нам лезть! А полезли – будь добр получить хорошую порцию свинца!
Видно было, что недоучившегося дорожника прямо так и распирают естественные в такой ситуации вопросы – а где ещё огоньков встречали, а что такое серый морок, а … . Да много чего ещё хотелось узнать всего год как переведённому в поле с горных приисков Илье Фёдоровичу Степанову, но бывший студент сумел сдержать свой естествознательный порыв. Илья уселся рядом с Михалычем, вытянул ноги поперёк платформы и пристроив свой вещмешок под голову, стал рассматривать парящие почти у самого горизонта кучевые облака.
Они тянулись слоновьим стадом с запада на восток, почти парралельно идущему на восход поезду. Громадные, вытянутые не столько в длину, столько в высоту, сложенные из белокипенных на таком отдалении водяных паров, они производили огромное впечатление на Степанова. Весь срок промотав в запрятанных на дне межгорных долин и распадков лагпунктах, он никогда не видел подобных чудес. Там, на дальних восточных пределах, даже небо было другим – более блеклое, почти всегда затянутое рваной белёсой дымкой, оно словно пригибало смотрящего на него человека обратно к земле, к прорытым среди каменных складок шахтам и карьерам. С самого первого дня перевода Илья не мог налюбоваться бездонной лазурью, раскинувшейся над слегка всхолмленной степью и тянущимся до краёв горизонта морем.
Море его разочаровало - мелкое, всегда непрозрачное до такой степени, что лопасть весла невозможно было разглядеть даже в момент краткого погружения и всегда кишащее мелкой живностью. Радостно кидающееся полакомится первым попавшимся среди мутных вод незнакомым объектом. Всю муть и растительные остатки приносила сюда впадающая в море сотней километров южнее величественная река, местный аналог земной Амазонки и Нила в придачу. Начиная свой бурный поток с перечеркнувших единственный известный людям континент высоких гор, не мудрствуя лукаво нанесённые на карту как Гималаи, она пробивалась сквозь пояс тропических джунглей и выплеснув свои воды в степной край, могучей дельтой вливалась в густо насыщенное островами и островками море. Ограниченное лежащим на западе длинным извилистым островом, за которым и собственно начинался Мировой Океан.
- Михалыч – Илья повернул голову к дремлющему вполглаза бригадиру – как думаешь, камешков дальше на запад должно больше быть? Если доберёмся до ….
- Типун тебе на язык! – прошипел Михалыч, метнув влево настороженный взгляд – дадут тебе на Крите безнадзорно шарится! Не для того туда железку тянут, понял? Как бы потом вообще не пришлось бы под конвоем работать, студент!
Если Михалыч называл Илью «студентом», то это означало последнюю перед матерной стадией степень раздражения и недовольства. Дальше в речи бригадира цензурными не были даже предлоги.
Оставив второго номера чистить оружие и набивать пулемётную ленту, к ним вернулся Колян, устроился сверху мешочного бруствера, достал из кармана гимнастёрки так и нераскуренную цигарку, из кармана галифе сделанную из крупнокалиберного патрона зажигалку. Пока он возился, крутя колёсико и раскуривая, Михалыч незаметно ткнул Илью в бок локтем – не лезь, мол, и молчи до самой станции. Студента не пришлось просить дважды – он слега сполз с мешков и надвинув на лоб пустую, без кокарды фуражку, сделал вид что задремал.
Охранник покосился на него неодобрительно – такие вольности всё-таки выходили за рамки предписанного режима, но вслух говорить ничего не стал. За своих подчинённых полностью отвечает бригадир и что бы потом не случилось, претензий больше как к Шепетову предъявлять будет не к кому. Таков был негласный, но от этого не менее действенный, лагерный порядок.
Почти час, пока страдающий отдышкой паровозик, тащил состав в пункт назначения, Сергей с Николаем перебрасывались ничего не значащими фразами. О работе больше не было сказано ни слова. Обсуждали кормёжку, отличия режима содержания одного лагпункта от другого, редкой цепью нанизанных на тысячекилометровую нить железнодорожного пути, тянущегося от самой Столицы, с закатного склона Рифейских гор.
Колян по службе мотался по всему этому стальному пути, поэтому он мог рассказать Михалычу, уже пятнадцать локалок провёдшего на крайних форпостах Советской республики, немало нового и любопытного. Сергей слушал, изредка хмыкая и вставляя подходящие по случаю реплики.
- Что, так бульба не прижилась? … Где, за станцией? Так за всё время не заделали. … Там бараки из лиственницы были, по первости. Ну, эти, которые в пятьдесят шестом, после чумки сожгли, ага.
Слегка утомившийся Колян снова достал из карманов курительный набор и воспользовавшись малой паузой Сергей с чувством глубокого удовлетворения, в неизвестно какой раз за последние локальные годы сказал
- А всё-таки не жалею, Коля, что сюда перевёлся. Да, по жизни всегда в пути, места своего постоянного нету, но знаешь, лучше чем здесь я бы пользу принести не смог. Что я там в Столице и Кировске видел? От сетки до сетки, работа-барак-работа и на боковую, ну там политинформации чаще проводят, театр опять же. Но здесь, Коля, всегда на передовой! Пару раз и самому приходилось – он кивнул в сторону пулемёта – такое абы кому не доверят!
- Ну да – Колян таки поборол зажигалку, в очередной раз бросил взгляд вниз – понимаю. На особом доверии значит … угу.
Пути постепенно стали заворачивать влево и за поворотом вскоре открылся приткнувшийся к склону холма посёлок. Одна единственная улица с десятком добротных бараков, упиравшаяся в неширокую площадь с двухэтажным зданием конторы и казармой охраны впритык к длинным пристанционным пакгаузам. Прочеркнув лагпункт по самому краю, железка выпускала из себя влево короткий аппендикс в расположенную за последним рядом бараков промзону и тонкой нитью уходила далеко на Восток. Всё прямо и прямо, пока не сливалась с пупырчатой из-за холмов линией горизонта.
Впереди медленно распахнулись ворота, впуская состав в огороженную одинарным рядом колючки лагерную территорию. Уже слегка поржавевшие ряды на серых столбах тянулись мимо бараков и пакгаузов, охватывали промзону и взбегали до вершины холма, где компанию бараку связистов составляла наблюдательная вышка с антенной на самом верху и слегка прикопанная цистерна системы лагерного водоснабжения.
Если смотреть сверху, то общей планировкой лагпункт напоминал скатившуюся с вершины холма колючую каплю, слегка затёкшую за блестящую на закате нитку железнодорожных путей.
Паровоз подтянул состав к бревенчатому зданию конторы, со стороны путей выполнявшей функцию станции. Сзади охрана торопливо закрыла ворота, прокладывая неизбежный зазор у земли спиралью Бруно на крестообразных растяжках.
- Уф – выдохнул Колян, всё время после сеанса стрельбы настороженно оглядывающий дышащие покоем и пасторалью окрестности – ну всё, теперь поедим хоть нормально. Ну – он протянул руку геодезической двойке – бывайте. Может быть, свидимся.
Попрощавшись, Сергей с Ильёй отправились сдавать инструмент на хранение. У боковой двери почти примыкавшего к вокзалу барака с вывеской на торце «Инструментальный склад», уже толпилась очередь, человек так на тридцать-сорок. Пока они продвигались в сторону открытой двери, Михалыч успел встретить пару знакомых, обсудить приметы погоды на предстоящую неделю и прочие сегодняшние новости. Илья с неистребимым любопытством молодости всё крутил головой в разные стороны, словно окрестный пейзаж был ему внове, не смотря на прошедший с момента его прибытия в «л\п 1056 км» локальный год.
Склад встретил их замешанной на хвойном аромате прохладе. Из длинного центрального прохода вправо и влево уходили короткие коридорчики с вывещенными под потолком короткими вывесками «Ручной инструмент», «Транспортные средства», «Фонари» и прочие. Завернув в закуток «Средства измерения», Михалыч с Ильёй сдали хмурому кладовщику, под роспись в прошнурованной амбарной книге, теодолит с линейкой, Складской служитель быстро проверил целостность линз и отсутствие видимых повреждений. Слегка припадая на деревянный протез, заменяющий от середины бедра левую ногу, разместил сданное в соответствующих стеллажных клетках и вернул терпеливо ждущим з\к хозжетоны на длинных шейных цепочках.
- В столовую пока рано – заметил Илья, когда они вышли из другой торцевой двери, пройдя насквозь помещение склада – я к себе пойду, хорошо?
- лады – кивнул Михалыч, направляясь в гражданскую оружейку - я к тебе зайду.
Отпустив студента, Сергей почти из одних дверей прошёл в другие. Под прямям углом к инструментальному складу располагалась малая казарма охраны. Под бдительным взором стоящего на карауле бойца он показал личный жетон дежурному и был пропущен в пахнущую маслом и ещё чем-то военным оружейку. Две казармы охраны были единственными зданиями в лагпункте, сложенными из выложенного в три ряда кирпича. И вообще – единственными каменными зданиями с крышами из профилированного кровельного железа.
Через окошко в забранном частой решёткой проёме он протянул рукояткой вперёд заранее вынутый из кобуры ТТ и две запасных обоймы. Дежурный оружейник разрядил и проверил оружие, убрал патроны в специальный металлический ящик, подтолкнул к Сергею привязанную шнуром к барьеру регистрационную книгу. Расписавшись, Сергей получил обратно личный браслет и ни слова не говоря, развернулся к выходу. Браслет, позволяющий получить в любом пограничном лагпункте служебное оружие на время работ в поле, был свидетельством высокого социального статуса его владельца. Такими символами лояльности Управление не разбрасывалось. По всей системе разбросанных в радиусе тысячи километров от столичной агломерации лагерей таких счастливчиков никогда не было больше тысячи человек. Или особо доверенных зэков, получавших во временное пользование весомый символ власти над остальной, осуждённой сталинскими законами массой.
- Михалыч, подожди, да! – раздался сзади знакомый голос, Шепетов слегка замедлил шаг и оглянулся.
Он уже вышел на площадь перед зданием конторы и направлялся в расположенный напротив казармы охраны короткий барак столовой, где с угла ещё был открыт крошечный ларёк, отпускающий з\к под запись курево, кое-что из ширпотреба и немудрящий продуктовый ассортимент.
От распахнутых настежь дверей конторы к нему быстро шёл весьма колоритный сын Кавказских гор, джигит не в одном поколении, товарищ председатель секции правопорядка Вартанов Владлен Ибрагимович, получивший имя в честь безвременно усопшего вождя мирового пролетариата. В год смерти которого родился маленький Вова на задворках блистательного Сухума, столицы маленькой, но весьма гордой Абхазии.
Обменявшись рукопожатием, Владлен сразу перешёл к насущным вопросам.
- На следующую декаду мы на смотр-конкурс самодеятельности заявились.
- Ну а я причём? – хмуро спросил Шепетов, уже догадываясь, о чём пойдёт речь.
- Как причём, дорогой? Ты лучше всех в нашем кусте песни поёшь! Как Шаляпин, мамой клянусь! Актив тебя на конкурс выдвинул! Не подведи, да!
Выпалив фразу единым порывом, Владлен наткнулся на весьма скептический взгляд кандидата в Карузо и заговорщицки подмигнув, добавил, практически не останавливаясь, но уже вполголоса.
- Сам товарищ Кузнецов приедет смотреть, а с ним – он слегка оглянулся – концертная бригада из Столицы, в порядке шефской помощи. Из Центрального театра! – он говорил уже практически шёпотом – артистки, вах!
- Брешешь – неуверенно ответил Сергей – когда такое было?
- Не было, так будет! Там – Владлен слегка задрал к небу гладко выбритый подбородок – говорят, что для подъёма что-то придумали и хотят на нас испытать, прежде чем в серию ставить.
- Я то же поеду – доверительно сообщил Вартанов ошеломлённому таким известием Шепетову – танец с саблями у меня.
- Ну – Владлен говорил уже громко, практически на всю площадь – репетиция сегодня, за час до отбоя, в красном уголке! Бывай!
Сергей проводил спешащего куда-то в сторону стоящей последней на лагерной улице большой казарме охраны, хотел было сплюнуть на гладко выметенную брусчатку, но сдержался. Если чернявый армянин не горбатого лепит по своей обычной привычке, то …. Что-то давным-давно забыто робко шевельнулось в груди один раз и настороженно замерло. Шепетов матюкнулся шёпотом через левое плечо и отправился прямиком в промзону. До техотдела он дошёл, держа особым образом сцепленные пальцы правой руки.
Там, сдав кроки расчётной группе, он провёл всё время до ужина. Расчёты в очередной раз не сходились с принесёнными Сергеем данными и надо было совместно думать, как подгонять собираемые в первом цехе опорные модули, что бы без особых проблем за один раз проложить первые за пределы материка метры железной дороги.
Задержавшихся сверхурочно выгнал из кабинетов второй гудок. Как остальные ИТР, Шепетов вместе с технологами и конструкторами ужинал во второй смене.
Отужинав, Сергей последний час перед отбоем провёл в красном уголке, репетируя обычный в таких случаях репертуар – «Синий платочек», «Катюшу» и так далее. В свободном углу истово махал выданным под жетон саблями Владлен. Получалось у него пока не ахти, но энтузиазма было не занимать. Оркестровая группа периодически опасливо косилась в его сторону, когда глухой металлический стук возвещал об очередной ошибке в па или прыжке. Хорошо, что ни себе, ни казённому имуществу, никакого ущерба за отпущенный на репетицию час Вартанов не успел нанести. На этом положительном на сегодня факте конкурсанты при первом сигнале отбоя бодро разошлись по баракам. На опоясывающем лагпункт ограждении уже светились красные лампы-индикаторы, показывающие, что на колючий забор подали штатные восемьсот вольт.

