Безумие

___Переговоры были очень напряженными. Князь Великая Тень едва сдерживал себя, чтобы не встать и продолжить свою гневную речь в непокорной позе, сжимая в руке золотой кубок и тигром шагая по залу. Его руки стискивали подлокотники княжеского кресла все сильнее и сильнее. Видя это также ясно, как и то, что князь пренебрег всеми обычаями переговоров, выставив за дверями стражу и оставшись при полном оружии, послы приходили во все возрастающую тревогу и при этом все сильнее укреплялись в решимости отстоять свои требования. Теперь их не мог остановить ни князь, ни его союзники, ни сам Тооор Куэйн, и мятежный предводитель войска темных эльфов это уже понял. Ему оставалось лишь до конца наполнить их души страхом и выставить вон из Смерти-на-вершине.
Так он и поступил.
Послы вышли из малого княжеского зала через тяжелые кованные двери, гневно распахнутые ближайшими советчиками князя. Провожал их сам Великая Тень. Темным взглядом диких глаз. «И прекрасных,» - мог бы сказать кто-то, кто был совсем рядом.
Ловкие на слово придворные сейчас угрюмо склоняли головы, чтобы не показать прятавшийся в каждой черточке лица страх. Никто не смотрел по сторонам, не видел мрачного богатства здешних стен и окон, замерших в тревожном ожидании чьего-то убийства или заговора. Лишь один посол все-таки оглянулся, чтобы рассмотреть одинокого стражника, стоящего у дверей в зал.
Молодой эльф. Глаза его почему-то закрыты.
Когда веки эльфа поднялись, царедворец тихонько ахнул. Отвернулся.
Он еще долго поворачивался назад, даже когда юного стражника уже скрыл поворот темного коридора.___



___Своего первого врага он встретил в пятнадцать лет. При свете тонкого месяца, на фоне призрачного сияния небес встал перед ним незнакомец. Маленькие глаза, прямые и грубые черты лица, широкий подбородок. Мальчишка тогда еще не знал, что так выглядит человек. Зато он знал многое другое...
Незнакомец видел перед собой эльфийского парнишку, юнца, отчаянно сжимающего в тонких руках непомерно длинную диковинную секиру. Остановившиеся глаза с огнем опасения. Маленький рост, смешную позу. Этого было достаточно, чтобы напасть на него в мгновение ока, заткнуть рот любым из всех возможных способов.
Незнакомец напал.
Увидев, что мальчишка не бросил секиру, не убежал, а наоборот стал сопротивляться, рубака удивился. Еще не понимая, что против него выставлена самая настоящая «кошачья защита», он уже пытался преодолеть ее, боясь только одного: как бы маленький выродок не закричал, зовя взрослых эльфов. Ведь замысел незнакомца не должен был раскрыться. Но нет: щенок дрался молча. Секира сверкала в воздухе гораздо чаще, чем его противник делал вдох. Очень медленно в пылу схватки отдавшемуся закоренелой привычке выживания рубаке становилось понятно, что с ребенком что-то не так.
Вскоре злобное омерзение от этого глупого сражения стало уступать место восхищению. Жаль, что незнакомец не увидел всех завораживающих фигур, которые способны были показать эта секира и эти тонкие руки.
Он просто не успел. А глаза, широко открытые в траву, по которой покатилась его голова, уже не могли видеть ничего.___



___Князь Великая Тень шагал через внутренний мост, соединяющий две главные башни Смерти-на-вершине, которые венчали огромные горные пики. Бегло бросая взгляд в каждое из длинного ряда окон по правой стороне, он сосредоточенно размышлял, часто прерывая свои невеселые думы короткими репликами своему военачальнику, идущему рядом.
-А что за охранника мне прислали? Ты посмотрел?
-Странное дело, князь: это всего-навсего юноша лет двадцати, - спокойно отвечал гордый воин, давно привыкший к близким разговорам с самим Тенью.
Черный взгляд вспыхнул.
-Что?!
-Ваш новый телохранитель - мальчишка с мейхерской секирой, длиннющими белыми космами и очень интересными умениями.
-Продолжай.
-Он прибыл шесть дней назад, со свитком посла, все как положено. У нас недавно был Тэйраг, сказал, это он. Мы сначала были поражены такой наглостью, думали - это шутка светлых эльфов, к Тооор Куэйну в пасть их... Но потом кому-то в голову пришло проверить этого молокососа в деле. Этот кто-то - Тонка. Теперь он за приезжего охранника горой стоит: не случалось ему еще таких царапин получать...
-Интересно. Хорошо, что ты мне это сразу рассказал, а то я уже собрался сбросить его со стены Смерти сразу после нашего разговора.
-Не следовало бы. Сначала надо разобраться в этом юнце, понять, что он собой представляет. Не понравится – убить его очень просто.
-Займись этим. Сам понимаешь: у меня сейчас дел больше, чем у самого императора.
-Но завтра он уже вступает в свои обязанности.
-Я прослежу за ним. Спокойный сон по ночам мне не грозит.___



___Он прибыл в Смерть-на-вершине еще вчера. Не знал, где в крепости находится главный зал, внутренний двор для учений, а самое главное - покои того, кого он скоро должен будет охранять.
До смерти.
Это все волновало его, скромного новичка, но делать было нечего. Сиди в своей каморке и молчи. Кто-нибудь же придет разбираться, раз прислали. А пока - время монотонной цепью, для размышлений - окно, выходящее в невообразимые просторы горной страны, глухие голоса из коридора, и молчаливый слуга, приносящий обед и ужин. Гэбриэль словно слился с этой сумрачной обстановкой, мягко пробирающейся в душу, и теперь остро чувствовал окружающую тревогу. Ее внушала гордая и равнодушная серость гор, испещренных четкими тенями, вечернее время, опустившееся сумерками, собственное громкое сердцебиение.
Впору было вздохнуть и начать мерить шагами комнату, смиряя вибрирующего червя неизъяснимого беспокойства, но Гэбриэль не сделал этого. Привычка. Давняя привычка. Он просто сидел у окна и протягивал длинную нить взгляда до серого каменного пола. Видел извилистые трещины в камне, царапины, секущие его лицо. «Здесь была схватка,» - подумалось почему-то отрешенно. Может, и была. Легко представить, как мрачная Смерть-на-вершине оживает, терзаемая сотнями врагов, зажигается бешеным пламенем факелов и пожаров, воет и кричит сотнями голосов, умирающих и защищающихся... Именно такой она становится каждый раз, как вновь подходят к ней полчища Тварей, яростно нападая и всегда откатываясь позже. Историю крепости Гэбриэль знал. Он отлично помнил описания всех сражений, всех оборон и схваток у стен, так как всегда чувствовал себя там. Он не любил кровавых расправ, и убивать никогда не желал, а все-таки не мог не представить себя на фоне жутких картин войны. Чувства не отменишь...
Ждать здесь чьего-то прихода можно было бесконечно, но надо было выйти. Выбраться хоть на минуту, чтобы взглянуть на крепость, на ее знаменитые мосты и коридоры без конца, на будущих товарищей, да и на чистый воздух, наконец.
Он оглянулся на дверь.
Запрета на прогулки по замку никто не давал, хотя и приглашений осмотреться не следовало. Кому он, собственно, помешает, если выйдет ненадолго?
В конце концов эльф решился. Любопытства сейчас в нем не было ни капли, но тягучая и тревожная обстановка в небольшой комнате становилась ему невыносима. Он кошкой выскользнул в коридор за дверью и, пристально всматриваясь в каждую мелочь, побрел куда-то вглубь.
Сам не знал, куда.
Гэбриэль нерешительно замедлил шаг. Не ряды благородного оружия, развешанного по стенам, угнетали его, а какой-то тяжелый дух, исходящий от этой стали, серебра, золота. Хотелось прислониться к стене, опустить глаза, и медленно сползти на пол, равнодушно и одиноко посреди пустынного коридора. Странное желание...
Задумчивый эльф плутал по недрам угрюмой Смерти-на-вершине еще очень долго, прежде чем услышал первые голоса. Совсем нежданные. Сделав еще несколько шагов по узкому коридору в темной обивке, на которой висели теперь не гигантские алебарды и копья древнейшей работы, а мастера легкого и бесшумного убийства: стилеты, кинжалы, стальные веера, орксы и прочие веселые чудовища, он предстал перед группой охранников замка. Пятеро закаленных в боях рубак, оторвались от своей звонкой и острой беседы, которую они неизменно поддерживали и в покое, и на поле боя, - обернулись к Гэбриэлю. Вперед шагнул резкий сероглазый эльф, в чьей крови была толика светлой. Гэбриэль знал: его звали Тонка, и он неплохо держал «защиту безумной женщины» правой рукой. А вот левой...
-Привет тебе, зеленый почитатель в.в., то есть, «восхитительных выкрутасов» (так небрежно-уважительно стала именоваться новая техника боя, которой владел юный эльф). Очень рад тебя вновь видеть. Мы с ребятами думали, что советчики Великой Тени тебя навечно где-то в своих катакомбах заперли.
-Нет, - отвечал смущенный от такого простого обращения эльф.
-Вот мы и рады. Заходи (проход в смотровой зал был освобожден от спин вояк), выпьешь с нами великолепного темного эля. Не стесняйся!
Гэбриэль при всем желании не смог отказаться от приглашения. Войдя в зал, который со всех сторон кроме одной открывал захватывающий вид на сумеречные горы, он нерешительно приблизился к столу. За ним сидели незнакомые темные, на острых лицах играли любопытные улыбки. Для него освободили кресло.
Вскоре светлый эльф ожил и легко втянулся в простое общение мастеров охраны князя. В мыслях следуя одному ему ведомой дороге, он легко отвечал на все любопытные вопросы. И про свои необычные умения, и про себя самого, и про родной лес, где до сих пор ждут его тихие родичи-селяне. Сразу запомнив все сложные имена здешних командующих, юноша завоевал искреннее уважение, к которому, правда, сильно примешивалось удивление. Что за странный эльф этот юный мастер, выглядящий хоть и необычно, но все ж таки не настолько, насколько странно ведущий себя в сражении?
Привычная беседа рубак, текущая мирно и размеренно уже в ночной тишине, была внезапно прервана. Встали из-за стола старые охранники, кто-то осветил зал сильнее. Гэбриэль впервые обратил внимание, какие странные у него стены, но тут же это внимание перекинулось на другое.
Вошел широкоплечий воин, облаченный во все черное. Темные глаза без единого всполоха, несмотря на свет огня, бросили взгляд на стоящих, перечеркнули их фигуры, окинули Гэбриэля. Левая бровь воина слегка поднялась. Лицо его выражало ровный интерес.
Гэбриэль внешне спокойно сидел перед князем, но почему-то именно в эту минуту ему захотелось оказаться на зубчатых стенах любого, хоть вражеского, замка, обвеваемому безудержным ветром, и дышать, дышать, дышать...
-Ты и есть Гэбриэль, прибывший в мою крепость, будучи посланным светлыми эльфами, чтобы служить мне верным охранником?
Прозвучало спокойно. Гэбриэль вздрогнул.
-Да, - был ответ.
-Что ж, твоя новая служба начинается завтра. Ты отлично знаешь, но я повторю, что ты должен будешь служить мне своей волей, душой и сердцем, даже ценой своей собственной жизни. И разорвать эти узы, связавшие тебя - моего охранника и меня - твоего хозяина, смогу только я или моя смерть. Запомни.
Гэбриэль слегка смазано кивнул. Этого, видимо, было совершенно достаточно князю Великой Тени, так что он только махнул рукой рубакам и вышел из зала вместе с факельщиками.
-Вот как сразу скажешь, понравился ли ему новичок или нет? Никак. Наш князь никогда не покажет, что скрыто в его сердце. Знаешь, Гэб, он и во время самой тяжелой осады точно также. Даже нет - хуже. Биться ли нам еще тысячи лет под проклятым месяцем Тооор Куэйна, или скоро уже окажутся наши души на кончике меча какой-нибудь Твари - попробуй узнай!
Гэбриэль не слушал охранника. И вообще ничего не слышал. Мыслей, вроде как, не было. Желаний не было, тревог - ничего. Что же это?
Вскоре эльф ушел к себе, обратно в комнату с окном в тревогу. Через несколько дней он начал сходить с ума. Навсегда...


«Мои дни наполнены ожиданием...», - оставляет на стене острый камень. Под ногами валяются точно такие же. Маленький камешек с неровной поверхностью многих углов, голубовато-серый, холодный. Самый обычный. Только сейчас, когда в руках его держит задумчивый юноша, пытающийся разобраться в себе, в своих тенях-желаниях и смутных мечтах, он похож на неразгаданный символ чего-то очень глубокого и странного. Чего-то, что откроет, может быть, путь в совершенно иную даль, нежели просто земной горизонт или край мира. Надо только понять... Но понять так трудно. Невозможно.