Одним из самых тяжёлых для з\к последствий мотания срока на Гее было отсутствие снов. Нигде, никому и никогда они не приходили в часы долгого и краткого забытья. Причина так и осталась невыявленной соответствующим медицинским НИИ в Столице, а среди верующих хоть во что-то з\к отсутствие снов служило дополнительным доказательством их загробного заключения. С данным предрассудком, конечно, боролись – агитацией, через внедренных, куда только можно, агентов КБ, но так и не смогли выкорчевать до безопасного основания. Сугубо материалистические аргументы могли сработать при объяснении видимых глазом и ощущаемым прочими частями тела отличий этого мира от земного, но там, где тело спит, а бодрствует дух, никакая разумная аргументация не канала. Хотя это не мешало людям практически каждое утро задавать друг другу ставшим уже ритуальным вопрос – «Ну как? Снилось хоть что нибудь?» и слышать в ответ такое же ритуальное «нет». Вставать, и расходится с тусклой надеждой, что вот завтра или через месяц всплывут во тьме лица родных или запомнившиеся с детства пейзажи.
Сергей проснулся от какого-то внутреннего толчка. Что-то больно ужалило в область сердца, заставив выскользнуть из-за плотного покрова беспамятства. Он повернулся на спину, проморгавшись, из своего угла оглядел заставленный одноярусными нарами барак на двадцать человек или две «десятки». Сквозь узкие, но длинные окна в верхней части стен длинными полосами лился мерцающий звёздный свет. Луны здесь на небе не было, но её с лихвой заменяли густо усыпавшие ночное небо мохнатые от своей яркости звёзды. Собранные доброй четвертью своего личного состава в скопления разной степени вида и красоты. В ясную ночь можно было спокойно читать газету. Сейчас, при полузатянутом облаками небе, такой номер бы вряд ли удался, но даже при таком небесном раскладе освещение было не хуже чем в забытое уже полнолуние.
Вот и сейчас набежавшая туча заслонила ровно льющийся световой поток и почти сразу отпустила его на лица мирно спящих людей. Сергей лежал и смотрел за движением световых струй со слабо нарастающим удивлением, но когда за неполные пару минут подобное затемнение повторилось несколько раз, с ужасом понял, что никакие это не тучи.
- Подъём!! Кляксы!! – заорал он во всю глотку, срывая с нар ошалевших людей.
Словно в подтверждение его слов с одной из возвышавшихся вокруг лагпункта вышек дробно застучал пулемёт, но почти сразу же захлебнулся. От станции глухо прорычал ППШ патруля и теперь ничто не могло оставить з\к в объятиях мёртвого сна.
Не смотря на все проводимые ранее учебные тревоги, в нормативные тридцать секунд не уложился никто. Даже сам Шепетов, на ходу застёгивая последние пуговицы, добежал до запертой входной двери вприпрыжку. Второпях вбитая ногой в сапог портянка скомкалась и ему, матерясь, пришлось быстро переобуваться.
Закончив с этим делом, он выпрямился и оглядел столпившихся у входа людей. Некоторые из задних рядов торопливо крестились. Справа от него второй десятник, бригадир ремонтной бригады первого цеха Алексей Кумов, снимал со стены последний багор.
- Если кто забыл, напоминаю – оглядывая мрачных з\к, сказал Шепетов – выходим и бегом, тесной группой, к станции. Не отставать! Ждать не будем!
Он вытащил из прикреплённых к ремню ножен плоский штык от самозарядного карабина, кивнул двум, стоявшим ближе к дверям – Серёге Михайлову из железнодорожной мастерской и Косте Мордвинову из Кумовской бригады.
- Открывай!
Парни вытащили из упоров блокирующий брус, распахнули двери в расчерченную светом прожекторов и трассирующими очередями ночь. Сергей осторожно выглянул наружу – слева включённые на полную мощь фонари заливали режущим светом казавшуюся такую длинной дорогу до станции. Там, на ярко освещённом пространстве, суетились охранники, разбегаясь с оружием по охраняемому периметру, почти в центре площади расчёт споро устанавливал пару 82-мм миномётов. Хреновым было то, что их барак стоял крайним в ряду, дальше всего от прикрытого зданием конторы убежища. Справа прожектора просвечивали весь подъём до вершины холма, где споро занимали заранее обозначенные позиции бойцы разведбата, чья казарма располагалась напротив. По периметру освещённой территории лагеря метались быстрые тени, при попытке прорваться ближе к баракам встречаемые плотным автоматный огнём. Огни на ограде лагпункта погасли, и это значило, что кляксы как-то умудрились вырубить смертельное не только для них ограждение.
- Выходим! – скомандовал Сергей, пропуская мимо двадцатку. Он и Кумов шли последними, от других бараков уже бежали к площади плотные группки людей – Вперёд!
Они успели проскочить полдороги, как справа и слева отчаянно завизжало мокрым ножом по стеклу и, бросив взгляд между выстроившимися перпендикулярно улице бараками влево, Сергей увидел, как нечто прямоугольное, больше паровоза, отливающее масляной чернотой в свете прожекторов, с ходу проломило забор и одним из углов вошло на территорию лагеря. Свет погас через пару секунд, оставив редкие пятна аккумуляторных фонарей у двери каждого из бараков
Закричав, люди бросились к станции, но многие не успели сделать и пары шагов. Выскакивающие из-за бараков кляксы, в свернутом состоянии похожие на слабо мерцающие гнилушечным светом свечу в два человеческих роста, начали выхватывать по одному из несущейся к единственному убежищу толпы. В слабом свете аварийных фонарей Сергей впервые в жизни увидел, как, разворачиваясь в неровное, абсолютно чёрное полотно, и затем, подхватив человека, сжавшись в дёргающийся от агонии кокон, уносится клякса к пробившему забор огромному чёрному «утюгу».
Всякое подобие порядка исчезло, охвативший людей страх погнал з\к к площади орущей от ужаса толпой. Сжимая до рези в ладони штык-нож, Сергей бежал последним, успевая замечать, что не все поддались режущей сердце холодной петле. Вот кто-то впереди ткнул развернувшийся для атаки кокон остриём багра и затрепетав ночной хищник отскочил в сторону. Но мало кому повезло и не все смогли сохранить холодный рассудок. До площади добрались меньше половины. Почти у самого края брусчатки Сергей оглянулся на донёсшийся со спины порыв холодного ветра и тут же чёрный покров скрутил Шепетова в ледяной кокон. «Бей ножом, шилом, если проткнёшь, пока не свернулся полностью, значит, спасён» промелькнули в голове услышанные на курсах наставления побывавших в подобных переделках людей. Сергей отчаянно замолотил штыком по скользкой и тугой поверхности, пока ещё в лёгких оставалось хоть капля воздуха. Первым делом клякса крепко охватывала голову жертвы, лишая малейшего шанса вдохнуть. Что происходило дальше, рассказать было уже некому. Держа обеими руками штык-нож, он из последних сил рванул его вправо-вниз. Что-то сухо треснуло в быстро твердеющем коконе, Шепетов вывалился из развернувшегося, как вспоротый свиток хищника на полную прохладной предрассветной росы траву.
Судорожно вздохнув, он вскочил с четверенек и лихорадочно огляделся. Клякса успела утащить его за бараки, почти на половину разделявшего постройки и забора пустого пространства. Спотыкаясь, он побежал в обратную сторону, где на площади уже работали миномёты, выбрасывая в равнодушное небо осветительные заряды. Покачиваясь на парашютах, они медленно скользили вниз, освещая совершённый кляксами погром.
На площади не было никого постороннего, кроме рассеявшихся редкой цепью охранников. Миномёты замолчали, подвесив уже с десяток мерцающих «люстр».
- Выскочил! – Сергей подхватили под руки двое бойцов, ноги ослабли, когда он ступил на брусчатку.
- В убежище его! – скомандовал откуда-то неразличимый сейчас для Шепетова командир и уже обращаясь к своим, добавил – сейчас мы им вдарим!
С вершины холма звонко забила спаренная зенитная установка, снаряды точно ложились в хорошо различимый в прожекторном свете чёрный прямоугольник, как будто застрявший углом в ограждении лагеря.
- Получите, суки! – крикнул кто-то сзади осторожно ведомого к боковому входу в убежище Шепетова и вдруг холодная тишина навалилась на лагерь. Поддерживающие Сергея руки ослабли, он развернулся вместе со своими помощниками.
Над вершиной холма проявилась странная, грубо очерченная полупрозрачная фигура, похожая одновременно на волчью и рысью с острыми, торчащими вверх, ушами. Поднялась выше наблюдательной вышки и, шевельнув уродливой головой, словно осматриваясь, бросилась вниз, к столпившимся у конторы людям.
- Огонь! – слились вместе несколько криков, всё, что могло стрелять, стреляло навстречу плавно скачущему созданию. Казалось, призрачный волк никак не чувствовал последствий ранений от не менее сотни пуль, чёрными нитями пробивающих его мерцающее в свете софитов тело. Каждый прыжок приближал его к оставшимся на площади людям на двадцать, а то и тридцать метров.
- Разойдись! – крикнул лейтенант, командир лагерной охраны. Бойцы живо расступились, не прекращая стрелять, очистили центр площади. К сиротливо стоящим миномётам подбежал, как успел заметить по лычкам Шепетов, старший сержант с трубой одноразового гранатомёта на правом плече. Присев на колено он замер, сторожко ведя прицелом за целью и в момент краткого приземления хищника, уже меньше чем в полусотне метров от площади, практически в упор, выпустил по монстру ракету.
Выстрел ударил зверюгу в бок, ближе к задним лапам. В последний момент хищник попытался немного вильнуть, прыгнув на крышу барака, но накопленная за время бега инерция не позволила ему так быстро изменить направление. Осколочно-фугасный заряд с добавкой белого фосфора буквально разорвал его на две части. Направленный вперёд и в стороны поток осколков вкупе с ударной волной не оставил ему никаких шансов.
На краткое мгновение снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением догорающих в небе осветительных мин. Потихоньку разгоралась стенка барака, возле которого валялось бесформенной глыбой мёртвое тело. Стрельба прекратилась, бойцы старались слегка отдышаться, настороженно водя стволами по периметру площади.
- Товарищи! Товарищи …– слева от промзоны кто-то бежал, хрипя и завывая во всё горло.
Свет фонарей скрестился на проходе между столовой и ближайшим жилым бараком. Оттуда выскочил измазанный чем-то тёмным полуголый человек, в одних штанах и сапоге на левую ногу. Присмотревшись, Сергей с трудом узнал сменного мастера первого цеха, военнопленного и бывшего труженика Имперских железных дорог Карла Гейгера. Всегда аккуратно и даже щеголевато по лагерным меркам одетого, спокойного и рассудительного померанского немца. Сейчас он выглядел так, словно выскочил из захлопнувшихся буквально в миллиметре за ним ворот ада. Да так, собственно, возможно и было.
- Товарищи – он подбежал к лейтенанту, хрипло дыша – от забора сюда проползает это … - он судорожно сглотнул – большой чёрный ящик.
- Проползает? – переспросил его лейтенант, движением руки подозвав к себе оставшихся на площади бойцов. Сергей подошёл следом.
- Да – немец явно не мог подобрать русских слов тому что увидел – ползёт по земле как … как бульдозер, да. Сгребает землю и толкает. Вперёд.
Словно в подтверждение его слов слева заскрежетало и снова раздался режущий душу визг. Как будто неимоверного размера ржавые когти скребли по ставшей прочным стеклом земле. Что-то в промзоне рухнуло с металлическим звуком, вызвав слабое сотрясение почвы и множественный звон бьющегося стекла.
- Мостовой кран упал – свистящим шёпотом сказал Гейгер.
Лейтенант раздумывал пару секунд.
- На вершину холма, бегом! – приказал он, не оглядываясь по сторонам.
Вместе со всеми Шепетов рванул по улице вверх. Тренированные бойцы унеслись вперед, а в арьергарде бежал только он с Гейгером. Напротив горящего барака пришлось затормозить, перепрыгивая через валяющиеся на щебёнке части тела убитого монстра. На полдороге обернувшись, лейтенант Юрьев (Сергей только сейчас вспомнил его имя) хотел было отослать их назад, к станции, но, натолкнувшись на взгляд Шепетова, отказался от этой затеи. Уверенности Сергею придавал подобранный на краю площади малокалиберный ППШ-56 с почти полным дисковым магазином на девяносто восемь патронов. Кляксы, схватив свою жертву, всегда выбрасывали из кокона оружие и прочие металлические предметы, а иногда и одежду. Кому-то из охранников не повезло, а сразу поднять автомат, валявшийся на самой границе темноты, под далеко выступающим козырьком крыши, никто из бойцов охраны лагеря так и не успел. Потом оставшимся в живых стало не до сбора оружия. Шепетов бежал с ППШ наперевес, накинув брезентовый ремень на плечо, крепко сжимая правой ладонью пистолетную рукоятку. Никому, даже товарищу Сталину он не позволил бы лишить себя священного права на месть. Из его десятки от барака до убежища добежали только семь человек.
Глотая ночной воздух, двое гражданских добрались таки до выровненной и отсыпанной щебнем площадки. Там, как и по дороге на вершину им не довелось увидеть ни одного из занявших оборону охранников. На покосившейся вышке мотался из стороны в сторону сорванный с креплений прожектор, раскачиваясь на длинном кабеле. На гравийной отсыпке, в беспорядочно скачущем световом пятне Сергей то и дело замечал разбросанные там и сям сапоги, пилотки и прочие составляющие полевой формы. Оружие погибших уже подобрали и сложили внутри невысокого, обложенного мешками бруствера вокруг наблюдательной вышки. Четверо бойцов и пара штатских заняли в нём круговую оборону, двое запрыгнули внутрь стоявшей на пологом краю ЗСУ-57-2. Внутри самоходки лязгало и щёлкало, выплюнув чёрный клуб дыма, взревел дизель. Снова лязгнув и вздрогнув, ЗСУ рывком буквально отпрыгнула на три метра назад.
- Осторожней! – командирским голосом рявкнул кто-то сверху стоявших рядом под самой вышкой Гейгера и Сергея, перекрыв даже рёв работающего на повышенных оборотах двигателя.
По скрипучей наклонной лестнице застучали сапоги и сэкономив пару секунд, с промежуточной площадки на бетон спрыгнул лейтенант Юрьев. В узкий проём между бруствером и бараком связистов рывками пробралась ЗСУ. Прожужжав, вправо развернулась башня, вытянув длинные стволы автоматических пушек в сторону станции, Через край открытой сверху башни быстро выбрался на броню стрелявший в монстра сержант, длинным прыжком перемахнул через бруствер.
- установка к бою готова! – доложил боец командиру.
Лейтенант кивнул, развернулся к подошедшим солдатам.
- На территории лагеря в промзоне находится ещё один чужеродный объект, убивший многих наших граждан и солдат Советской Армии. Приказываю – он на секунду помедлил – выманить объект на свободное пространство и уничтожить артиллерийским огнём. Сержанты Иванов и Каменский – взять из укладок гранатомёты, беспокоящим огнём выманить объект из промзоны на дистанцию не далее триста метров. Рядовые Сергиенко и Овсянчук – обеспечить прикрытие гранатомётчиков. Выполнять!
Из стоявших у стенок друг на друге длинных зелёных ящиков солдаты достали восемь одноразовых «базальтов», привели их в боевое положение, раздвинув до упора телескопические трубы пусковых установок. Взяли максимально возможное для переноски количество. Повесив каждому за спину по две штуки взведённых РР-15, солдаты парами побежали в сторону доносящихся из промзоны грохочущих звуков, держа дистанцию между двойками не менее десяти метров. Проводив взглядом оставшихся от сводной роты охраны, Юрьев обернулся к Сергею
- На вас оборона периметра, патронов не жалеть –слегка азиатские черты лица его немного смягчились, он усмехнулся, посмотрел на посеревший восток – до рассвета должно хватить. Недолго осталось.
Три открытых цинка с патронами и сложенные на прикреплённых к брёвнам в два ряда желобах ряды набитых и взведённых дисков внушали определённую надежду. Подхватив приставленный к стене автомат, Гейгер двинулся по ограждённому пространству, что-то сосредоточенно высматривая. Сергей быстро взобрался на бруствер и кое-как направил в сторону промзоны прожектор, заклинив крепёж в щелях между разошедшимися от удара прозрачной твари досками. Юрьев тем временем оставил тыловой заслон и перебрался в урчащую на холостом ходу самоходку.
Сделав круг, Карл вернулся к спустившемуся на бетонированную вокруг вышки площадку Шепетову
- Пустых дисков нет, я думал набить, сколько есть – озабоченно сказал немец, поправляя то и дело съезжающий с плеча автоматный ремень.
- Не успели они – зло сказал Сергей, пресекая тоскливую тему.
Оставалось только настороженно ждать. Далеко вправо внизу, на одной дистанции с весело горящим бараком, вспух оранжево-белый шар сработавшего на предельную дальность ракетного выстрела, на краткий миг выхватив из темноты часть полуразрушенного здания первого цеха и нелепо торчащие вверх опоры мостового крана на разгрузочной площадке. Свалив ажурную металлическую конструкцию за край тупика, чёрный прямоугольник снёс угол здания и всю обращённую к холму торцевую стену. Обвалившейся пролёт крыши цеха не позволил ему двигаться дальше и одновременно прикрывал от прицельного огня зенитной установки вне дистанции эффективного поражения. Для гарантированного уничтожения носителя клякс, как учили на курсах «Выстрел», стрелять по нему надо было не дальше трёхсот метров. Подтверждением чему служил медленно тающий чёрный брус слева, за ближайшим к холму бараком. Добраться на гусеницах для стрельбы в упор не позволяли выложенные на площадку открытого хранения уже собранные секции надвижного моста. Шепетов, покусывая губу, убедился, что иного варианта, чем придумал лейтенант Юрьев, просто не было.
- Они все погибнут – мрачно сказал из-за спины Гейгер.
- Не дрейфь, немчура – обернулся к нему Сергей – наши не из таких передряг выходили!
- Надеюсь …. – Карл не успел сказать, что он думает, как в промзоне громко и слитно взорвались две ракеты, вызвав в ответ протяжный металлический скрип. Давя кирпичи и балки, чужак, наконец, выбрался из-под завала и пополз в сторону больно жалящих его человечков. Затрещали автоматные очереди, кося выбиравшихся на охоту клякс. С холма почти нечего не было видно, но Сергей легко представил, что за бой разгорелся в складском секторе промзоны. Два веера разлетающихся пуль очертили защитный круг вокруг изготовившихся к стрельбе сержантов, медленно отходящих к подошве холма. Через несколько минут у начала подъема хлопнули вышибные заряды, выбросив из гранатомётов засветившимися яркими сполохами ракеты, быстро нашедшие свою цель. Режущий уши скрежет скачком усилился, в него вплелись новые, яростно визжащие ноты, заглушившие грохот взрывов. Солдаты уже выбрались на открытое место, побежали по склону. Им осталось до вершины всего сотня – другая метров, как у правой, слегка отстающей по ходу движения двойки захлебнулся огнём автомат и в точке, откуда вниз летели трассирующие пули, в небо рванул факел ракетного выхлопа, мгновенно подрубленный яростной вспышкой. По ушам Шепетова поминальным эхом ударила взрывная волна. Кто-то из сержантов не дал утащить себя в чёрном вихляющем коконе.
- Прикрывай! – Сергей уложил ствол ППШ на податливый край бруствера и короткими очередями начал бить в заполненное мятущимися тенями пространство на склоне холма, ниже медленно отступающих к вершине солдат. Воспользовавшись поддержкой, сержант разрядил в подсвеченного прожектором врага последний гранатомёт и, под трассирующей завесой сменивших уже три автомата Гейгера с Шепетовым, прикрываемый экономным огнем второго номера, добрался до блиндажа. Расстреляв последний магазин, следом за Ивановым за бруствер вбежал Сергиенко.
Слева загрохотала непрерывным огнём ЗСУ. В нарушение всех правил, Юрьев расстрелял полную, судя по длительности стрельбы, обойму без всякого перерыва на охлаждение работавших практически на прогар стволов. Занявшие круговую оборону последние защитники лагеря не жалели патронов, выпуская в окружающую позицию темноту один дисковый магазин за другим. Благо, слегка успевавших остыть от непрерывного огня автоматов хватало. Пятнадцать штук на вошедших в ярость стрельбы бойцов. Только израсходовав один ряд заранее снаряжённых и уложенных в желоба магазинов, сержант спохватился и дал команду прекратить стрельбу. Навалившаяся после отбоя тишина показалась Сергею верным признаком глухоты. Он помассировал виски ладонями и сквозь скрип натираемой кожи всё-таки различил окружающие его звуки. Тяжёлое людское дыхание, тарахтение дизеля и стук упавшего на бетон автомата.
Сержант матюкнулся, подобрал свалившееся в суматохе оружие. Стукнули по броне подбитые сапоги, к ним на позицию соскочил Юрьев.
- Спасибо, мужики – слегка надтреснутым голосом сказал лейтенант собравшимся под фонарём стрелкам – дожили таки мы до рассвета.
Все в едином порыве обернули к востоку. Там, слегка теряясь в громоздящихся у горизонта облаках, робкой зеленью пробивался к небесам первый рассветный луч.
- Я думал, всего минут двадцать прошло – сказал Гейгер.
Лейтенант посмотрел на светящийся циферблат своих «Командирских».
- Больше часа держались – сказал Юрьев – если быть совсем точным – час семнадцать.
Он посмотрел на слегка отходящих после боя солдат, перевёл взгляд на оружие и резко подобравшись, скомандовал.
- Перезарядить автоматы! Расслабились, вашу мать!
Торопливо воткнув полные магазины, четвёрка защитников рассредоточилась по охраняемому периметру. Бывало, кляксы атаковали при первых лучах ещё не полностью взошедшего солнца. Когда оранжевый диск отрывался от линии горизонта, новых нападений можно было не опасаться. Но пока, Юрьев был прав, потеря бдительности легко становилась потерей жизни. Как бы не хотелось верить в подобную мрачную перспективу после пережитых ужасов ночи.