Гэбриэль замер у стены. Без ожидания. Рука, держащая крохотный кусочек скалы, застыла.
Что следует дальше за такими словами? Что так хочется выразить резкими чувственными линиями, рисунком состояния души? Никогда рука не сможет передать его таким, какой он есть. Он - вечный пленник сознания. И все старания тщетны.
Гэбриэль стоит в широком скальном тоннеле, прижавшемся одним своим боком к стенам крепости, тем, что внутри скалы. Здесь камень не светел, вместо эльфийских знаков украшен лишь влажными полосами, взявшимися неизвестно откуда. Так легко писать на нем острым осколком. Слева на царапины каменной груди падает отголосок дневного света: недалеко выход на холодный горный воздух, справа их размывает ласковая тень. Тоннель заворачивает вглубь.
Эльф почти счастлив, что остался тут один. Его не тревожат громкоголосые воины, защитники крепости, не снедает непонятная тревога маленькой комнатки в верхнем ярусе башни Ран. Он - единственное живое существо здесь, под толщами горы. Только он и зародыш его сумасшествия.
Так Гэбриэль не задумываясь назвал это новое, жуткое ощущение, появившееся в нем. Словно айсберг, оно плыло по бескрайним просторам внутреннего мира эльфа, дразня и пугая безумными очертаниями своей вершины. И только сам Тооор Куэйн знал, что скрыто под водой.
Да, Гэбриэль действительно пребывал в смутном ожидании. Он догадывался, что скоро все то, что сейчас невидимо, медленно обернется к свету, показывая свое лицо. Что это?
Он не знал.
Боялся признаться, что знает.
Он догадывался.
Такое бывает.
От подобных мыслей становилось холодно даже в широком плаще из меха барса, подарке местного скорняка. Закутаться теплее, уйти? Нет... Может быть.
Гэбриэль все стоял. Ведь знал, что наверху его уже ждут товарищи, Тонка, маленькая комната... Не хотелось покидать нежных недр тишины. Не хотелось вновь втягиваться в шумную жизнь замка и его обитателей. Хоть они и темные, но живут ничем ни иначе других.
Гэбриэль всегда был немного в стороне от всех. Еще его мать говорила ему в раннем детстве, поднося близко лицо с грустными глазами: «Почему ты такой? Почему не тянешься играть со своими сверстниками, почему так часто уходишь в лес? Ты всего лишь маленький светлый эльф, а душа у тебя совсем как у темного. Богом вырасти хочешь?» А он не знал, что ответить. Ведь действительно: кем же?
Мысли текли медленно, под руку с безмыслием. Было уже заметно, что там, снаружи, наступает вечер. Света стало совсем мало. Исчезли царапины с груди камня - не разглядеть теперь. Но Гэбриэлю этого и не надо: он и так всем своим существом ощущал, что скоро все изменится. Внутри что-то цепенело от ожидания.
Страшно и сладостно.


Они наступили неожиданно. Никто не знал, что в тоннелях, окружающих внутрескальные стены Смерти-на-вершине, велись подкопы. Как обычно со стен смотрели на горные перевалы неутомимые глаза стражи, патрули бродили по опасным тропам, но ничего не предвещало нападения. Опасность давно скреблась в двери замка, но только в этот день ее когти пробили дерево насквозь. В Смерти появились чужаки.
Первая и основная стража могла бы поклясться, что ничто не нарушало покоя за стенами крепости, что в случившемся была какая-то жуткая магия... Но клятвы не помогли бы им. Когда неведомое докатилось до второго круга защиты замка, они были уже мертвы.
Смерть распространялась, как пожар. Молниеносно и неумолимо. Хотелось кричать: «Постой! Ты ошиблась!» Но она не желала ничего слушать, шла все дальше и дальше. Вот уже приняли удар клинки третьего круга, заскрипела зубами обиженная сталь. Эльфы бились, хотя отлично знали, какая цена объявлена за их жизни: пять минут. Эти зыбкие мгновения даны оставшимся для того, чтобы успеть достигнуть Центрального зала, сердца замка, единственного места, которое еще обещает возможность обороны.
И оставшиеся бежали. Горьким был этот бег, с каждой секундой удаляющий их от горстки еще держащейся защиты, от тех, что кинули им спасение в руки. Такое чувствовал каждый.
Но война не делает щедрых даров в виде возможности размышления. Вскоре все помыслы темных, спешащих разными путями к Центральному залу, заняло лишь одно огромное желание - успеть.
Тревога застала Гэбриэля в оружейной, где молодой эльф разглядывал все самое убийственное железо в крепости. Лежал мягкий полумрак, обволакивающий грозное оружие и оставляющий лишь хищнический блеск на его лезвиях. Так мрачно смотрелся этот суровый длинный зал, где стояли низкие массивные колонны, за которыми не разглядеть было всего разнообразия древних эльфийских мечей, копий, луков, топоров, арбалетов, булав и доспехов. Гэбриэль только пораженно смотрел и сильнее сжимал в руках свою неизменную светлую секиру очень тонкой работы. Несведущие часто смеялись над ней: удивителен был для них этот невероятно длинный топор, и напоминал он не что иное, как косу крестьянина. Сам Гэбриэль смотрел на свою серебристую подругу не иначе, как с любовью. Ни за что не хотел он менять ее на какое-либо другое оружие, будь оно хоть в тысячу раз смертоноснее, острее или прекраснее. Ему нравились тонкие узоры, идущие вдоль всего безупречного лезвия, вплетающие в свою вязь его собственное имя. «Гэбриэль». Нет, секира не была фамильным оружием его семьи, ведь кроме него самого воином среди его малочисленных родичей никто не был. Она была перекована. Уже после десятков лет верной службы своим хозяевам грациозная красавица оказалась вновь в жарких недрах кузницы, откуда вышла переименованная. Теперь ее судьба была неразрывно связана с юношей-воином, в чьих руках она чувствовала себя нужной.
Зеленые глаза эльфа остановились на большой шипастой булаве, грузно свисающей со стенных цепей. Такую невероятную тяжесть мог осилить разве что какой-нибудь зачарованный боец, которому неведомы слабости земные, или великолепный маг, который послал бы ее в смертоносный полет, словно невесомое перышко. Гэбриэль не мог представить себе эту убийцу в руках даже самого князя Великой Тени.
В далеком коридоре кто-то резко закричал, и Гэбриэль в миг разорвал нить задумчивости. Он уже вступил на службу стража Великой Тени, и теперь любая опасность касалась его. Эльф быстро пересек просторный зал с низким сводом, и кинулся на непрекращающийся яростный крик, трясущий воздух в лабиринте крепости, отвечающей безмолвием.
Где-то впереди была схватка.
Гэбриэль бежал еще совсем едва знакомыми ему путями и все время вслушивался в звуки крика. Слов было не разобрать. Сбоку скользила длинная стена коридора. Синий шелк, ряды клинков. Каждая мелкая деталь назойливо бросалась в глаза, хотя сейчас эльфа вовсе не интересовали вычурные украшения рукоятей и острых лезвий. Он должен был знать, что там впереди, отчего беспокойно в неприступном для врагов замке темных.
До цели оставалось совсем немного. Гэбриэлю начало уже казаться, что он понимает, каков этот непрекращающийся крик. Отчаянное предупреждение... Опасность внутри крепости... Было еще трудно разобрать.
Мысли эльфа метнулись к князю.
Где он? Любой ценой необходимо добраться до него, быть с ним!
Охранять от опасности ценой своей жизни... Только это.
Стали понятны слова отчаянного голоса. «Тревога! Центральный зал! Немедленно!»
«Ах вот как?» - вспыхнула мысль бегущего через сплетения коридоров эльфа. Он не останавливался, несмотря на призыв.
«Темные и светлые - они и мы. Нужно доказать... раз и навсегда доказать, что между эльфами нет различий. Что тут цвет волос, глаз? Они не доверяли мне защиту своего предводителя. Боялись, что я могу оказаться кем угодно. Я должен доказать им, что даже этот кто угодно будет держать свою клятву».
Огненные порывы пылали в разуме нового стража, но дыхание отчего-то срывалось, а сердце обволакивало странным холодом. Совсем мало оставалось до чужой яростной схватки.
Вот уже явственно звучит голос поединка стали, порхающей в чьих-то руках. Эльф мучительно пытался представить себе, что ждет его за этим, последним поворотом.
Только бы разобраться, только бы не внезапная смерть...
Страж резко вырвался из длительного напряженного бега и оказался в аду схватки. Теперь он воочию увидел, как сверкают занесенные клинки, падая грубой линией молнии, как секут враги, от вида которых кровь сворачивается в венах, как похоже все это на одну большую и бессмысленную сумятицу. Но в ней не до смеха. А лишь до жизни своей. Ему ли смеяться: мальчишке, попавшему на всеобщую бойню, где нет ни жалости, ни шанса на выживание.
Стоять, сражаться со своей секирой в сжатых руках.
-Ты, светлый! Беги немедленно в Центральный зал! Сейчас нас снесут, ты не успеешь! Беги!
Кто-то из рубак смог обернуться и прокричать замершему эльфу.
-Я не уйду, - твердо произнес он, перекидывая длинную «косу» в левую руку и слегка вытягивая ее в сторону ближайшей Твари. - Я должен защищать князя.
Мгновение в глазах воина, что повернулся к нему, сверкнула внезапная злоба.
-Хочешь помочь князю – беги на верхний ярус. Он сейчас там. Проваливай!
Эльф ничего не ответил. Просто не знал, что. Полыхнул отблеск на лезвии секиры, и он уже кинулся к узким дверям в углу площадки, на которой рубились защитники третьего круга.
Вновь он несся по дебрям бесконечной Смерти-на-вершине, но теперь уже не смятение души гнало его вперед. Он чувствовал острую, как никогда, ярость, и решимость, и страх. Страх никогда не уходил из его души, но все остальные ощущения душили его, не давали выть в полный голос. Страх был даже необходим: с ним он чувствовал, что еще жив.
«Успеть. Не застать князя мертвым. Ни за что! Ты должен успеть, проклятый щенок!»
Он стегал себя острыми словами-мыслями, вихрем проносящимися в мозгу, провожаемыми многократным эхом. Серебристая сестрица удобно прильнула к плечу, в любой момент готовая сорваться с него и пойти в свой завораживающий полет, посылаемая перенапряженными от волнения руками, которые, впрочем, никогда еще не давали противнику малейшего шанса на спасение.
Эльф пытался успеть, мечтал успеть.
Никому не дано знать, что будет с ним в ближайшую минуту, но эльф рвался через этот барьер с отчаянным бешенством барса, загнанного в угол. Он мечтал узнать, что случится совсем скоро, когда он, наконец, достигнет цели.
Обжигающая мечта.
Сколько лестниц смерил он своим бегом, сколько переходов пересек, сколько окон равнодушно взирало на него...
В одном из них, которое открывало безумно красивый вид с высоты горного пика, захватывая часть моста между двумя вершинами Смерти, Гэбриэль заметил знакомую статную фигуру, плохо различимую в далеком окне. Он бросился к стеклу. Нет, не ошибся. Это был князь Великая Тень.
Последующее случилось молниеносно.
Эльф услышал близкий топот и звуки отвратительной незнакомой речи и понял, что они близко, что не успеть. Но надо было успеть.
Вот уже совсем близко позади слышны слова, которых не понять, не разделить, лязг оружия, шаги. Бежать, бежать немедленно, не оглядываясь. Как, он уже бежит? Что ж, только быстрее.
Было слышно собственное мучительное дыхание, и бег казался бесконечным издевательством, танцем на одном месте. Эльф летел через залы крепости быстрее ветра, но что-то внутри его замирало так, что, казалось, он никогда не достигнет цели. Сворачивая в длинную внутренность моста, высветленного многочисленными окнами, за которыми слабел розовый закат, он всем телом ощутил взгляд врага, наконец-то увидевшего его. Стало жутко.
Но впереди стоял князь Великая Тень.
Встрепенувшись на внезапное появление Гэбриэля, сделал одно неуловимое движение, подобное рывку вперед серебристого гальяна в горной реке. В воздухе сверкнул меч.
-Там, позади - Твари. Они прорвались... Сквозь три круга защиты... Вы должны... Мы должны бежать к Центральному залу!
Эльф задыхался.
В темных глазах князя сверкнуло что-то опасное. Он прислушался. Услышал.
-Ты не лжешь. Но бежать нам некуда: Центральный зал там.