«Я славлю тебя, Ра величавый, дарующий жизнь всем существам!» - слова древнего гимна, давным-давно прочитанного в одной из популярных исторических книг из библиотеки жены, учителя истории, сами собой всплыли в памяти Шепетова. Над волнистой линией далёких холмов гигантским щитом поднялся солнечный диск, в полную силу осветив всё так же безмятежную степь под вечно спокойным небом и муравьиную суету людей на развалинах лагеря.
Разрушения оказалась гораздо серьёзнее, чем казалось в прочерченной трассами очередей ночи. Один барак сгорел почти полностью, запалив два соседних, от которых удалось отстоять меньше половины стен и крыши. Первый цех, в котором собирались металлоконструкции, восстановлению практически не подлежал. Кроме обвалившихся стен, в полную негодность пришла кран-балка, на ночь загнанная на осмотровую площадку на дальней от входных ворот стене, куда пришёлся таранный удар чёрного бруса. Смятые сварочные посты и прочее оборудование можно было восстановить, но электроэнергией их обеспечить лагерная энергоцентраль была не в состоянии. Основной и резервный генераторы были выведены из строя сильнейшим скачком напряжения, попутно спалившим обмотки трансформаторов и большую часть силовых линий. Как это получилось, не мог понять ни один хоть как-то разбирающийся в электротехнике человек. Такого просто не могло быть, но факт, как говорится, имел место.
Подогнав к станции из тупика дизель-секцию монтажного поезда, бросили времянки к столовой и конторе, где развернули полевой госпиталь. Живыми вытащить из-под завалов удалось двенадцать человек, многим требовалась срочная операция. Два лагерных врача и фельдшер к вечеру уже валились с ног от усталости, но смогли сделать всё, что могли. Троих, к сожалению, спасти так и не удалось. Их похоронили на скромном кладбище, с обратной стороны холма, рядом с двумя десятками тех, кого нашли уже без признаков жизни. Без вести пропало семьдесят восемь человек из двухсот тридцати, общие безвозвратные потери превысили на одного сотню. Почти половина из них пришлась на охранников и разведчиков, в общий строй на площади перед Юрьевым смогли встать только трое. Из пятидесяти двух.
- Благодарю за службу! – только и смог сказать Юрьев.
- Служу Советскому Союзу! – гаркнули молодцы и по приказу начальника отправились перекусить разогретыми консервами из лагерного НЗ и спать. Сам лейтенант подобной слабости себе позволить не мог. Только поесть и всё.
Держа в руках открытую банку овощного рагу с мясом, он подошёл к устроившемуся за угловым, самым коротким столом начлагерю Коломейцеву, крепко сбитому сибиряку сорока пяти лет отроду. Он уже расправился со своей порцией и понемногу отхлёбывал из хозяйской кружки крепко заваренный чай.
- Сколько восстановление займёт, Илья Петрович? – спросил его лейтенант, прикончив половину банки.
Коломейцев с интересом посмотрел на такого ещё молодого летёху, слегка отвёл взгляд в сторону и негромко, что бы не услышали сидевшие в некотором отдалении люди, сказал
- Три недели, если допрессурсы привлечь и работать круглосуточно. Если прикажут всё здесь восстанавливать.
- Что? – лейтенант выпрямился и отложил ложку – могут приказать всё так оставить?
- Допивайте чай, товарищ лейтенант и пойдём ко мне. Поговорим – не то предложил, не то приказал кум.
Юрьев быстро доел успевшее остыть рагу, сходил за порцией чая к раздаче и буквально на ходу выпил полную кружку.


Глава 2.

Неприятней всего просыпаться воскресным утром в полседьмого утра. Когда большинство граждан огромной страны ещё мирно дрыхнет в своих тёплых постелях, тебе надо вставать, тащится на улицу к висящему на стене бани умывальнику. Встроенными удобствами оборудован редко какой дом в округе и спрятавшийся за большими облепиховыми кустами обшитый плоским шифером сруб не был таким исключением. Надо пройти метров пять по засеянным канадской травой дорожкам, сначала прямо с крыльца, а потом налево. Там, набрав полные пригоршни слегка тёплой воды, фыркая и крутя головой, как выбравшийся из реки дикий зверь, долго и с постепенно нарастающим наслаждением втирать в себя эту живительную влагу. От этого увлекательного занятия тебя отвлечёт лишь короткий смешок вышедшей на крыльцо подруги. Слегка морщащей маленький носик по причине влажной прохлады и осторожно пробующей босой ножкой мерцающую миллиардами кристаллов росы траву.
Наконец она решительно ступает в ярко-зелёный ковёр и взвизгнув от полноты чувств, со всех ног бросается к тебе на шею. Почти забыв придержать разлетающиеся во все стороны полы короткого, чисто символического халата. Обхватив тонкими руками шею и пристав на цыпочки, она смотрит на тебя своими огромными тёмно-серыми глазами в слегка растрёпанной рамке светлых волос. Нисколько не беспокоясь о том, что пояс совсем развязался и твои руки уже обхватили её за тонкую талию под гладкой тканью. Ещё мокрым лицом, ты склоняешься к ней и капля с ресницы падает на её слегка вздёрнутый носик.
Больше тебе ничего не нужно, подхватив под халатом её обнажённое тело, несешься циклоническим вихрем к просторам единственной комнаты и вместе с ней падешь на расправленный для сна и не только диван, яростно врываясь в созданные мудрой природой пределы.
Потом, слегка расслабившись и нежно гладя волосы цвета спелой пшеницы, рассыпанные на твоей груди, ты всё-таки понимаешь, что нет ничего лучше, чем проснуться утром от поцелуев красивой девушки и несколько раз предаваться любви, с кратким перерывом на омовение холодной водой. Пока есть для этого время, вибрирующим нервы потоком унёсшее вас от ночи к утру и давшее столь редкие на этом этапе жизненного пути часы наслаждения. Пока есть для этого время ….