Он указал на конец моста, откуда только что появился Гэбриэль. Движение это было полно безысходности для эльфа. Он не мог поверить, что пути нет.
-Вы знаете замок. Можно ли найти убежище на последнем, восьмом ярусе?
Наверное, Гэбриэль выглядел сумасшедшим. Он не знал.
Князь стоял в задумчивости. Минуты уносились...
-Если мы не сможем добраться до остальных, то остается башня Кэр...
-Даже не думайте, что вам удастся! - воскликнул в отчаянной смелости светлый эльф, срываясь с места и пытаясь увлечь своего хозяина. - Третий круг защиты держится из последних сил. Вы ему не поможете! В башню Кэр!
Казалось, что князь едва сдерживается, чтобы не замахнуться мечом на юного стражника. Этот удар, или что-то совсем иное стояло в его глазах, ставших сейчас как никогда дикими. Но все-таки он побежал. Удобнее перехватив свой двуручный меч, обернувшись назад, где уже громыхало от топота ног несущихся к мосту. Эльф чувствовал себя самым распоследним щенком, случайно ставшим свидетелем важного события в судьбе хозяина, и от этого не мог взглянуть в глаза бегущего рядом князя. Тот просто летел вперед, легко преодолевая огромные пространства пустых залов; вся его фигура была полна ярости, рвущейся наружу, но до поры обузданной. Эльф хотел что-нибудь крикнуть ему, но только не знал, что.
Очень - и даже слишком - скоро бегущих увидели Твари, что преследовали их по пятам на слух. Теперь они кинулись на них с новым остервенением, покрывая и так небольшое расстояние молниеносно. Гэбриэль услышал, как темный эльф глухо зарычал. Было видно, как ему не терпится резко развернуться и пустить свой двуручник в бешеную пляску. Он смирял это желание своей жесткой волей, но оно становилось все сильнее с каждым мгновением, оставленным позади. Лицо его стало совершенно каменным.
Впереди был проход в башню Кэр. Достигнув его, князь пропал внутри, но эльф не спешил уходить.
Проход был узок. Охранник уже рассчитывал уложить троих.
Твари накатили, словно грязная черная волна. Серебристая сестра наконец-то снялась со своего места и со свистом полетела на самого первого. Позади глухо грянул крик: «Что ты делаешь?! Беги!», но эльф не мог даже обернуться. Подобная солнечному блику, его секира пронеслась над темными руками и фигурами, стремящимися в проем. Ее полет был краток, но смертелен; вскоре страж смог бежать вновь: тело умирающего врага выторговало для него щепотку времени.
Но задержку было уже не исправить: лишь вдалеке эльф видел силуэт Великой Тени, часто оборачивающегося, но бегущего, а совсем близко было слышно срывающееся дыхание озверевших преследователей. Не один и не два раза эльф наугад посылал острие секиры назад, часто встречая границу чужой плоти.
Этот бег был безумен. Невозможен от начала до конца. Но все-таки он был.
И вот ему пришел конец. У последней двери стражника ждал Великая Тень. Вновь, у самого конца, завязалась схватка с первыми. Эльф изо всех сил размахнулся, делая свой ужасный косящий удар, откинул их назад, к мечам других, но тут кто-то неожиданно и немыслимо ловко ужалил его мечом. Быстро и точно. «Защита безумной женщины» была разрушена, эльфу оставалось лишь выставить вперед свою секиру и молиться о двух дополнительных мгновениях жизни.
Тварей опередил неожиданный высверк чьего-то меча. Эльфа потянули внутрь, куда-то за последнюю дверь. Все мелькнуло перед глазами...
-Все, - выдохнул князь, прижавшись к запертой двери. Эльф бегло взглянул на нее и убедился, что она запечатана заклинанием. Тяжело вздохнул.
Значит, есть еще время пожить. А он уже думал, как с одного мгновения на другое шагнет в вечную тьму небытия, забыв все... Впрочем, рано говорить об этом.
Эльф понял это, когда попытался оторваться от стены, на которую в изнеможении оперся после бесконечного бега со схваткой на конце. Его сильно качнуло, и он в слабом удивлении понял, что падает. Сначала на колени, потом ниже, ниже...
Тень легла на него, и в тот же момент он почувствовал, что его поднимают, пытаются поставить на ноги.
-Ты был ранен, пытаясь задержать Тварей, чтобы дать мне уйти. Глупо. Но я обязан тебе жизнью, что ни говори.
Этот голос прозвучал где-то настолько близко к уху эльфа, что он невольно вздрогнул всем телом. Это было почувствовано.
Князь перенес раненого Гэбриэля к ближней стене и постарался посадить в удобную для него позу. Сквозь тонкую ткань одежды обильно сочилась рубиновая кровь юноши. Он тяжело дышал и часто вскидывал взгляд на жесткое лицо своего хозяина, как будто цепляясь за последнюю нить над бездной тьмы, ожидающей его. Все вокруг для него плыло, но этот взгляд оставался странно остр и непонятен, отчего даже князю становилось не по себе.
Великая Тень постоянно оглядывался на дверь, в которую, не прекращая, били снаружи, запечатанную могущественным заклинанием, но все-таки не вечную. И тогда в его глазах вспыхивали призрачные огни Тооор Куэйна. Осада сделала его затравленным зверем.
Гэбриэлю казалось, что лишь его собственное хриплое дыхание не дает князю забыть о его существовании.
-Твою рану нужно немедленно перевязать, - тяжело повисли в воздухе слова темного эльфа. Ничто, казалось, не могло вывести его из собственного глубокого, неведомого мира, который окружал его, подобно плотной оболочке. Или это лишь выглядело таковым? Может, нужно было просто оставить попытки заглянуть к нему в душу?
Он наклонился над своим молодым стражем и, пронзая его острым взглядом, начал освобождать грудь юноши от уже успевшей пропитаться одежды. В левой части живота алела рана, ровно рассекающая гладкую кожу. Густая кровь толчками выбивалась из нее, тяжело стекая дальше.
Такое зрелище было для князя явлением привычным: не раз случалось ему перевязывать жестокие раны своих товарищей, когда враг на время откатывался от Смерти-на-вершине. Редко среди них встречалась столь же аккуратная и ровная; гораздо чаще приходилось под музыку глухого рычания сквозь зубы сводить чудовищно изорванные края. Густая алая кровь казалась Великой Тени не более странной, чем наивная голубизна неба.
Гэбриэль поднял взгляд. Глаза его были полны боли до краев.
Что ж, подумалось князю, так всегда. Он отлично знал, как это.
Но он не ведал, что это за боль, излучаемая так явственно. Вовсе не та, от которой мутнеет сознание. Жгучая, безумная, иная...
Глаза эльфа по-прежнему не отпускали гордого воина. Можно было понять, почему он молчал. Но почему молчал так?
-Не прикасайтесь ко мне... прошу... умоляю.
Тонкая рука была слабым отпором для Великой Тени, желавшего всего-навсего осмотреть края раны. Она тут же упала. Сил у юноши не оставалось совсем. Но слова эти, произнесенные как-то непривычно и одновременно очень знакомо, поразили воина.
-О чем это еще ты? Я не дам тебе истечь кровью, вот и все.
Он принялся рвать на части свой плащ, так как не видел вокруг, в этой маленькой и бесполезной комнате, где они были замурованы, ничего более подходящего для повязки. Эльф, уже совершенно без сил, попытался его остановить:
-Что вы делаете? - отчаяние прозвучало в его голосе. И это тоже странно насторожило князя. Не ответив, он осторожно приподнял тело юноши от стены, к которой оно безвольно приникло, и протянул шелковый лоскут своего плаща. Великая Тень делал все это совершенно привычно, но впору было подавиться своей привычкой, когда так смотрят чьи-то невыносимо зеленые глаза. С бездной, не имеющей ни конца, ни глубины, лишь бурю необъяснимых чувств, носящуюся по ее утесам. Молчание под этим взглядом становилось просто невыносимым. Темный князь чувствовал, что должен хоть что-нибудь сказать, чтобы не слышать его звона. Он смог лишь:
-Твоя рана не смертельна. Если выберемся, в руках нашего мастера она быстро заживет. Все станет по-прежнему.
Последние слова не могли принадлежать Великой Тени. Просто не могли!
-Я знаю, - ответил тихий голос без единой живой нотки. Эльф устало прикрыл глаза. - Не только выберемся, но и все действительно станет как раньше. Только надо ли это?..
Князь промолчал. Что-то необъяснимое зашевелилось внутри него. Может, это проблеск догадки? Тогда о чем?
Эльф тоже молчал. Он не хотел говорить. Слишком много он чувствовал, слишком сильно, и боялся, что голос подведет его, предательски дрогнет или скажет больше слов. Он прятал свое сумасшествие. Грубо толкал его назад, обратно в сердце, но этот бой был проигран изначально. Что мог сделать он, просто мальчишка, против того, что заставляло жить это сердце? Нет, князь не знал, что за боль светилась в глазах Гэбриэля. Это была последняя схватка, огонь уже затухающей войны.
Вскоре светлый эльф ощутил, что за ним пришла тьма. Он сам окунулся в нее, с размаху погрузившись в непрозрачные воды. Начали стихать надоедливые звуки ударов где-то там, слева, затухала на глазах маленькая комната, залитая светом месяца. Последним исчез тот, что сидел над ним, мучительно вглядываясь в его лицо. Зачем?... Неужели он не понял?...


-Через пару-тройку дней будете совсем здоровы.
Лекарь привычно улыбнулся.
-Знаю. И это меня беспокоит, - тоже улыбнулся эльф, только несколько печальнее. Но этого было почти не видно.
Ему было страшновато жить.
Тогда, в замурованной заклинанием комнате он думал, что умирает, но проснувшись через несколько дней в замке, очищенном от Тварей, хоть и дорогой ценой, он обнаружил, что все-таки еще жив. Смерть теперь казалась гораздо более далекой, и звать ее обратно вовсе не хотелось. Оставалось смириться с собой и с миром, что окружал так тесно, но и так привычно.
Гэбриэль знал, что ничего не изменилось. Сумасшествие не ушло. Стоит только закрыть глаза и представить себе... Нет, даже просто случайно увидеть в коридоре... Лучше об этом не думать.
Он пытался понять, почему это так больно. Каждый раз, как вновь приходил вечер (а здесь, на вершине скалы, он подкрадывался неуловимо быстро), он погружался в какое-то неизъяснимое состояние тоски, и не думать об этом просто не мог. Прислонившись к стене, у себя в каморке, где молчало большое задумчивое окно, эльф замирал, и в эти минуты его самые сокровенные мысли оживали и начинали медленно сжигать его. Он понимал, что они жаждут воли, что стоит отпустить их совсем, как они уничтожат его, выжгут душу, спалят бедное сердце. Только раз подумать о чем-нибудь... о чем-то его, как начинает грезиться, будто вокруг - другой мир, где все возможно... Все. И это...
Но того, другого мира нет. Каждый раз приходится возвращаться обратно, в мир живых. Каждый раз заново понимать, что надежды нет, и счастья не существует. Вечер за вечером... Это и есть то, отчего так нестерпимо больно.
Гэбриэль переносил каждый новый день с трудом. Внутри молодого эльфа кипели противоречия, бросавшие его то в нестерпимый жар, то в могильный холод. Он чувствовал... не мог даже передать, что... но это что-то было его единственным спасителем, лучом света среди вечного мрака. Он хватался за это, обжигаясь, или бросал, силясь забыть.
Он не знал, куда скрыться от всего этого.
Было просто некуда.
Как он мог уйти, когда здесь бы пришлось оставить...
Ничего.
И все.___



___...Его невозможно было просто спросить. Это не такая вещь, чтобы она могла достаться просто. Но как-то постепенно Гэбриэль понял, что он не может не узнать его.
Имени Великой Тени.
Звучало это так, что эльфу становилось совсем не по себе. Хотя он уже окончательно убедился, что пойдет на что угодно, лишь бы раздобыть желанное слово, пусть даже за это знание придется поплатиться жизнью. Он не переставал мучить себя вопросами: «Зачем оно тебе, несчастному зверенышу? Разве для тебя оно было впервые произнесено? Разве ты достоин его знать? Вечный Тооор Куэйн! Да ничего ты не достоин!»
Узнать, как зовут Великую Тень.
Зачем имя Великой Тени потребовалось маленькой тени? Неужели не смешно? Смешно! До слез.
Гэбриэль знал, где может найти его. Оставалось только проверить свою догадку. Дни и ночи напролет он не переставал возвращаться к этой мысли. Окружающим его темным только казалось, что эльф находится среди них, но на самом деле их молодой товарищ был так далеко от всего происходящего во время царствования дня, что даже трудно было себе представить, как он может видеть то, на что смотрит, и осознанно отвечать на вопросы. Мысленно Гэбриэль уже был там.