Мобильник заверещал особо вредным сигналом, напоминая своему хозяину о неизбежном и окончательно пробуждении. Михаил, не глядя опустил руку с дивана, нашёл и вытащил из-под мебельных сводов смартфон. На дисплее осуждающе качал головой какой-то гоблин, пробуя дисплей изнутри на прочность. Когда увенчанный шипастой перчаткой кулак размазывался по стеклянной поверхности, телефон вздрагивал, начиная отчаянно скрипеть и бухать. Михаил большим пальцем очертил вокруг бугристой гоблинской башки магический круг, затем поставил крест на готовящейся к решительному удару руке. Только после таких манипуляций, скачанный с фирменного сайта LG виджет счёл свою задачу выполненной и с чувство глубокого удовлетворения отключился. Напоследок всё-таки погрозив хозяину грязным гоблинским пальцем.
- Пора вставать, красавица! – провёл ладонью он между лопаток подруги.
Юля грациозно потянулась, как бы невзначай выставив из-под сползшей простыни чётко очерченное бедро с заманчиво открывшимися перспективами.
- Ну, зачем так рано? – она полностью заползла на напрягшегося Михаила и прижалась к нему всем телом – может, ещё пошалим?
- Хватит, хватит – почувствовав, как наливаются силой маленькие груди девушки, он слегка хлопнул ладонью по розовой попе с узкой белой полоской ниже талии – мне ещё на станцию ехать. Дела!
Он решительно снял с себя Юльку, переложил её рядом. Чмокнул нахмурившиеся губки и решительно отправился умываться. На этот раз окончательно и бесповоротно.
Пока он возился на улице и в бане, опасной бритвой срезая наросшую за сутки щетину, Юля успела поставить чайник и начать жарить яичницу.
- Ешь – сказала она вернувшемуся Михаилу и с небольшим свертком в руке отправилась умываться.
- Вода в печке ещё горячая – в спину сказал ей Михаил, лопаткой переворачивая скворчавшие кусочки колбасы вперемежку с доходившей до готовности яичной массой.
Выключив электроконфорку под сковородкой, Михаил накрыл продукцию фирмы «Тефаль» прозрачной крышкой и отправился прибираться. Бардак перед завтраком он не любил. Убрав постельные принадлежности в окованный железными полосами, ещё дореволюционный сундук, он сложил диван и бегло оглядел небольшое помещение, выискивая возможные несообразности. Кроме выпирающей из разделяющей комнату и кухню-веранду стены белёной печки, массивной тумбы с телевизором, пары стульев с вещами и уже упомянутого сундука в комнате размером три с половиной на четыре метра больше ничего не было. Только на стенах, если присмотреться, можно было заметить слегка тёмные квадраты и прямоугольники на окрашенной кремовой краской гипсокартонной поверхности. На этих пустых местах взгляд Михаила задержался несколько дольше, чем следовало из простого осмотра дачных владений.
На веранде ключом забурлил чайник, щелчком выключателя оповестивший хозяина о полной готовности к чае- и кофепитию. Наконец-то одевшись, натянув носки, джинсы и футболку, Михаил вложил смартфон в поясную сумку. Хлопнула дверь на улицу и сквозь открытый дверной проём между помещениями дачи, Михаил увидел совсем другую Юлию. Аккуратно и в меру накрашенную, ничем не похожую на ещё не столь давно метавшуюся по простыням то ли ведьму, то ли фурию.
Уловив его взгляд, Юля скромно опустила глазки и почти бочком просочилась в комнату, по дуге обойдя стоявшего почти в центре Михаила. Встав у стула с её вещами к нему спиной, она сбросила на пол халатик и начала преувеличенно медленно одеваться. Хмыкнув, Михаил оставил её без смущения, убравшись подальше на кухню. Там, достав из примостившегося в углу между печкой и окном буфета всё необходимое для успешного чаепития, он стал дождаться свою пассию, шурща страницами недавно купленной рекламной газеты.
Не успел он вникнуть в особенности текущего момента на рынке недвижимости, как на веранду впорхнула уже полностью готовая к возвращению Юлия.
- Ты прекрасна! – послал ей воздушный поцелуй Михаил.
За что удостоился признательного кивка длинных ресниц. Разложив яичницу по тарелкам, они не спеша, приступили к завтраку, обмениваясь малозначительными по смыслу репликами. Уже попивая кофе, Михаил бросил взгляд на экран наручных часов. На всё про всё они потратили не более сорока минут и вполне успевали добраться до города в запланированное ещё вчера время.
Окончательно прибравшись, они вышли на улицу. Михаил выгнал машину из гаража на дорогу и оправился закрывать на крепкие замки частную дачную собственность. Новенький «Шанс» - хэтчбэк тихо урчал мотором, пока Михаил запирал дом, баню и пристроенный к сараю гараж. Напоследок щёлкнув щеколдой калитки, он бросил взгляд на участок и сел за руль последнего чуда украинского автопрома. Конечно, если бы не последние пертурбации, можно было взять машину и посолидней, но пока выбирать не приходилось.
- Ты что назад забралась? – удивлённо обернулся Михаил к устроившейся на заднем сиденье Юле.
Она неопределённо пожала плечами и коротко ответила, что-то перебирая в лежащей на коленях сумочке.
- Вот захотелось.
- Ну-ну – так же неопределенно прокомментировал это решение Михаил, выруливая на главную дорогу дачного сообщества. «Шанс» аккуратно переползал через колдобины и слегка присыпанные щебнем трубы летнего водопровода.
Добравшись до правления с поставленным впритык, на гравийную подушку, большим контейнером-бытовкой, выполняющем особо важную функцию работающего в круглосуточном режиме магазина, Михаил придавил педаль газа и быстро проскочил распахнутые по летней поре ворота. Теперь, после десяти метров своротки с главной дороги, надо было выбирать, куда повернуть.
Налево уходил узкой полосой щербатый, кое-где разбитый, но всё-таки на протяжении семи километров не прерывающийся ни разу асфальт. Петляющий сначала между статных великанов соснового бора, затем, плавной дугой охватывающий одну из последних строек советского времени – гордость регионального Минсельхоза, самый крупный на Урале свинокомплекс, в последний год превратившейся в экологически чистое производство. Отходы жизнедеятельности свиной дивизии на специальной установке перерабатывались в удобрения и питающий котельную комплекса газ. С навозными реками было покончено раз и навсегда. Но пилить лишние пять километров по утру Михаилу вовсе не улыбалось. Была ещё вероятность попасть под шлагбаум. От находившейся правее дачного кооператива станции «Малая Выя» до ворот входящего в состав комплекса комбикормового завода шла железнодорожная ветка. Ночью в той стороне что-то продолжительно грохотало, лязгало и гудело. Вполне возможно, что затянутый тёмной порой эшелон с зерном как раз сейчас начнут вытягивать обратно. Платить за простой порожняка ни одному нормальному хозяину не было никакого резона.
Михаил решительно повернул направо и уже пару несколько минут, подъехав к пассажирской платформе станции, пожалел об этом. От уже набиравшей ход Гороблагодатской электрички отошли и бодро шагали по асфальту в сторону садов две фигуры. Одна высокая женская, достаточно молодых лет, в приталенных белых брюках и расстёгнутой тонкой ветровке, под которым угадывался короткий топик и детская, скорее даже подростковая. Мальчика лет десяти, держащего правой рукой маму, а левой размахивающей большой, но очевидно пустой сумкой.
Увидев знакомую машину, мальчик выпустил мамину руку и вприпрыжку помчался навстречу затормозившему «Шансу».
- Приплыли – сказал Михаил, заворачивая вправо, на поднимающуюся к путям площадку для разгрузки тяжёлой колёсной и гусеничной техники. Он остановился, поставил машину на ручник и вышел навстречу. К уже перешедшему на шаг сыну.
- Привет, Лёшка! – он прижал к груди голову обхватившего его обеими руками мальчика.
Взъерошил его каштановые волосы, стараясь не смотреть на остановившуюся в двух шагах женщину.
- А мы приехали старые вещи забрать – протараторил Лешка, задрав голову – а ты здесь. Мы домой на машине поедем?
- Сомневаюсь – наконец сказала его мать, переведя взгляд с заднего сиденья машины на фактически бывшего мужа – ему есть, кого отвозить.
Не смотря на затонированные задние стёкла, увидеть через прозрачное лобовое пассажира не составляло никакого труда. Кто там сидел, было для Марии секретом полишинеля.
- Папа, папа – Лёшка вдруг оторвался от отца и потянул его в сторону находящейся через пути станции – сейчас «Сапсан» должен проехать. Давай посмотрим!
- Давай – ощущая внутренний тупик, сказал Михаил. Сейчас любое действие было лучше того, что грозило случиться через несколько минут.
Держась за руки, они поднялись вверх, к углу грузовой эстакады, оставив машину позади, повернулись к северу. Далеко впереди уже монотонно гудел плавно тормозящий с крейсерских двухсот до ста километров в час, достаточных для беспроблемного проезда захолустной станции, трансуральский экспресс «Магнитогорск – Приобье». Сзади хлопнула дверь машины, донеслись приглушённые женские голоса. Михаил не стал оборачиваться, вместе с сыном смотря на изогнутый двухкилометровой буквой S магистральный путь. Вот сейчас из-за дальнего поворота вылетит серебряная стрела экспресса и пронесётся мимо, радуя глаз совершенством аэродинамических форм. Краем правого уха Михаил прислушался к тому, что творилось возле машины. Хорошо, что в волосы пока никто никому не вцепился и повышенных тонов в журчащем горным ручьём разговоре он не услышал.
- Сейчас, сейчас! – Лешка аж подпрыгивал. Так близко скоростной поезд в своей работающей даже на половинную мощь ипостаси он видел первый раз в жизни. Неподвижные вагоны на вокзале совсем не в счёт. Они красивы, но не передают и сотую долю скоростного напора, который можно увидеть лишь в движении серебряной в синем круге птицы, нарисованной на скошенной боковине электровоза.
Из-за поворота вытянулся тонкий на таком удалении состав и стремительно увеличиваясь в размерах, устремился к станции.
- Красота! – заворожено сказал Лёшка и Михаил согласился с этим наивным восторгом, как два резких хлопка сзади разрушили всю картину технологических достижений.
Михаил резко обернулся вправо. Женщины отошли за машину и стояли напротив друг друга, сейчас с удивлением повернувшись в его сторону. Источник посторонних звуков, к которым добавился резкий визг тормозящего в аварийном режиме экспресса, был в другой стороне. Его обнаружил Лёшка, потянув за рукав отца.
- Папа, смотри! – он показал рукой в сторону города.
Там, по уходящим на юг путям к станции бежали люди в нелепой, перетянутой ремнями форме. Сосредоточенно, целеустремлённо они готовились охватить неумолимо приближающийся состав, направив на загнутые стёкла короткие стволы.
Поезд, скрипя истираемыми о рельсы колёсами, наконец-то остановился напротив Михаила, полностью скрыв подбежавшую к одноэтажному зданию станции цепочку вооружённых людей. Другая цепочка растянулась между составом и ошеломлённым случившемся отцом и сыном. Только сейчас Михаил сообразил, кого напоминают столь слаженно действующие налётчики. Они, казалось, сошли с экрана исторических фильмов про Великую Отечественную – пилотки вместо современных касок, гимнастёрки, ремни, автоматы с дырчатым кожухом ствола и дисковым магазином.
Михаил стал осторожно отступать назад, таща за руку ничего не понимающего сына. Добравшись до машины, удачно скрытой за эстакадой, он буквально втолкнул его на передние сиденье и повернулся к стоящим друг против друга раскрасневшимся женщинам.
- Быстро обе в машину! – буквально прошипел он
- Я с ней не поеду! – вскинулась Юля, бывшая же супруга с немым изумлением смотрела на некогда дражайшего мужа.
- Быстро, блин! – он резко распахнул заднюю дверцу, схватил её за руку – пулю в лоб захотела? Там не меньше роты бандитов с антикварными ППШ! Нам всем хватит, пока они «сапсан» потрошить будут! Валим, валим отсюда, я сказал!
Юля поморщившись, вырвала узкое запястье из захвата, села с краю сиденья. Пока ещё официальная жена степенно обошла машину, так же устроилась у самой двери, оставив между собой и соперницей изрядный кусок свободного места.
От станции каким-то фыркающим звуком, ничем не напоминающий знакомый по армии перестук «калаша», прозвучала короткая автоматная очередь. «Три патрона» рефлекторно отметил Михаил, захлопывая дверцу и обегая машину спереди. Уже сев за руль, он бросил взгляд в немного вперёд и вправо. Там, над невидимыми с этого места трансформаторами тяговой подстанции, уже поднялось густое чёрное облако медленно разгорающегося масла.
- Из РПГ засадили – сказал он во все глаза смотрящему в ту же сторону сыну – серьёзные ребята здесь орудуют
- Надо в милицию позвонить – внёс дельное предложение сын. Взрослым такая мысль ещё в голову не пришла.
Пока Михаил вывернув руль до упора и на минимальных, самых тихих, оборотах двигателя разворачивал машину, женщины одновременно вытащили мобильники и попытались набрать хоть какой-нибудь номер.
- Сеть пропала – удивлённо сказала справа Юля.
Сидевшая за Михаилом Мария смогла-таки вызвонить службу спасения по короткому номеру 112, но кроме коротких гудков ей так никто и не ответил. Когда «Шанс» отъехал от станции в сторону дач на пару сотен метров, возвышающаяся справа гора отрезала розовую раскладушку Марии от городских ретрансляторов. Как оказалось, видимая далеко слева над сосновыми вершинами, за путями к свинокомплексу и линией ЛЭП бело-красная вышка «большой тройки» теперь только украшала пейзаж и не более.
Михаил отчаянно замигал фарами. От садов ему навстречу неспешно катил «вечный извозчик», как он себя иногда шутя называл, местный старожил и вообще хороший мужик Николай Юрьевич Вяземский. Для Михаила он всегда был дядя Коля, с самых первых лет их знакомства, когда впервые приехавший на дачу младший школьник Миша пробрался на соседний участок посмотреть на почитаемую в советское время машину – двадцать четвёртую «волгу», редкого даже теперь терпко-малинового цвета. Дядя Коля тогда работал персональным водителем в райисполкоме и поэтому мог иногда использовать номенклатурное авто для малослужебных и вообще личных нужд. Главное, что бы путёвка в порядке была – так он ответил позднее уже повзрослевшему Мише на его наивный вопрос о возможности столь беззазорного использования государственного имущества. Времена тогда настали горбачёвские, нарваться на лихого гаишника, командированного в Горноуральск на «усиление» откуда-то из-за Свердловска и поэтому в упор не видевшего важных серий госномеров, было проще простого. Главное, что бы документы всегда были в порядке – эту нехитрую истину Михаил усвоил ещё в школьные годы. Через некоторое время дядя Коля перебрался ближе к деньгам – возить первых фирмачей в первых ещё кооперативах – да так и остался в роли персонального водилы вплоть до самой пенсии. Волгу ту, кстати, он сумел выкупить в девяностом году под списание и с тех пор ездил на ней, не сменяв ни на одну иномарку, в большом количестве изъезженных им в качестве служебных машин. «Для души, Миша, должно быть что-то своё» - говорил он повзрослевшему соседу во время редких летних посиделок за рюмкой и полным собственных продуктов столом. Жена его, Анна Ивановна, была рьяной огородницей, чему особо способствовала педагогическая деятельность в качестве учителя биологии. Дети у них разъехались по всей стране, и всё свободное время чета Вяземских теперь посвящала любимому саду.
Михаил затормозил посередине дороги, не давая никакой возможности для объезда, и выскочив из машины, быстрым шагом направился к остановившейся в пяти метрах «Волге».
- Дядя Коля – сказал он удивлённому такой эскападой соседу сквозь опущенное до упора боковое стекло – через станцию ехать нельзя. Там террористы «Сапсан» захватили.
- Да что ты говоришь, Миша! – всплеснула сидевшая рядом с мужем Анна Ивановна – какие у нас террористы!
Николая Юрьевич молчал, переводя взгляд с Михаила на видневшийся вдали султан чёрного дыма. Густые, тронутые сединой усы шевельнулись и он, повернувшись к супруге, сказал
- Не послышалось мне, Аня. Точно ведь говорил – стреляют.
Словно в подтверждение его слов, от станции донеслись звуки автоматной стрельбы и тут же утихли. Николай Юрьевич посмотрел в глаза склонившемуся у водительской дверцы Михаилу.
- Сколько их? – побывавшему в лихих переделках начала девяностых личному водителю ничего много объяснять было не надо.
- На станции – человек пятьдесят, но, судя по тому, что сотовая связь не работает – их здесь гораздо больше.
Охнув, Анна Ивановна достала из лежащей на коленях сумочки телефон, взглянула на экран «Нокии» и беспомощно повернулась к мужу.
- Не работает – растерянно подтвердила она.
- Думаешь, в посёлке их нет? – спросил Михаила дядя Коля.
- Надо посмотреть – ответил Михаил. Заметив искру в глазах соседа, тут же предложил – надо на моей съездить, быстрее обернёмся.
- Верно гутаришь – согласился Вяземский – у правления пересядем.
И не давая супруге что-либо возразить, с хрустом включил заднюю передачу.
Михаил подбежал к «Шансу» и сев за руль, скомандовал своему экипажу.
- Сейчас возвращаемся, я с дядей Колей смотаюсь разведать обстановку, а вы ждите. Ясно?
- Папа, можно с тобой! – тут же вопросил Лёшка
- Нет, сын – Михал разогнавшись, снял руку с рычага коробки и потрепал его по коротко стриженной голове – у тебя особо важное задание будет.
- Какое? – с замиранием в голосе спросил сын
Михаил бросил взгляд в зеркало заднего вида и улыбнувшись ответил
- Женщин оберегать.
- Ну, знаешь! – слитно донеслось из задней части салона.
Больше дамы скачать ничего не успели, Михаил резко завернул влево и с заносом задней оси проскочил распахнутые ворота. Резко затормозив у правления, сразу за «Волгой», он обернулся назад и с незначительно-просительными интонациям в голосе буквально приказал женщинам выходить из машины. Обоим было известно, что может последовать за такими нотками в голосе Михаила, они безропотно подчинились. Не убрав, правда с лиц выражение некоей важности и надменности, обращённые скорее все же к сидящей менее чем в полуметре сопернице. Выйдя, Юля с независимым видом оправилась в магазин. Маша подошла к нахмурившемуся Лёшке и о чём-то тихо с ним заговорила.
- Едем – в салон забрался дядя Коля, аккуратно прикрыв дверцу – ну и теснота тут у тебя!
- То не баржа, то челн казацкий – пошутил Михаил, выруливая обратно.
- Что, бабы встретились? – с сочувствием спросил Вяземский.
- Ага – ответил Михаил, добавляя газу.
- Да, брат, такого, лучше не допускать – подерутся ещё не дай бог.
- Пока не подрались – не желая поддерживать столь скользкую тему, сухо ответил Михаил.
- и то хорошо – почувствовав скрытое недовольство, закруглил вопрос дядя Коля – давай сначала на комплекс заедем, там хоть какая-то охрана должна быть.
Михаил только кивнул, разогнавшись по узкой и вихляющей по лесу дороге до ста километров в час. Выскочив на пологом спуске из леса, он немного сбросил скорость и скоро подрулил к монументальным воротам с настоящим КПП, выкрашенным в весёлый солнечный цвет, резко выделяющимся на фоне серых плит тянущегося вправо и влево забора.
Выйдя из машины, дядя Коля сделал пару шагов и остановился.
- Что случилось? – обернулся к нему Михаил.
- Послышалось, наверное – пожал плечами Вяземский, они вошли в проходную.
- Куда направляетесь? – заученно обратился к ним через окошко молодой охранник.
- У вас телефон работает? – вместо ответа первым делом спросил его Михаил.
- Да, а что? – посмотрев куда-то вниз, под невидимую посетителями часть приставленного к перегородке с окном стола, ответил страж турникета.
- Нам надо в милицию позвонить, молодой человек – из-за спины Михаила солидно пробасил дядя Коля.
- Мобильники не работают – предупреждая возможный вопрос, добавил Михаил.
Парень вытащил из кармана госохрановской униформы дешёвый мобильник, посмотрел на экран, потом на столь нежданных просителей. На его конопатом лице были видны следы внутренней борьбы, разрешившейся в пользу первых за его смену гостей.
- В город с проходной позвонить нельзя, только в наш поселковый опорный пункт – пояснил он специфику службы, набрав номер и протянув сквозь окошечко белую телефонную трубку – им объясните.
Михаил схватил трубку, прижал к уху. Спустя минуту он с удивлением посмотрел на охранника.
- там никто не отвечает.
- Не может быть! – уверенно заявил парень, сбросил звонок, набрал ещё один номер.
Кроме длинных гудков Михаил ничего не услышал, о чём и сообщил потрясённому такими делами сотруднику.
Забрав у Михаила трубку, тот начал лихорадочно набирать номера из лежащего под стеклом телефонного списка. Помучившись минут пять, он медленно вернул трубку на телефон и посмотрел на Михаила совсем другими глазами.
- Ни один номер не отвечает, я даже домой звонил, ничего …
- А рация, рация у вас есть? – резко спросил его дядя Коля.
- Д-да – словно в ступоре ответил охранник, взял с подоконника брусок «Мотороллы», щёлкнул переключателем
- Десятый, я двадцать седьмой, приём. Десятый, я двадцать седьмой приём!
Ничего не добившись, он стал переключать каналы и на одном в проходную ворвался урезанный радиотрактом звук автоматной стрельбы, прерываемой матом и призывами о помощи.
- Нападение на оперативную группу …. Пять человек …. Автоматы … ааааа
Всё заглушил звук близкого разрыва и связь прервалась.
- Это кто и где? – жёстко спросил окончательно впавшего в ступор охранника дядя Коля.
- Это Сашка Звонов говорил, его голос, он только что заступил – пробормотал видимо ещё не попадавший в такой переплёт парень.
- Где заступил? – с напором спросил Михаил.
- В посёлке, где ещё? – удивился охранник, словно каждый в округе просто обязан был знать кто такой Сашка Звонов.
- Здесь сейчас есть начальство? – продолжил наседать на охранника дядя Коля.
- Только сменные мастера и дежурный начальник охраны. Сегодня главный инженер должен дежурить, но пока не подъехал.
- Поднимай всех, кого можешь. На станцию напала крупная бандгруппа, судя по всему эти же террористы в посёлке шуруют. Давай шевелись, а мы дальше поедем.
Они вышли из проходной и направились к машине. Развернувшись, они поехали в обьезд комплекса, к видневшейся вдалеке дорожной развязке. Едва выскочив на подъём, Михаил ударил по тормозам. Вдалеке, на фоне придорожного кафе и Газпромовской заправки виднелись игрушечные танковые силуэты.
- Что делать будем? – спросил Михаил дядю Колю, потратив несколько минут на разглядывание бронетехники – здесь мы явно не проедем.
- Знаешь что – задумчиво сказал Вяземский – от садов в гору просека уходит, там можно проехать до вершины, а там пешочком до трассы и поглядим.
Мысль была верная – осмотреть ситуацию сверху, что бы не выскочить в руки вооружённых и весьма решительно настроенных мужиков из-за поворота петляющей по склону горы дороги от станции до автотрассы. Проложенная двадцать лет назад серовская автодорога проходила по выровненному тротилом и бульдозерами склону безымянной номерной высоты. Тогда на расчистку будущей дороги взрывчатку и технику не жалели.


Машину Михаил загнал между сосен так, что буквально в нескольких метрах серебристый металлик окраса было не разглядеть. Вершина густо поросла кустарником и место парковки удалось найти не с первого раза. Заперев двери ключом, Михаил следом за соседом пересёк просеку с местной ЛЭП посередине и быстро зашагал на восток. Белая рубашка дяди Коли мелькала впереди как указательный знак. Догнав его, он сказал ему о таком демаскирующем факте. Без лишних слов Вяземский снял рубашку и скатав ей в компактный рулон, понёс в левой руке. Хорошо, что комаров в это лето было на удивление мало.
Они шли, оглядываясь и старясь не шуметь. Переступая через валяющиеся тут и там разнокалиберные валуны, углубились в последние метры зарослей перед обрывом. Там, присев за растущими в беспорядке молодыми стволами, они увидели то, что не могли вообразить ни в каком состоянии.
Недалеко справа, на перекрёстке старого тракта и новой дороги стояли две «тридцать четвёрки», направив длинные стволы в сторону города. Дальше, за проложенным над железной дорогой путепроводом, шоссе было девственно пусто. Ни одной машины, даже в воскресное утро частым потоком идущими по крайне важной для региона дороге. За танками стоял крытый трёхосный грузовик каких-то непривычных очертаний и вполне современная «девятка» гаишных цветов, с мигающей синими и красными огнями балкой на крыше.
Уходившее влево шоссе так же оставалось безвидным и пустым. Можно было предположить - вплоть до расположившейся за дорожной развязкой автозаправочной станцией, рядом с которой аналогично перекрывала дорогу пара танков, но без всякого милицейского сопровождения. Из заслуживающих внимания достопримечательностей лишь в южной стороне, далеко над лесом, поднимался серый султан, выдавая местоположение горящей общегородской свалки.
- Это что за хрень? – прошептал Михаил, разглядев красные звёзды на башнях в максимальном увеличении, какое могла дать камера смартфона – что за банда такая, с танками? Да ещё с Т-34? Где они их взять умудрились? Их всего у нас в городе пара штук на памятниках и только один на ходу, а здесь – аж четыре!
- Это не наши – уверенно сказал дядя Коля, внимательно разглядывая импровизированный блок-пост – смотри, у них дополнительные топливные баки и командирские башенки. Видишь?
Действительно, над задним свесом танков проглядывались узкие бочки, башни были совсем другого фасона, гораздо крупнее, чем у знакомых с детства памятников.
- Ладно, хрен с ними, с танками – не отрывая взгляда от шоссе, Михаил заговорил о более насущной в нынешних обстоятельствах теме – мы и здесь в город не проедем. Крепко они всё перекрыли, даже в объезд на аэродром не прорваться.
От посёлка Большая Выя отходила на юго-восток не обозначенная ни на одной карте узкая асфальтовая дорога, обходившая Горноуральск с севера. Не показана была по одной, но очень важной причине – кроме как к воротам закрытого военного городка, по ней проехать было просто некуда.
Из посёлка, расположенного за уходившей вправо развязкой, донеслись и быстро затихли звуки заполошной стрельбы. В общем гаме чётко выделялись редкие выстрелы из «Калашникова», но теперь, после всего увиденного и услышанного, было не понять, кому принадлежало штатное оружие местного отделения милиции.
- Пойдём – потянул Михаила за рукав дядя Коля – нам здесь ловить нечего.
Они выбрались из кустов и вернулись к спокойно спящей в зарослях дикой малины машине. Выбравшись из укрытия, Михаил осторожно, на первой передаче, повёл машину по разбитой колее вниз, удерживая машину на гребнях. Передние стёкла он опустил, настороженно прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Воспользовавшись моментом, дядя Коля усиленно дымил, в промежутках между затяжками держа папиросу за дверью.
- Я вот что думаю – сказал Вяземский – можно через «Золотую осень» выбраться – он смял тлеющий табак пальцами и выкинул папиросу под машину.
- Там ведь нет переезда – возразил Михаил, с трудом вспомнив о каком из коллективных садов, густо нанизанных на пригородный участок магистрали, ведёт речь дядя Коля.
- Нет, значит сделаем. Накидать брёвна между рельсами, досками сверху закрыть – невелико дело. Там одних участков в обе стороны нарезано не меньше пяти тысяч, народу хватит.
- Дорога туда от станции видна как на ладони – начал вслух размышлять Михаил, они уже ехали вдоль длинного серого забора – только выедем, пальнут вслед не раздумывая и всё, Митькой звали.
- Да, это серьёзно – задумался Вяземский – подожди, тут же охранник из местных, давай его спросим!
Снова зарулив на парковку у КПП, они отправились к проходной, но милиционера там не обнаружили. Высокая, от пола до потолка вертушка было надёжно заблокирована, окошко для документов закрыто изнутри.
- Ладно – Михаил пнул загудевшую от такой бесцеремонности вертушку – сами разберёмся.
Выйдя на асфальтированный простор, они с крыльца внимательно осмотрели окрестности.
- Вот там, что-то вроде просёлка виднеется – Михаил протянул руку к повороту на станцию – в ту сторону. Ой, дурак! – он вдруг хлопнул себя по лбу.
- У меня ведь в машине ноут лежит – пояснил он удивившемуся подобной эскападе дяде Коле - а там Гугл Эрс установлен. Сейчас всё посмотрим.
Михаил открыл багажник и расстегнул лежащую на ворсистом ковре объёмистую спортивную сумку. Просунув руку в середину уложенных стопкой вещей, он вытащи упакованный в матерчатый чехол небольшой ноутбук. Раскрыв и включив небольшую машинку, Михаил с нетерпением водил пальцем по тачпаду, ожидая полной загрузки Виндоус. Наконец творение Билла Гейтса соизволило запуститься и Михаил щёлкнул по сине-белому значку. Согласившись на автономный режим работы программы и прокрутив появившееся изображение земного шара, Михаил увеличил детализацию до максимально возможного.
- Мы вот здесь – он вывел в центр экрана сфотографированную из космоса проходную – нам надо вот сюда – он протянул изображение на северо-запад.
- Вот это? – Николай Юрьевич указал мозолистым пальцем на еле заметную ниточку, ведущую от переезда через железнодорожную ветку, сквозь лес к огромной поляне, скользнувшую по самому её краю и, наконец нырнувшую в похожую на кривую трапецию скопление маленьких домиков. Сдвинув изображение влево, они просмотрели предполагаемый маршрут.
- Бл … - разочарованно сказал Михаил – от «Золотой осени» дорога в город то же идёт через станцию.
- А это что? – дядя Коля указал на уходящую к югу просеку, пересекающую по диагонали всю выведенную на экран картинку.
- ЛЭП или газопровод, точно не помню. Да, газопровод. Был бы у нас «Хаммер» или «козёл» на крайняк, проехали. А так … Проще пешком дойти.
Михаил с досадой захлопнул крышку, вернул ноутбук на место.
- Поехали, что ли. Нас бабы уже заждались. – несколько двусмысленно сказал дядя Коля, слегка усмехнувшись.
После краткого обмена мнениями, было решено объехать садовый кооператив вдоль железнодорожных путей и оставить машину у одного из многих частных въездов, оборудованных владельцами крайних участков. Так было лучше во всех смыслах, а пройти метров двести пешком от забора до магазина никому из них трудностей не составляло.
Они прошли тихими улочками, над которыми тихим утром был легко различим звук журчащей воды – наступило время утреннего полива, в нынешнее жаркое лето особо ценимое огородниками.
Судя по отдалённому завыванию циркулярной пилы, проблем с электричеством пока не было, в отличие от станции, где сразу после разрушения трансформаторов погасли все светофоры. Шли молча, внимательно оглядываясь по сторонам.
- Дядя Коля – нарушил молчание Михаил – у вас патроны двенадцатого калибра есть?
Сосед внимательно посмотрел на него, не сбавляя шага
- Какое ружьишко заныкал, Миша?
- Двустволку ижевскую. Так, по случаю прикупил всего за семьсот рублей.
Вяземский хмыкнул, провёл по усам ладонью.
- Маслят найти не проблема, но геройствовать не советую. Против армии с дробовиком не попрёшь.
- Какая армия, дядя Коля? Бандиты обыкновенные.
- Ты когда служил, Миша? – вдруг спросил его Вяземский. Им осталось пройти ещё один перекрёсток и повернуть налево.
- С девяносто пятого, здесь на узле связи. Ну, я ведь рассказывал.
- Запамятовал я. Так вот – он ненадолго замолчал, словно вспоминая - то, что мы на шоссе видели, я сам делал.
- Где? – изумился Михаил
- В Чехословакии. В шестьдесят восьмом. Я тогда в ГСВГ служил, вместе с восточными немцами Брно занимали. От нас танки, от них пехота. Я ведь танкист, Миша. Мы так ключевые перекрёстки контролировали. Минимум четыре танка и взвод мотопехоты.
- Так вы хотите сказать – Михаил даже не смог сразу сформулировать то, что его сосед понял ещё на обрыве – это …. Это армия? Но откуда?
Они уже подошли к последнему повороту, за которым был слышен приглушённый людской гомон.
- А это нам сейчас товарищи расскажут – криво усмехаясь, сказал дядя Коля. Вывернув к правлению, они увидели толпу садоводов, обступивших угловатый открытый джип с тремя военными в форме более чем полувековой давности. К заднему бамперу был приторочен обвисший без движения воздуха красный флаг. Один из антикварных служивых стоял, держась за лобовое стекло, и что-то спокойно объяснял собравшимся.
Подойдя ближе, они не стали пробиваться сквозь толпу к машине, остановились с краю собрания. Михаил с высоты своего роста легко нашёл стоящих тесной кучкой у машины всех своих пассажиров. Причиной этому был Лёшка, с двумя соседскими пацанами пробившийся в самый первый ряд, практически напротив толкающего речь военного. Маша держалась за сыном, справа от неё виднелась белая панамка Анны Ивановны, а ещё правее, с краю обрубленного передка джипа, стояла Юля. С сумкой на плече и весьма скептическим выражением миловидного лица. Слегка поднятого для лучшего понимания ситуации.
- Товарищи! – видимо не в первый раз хорошо поставленным голосом сказал оратор – прошу вас пока оставаться на месте. В десять часов по местному радио и телевидению будет зачитано специальное обращение.
- Так вы и телевидение в городе захватили? – вклинилась в плавную речь Юля, не отводя глаз от мягко очерченного лица представителя новой власти.
Лейтенант, чем-то неуловимо похожий на молодого Табакова в роли Шелленберга, не поддался на провокацию, лишь бросил внимательный взгляд на въедливую девицу.
- В десять часов! – он поднял руку для большей убедительности своих слов – там всё услышите!
Он сел на место и скомандовал загорелому водителю с типично южнорусской внешностью, завести машину и разворачиваться. Столпившиеся садоводы расступились, освобождая проезд и негромко переговариваясь, как вдруг к машине подскочил Лёшка и восторженно спросил
- Автоматы у вас настоящие? Я такие только в кино видел.
- Настоящие – громко ответил лейтенант и слово повисло в мгновенно наступившей тишине. Слышно было, как вернувшийся к одногодкам Лёшка яростным шёпотом доказывает свою правоту двоим менее подкованным в истории сверстникам. Фыркнув и затарахтев, кургузый джип с пустыми кузовными проёмами вместо дверей развернулся на площади и выехал в сторону станции, провожаемый множеством удивлённых и настороженных взглядов.
Юля, почувствовав взгляд Михаила, обернулась и закусив губу, двинулась сквозь ряды расходящихся по своим участкам садоводов в его сторону. Следом, в пяти шагах, держа сына за руку, вышагивала Мария. Анна Ивановна увлечённо беседовала с тремя женщинами бальзаковского возраста, изредка посматривая в сторону стоявшего рядом с Михаилом мужа.
- Пока не уходи – сказал дядя Коля – я сейчас с Аней переговорю и вернусь.
Он быстрыми шагами прошёл мимо медленно, но неукротимо приближающихся к Михаилу женщин и стал о чём-то вполголоса беседовать с супружницей и тремя тётками, помогая себе активной жестикуляцией.
Юля остановилась перед Михаилом, нервно теребя тонкий ремешок сумки. В метре слева от неё встала Маша, поставив сына перед собой и обхватив его руками. Он слегка морщился от такого телячье-нежного обращения и слегка елозил, но мать держала его крепко.
Пока они шли, Михаил успел перебрать множество вариантов разговора и дальнейшего своего поведения и решил остановиться на самом естественном варианте в данной ситуации. О чём и сообщил внимательно слушающим его женщинам.
- Сейчас самое главное – всем благополучно добраться до города. Понятно? Всё остальное – потом. Там будем разбираться.
Он адресовал последнее слово Марии, но Юля дёрнулась, как от удара. Маша слегка улыбнулась.
- Прошу вас – Михаил даже прижал руки к груди для должного эффекта – делать всё, что я вам скажу и не спрашивать, зачем это надо.
- Даже сейчас? – с какими то странными интонациями спросила Юля.
- Когда двинемся в сторону города. Тогда я просить престану. Буду просто приказывать.
- Вот ещё! – вскинула подбородок Юля – я сама доберусь! Без твоих дурацких приказов!
Она развернулась и размашистым шагом двинулась в сторону открытых ворот между «Волгой» и неспешно беседующими пенсионерами. Не ожидавший такой реакции Михаил растерялся, но вдруг на помощь ему пришёл дядя Коля. Он оставил жену, буквально перехватил Юльку за локоть и что-то стал ей на ходу втолковывать. Она вырвала руку, но слушать не перестала. Шаг её замедлился и, пройдя несколько метров от машины, она остановилась и как-то растерянно внимала словам коренастого дяди Коли. К ним подошла Анна Ивановна и, о чём-то переспросив мужа, стала подтверждающее кивать головой. Поля её панамы смешно трепыхались, но наблюдающего эту сцену Михаила на юмор как-то не пробивало. Маша стояла, всё так же обняв притихшего Лешку и безмятежно глядела куда-то вдаль, мимо крыш и труб, в сторону леса. Гордо выпрямленная фигура формальной жены излучала плохо скрываемое презрение. О том, что происходило за её спиной, она могла только догадываться, но, судя по её поведению, догадка не слишком расходилась с реальностью.
Анна Ивановна с дядей Колей подошли к Михаилу, Юля осталась за ними. Но всё-таки подошла, словно здесь ей стало вдруг лучше, чем в безмятежном пространстве за распахнутыми настежь воротами. Мимолётно Михаил сравнил обеих подруг и поразился вдруг общим чертам столь разных по фигуре и характеру девушек. Обе обладательницы каштановых волос, более светлых и длинных у Маши и в одинаковых пропорциях сложенными фигурами. С поправкой, конечно, на более высокий рост Маши. Сантиметров десять, а грудь и бёдра не превосходили в обхвате того, что получилось бы при более высоком Юлькином росте. Отогнав невместные мысли, он спросил у Анны Ивановны, о чём во время их отсутствия разглагольствовал перетянутый ремнями военный с красной звездой на фуражке. Ответ вогнал его в психологический ступор.
- Он сказал, Миша, что с этого дня в стране началось восстановление советской власти.
Мария после паузы кивнула подтвердждающе, а Михаил всё переводил взгляд с одного взрослого лица на другое. Маша казалось, была самой безмятежностью, Анна Ивановна не скрывала своей озабоченности, Юлька надулась, а дядя Коля топорщил усы и о чём сосредоточенно думал. Сейчас на площади они были одни, не считая медленно нагревающейся под солнцем малиновой «волги».
- Это чё за хрень? Извините, вырвалось. Откуда эти ряженные с древними автоматами вообще взялись? Коммунисты, что-ли, напоследок мятеж решили устроить?
- Ты про танки ещё не рассказывал? – вступил в разговор дядя Коля.
- Танки? – распахнул глаза Лёшка – Настоящие?
- Да уж. Самые настоящие – ответил Михаил. Удивление в женских глазах стало меняться испугом.
- Вот что – решил Николай Юрьевич – пойдёмте к нам, переговорим. Дом большой. Все поместимся. Идите, а я машину пока отгоню.
- Папа, а где наша машина? – встрял в разговор Лёшка.
- Там, за забором стоит. Да ничего с ней не сделается – автоматически ответил Михаил, разворачиваясь в сторону видневшейся вдали высокой, выложенной пластиковой псевдочерепицей «ондулин», крыше. Маша за его спиной улыбнулась ещё раз.


Все разместились на веранде дома Вяземских за одним большим овальным столом. Анна Ивановна предложила ещё раз позавтракать, раз такое дело и никто от предложения хозяйки не отказался. Двухэтажный дом, построенный лично дядей Колей, по качеству и комфорту намного превосходил домик Михаила Корнеева. Как «Волга» превосходила по габаритам «Заз», гордо названный «Шансом». Два этажа, большая веранда. Упрощённо конструкцию дома можно было представить как три одинаковых параллепипеда под ломанной линией крыши. Над комнатой и верандой перпендикулярно располагалась просторная мансарда с балкончиком в сторону любовно возделываемого участка. У межи с участком Михаила, выходившем на другую улицу, дядя Коля возвёл баню с пристроем. Вернее сказать, он сначала построил баню, а потом дом. При необходимости в бане могло легко заночевать человек пять – двое в парилке и трое в предбаннике, прямым углом охватывающей две стены помывочно-парильного отделения. За стеной, ближе к дому был приделан сарай с туалетом. Вся южная часть участка была отдана грядкам и парникам.
Сам Михаил не видел необходимости в подобном размахе. Оставшийся от родителей одноэтажный дом он лишь отделал снаружи и изнутри, подремонтировал баньку и построил гараж для машины с крепким кессоном-погребом. В планах было оборудование комнаты на втором этаже для повзрослевшего сына, но этим мечтам Лёшки так и не было суждено сбыться.
Вернувшаяся с улицы Юля вытерла руки висевшим на стене полотенцем и села напротив Михаила, на короткой стороне стола. Место рядом с отцом сразу занял Алексей, следом разместилась Маша, затем дядя Коля и Анна Ивановна, т.к. это место было ближе к плитке и холодильнику, перед которым уселась Юля. Печка у Вяземских была только в комнате, поэтому разместились свободно.
Алексею налили полную тарелку окрошки, взрослые пока перекусывали бутербродами. На плитке в большой чугунной сковородке разогревался шашлык, от основательного угощения которым вчера отказался Михаил.
- Спешу, дядя Коль – подмигнув, объяснил он своё решение соседу. Вяземский понимающе посмотрел на фигурку Юльки, мелькающей на веранде дома, и всё-таки всунул в руки соседа пару шапуров.
- Для укрепления сил – усмехаясь, сказал вчера вечером дядя Коля.
Об этом эпизоде оба мужчины сегодня постарались забыть, а занятая тогда на веранде Анна Ивановна даже не заметила мимолётного разговора.
- Так, значит, советскую власть восстанавливать будут? Ну-ну – Михаил задумчиво чертил геометрические фигуры зубцом вилки по скатерти.
Высказавшись сами и выслушав слова женщин, Михаил с Николаем Сергеевичем пока размышляли над всей полученной информацией. Женщины то же молчали, занятые каждая свои делом. Маша присматривала за сыном, Анна Ивановна хлопотала у плитки и буфета, Юля слегка отвернувшись от всех к окну, наблюдала за движением облаков. «Что же её дядя Коля сказал, что она так быстро одумалась?» - мелькнуло в голове Михаила «Надо потом как-нибудь наедине спросить. Пригодится, может быть, в будущем». Вслух же он сказал совсем иное.
- Что же у нас получается? Они обесточили перегон, захватили станцию, «Сапсан» и возможно электричку, на которой вы приехали – он посмотрел на Машу и сына – она далеко просто не могла отъехать. Заблокировали бронетехникой все перекрёстки у посёлка. Это значит …
- Это значит, что одним ударом они разрезали область напополам – потерёв щёку, сказал Вяземский – от Екатеринбурга теперь в Кушву и дальше можно проехать только через Пермь. То же самое с железной дорогой.
- Есть ещё алапаевская ветка – возразил Михаил. Он бросил вилку и обхватив голову руками, мучительно вспоминал что-то важное, могущее дать ответ на все вопросы и неясности. Слушал он дядю Коля вполуха.
- А! – пренебрежительно махнул рукой Николай Юрьевич – там давно уже нормальные поезда не ходят. Весь путь раздолбан и тяга только тепловозная. Вот считай – крюк почти в четыреста вёрст. Каких-либо приличных войск у нас здесь нет, всё посокращали. Одни менты да гуфсиновцы остались. А что они против регулярной армии сделают? Сутки, минимум, у них есть. Пока наши власти очухаются, пока шевелится начнут. Да и потом – просто так в город не пробиться. Хоть отсюда, хоть с юга. Не удивлюсь, если возле Шайтанки такой же блок-пост выставлен. Ребята серьёзные, как …
Он вдруг остановился, словно запнулся и побледнел. Расстегнул, ворот рубашки, налил себе из графина малинового морса и стал жадно пить большими глотками. Михаил сложил руки на стол, откинулся на спинку стула.
- Ночью, где часов с двух, в той стороне – он указал большим пальцем себе за спину, в сторону востока и прикрывающей шоссе высоты - был такой шум, как будто тяжёлая техника едет. Ну, как на парад девятого мая.
- Долго? – поперхнувшись, спросил его Вяземский. Маша заинтересованно смотрела на Михаила, Юля тихонечко поёрзала на стуле, вдруг ставшим страшно жёстким и неудобным.
- Часа два, два с половиной точно – глядя на ещё более побледневшего соседа, сказал Михаил. Такое волнение было ему пока непонятным
- На север они не пошли, на юг – вряд ли. Иначе перекресток так бы не охранялся. Есть только одна дорога, куда они могли двигаться – еле слышно сказал дядя Коля.
Михаил смотрел на его осунувшееся лицо и, наконец, понял, что так потрясло до глубины души соседа.
- О, бл… ! – Михаил рывком встал и не думая извинятся перед женщинами и сыном, заходил по веранде – Свободный! Но это … это полный пи….ц!
- Да – согласился бывший танкист – пришёл полярный зверёк, открывай ворота.
- О чём вы так говорите, Коля, Миша! – прижав руки к сердцу, спросила от плитки Анна Ивановна.
Михаил остановился напротив неё и глядя в добрые глаза школьной учительницы, громко и отчётливо выговорил.
- В Свободном размещена сороковая ракетная дивизия тридцатой армии ракетных войск стратегического назначения. Несколько десятков мобильных ракет типа «Ясень». Часть ракет оснащена разделяющимися головными частями. Мощность каждой боеголовки от ста двадцати до двухсот килотонн.
Глухо стукнула о покрытый половиками пол выпавшая из рук Анны Ивановны тефлоновая лопатка. Из-за спины Михаила звонко прозвучал голос сына
- Пап, они с древними автоматами целую ракетную дивизию захватить собираются? Нас туда в мае на экскурсию возили, там такие спецназовцы! Нам показывали …
Он видимо хотел сказать что-то ещё, но был одёрнут Машей. Михаил развернулся, подошел к нему, запустил правую ладонь в русые волосы.
- Спецназовцы там наверно отличные. Только они против регулярной армии с танками воевать не учились. Я когда-то работал в одной конторе с бывшим зам. командира части тридцать семь шестьдесят шесть, что дивизию охраняет. Так вот – он обвёл взглядом внимательно слушающих его слова родных и соседей – они готовятся на противодействие бандгруппам и таким же, как они спецназовцам-диверсантам. Против регулярной армии, откуда бы она не взялась, они долго не выстоят.
- Особенно при поддержке с воздуха – добавил Вяземский.
- Что? – переспросила слушавшая чуть ли не открыв рот Юля
- Помнишь – обернулся к Михаилу дядя Коля – ты меня у проходной спрашивал, что я услышал? Я тебе сказал, что показалось. Теперь по другому думаю. Я слышал звук винтового самолёта. Один в один на тот, что – он теперь развернулся к жене – два года назад, в Омск к Юре ездили, на историческое авиашоу он нас возил. Помнишь?
Анна Ивановна судорожно кивнула, всё ещё не придя в себя от столь ужасающего известия. Андреев повернулся обратно.
- Там такой звук был у винтовых самолётов, восстановленных местным аэроклубом. Ил-2 и Ла-5.
- М-да, только этого ещё не хватало – Михаил вздохнул, сел на своё место – ладно, давайте поедим, что-ли. Может на сытый желудок что-нибудь дельное придумаем.