Холод влажных подземелий, древние, как сам этот мир, руны на стенах, узкие и опасные лестницы, бездонные колодцы в самых неожиданных местах, паутина, плесень - так представлялся юноше его предстоящий путь. Он знал, что в любом замке всегда есть такие ходы, которые приведут дерзнувшего забраться в самую глубь к Первому Камню - тому самому камню, который был заложен первым и дал начало крепости. На камне будет имя. Высеченное имя создателя, того, кто основал замок. Гэбриэль хорошо знал историю: этот замок в течение многих веков принадлежал ушедшему народу рэинов, и лишь несколько лет назад его захватил Великая Тень. Обычай вынуждал любого завоевателя - нового хозяина – спуститься в недра крепости и начертать свое имя рядом с прежним. Так эльф надеялся узнать его.
Гэбриэль очень скоро убедился, что сможет спуститься в подземелья, а точнее, в самую глубь скалы только ночью. Весь день он должен был находиться на глазах у других стражей: ни покидать свой пост у дверей князя (о чем он даже и не мыслил), ни избегать тренировок во внутреннем дворе, где все рубаки замка просто обожали проводить свободное время, разумеется, прихватив с собой юного мастера «восхитительных выкрутасов» и его серебристую сестрицу. Искусники ближнего боя считали настоящим наслаждением «потанцевать» с ним под серым горным небом. Мальчишка, несмотря на его странную любовь к одиночеству, почти с самого своего приезда пришелся им по душе, и разубедить их не могли уже никакие иные его странности. Секира ходила из рук в руки, перепробовала в упражнениях уже все известные здесь чужие тактики боя, но когда она вновь оказывалась там, где ей следовало - между ладоней Гэбриэля, повторить ее грациозного полета не мог никто. Поэтому ему не удалось бы исчезнуть незамеченным при свете дня. Его стали бы искать.
Ночь была для странного светлого эльфа особым временем. Он не боялся оказаться не готовым: сна для него не существовало. Была лишь прихотливая смена яви в бреду и бреда посреди яви. Отличные часы для того, чтобы безымянной тенью побродить по спящей Смерти. Ночью Гэбриэль лучше доверял себе, так как чувства его обострялись в это время до предела: ему часто казалось, что он ходит по лезвию меча.
Он окончательно решился на свой смелый тайный шаг в одну из таких ночей, когда отчаянное желание сделать хоть что-нибудь, чтобы не бездействовать так, совершенно захватило его. Он сбросил с себя лохмотья из мучительных туманных снов, которые многими голосами звали его в бездну, торопливо и тихо оделся, сжал в руках свою тонкую изящную сестру и нырнул в полумрак замковых коридоров. Остатки липких снов сдули свежие сквозняки, путешествующие по ним в отсутствие эльфов. Гэбриэль поежился. Холод постепенно придавал разуму остроту, но лицо почему-то застывало маской тревожного удивления, делая крадущегося по переходам шестого яруса похожим на настороженного зверя. Гэбриэль старался быть совершенно бесшумным, так как знал, что ночная стража нередко обходит все коридоры и залы в часы сна. Не раз он слышал шум их шагов, когда не в силах был сомкнуть глаз.
Мимо Гэбриэля, почти бегущего, но так тихо, что не было слышно ни шелеста его ног, ни частого дыхания, проплывали все те же стальные фигуры. Прямые мечи и тяжеловесные алебарды, луки, арбалеты. Металл тускло поблескивал в свете ближайших факелов на стене. Казалось, сталь улыбалась. Злобно.
Гэбриэль оглядывался на нее почему-то с ненавистью.
Длинная труба хода все вела его куда-то вправо и вправо. Мечи со стен уже почти смеялись: еще чуть-чуть и совсем расхохочутся. Гэбриэль представлял, что вновь несется по этому бесконечному кругу безумия, изо всех сил сердца и души стремясь к князю. Чтобы вновь сражаться за него. Чтобы вновь оказаться у самой последней двери, быть раненым чьей-то ловкой, коварной рукой, вновь встать лицом к лицу с неминуемой гибелью, покорно ждать... быть спасенным. И оказаться с ним рядом. На несколько хрупких мгновений. Один раз на всю жизнь.
«Замолчите, глупые и жалкие мастера убийств. Много ли вы видели? Ответьте? Столько же, сколько и я. Сражались, хлебали кровь из подставленных голов, молчали в темноте... А было ли, что вам грезилось лишь одно: обратить лезвие против... вашего хозяина? Молчите. Я знаю. Все бывает. И это...»
Он бежал уже долго. Никого вокруг не было видно. Далеко позади остался шестой ярус с его узкими окнами, уходящими во тьму сводами. Комната Гэбриэля - родное логово несбыточных надежд и медленного ухода из этой жизни. Покои князя, начинающиеся угрюмо и таящие в себе немые тайны. Латы и оружие. Замерзшие стекла, темное дерево, синий шелк, коридоры, стены, темнота, дерево...
Вырваться бы отсюда! В этом замке царит невидимое напряжение. Все силки расставлены, сети натянуты - душа вот-вот попадется в них. Она уже опутана жилками отчаяния, страха (не за себя, о нет! Не за себя... за будущее, которого никогда не наступит здесь). Перемены, малейшее изменение немыслимы здесь. Все останется как и прежде, хоть Тооор Куэйну продай душу. Исчезнут все твои печали, горести, тоска... Ты перестанешь существовать, уйдешь не в силах... не в силах сделать ничего, а мир ни на миг не станет другим. Он просто неумолим в своей неизменности: он постоянен, несмотря ни на что. Ты наивно полагаешь, что вяжешь по-своему хоть самый край этого огромного зеленовато-голубого полотна, где ты на самом деле - точка, почти ничто, но время смеется над тобой, и мир когда-нибудь обязательно скажет: «Уймись, не старайся больше. Неужели всей твоей жизни не хватило, чтобы понять: это не ты творишь меня, а я - тебя. Лучше отдохни от долгого и бесполезного труда и подумай над своим заблуждением». После такого он обязательно дарит подарок - прекрасное зрелище, доступное лишь тебе, - сворачивается специально для тебя и погружается в глубокое ничто. Это всегда бывает его последним подарком.
Мысли стали так остры, что Гэбриэлю стоило большого труда не стиснуть голову руками, проникая пальцами в белые пряди волос.