Глава 3

Старые, не раз и не два отремонтированные, помнящие ещё первые дни освоения, густо окрашенные суриком вагоны, медленно катились на север. Остались позади сотни километров петляющей между холмов стальной колеи, единственного признака цивилизации на просторах саванны. Травяного моря, не знавшего ни плуга пахаря, ни топота парных и непарных копыт, ни шелеста падающих с деревьев огромных, как ковбойская шляпа листьев. Не было в этом мире лошадей во всех видах, и деревья росли лишь намного севернее, да ещё по склонам вздымающихся на востоке гор.
Михалыч сидел в проёме вагонной двери, свесив босые ноги. Привалившись левым плечом к нагревшемуся за долгий день косяку из узкого швеллера, он не спеша отхлёбывал зелёный чай из стальной и мятой, но собственной кружки и вполуха прислушивался к ведущемуся позади него разговору. За неделю осторожного продвижения от одного лагпункта к другому, он успел выучить наизусть все возможные темы бесед в маленькой группе людей, оставшихся в живых наверху при нападении клякс. То, что впервые за всю историю Освоения атака была произведена с двух сторон, с прорывом считавшегося вполне надёжным ограждения и даже с элементами какой-никакой, но всё-таки тактики, придавало отбившимся от плоских захватчиков людям весьма почётный по лагерным меркам статус. Даже то, что они впятером ехали в отдельном вагоне, пусть даже и грузовом, двухосным и самым маленьком в длинном составе, медленно ползущем теперь на север, было по меркам советской страны невероятным шиком. Гейгер, правда, уже успел заявить начальнику особой группы майору Климцеву, что матрасы в спальном углу вагона не идут ни в какое сравнение с теми, что были в лагпункте десять-пятьдесять шесть и следовало бы принять меры, но был тут же поставлен на место.
- Выискался то же, принц на горошине! Тюфяки ему подавай! Расслабились там у себя в пограничье! Вся страна на вас сутками пашет, от пайка кусок отрывая! А вы, тьфу!
Он самым натуральным образом плюнул на густо заросшую вечнозелёной травой насыпь и вернулся к себе в штабной вагон. Оставив стоявшего в очереди вагону-кухне долговязого Карла под множеством осуждающих взглядов. Забрав положенную по норме пайку, немец быстро вернулся в последний по ходу состава вагон и слопал половину ещё до прихода остальных членов «меченной тенью» команды. Так неофициально называли тех, кто уцелел при нападении клякс. «Отмеченный тенью» - так в документах выделяли вырвавшихся из смертельных объятий чёрных полотен, но в широких народных массах не делали разницы между всеми пережившими ночь наверху. По необъяснимой причине кляксы не могли проходить в закрытое подземное помещение. Выше уровня земли их способность просачиваться сквозь любые, самые узкие щели, уносила множество жизней. Внешне неуязвимые в развёрнутом для охоты состоянии, они пасовали перед сбитом из досок люком в подвал. Скользили, шелестя по неровной поверхности, но проникнуть вглубь не могли. Самым главным условием подобной защиты, было искусственное создание скрытой под землёй полости. Перекрытия природных балок, ям и оврагов такой преграды не создавали. С чем это было связано, за все эти годы никто так и не смог понять, но пользовались эмпирически полученным знанием на всю катушку. В любом населённом пункте страны имелись подобные «кляксоубещища», упрощённые варианты перенесённых с прежней Земли бомбоубежищ. При первых сигналах тревоги народ заученно нёсся со всех ног в определённые каждому подвалы и спокойно спал там до утра. Редкая стрельба с наблюдательных вышек интересовала в основном родственников стоящих на посту часовых. Особых обстоятельств беспокоится о их благополучии не было – крайне вёрткие у земли, кляксы буквально с каждым метром подъема теряли подвижность и до находящейся на десятиметровой высоте точке обзора буквально ползли, вяло трепыхаясь измочаленной тряпкой. Даже пары малокалиберных пуль было достаточно, что бы отогнать любителей человечины на безопасное расстояние. Всего лишь отогнать, конечно, убитых и раненых клякс никто никогда не видел, даже пробивших плоское тело пуль не находили ни разу. Создавалось такое ощущение, что они поглощались колышущейся чернотой без всяких последствий, за исключением кинетической энергии кусочка свинца, отбрасывающего кляксу в сторону. Даже попадание в самый край хватало для временного выноса противника с поля боя. Поразительная гибкость единственных найденных человеком в этом райском мире врагов в момент удара пули исчезала, и клякса вела себя как абсолютно жёсткое тело, восстанавливаясь в привычное расстояние через нескольких десятках метров неуправляемого полёта. На то что бы выйти из своеобразной контузии, хищнику требовалось как минимум три-пять минут, за которые удачливый стрелок имел все шансы добраться до ближайшего убежища.
Днём клякс никто и нигде не видел, ночью мало кто из увидевших, мог наутро рассказать о своих впечатлениях кому либо. Если бы не плоские хищники, да другие, доставляющие лишь беспокойство создания случайно обретённого советской страной мира, жизнь людей на планете ничем бы не отличалась от Эдемского сада. Строго перпендикулярная эклиптике ось вращения, единственный известный континент, огромным массивом суши протянувшийся между высокими широтами, отсутствие полярных шапок – всё это вместе взятое делало Гею воистину райским местом. На двух третях северного полушария средняя суточная температура колебалась около двадцати градусов Цельсия, слегка повышаясь к югу и снижаясь к северу, но нигде, даже в предгорьях, не опускаясь ниже пятнадцати градусов.
На висевших в каждом красном уголке картах был показан весь хоть как-то освоенный людьми северо-запад материка. По самому низу неприступными ледниками белели Гималаи, протянувшимися от одного края карты до другого. От правого нижнего угла к правому верхнему натянутым луком изгибались Рифейские горы, выпуклой частью нависая над густозелёными джунглями, в середине которых расслабленно змеился великий Нил. Крайними рукавами дельты вечно мутная река почти забиралась к половине карты, где от побережья до крайних увалов Рифеев на тысячу с гаком километров раскинулась холмистая степь. Крайний запад середины карты заманчиво отсвечивал океанской голубизной, ближе к материку усыпанной множеством островов на манер Эгейского моря. По аналогии обширный водоём, ограниченный материком и длинным островом Крит, развёрнутым на девяносто градусов к своему земному прототипу и получил такое название.
Аналогом земного Урала местные Рифейские горы были лишь в самом общем приближении. В самой узкой своей части они превосходили Южный Урал на Земле, а ближе к северу горный массив был как будто надорван могучими силами, поднят и раздвинут в стороны. В образовавшейся миллионы лет назад трещине теперь зазубренным ятаганом голубело огромное, вытянувшиеся в меридиональном направлении, озеро. Нет, озером назвать разлёгшееся почти на две тысячи километров природное чудо ни у кого из колонистов не поворачивался язык. Только Внутренним Морем. Единственным крупным хранилищем пресной воды, основным источником белковой пищи, энергии и транспортной аортой советской страны.
Холодная вода с ледников приносила в пресное море живительный кислород и рыбная жизнь в прозрачных глубинах била самым настоящим ключом. Огромные белорыбицы, стерлядь, форель и прочие разновидности холоднокровного царства не давали умереть с голоду даже ленивому рыбаку. Что уже говорить о рыболовецких артелях Лагпрома!
От размышлений общего толка Михалыча отвлёк резко увеличившийся градус дискуссии. Прислушавшись, он счёл за благо вмешаться.
- А я говорю – нет на Крите окна и никогда не было! – как всегда в моменты волнения, голос Гейгера звучал с отчётливым немецким акцентом.
Сидевший напротив него Юрьев только посмеивался, отхлёбывая из кружки.
- Вот, послушай – обратился он к перебравшемуся в центр вагона Михалычу – ни одному факту не верит!
- Да что там твои факты! – отмахнулся Карл – сказки казарменные. «Один товарищ, друг другого товарища, сослуживца очевидца, рассказал …».
- Это вы про что? – больше из вежливости спросил Михалыч, долив себе из видавшего виды чайника. О чём пойдёт разговор, он в общем-то уже догадался, но теперь надо было внести в дискуссию ноту успокоения и порядка. Что бы не разругались вдребезги, как в прошлый раз. Если так получилось, что в дальнейшем их судьбы неразрывно сплелись, то незачем с самого начала портить себе и другим нервы. Удивительно, что такая простая казалось бы мысль, так редко посещала людей, живущих здесь уже шестой десяток земных лет. У длинной жизни, как оказалось есть весьма существенные проблемы и недостатки. Пренебрежение к мнению других – одно из них. Когда человек сам себе доктор и заодно не стареет, трудно совместить его мнение с мнением таких же как он, долгожителей. Один из пересёкшихся с Михалычем в лагерной жизни бывший профессор Ленинградского университета, попавший под каток «ленинградского дела», называл это психологическое явление «реинфантилизацией». С уточнением по возрастному и половому признаку. Весь барак заслушивался его научным романом, двое проникшихся психологией зэков даже на заочное отделение Кировского университета записались, когда вышел очередной указ о послаблениях и разрешениях.
- Что факты? – словно размышляя вслух, заговорил Михалыч – факт, от которого не уйти и которого не опровергнуть, никто скрыть не может. Мы по нему едем. Это Западная дорога. Согласны?
Собравшиеся в кружок вокруг чайника слушатели согласно закивали головами. Против карты, как говорится, не попрёшь. От освоенных земель северных равнин, предгорий Рифеев и долины Внутреннего Моря тонкой линией уходила на юг, прижавшись к западном склонам гор, ниточка железной дороги. Там, где горный массив максимально изгибался к закату, дорога поворачивала не девяносто градусов и максимально прямо уходила на запад, к усыпанному островками узкому проливу между Критом и материком. Ни одного месторождения, ни одного сельхозлагеря, ничего, кроме редкой цепочки лагпунктов, поддерживающих железнодорожную инфраструктуру и дальнейшее строительство магистрали вплоть до побережья и дальше. Официальная цель была известна каждому зеку и другим гражданам советской страны - строительство порта и судоверфей на океанском побережье Крита, но, как во всяком великом по замыслу деле, оставлявшая огромный простор для фантазий и предположений вдумчивых граждан.
- Строить её начали двадцать два года назад – тем временем продолжал Михалыч – я сам, помню, на первых километрах работал. Тогда ветку от Октябрьского через Тополиную падь тянуть начали, но дальше на плывуны наткнулись, насыпь всё время проваливалась.
Он сделал маленький глоток, чуть прикрыл глаза, вспоминая. Поезд медленно поскрипывал и постукивал на сочленениях рельс, коснувшееся земли солнце шёлковыми лучами проникало в открытые двери вагона и вместе с теплым ветром мягко касалось загорелой почти до черноты кожи.
- Там самое настоящее болото было. Когда дорогу по склону проложили и в саму падь вышли, никто даже предположить не мог, что дальше ходу не будет. Ровная как стол долина выходит из гор в саванну, травка по пояс, редко растут деревья, большая часть тополя, по ним ту долину и назвали. Ходишь пешком, на машине едешь – всё нормалёк, как по проспектам столицы фланируешь. Прочно всё, грунт под тобой не колышется, деревья опять же не кособокие растут, а вполне нормальные, метров по десять высотой. Какая здесь геология может быть? Высотку построить можно, с башнями и шпилем, как в Москве. Ну, значит, сняли мы профиль и в саванну вышли, а за нами уже бульдозеры с самосвалами прут. С подтянутой железки щебень подают, на откосы сгружают и дальше по маршруту развозят. Укатывают, само собой и скаты ровняют. Кипит работа, нормы выполняют и перевыполняют, насыпь уже на половину пади протянулась, вот-вот начнут решётку укладывать. Красота!
Последнее слово Михалыч сказал с плохо скрытой иронией. Слушатели понимающе хмыкали и переглядывались. Перевыполнить лагерные нормы – даже в те годы это надо было уметь. Хотя учётчики и нормировщики обходились без вычислителей, но дать возможность зэку-работнику перевыполнить хоть что-либо, значит, для них признаться в полной своей профессиональной никчёмности и непригодности. Не даром работники планово-экономического управления Лагпрома большей частью были прикомандированы к любому мало-мальски крупному строительному или производственному объекту. Для, так сказать, постоянной проверки жизнью своих теоретических построений. На малых точках и участках обходились отсылкой еженедельных отчётов в кустовой отдел, но подобного непригляда на Западной дороге ни один «боец в нарукавниках» даже представить себе не мог. Строительство курировал лично товарищ Кузнецов и сотрудники Вознесенского с ног сбивались, что бы обеспечить нужную цифру. А она, собака, постоянно выскакивала в «красную» сторону! В результате успехи в отсыпке превращались в лихорадку добычи стройматериалов и постоянных сбоях в графике оборота вертушек, подвозивших бут, гравий и щебень к месту столь успешно продвигающегося строительства.
- Лагпункт у нас был на самом краю саванны поставлен – продолжил свой рассказ Михалыч – когда провал в первый раз случился, мы как раз на развод выходили. Только разнарядку на день зачитали, как по рации с вертушки звонят дежурному и кричат в трубку, что треть насыпи в землю ушла. Вот гаму-то было! Начальство суетится, поначалу переспрашивают, не ошибся ли машинист, он только состав на склон вытянул. Тот отвечает, что видит отчётливо, как в середине отсыпки провал образовался, как корова слизнула. Даже с трёх километров заметно, а на что ещё ему при работе бинокль полагается. Вот как раз для таких случаев – внимательно посмотреть, куда паровоз едет. Были, как у них на дороге говорят, прецеденты.
Ну, мы все бегом к насыпи, хорошо, что до неё всего километр с небольшим оставалось. Подбегаем, а там действительно провал. Метров пятьсот под землю ушло. Походим ближе, смотрим. Кое кто даже лопаты в руки взял, по краю провала, где в траве щёбёнка видна, копать начал. Ну, раскидали камешки вручную метра на два, а там вода заблестела. Нет там, оказывается, скальных пород и суглинков, как у геологов нарисовано было. Только мокрый песок и сверху дёрн такой плотности, что гружёную машину свободно выдерживал.
- Почему до этого ничего не проваливалось? – удивился Сергиенко.
- Пока деревья росли – всё держалось – ответил Михалыч – там ведь степь практически, дров и прочего взять негде. Посрубали деревья, пока насыпь гнали, а как спилили последний тополь, так всё и началось. Неделю пробовали отсыпать, сначала техникой, а когда машины и трактора то же проваливаться стали, вручную, но всё бесполезно. Как в омут щебёнка уходит, конца-краю этому не видно. Помучились и бросили. Вот с тех пор трассу чуть ли не миноискателями проверяют – мало ли что где притаилось, вылезет, когда поезда пойдут и всё – ответят, как те геологи, что Тополиную падь прохлопали.
- Ну ладно – Михалыч поставил на присыпанный соломой пол опустевшую кружку – поговорили и будет. Давайте шмотки собирать, уже к Октябрьскому подъезжаем, скоро на выход. С нами там много кто побеседовать хочет.
Люди послушно разбрелись по вагону, от прежней, такой спокойной и ясной жизни им оставалось не более получаса. Поезд проезжал последний поворот и впереди, через распахнутые правые двери, знакомо заблестела облицованная полированной бронзой крыша водонапорной башни. За ней уже были видны первые здания перевалочной станции и высокий шпиль радиовышки с едва заметным красным флагом на самой высокой отметке.

- На поверку строится! – протяжный голос начальника поезда волнами прокатывался по уложенному брусчаткой перрону. Народ быстро выскакивал из вагонов с вещами и вставал напротив в шеренги. Когда суматоха утихла, в нарушаемой лишь шелестом ветра тишине прозвучал рапорт Николайчука.
- Товарищ полковник, сводный отряд Западного управления Лагпрома построен. За время следования проишествий не произошло. Начальник поезда номер сто сорок шесть майор Николайчук.
Он сделал шаг в сторону, затем вперёд и развернулся слева от богатырского сложения полковника МБ. Ростом почти под два метра широкоплечий здоровяк цепким взглядом окинул вытянувшихся во фрунт людей и не отрывая ладони от фуражки с васильковым околышем рявкнул во всю мощь начальственных лёгких.
- Поздравляю вас с благополучным прибытием!
- Служу Советскому Союзу! – единым порывом откликнулся строй.
Вперёд выдвинулся Николайчук, на фоне коменданта выглядевший совсем подростком.
- Направо! Согласно дорожному предписанию на территорию сборного лагеря шагом марш!
Подхватив вещмешки, зэки, служивые и вольняшки потопали в заранее открытые в огораживающим станцию заборе ворота. Мимо неподвижно стоящей пары начальников, барельефов вождя на глухих каменных стенах первого этажа вокзала, с единственной двустворчатой дверью в середине. Часы в простенке второго этажа над дверью показывали семнадцатый час вечера. До заката оставалось менее получаса.
Когда обитые бронзой ворота захлопнулись, Николайчук с Барминым подошли к неподвижно стоящей всё это время небольшой группе людей. У пассажиров последнего вагона было отдельное предписание.
- Молодцы – неожиданно мягким голосом сказал комендант южного округа, быстро и внимательно всмотревшись в лица – до утра продержались. Кто из вас от клякс вырвался?
Вопрос был задан скорее для проформы. Вряд ли обладавший всей полнотой власти над округом в половину Европы Владимир Бармин был не в курсе. Скорее всего и личное дело каждого успел изучить. Но отвечать всё-таки надо было, как принято, по старшинству.
- Старший геодезист лагпункта десять – пятьдесят шесть Шепетов Сергей Михайлович.
- Мастер смены цеха механосборочных работ Гейгер Карл.
- Молодцы – ещё раз повторил Бармин, обернулся к стоявшему сзади начальнику поезда – я вас отпускаю, товарищ Николайчук.
- Есть! – с заметным облегчением ответил начальник, развернулся и строевым шагом рванул к вокзалу.
Проводив его взглядом, хозяин южных земель вернулся к напряжённо ждущим дальнейшего развития событий пассажирам. О том, что по особому предписанию им следовало отправиться куда-то в совсем другом направлении, чем остальным, их оповестили на последней стоянке. Под роспись в прошнурованной книге. О том, что их встретят и дадут сопровождающего, то же сказали. Но увидеть в качестве вполне заурядного по меркам Лагпрома старшего группы самого коменданта южного округа – это было выше всяческих воображательных сил и способностей. Даже у склонного к всяческой немарксистской мистике Сергиенко, извлечённого в доблестные ряды Советской армии из глухих пермских лесов.
- Пройдёмте – просто сказал Бармин и показал рукой в сторону приоткрытой калитки в стене, противоположной воротам.
Бывшие лагерники развернулись на сто восемьдесят градусов и гуськом двинулись к служебному входу и выходу, сохраняя между собой и комендантом дистанцию. Михалыч нагнал идущего первым Юрьева и шёпотом спросил лейтенанта, что всё это может значить. Юрьев в ответ только пожал плечами и сделал жест рукой, долженствующий означать только – «никаких больше вопросов!».
За калиткой обозначилась квадратная площадка, с чисто выметенным и даже промытым, как на перроне, булыжником. В середине стоял свежепокрашенный автобус ЗиС на стальных пружинных колёсах. Около автобуса в ожидании переминалась с ноги на ногу пара линейщиков, при виде начальства живо распахнувших единственную дверь автобуса. Водитель вскочил на своё место, второй номер заученно выхватил из зажима на передней стенке кабины заводную ручку и устремился к громоздкому радиатору.
Пока они делали свои двадцать шагов по медленно остывающей мостовой, двигатель, чихнув и пыхнув смолистым выхлопом, равномерно затарахтел. Пропустив начальство и гостей в салон, помощник шофёра запрыгнул следом и закрыл глухо стукнувшую по кузову дверь. Незримая отсюда охрана медленно распахнула двойные ворота, так же обитые потускневшей от времени бронзой, и лязгая по брусчатке, пища и поскрипывая множеством пружинок в подвеске, автобус выкатился на ведущую от станции к посёлку дорогу.
Усевшийся сзади Михалыч обернулся и посмотрел сквозь слегка мутное торцевое стекло. Солнце уже скрылось за вторым станционным забором, окрасив неподвижно висящие в небесах облачные громады в красивый нежнопурпурный цвет. Водитель ощутимо прибавил газу, они мчались по опустевшим улицам в сторону постепенно вырастающей в щирину и высоту радиовышки. В окружённый высоким двойным и колючим забором филиал Академии Наук, как гласила вывеска над воротами, они въехали, лишь немного опередив последние солнечные лучи.
- К второму сектору – коротко бросил Бармин, перекрывая транспортный шум и направляя водителя в сторону отдельно стоявшего трёхэтажного здания с пристроенным с правой стороны длинным гаражным рядом.
Уже повернувший к притулившимся у подножия вышки одноэтажным домам шофёр не раздумывая притормозил и покатый автобусный капот развернулся в нужную коменданту сторону.
- Сразу в гараж – ещё раз указал Бармин. Водила кивнул и автобус, подрагивая, вкатился в заранее распахнутые ворота крайнего слева бокса.

Не оглядываясь, Бармин вышел сразу за шмыгнувшим в автобусную дверь водителем. Помощник шофёра суетился у вьезда в гараж, помогая закрывать громоздкие, сваренные из редкого стального уголка, воротины. Автобус Михалыча не впечатлил. Трясучий деревянный кузов, жёсткие, обитые потёртыми коровьими кожами скрипучие сиденья, да вдобавок проникающая в заднюю часть салона, куда он так неосмотрительно забрался, скипидарная вонь выхлопных газов. Недавно покинутый вагон показался ему верхом комфорта и не вредного для здоровья плавного перемещения в пространстве.
- Проходите – Бармин уже нетерпеливо выглядывал из распахнутой двери в разделяющей гараж и основное здание капитальной стене.
Группа отмеченных вытянулась гуськом, спереди обходя автобус и поднимаясь по окрашенной охрой лестнице к маленькой площадке перед входом в научные и возможно весьма засекреченные апартаменты. Сзади возглавляющего колонну Михалыча чуть слышно шпрехал Гейгер, на родном диалекте выражая презрение к окружающей его убогости. Разительно контрастирующей с циркулирующими в любом бараке слухами о сладкой столичной жизни, частью которой априори являлись любые научники. Михалыч завёл свободную левую руку за спину и предупреждающе сжал пальцы в кулак. Недовольный немец заткнулся, но менее антисоветски дышать от этого не престал, через шаг или два многозначительно и преувеличенно сильно вздыхая. Действительно, слабо освещённые голыми лампочками окрашенные светло-зелёной извёсткой стены коридора первого этажа, где они шли к видневшейся вдали лестнице, не вызывали эстетического восхищения бывшего имперского строителя. Сам Михалыч к такого рода интерьерам относился более-менее философски, наученный жизнью в Союзе различать частично не совпадающие между собой формы и содержание.
Всё время убегавший вперёд комендант дожидался их на площадке уходящего вверх и вниз лестничного марша и, заученно пересчитав пришедших по головам, нетерпеливо зашагал в ярко освещённый – даже отсюда было видно – подвал.
Только внизу Михалыч увидел первого часового. У входа в перекрытый железной решёткой коридор бдил охранник из молодых, настороженно оглядевший вошедших из своей отгороженной кирпичным барьером караулки. На стене позади служивого в идеально сидящем обмундировании и короткоствольным ППШ на груди висел монументальный телефон, ещё земного производства, в трубку которого уроженец нового мира споро докладывал о прибытии важных гостей. Бармин молча ждал, поигрывая желваками, но доклад по всей форме выслушал, не перебивая.
- Есть пропустить – ответил наконец рядовой вохровец в трубку, выслушав невидимого собеседника – товарищ комендант и пятеро сопровождаемых лиц. Распишитесь, товарищ комендант.
Прикрыв микрофон специальной заглушкой, парень повесил объемистую трубку на рычаг, достал откуда-то снизу, возможно из невидимого Михалычем стола, амбарную книгу с прошнурованными листами, свободные концы шнуровки надёжно закреплены сургучной печатью, положил журнал перед Барминым на широкий поребрик. Рядом поставил письменный прибор с латунной чернильницей и сделанной из гильзы крупнокалиберного пулемёта стаканчиком для перьевых ручек.
Бармин схватил перо, обмакнул не глядя и так же не глядя слегка стряхнул перо над открытой чернильницей, слегка стукнув по краю, размашисто что-то написал в журнале, вернул ручку в стаканчик и развернул журнал рядовому. Тот степенно вывел длинную фразу на полстраницы, аккуратно посыпал написанное мелким песком из латунной песочницы, так же изготовленной из стрелянной гильзы и убрав всё писчебумажное хозяйство на стол, наконец-то сдвинул в сторону часть решётки, освобождая проход, куда сразу шагнул комендант. Михалыч с остальными двинулся за ним следом.
Коридор, состоящий из коротких отрезков, состыкованных между собой под прямыми углами, наконец-то привёл их к месту отдельного назначения. Одна из трёх, встреченных ими в голых бетонных стенах дверей, была гостеприимно распахнута и под безликой надписью «лаборатория № 5» им открылся удивительный, истинно столичного шика мир, весьма ограниченный, правда, в подземном пространстве.

- Проходите, проходите, товарищи – по выскобленному паркету от середины комнаты к ним засеменил похожий на высушенный стручок сам академик Прохоров, что уже не лезло ни в какие, даже железнодорожные, ворота.
Бармин тихо отодвинулся в сторону, краем глаза Михалыч приметил, как он уселся за длинный и низкий, уставленный столовыми приборами и яствами столик. Рядом с меланхолично жующим шашлык на косточке примерно сорокалетним мужиком явно семитской наружности. Коротко остриженный горбоносец в полувоенном френче лишь бросил на растерянно замерших сопровождаемых короткий взгляд и о чём-то шёпотом заговорил с комендантом. Не отвлекаясь от шашлыка.
Стараясь не крутить головой в разные стороны, Михалыч деликатно высвободил рукав из цепкого захвата академических пальцев и пошёл вслед за главой научников, выхватывая глазами отдельные элементы нарочито роскошной обстановки. Если бы не отсутствие окон, то о истинном местонахождении богато изукрашенной комнаты он, например, ни за что бы не догадался.
Стены обтянуты светло-зелёной обойной тканью, навощенный паркет не скрипит под грубыми сапогами, на высоком и гладком потолке блистает хрусталём пятирожковая люстра. Мебель, правда представлена слабо, упомянутый низкий столик в окружении невысоких мягких сидений и нормального габарита стол в дальнем углу большой комнаты, сплошь заваленный разнокалиберными бумагами. Всего лишь пара венских стульев выгодно оттеняли изящество тонкой резьбы по краю толстой чёрной столешницы, поддерживаемой четырьмя похожими на изогнувшиеся под напором ветра хрустальные сталактиты ножками.
- Нам надо решить очень много вопросов! – тем временем начал свою экспансивную речь Прохоров – ещё никогда и никому за всю историю Освоения не удавалось отбить тройную атаку! Это уникальный случай! Он непосредственно связан с вашими, да-с, с вашими – он ткнул в грудь стоявшего ближе всего к нему Михалыча похожим на птичий коготь указательным пальцем – особенностями строения мозговых тканей и нервной системы!
- Простите, Александр Фёдорович - откуда то из-за спины донёсся незнакомый голос – пускай граждане разместиться на новом месте, а потом мы все вместе переговорим. Хорошо?
Что-то было в этом брошенном вскользь вопросе такое, что заставило заслуженного учёного как бы споткнуться и согласно закивать седой головой.
- Пройдите в левую дверь, там ваши новые апартаменты – властно распорядился незнакомец – обустройтесь по быстрому и к нам возвращайтесь. Времени у нас мало, а вопросов много.
Без лишних вопросов приезжие прошли к притулившейся в углу покрытой тёмным лаком двери. Михалыч потянул за витую бронзовую ручку и все вместе они вошли в весьма приличных размеров, примерно четыре на пять метров, жилую комнату. Без особых изысков, с простым деревянным полом и белёнными стенами, с расположенным в армейском порядке шестью застеленными железными кроватями. Свет на весь интерьер шёл от скромной двухламповой люстры, похожей на перевёрнутую настольную лампу. На пустой стене справа от входа была ещё одна дверь, за которой заглянувший Юрьев обнаружил самый настоящий ватерклозет и умывальник с овальным зеркалом.
Быстро затолкав вещмешки под кровати, они молча разобрались с очерёдностью пользования столь нежданными дарами цивилизации и вскоре вернулись в основную лабораторную комнату.
Вся начальственная троица уже сидела за столом и взмахом руки Бармин указал вышедшим в зал людям на пять мест напротив.
Осторожно усевшись на мягкое сиденье, Михалыч настороженно оглядел Бармина, Прохорова и оставшегося пока безымянным семита, блистающего заходящими на макушку залысинами. То, что оказываемое пятёрке вполне заурядных поселенцев внимание было из ряда вон выходящим явлением, понимал уже с момента поспешного их отъезда из похожего на развороченный муравейник лагпункта. Поначалу это вызывало у него удивление, но сейчас Шепетов с трудом скрывал смешанное с изумлением раздражение. Для чего весь этот балаган с подземным пиром в компании столь высоких начальников? Зачем они им вообще понадобились и чем придётся заплатить за подобную щедрость?
- Как говорят на Кавказе, без хорошей еды и вина не бывает беседы - Бармин взял в свои руки инициативу, буквально силком заставляя сидевших напротив присоеденится к трапезе - выпьем немного, откушаем и поговорим.
Под не сулящим ничего хорошего взглядом бригадир с командиром разлили из глиняной бутылки по глиняным же бокалом. Густокрасное вино текло мерцающей лентой из широкого горлышка, заполняя до самого края пузатые чарки. Капнув напоследок себе, Михалыч поставил бутыль под стол, прислонив глазированный бок к прихотливо изогнутой ножке. Как будто только вчера он пришёл с дня рождения друга и совсем не забыл народных примет и привычек.
- Кхм - собираясь что-то сказать, старой птицей всклёкнул старичок академик, но был мгновенно прерван успокаивающим движением левой руки безымянного.
- Позвольте представится - приятным баритоном, почти без властных и угрожающих ноток, начал свою речь незнакомец - Бергман Михаил Моисеевич, помощник товарища Сталина.
Пятеро чуть склонив головы, прониклись глубоким почтением. По многочисленным слухам, циркулировавшим по городам и лагпунктам, сидевший в центре напротив был из немногих приближённых к Вождю. За годы трудов и забот, проведённых на пути исправления, практически каждый зэк мог узнать имя и фамилию каждого члена правительства. Об этом заботились на политчасах и пятиминутках читающие информлистки активисты и прибывающие для более обстоятельных бесед лекторы общества 'Знание'. Слишком мало было людей в новом мире и слишком много стало зависеть от них после разрыва мировых коридоров. Хочешь - не хочешь, а запомнишь списки руководящих работников, если долгие годы и десятилетия они практически не менялись. Умереть от болезней на новой земле было практически невозможно за отсутствием таковых, раны и повреждения внутренних органов затягивались за несколько дней, а кляксы до раскинувшейся на брегу Внутреннего моря Столицы добраться практически не могли. Разве что попасть в немилость Хозяину, но таких случаев за все годы набиралось чуть меньше десятка. Слишком высоко приходилось падать и практически всегда упавшие с административных небес очень быстро пропадали в объятия клякс, на самых дальних и захудалых лагпунктах.
Бергман обхватил бокал длинными пальцами, поднял не спеша.
- За встречу! - простецки сказал самый главный в подвале, сглотнул вино одним махом, не чокаясь.
Следом за ним, чуть давясь и кашляя с непривычки, выпили остальные. Михалыч поставил чарку на скатерть, потянулся за шашлыком на широком подносе. Впившись зубами в нежное мясо, он попытался вспомнить, как это было на воле. Не сам процесс его заинтересовал, нет - насыщенный и чем-то терпкий вкус виноградного вина был ему совсем не знаком. Не доводилось ему ранее даже пригублять чего-то подобного, медленно растекающегося по жилам холодным огнём. Согревающим и успокаивающим одновременно, словно было вино настояно на диких травах бесконечных холмистых равнин, впитавших себя величавое небо и жаркий свет полудённого солнца.
С каждой утекающей в вечность минутой казалось Михалычу, что жизнь все эти годы лишь подводила его к некоему рубежу, к тому, что всё равно случилось бы вскоре. Он медленно ел, успевая чуть поглядывать по сторонам. Спутники Шепетова как будто посветлели внутри, разглаживая исчерченные заботами и морщинками лица, проявляясь в подвальной тиши истинным обликом, до селе скрытой лагпромовской маской.
Вытянутый, весь составленный из принципов и порядка Гейгер, верный долгу умница Юрьев, простой деревенский парень Сергиенко и себе на уме усач Иванов. Вот те люди, с которыми ему предстоит идти дальше по жизни. Шепетов с трудом подавил рвущееся наружу предвидение, сумел-таки спрятать его за ощущением вдохновляемой свыше вольности. Только так, по застарелой и въевшийся до мозга костей лагерной привычке можно было оградить себя от всяких разных и зачастую весьма болезненных неожиданностей. 'Не верь, не верь' молоточками било в висках, он наклонил голову, пряча глаза от внимательного взгляда напротив.
- Тяжело с непривычки? - с тщательно выверенной долей сочувствия осведомился Бармин.
- Да, товарищ комендант. Какое-то странное ощущение - осторожно подбирая слова, ответил Михалыч. Внутри отпустило и он посмотрел на широкое лицо коменданта, оставшееся совершенно неизменным после почти двухсот граммов забористого вина.
- Хорошего помаленьку - слегка поджав узкие губы, понимающе сказал комендант южного округа - такое вино вряд ли вам когда-нибудь удастся отведать.
Над столом повисла многозначительная пауза.
- Почему? - с запозданием вскинулся Гейгер.
- Не волнуйтесь, товарищ - Бергмановский баритон был на удивление тих и приятен - эта бутылка из винных подвалов товарища Сталина. Вряд ли вы, при всех ваших успехах, сможете когда-либо быть приглашённым на Озёрную дачу. Сами понимаете.
Он улыбнулся самой добродушной из всех добродушных улыбок, оглядывая по очереди будущих подопечных.
- Не понимаю - вдруг сказал с самого правого краю Юрьев - что мы сделали для такой ... - он слегка запнулся - такой дегустации?
Бергман повернул голову вправо, к давно откинувшемуся на изогнутую спинку стула академику. Почувствовав взгляд, Прохоров встрепенулся и слегка подался вперёд.
- Вы ещё ничего не успели сделать, молодые люди - слегка дребезжащим тенорком сказал академик - вам только предстоит это сделать.
- Да что же? - перебил научника Сергиенко и тут же пробормотал - извините.
- Понимаю ваше нетерпение - Прохоров смотрел на самого младшего отеческим взглядом - вам предстоит вернуться на Землю.
Вилка выпала на пол из рук Иванова, бормоча извинения, он торопливо поднял её с ковра на столешницу.
- Да - добродушия в голосе Бергмана практически не было - постараться - он сказал это слово с напором - как можно быстрее вернуться домой. Времени у нас почти не осталось.


После непривычного ужина, уже сидя на своей угловой кровати, ещё ровно заправленной тонким шерстяным одеялом в сине-чёрную клетку, Михалыч снова и снова перебирал в уме темы и обстоятельства недавнего разговора. Для удобства раздумий он облокотился левой рукой на стену, поверх выкрашенной чёрной краской железной спинки и подпёр склонённую влево голову ладонью. Глаза он прикрыл, что бы мыслям не мешало мельтешение отходящих ко сну соотрядцев. Кто-то подошёл, стал совсем рядом, напротив скрипнул досками настил. Михалыч слегка приподнял правое веко, в прищур рассматривая невежливого по лагерным меркам гостя. Однако сидевшему напротив Юрьеву было не до норм внутрибарачного политеса. Возможно, в казармах господствовали совсем другие правила.
- Побазарить пришёл, Константин Фёдорович? - нарочито грубо, но вполголоса спросил его Шепетов.
Юрьев усмехнулся, опёрся крепкими ладонями на край такой же, как у бугра, узкой кровати. Уложенные поперёк крепкие дубовые доски ещё раз жалобно скрипнули.
- Поговорить, что дальше делать будем - так же вполголоса ответил товарищ лейтенант, быстро переодевшийся в свободного покроя штаны и новую тельняшку с тёмно-зелёными полосами - главного отличия формы разведчиков и погранцов от других служивых частей.
Михалыч в ответ поднял глаза к свежепобеленному потолку, Юрьев снова понимающе улыбнулся.
- Испугался чужих ушей, а, Михалыч? Что-то это на тебя совсем не похоже. В лагере, помнится, ты куда откровенней был.
- За кума ты там был, что ли? - равнодушно спросил Сергей, даже не удивившись подобной осведомлённости.
- Нет, Сергей, но кое-что про тебя доводилось услышать. Как с хорошей стороны, так и не очень. Но, ладно, ладно - Юрьев примирительно приподнял с клетчатого одеяла ладонь с длинными, но весьма цепкими пальцами - всё что там было, забыто. Мы сейчас все в одной лодке.
- В подводной - сделал немаловажное уточнение Михалыч, Константин согласно кивнул - а раз так, то давай не строить из себя великих начальников, а поговорим, как встарь, со всей командой.
Не дожидаясь хоть какого-либо согласия, он через голову Юрьева обратился к хаотично перемещающимся у дальней стены соотрядникам - подходите ближе, парни, серьёзный разговор есть.
Никого не пришлось приглашать дважды. Трое из новых постояльцев подземной гостиницы неровным углом собрались вокруг подводящих какой-то итог командиров. Сесть на пустые кровати так никто и не попытался, лишь скрестивший руки на груди Гейгер опёрся плечом на торцевую стену - между спальным местом Михалыча, и тем, что наверняка займет Юрьев. Сидор лейтенанта так и остался лежать в общей куче слева от входной двери.
- Что молчите, как будто неделю не ели? - обратился к переминающемуся с ноги на ногу рядовому составу Шепетов - наверняка каждый из вас что-нибудь сказать хочет!
- Да - после зависшей паузы поддержал его Юрьев - Вот ты Николай, что думаешь?
Сергиенко вздохнул, повёл плечами, словно поправляя висящий на тощей спине невидимый груз.
- Я думаю - он посмотрел на сидящих начальников, зачем-то перевёл взгляд на меланхолично стоящего Гейгера - я думаю, что нас на восток отправят, в Сухие Долины. Там много всякого разного было - он оглядел внимательно его слушающих соратников, опустил очи долу, на сцепленные в замок руки - и странного.
- Понятно – как-то быстро сказал Юрьев, взглянул на Иванова.
Сибиряк левой ладонью огладил усы, перемнулся с ноги на ногу.
- Я то же насчёт востока думаю – глуховатым басом сказал Андрей Олегович.
- А я – нет – без паузы выпалил Гейгер – на юг нас отправят, в горы, к развалинам.
- Это ещё что за новости, впервые слышу – несказанно удивился лейтенант – даже мне о таком не известно. Колись, давай, что это за дела такие в нашем хозяйстве творятся.
- Я только один раз, недавно узнал – слегка надменно сказал Гейгер – когда переподготовку в Кировске проходил. Последняя экспедиция в джунгли нашла развалины города и не все смогли оттуда вернутся.
- Ну, это не новость – Сергей даже слегка разочаровался в услышанном – вот если бы они все вернулись, то было бы удивительно.
- Да – согласился Юрьев – на юге безвозрата меньше десяти процентов не бывает.
По нордическому лицу Гейгера скользнула улыбка.
- Они не погибли, они дезертировали.
В комнате повисла мёртвая тишина, стало слышно, как в душе редко капает вода из неплотно прикрытого крана. Дезертировать на Гее некуда было даже теоретически – местная рептилоидная фауна была практически несьедобна для человеческого желудка, а на одной траве жить даже самый отчаянный «самоход» смог бы не больше месяца.
- Дальше – лаконично сказал Юрьев.
- Всё – Гейгер в подтверждение своих слов развёл рукам, едва не задев Сергиенко – всё что знаю.
Старшие в команде переглянулись и, похоже, пришли к одинаковому выводу.
- Давайте спать – сказал Шепетов – завтра нам товарищи начальники обещали сложный день, всего – он посмотрел на наручные часы – двенадцать часов до подьёма осталось.


Глава 4


Пока женщины прибирали на кухне, дядя Коля предложил Михаилу пойти покурить. Уже с год как бросивший Михаил не раздумывая согласился и они не спеша вышли на садовый участок. Увязавшегося за ними Лёшку Михаил хотел, было отправить обратно, в дом, но, натолкнувшись на внимательный взгляд сына, махнул рукой и показал на лавку.
- Садись, раз пришёл, будешь самым младшим на военном совете.
Не понявший шутки Алексей устроился рядом с отцом. Они расположись под натянутым у бани навесом из популярной пару сезонов назад цветной стеклоткани. Здесь у дяди Коли был оборудован уголок послепарного отдыха – две стоявшие углом деревянные лавки с высокими спинками и вкопанный в землю круглый стол между ними, даже на вид внушающий уважение толщиной своих элементов. Весь набор огородной мебели был сделан из массива лиственницы и пропитан каким-то хитрым составом, придавший поверхности густой цвет крепкозаваренного чёрного чая.
Дядя Коля достал потёртый алюминиевый портсигар, бензиновую зажигалку Зиппо, протянул курительное хозяйство соседу. Михаил, покосившись на сына, вежливо отказался.
- Я то же бросить хочу – сообщил Вяземский, щёлкая колёсиком и прикуривая простые сигареты без фильтра – да всё, знаешь, некогда. То дом, то баня, то огород – он провёл ладонью по гладкой столешнице – то вот это сделать бы надобно. А работать без перекуров я уже не могу – он засмеялся, показав крепкие пожелтевшие зубы - привык, знаешь.
- Ладно – затянувшись и деликатно выпустив дым в сторону от отца с сыном, сказал бывший гвардии сержант – расскажи, Лёшь, что с пацанами успел высмотреть.
Всё это время ерзавший, как будто с шилом в известном месте, Шепетов-сын, встрепенулся и, постаравшись говорить медленно и солидно, начал выкладывать нужную старшим информацию.
- Вокруг станции оцепление. Поезд то же оцепили. У переезда солдаты стоят, с автоматами. Там много машин скопилось, никого не пускают
- У какого переезда? – удивился Михаил - мы ничего не видели.
- Дальше который – сын махнул рукой, в сторону видневшейся над вершинами деревьев вышки сотовой связи.
Взрослые переглянулись.
- Грамотно сделали – процедил дядя Коля – переезд на дороге к дальним садам аккурат посерёдке просеки ЛЭП стоит. Просека идёт перпендикулярно железке и в обе стороны от переезда на не одну сотню метров просматривается. Да, поехали бы, Миша, по той дороге, что мне показывал, нас бы живенько сняли.
- На камеру? – удивился Алексей.
- На пулю – буркнул Михаил, осознав авантюрность предложенного им менее час назад плана – блок-пост там, Алексей. За просекой верняк наблюдают. Ты с пацанами только автоматы у солдат видел?
Сын на мгновение задумался и подняв на отца карие глаза, без запинки ответил.
- У двоих вместо автоматов какие-то винтовки были, как у американцев в кино .
- Да ну? – удивился дядя Коля – ну-ка, сынок, расскажи поподробнее.
После краткого, но весьма напористого расспроса самого младшего на «военном совете», Вяземский без всякого колебания сказал Михаилу.
- Точно тебе говорю – эти ребятки всё точно по штатам советской армии сделали. Сорок пятого года.
- Почему именно сорок пятого, а не пятидесятого, например? – устало удивился Михаил – неужели это так важно?
- В нашем положении – не совсем – Вяземский задумчиво крутил пальцами правой руки сигарету, не замечая осыпающихся табачных крошек – Вспомни, сколько солдат при захвате «Сапсана» видел?
Михаил снова прокрутил в памяти финал так хорошо начавшегося утра.
- Трудно сказать. Пятьдесят, вроде.
- Пятьдесят шесть. Два взвода по двадцать восемь человек. Все они здесь крутятся. На станции и вокруг. Но это ещё не всё. По штату ещё должен быть один взвод автоматчиков и пулемётный взвод.
- Смело на два множим – сделав мгновенный вывод из услышанного, сказал Михаил. Дядя Коля согласно кивнул – только пулемётов нам ещё не хватало! Сколько там «Максимов» было?
- Ну, не «Максимов», положим, а «Горюновых» сорок третьего года в количестве двух штук в пулемётном взводе. Разумно предположить – дядя Коля вдруг закашлялся – да, курить вредно. Так вот – скорее всего они пулемёты с обеих сторон поезда поставили, в отдалении. Что бы все возможные пути отхода перекрыть.
- Рот закрой – обратился Михаил к внимавшему сыну – это тебе не кино и не стрелялка трёхмерная. Чёрт! – он от досады стукнул кулаком по лакированному сиденью – должен ведь быть какой-то выход, должен! Не сидеть же ведь здесь в заложниках, как в «норд-осте» каком-нибудь!
- Пап – Алексей встрепенулся и теперь смотрел в сторону дома – нас мама зовёт.
Повернувшись, Михаил увидел на крыльце законную жену. Она стояла, раздумывая идти или немного обождать. Натолкнувшись на вопросительный взгляд мужа, она как-то нерешительно взмахнула рукой в приглашающем жесте и резко повернувшись, ушла на веранду.
- Без двух минут десять – посмотрев на часы, сказал Вяземский – пойдём, послушаем линию партии.
- Какую линию? – спросил Алексей у дяди Коли по пути к дому.
- Понимаешь, сынок – Вяземский говорил, не оборачиваясь к шагавшему позади Алексею – так раньше решения партийных съездов и пленумов называли. Среди народа, конечно.
Последним в дом вошёл Михаил, задержавшись на крыльце, пристраивая поудобней снятые с босых ног сандалии. Все уже собрались в большой комнате первого этажа, где на старинном комоде стоял сосланный из города за моральный регресс двадцатипятидюймовый «Сони-тринитрон».
Мебели у Вяземских было немного – стоявшие по одной стене раскладной диван и кресло-кровать, поэтому за недостатком посадочных мест Михаил остался стоять у двери, привалившись спиной к тесанному из бруска косяку. Пока на чёрном экране неподвижно светилась белыми буквами заставка «Обращение Советского Правительства к народу СССР», Михаил бросил взгляд на своих женщин и с удовлетворением отметил что во время его отсутствия никаких эксцессов не произошло. Юля независимо расположилась в единственном кресле, закинув ногу на ногу, покачивая босой ступнёй выданные хозяйкой пляжные тапочки. Маша с сыном сели на дальний край дивана, отгородившись от разлучницы четой Вяземских. Услышав шаги Михаила, Юля обернулась и улыбнулась ему. В этот момент слова заставки исчезли, и аккомпанементом медленно сереющему экрану из динамиков полилась знакомая мелодия советского гимна.
Вскоре и он затих, отыграв последнюю ноту. Появившееся изображение не прибавило зрителям понимания ситуации – на экране был виден угол увитой плющом деревянной веранды, выходившей на пологий берег горного озера. Вдали, за водной гладью виднелись слитой цепью укутанные снежными шапками горы, на ближнем фоне кроме выскобленного пола, колонны в углу и низкого резного барьерчика, отделявшего строение от прибрежного луга, ничего интересного не было.
Вяземский подобрал с дивана пульт, вывел громкость на максимум. В дачную комнату втёк шорох листьев и шёпот лёгкого ветра. Сквозь голос природы сначала еле слышно, а потом всё отчетливее проступил какой-то внешний шум, слегка скрипящий и гораздо отчётливей постукивавший чем-то полумягким по твердому. Всё громче и громче и, наконец в кадр, опираясь на трость, медленно вошёл старик в странном полувоенном костюме, повернулся к невидимым зрителям.
Он был совсем седой, с измождёнными какими-то щербинами и частыми точкам странно знакомым усатым лицом.
- Здравствуёте, товарищи – сказал низким голосом незнакомец – меня зовут Иосиф Виссарионович Сталин.
Он замолчал, давая переварить столь наглую новость. Зрители потрясённо молчали, даже не переглядываясь, замерев в ожидании. В то, что за стеклом кинескопа не самозванец, не способный актёр, а именно тот, кого по преданию придавили двумя бетонными плитами, Михаил почему-то поверил вдруг сразу и навсегда.
- Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены – сквозь улыбку сказал вождь, на мгновение, показав крепкие жёлтые зубы – тем более жив Советский Союз, пока существует хотя бы одна его дееспособная часть. Многие из вас сейчас спрашивают себя – «как это могло случится?» Законный вопрос.
Ответ на него очень прост – во второй половине сороковых годов двадцатого века советскими учёными был найден мир «по соседству». По решению руководства страны было начато его освоение. Секретность этого проекта была выше, чем создание атомной бомбы. Тысячи и тысячи специалистов, множество заводов и техники было перемещено на новую Землю.
Сталин сделал паузу, слегка шевельнул трость. Камера сделала наплыв, щербатое лицо вождя заняло большую часть экрана. Видно было, что слова ему даются с трудом.
- В условиях послевоенной напряжённости советское руководство не могло пойти на оглашение подобного открытия. Последствия этого были непредсказуемы. Но как привлечь к освоению нового мира советских людей, оставив в полном неведении оставшихся здесь, на Земле-один, их родственников и близких? Было принято единственно возможное в данной ситуации решение – все перемещённые на Землю-два специалисты по документам были оформленные как расстрелянные.
- Ёпт! – выкрикнул дядя Коля, хлопнув от полноты чувств ладонью по кожзаму дивана – да ….
Его порыв прервала Анна Ивановна, вдруг ткнувшаяся лицом в плечо мужа. Вождь тем временем с экрана, не прерываясь, глухо и монотонно рассказывал о дальнейшем.
- Да, это было очень тяжёлое решение. В интересах страны нам пришлось на него пойти. Но теперь вы знаете – многие из ваших родственников не совершали тех преступлений, которые им были официально предъявлены. Их никто не расстрелял, на самом деле они отбыли работать на Землю-два. И многие из них до сих пор живы.
На Земле-два люди практически не стареют, для всех нас время по биологическим часам течёт гораздо медленнее, чем на Земле-один. Все эти долгие годы советские люди на Земле-два мечтали вернутся на свою Родину. Обнять жён, матерей, детей. Долго, очень долго пришлось работать советским учёным для того, что бы восстановить дорогу домой, предательски разрушенную в марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.
Сталин вдруг замолчал, оборвав набравшую размеренный ход речь. Видно было, что эти воспоминания не доставляют ему никакого удовольствия. Перебрав пальцами резную рукоять трости, он всё-таки продолжил.
-