Он уже скользил по ярким пятнам от чадящих факелов первого яруса, освещающим каменный пол, словно потерянный дух по дну колодца. Почему-то представлялось, будто сейчас, через миг или два, на него набредут ночные стражи, сонно-улыбчивые темные эльфы. Они взглянут на него с изумлением, решат расспросить, а он бешеной кошкой бросится прочь, слетая по ступеням, замирая от внезапной вспышки страха-гнева, бездумно ныряя в темноту и исчезая в ее недрах. Еще слышен будет смазанный звук его шагов, а холодная секира подарит стражам плывущий сверкающий след в воздухе.
Было так тихо, что казались чудовищными все эти видения в таком спокойствии замка. Гэбриэля несла какая-то древняя безымянная сила, живущая, наверное, в каждом эльфе. Все его эмоции в это время как будто остановились, застыли в глыбе окружающего льда. Впереди чернел вход в подъярусный лабиринт, и он без тени сомнения скользнул туда.
Сразу напал холод. Мороз горного воздуха из невидимых открытых дыр заставил его сжаться даже в душе. Счастье, что путь пока был сухой, и негде было оступиться. Гэбриэль напряженно оглядывался на стены, которые с каждым шагом все темнели и темнели. У него был факел, но зажигать его пока не хотелось. Зная, где будет расположен самый последний, он не спешил тревожить сумрак подземелья.
Эльф сжался от холода сильнее, когда представил свое возвращение на стражу. «Зачем только я решился на это? Что мне делать с этим знанием? Разве смогу я произнести это имя вслух? Скорее я умру!»
Тоннель вел вниз, в самую скалу, на которой восседала Смерть.
«...Если б я только знал, что ожидало меня... Подъезжая к Смерти-на-вершине, я был уже натянут, как струна. Я должен был понять, что что-то не так, должен был кинуться обратно. Поздно. Ничего не сделать теперь. То, что живет во мне, - это навсегда. Оно не покинет меня, я это чувствую. Ненавидя, оно живет только мной. Мной и моим безумием».
Бывший только что просторным тоннель внезапно неимоверно сузился, прыгнул в кромешную тьму. На стене был прикреплен последний факел. Гэбриэль терпеливо разжег огонь. Осветил проход дальше: путь был свободен. Он нагнулся и оказался в новом тоннеле, наполненном темнотой и ледяным воздухом.
«Наступит завтра, и я вновь останусь один рядом с этими злобными тварями, сверкающими со стен и синего шелка. Вновь в бесконечной тишине замка будут слышны мягкие шаги, раздающиеся совсем близко. Я закрою глаза, и передо мной полыхнет темный огонь его взгляда...»
Почему его так притягивал этот взгляд? Точно мотылька. Маленькую серую ночную бабочку. Ночную - потому, что темное время суток тянулось для Гэбриэля даже не вереницей бессонниц, а одной неразрывной ночью. Ночью, которая кончалась лишь тогда, когда последняя, самая отчаянная надежда на прекращение безумия была потеряна.
Загрустила серебристая сестрица: где нескончаемые тренировки, бои во внутренних дворах, бои с самим собой и с ней?
«Подожди, - мог бы сказать ей эльф. - Мне бы хоть в этом бою не пропасть. В самом конце все равно будешь ты. Ты и мое горло».
А ледяной подземный ход не менялся. Против ожидания эльфа, он был сухой, но идти по его каменному полу, держа в руке всего лишь слабый факел, чадящий, но не дающий почти никакого света, было так же неприятно, как если бы все вокруг белело от плесени, слышалось монотонное падение капель, и стены лоснились склизкими разводами.
Но Гэбриэль с удивлением чувствовал, что забирающийся в сердце дух подземелья почти заглушал привычную боль. Он на время отвлекал от печальных мыслей, поддерживал животное напряжение всех мышц тела, заставляя забывать о самом главном. По-своему это было даже хорошо.
Только Гэбриэль не давал боли уйти. Юный упрямец, он просто...
Любил. И больше не мог жить по-другому.
...Возможно, ночь эта тянулась слишком долго, а, может быть, день давно наступил, и его не было на страже у дверей покоев князя. Ни одно окно не могло быть пробито сквозь те толщи скалы, за которыми пряталось свободное небо. Он не видел дня, не видел ночи. Путь сквозь подземелье однообразно вился на его пути, иногда разветвляясь на множество ходов или воссоединяясь снова. Глаза так долго видели лишь сеть каменных стен и магическую перспективу впереди, что перед ними начинали вспыхивать причудливые узоры и знаки прямо в воздухе. Потом они медленно и по-живому сползали вниз, переливаясь и смущая воображение. Эльф давно уже не бежал, брел. Тысячу раз ему приходило в голову, что он потерял дорогу, но это было не так, и он это знал. Вниз вел только один тоннель - эррэ, что у темных обозначало «артерия». Другие забирали намного выше, расходились далеко в стороны и вели куда-то к границе скалы, откуда, наверное, можно было увидеть небо. Или хотя бы свет.
Гэбриэль ни на мгновение не оставался в покое внутренней тишины: он не мог перестать слышать свой второй голос, говоривший лишь о том, что сводило его с ума.
Стены, от которых веяло изначальным, сердцевинным холодом, казалось ему, заставляли его парить меж потоков, забывая о своем теле. Гэбриэль давно забыл, что - свет, что - утро, и был всецело захвачен бесконечностью пути.
Но путь был уже готов оборваться.


...Буря чувств заставила юношу броситься на колени перед плоской плитой, вывернутой из каменной кладки у самого пола. Дрожащая тонкая рука протянулась к серому куску скалы, родной для Смерти-на-вершине, смахивая мягкую пыль.
Бесконечные тоннели, холод, тьма!
Все не напрасно - он перед ней.
Плита была массивной, внушительной; чья-то кирка грубо обтесала ее, сточив углы. Да, на ней были высечены имена. Неизвестная вязь гласила о старом владельце, а вторая надпись...
Он желал этого так страстно.
Он не мог поверить, что наконец-то узнал.
Имя Великой Тени.
Зачем ему это - теперь безразлично.
Ну как же?!
«Нефрит, - потрясенно прочел он. Слово это было похоже на взмах крыла ворона. - Нефрит?»
Что можно было сказать в этот момент? Любое имя всколыхнуло бы всю душу эльфу, будь оно хоть тысячу раз неизвестным ему. Просто трудно было сразу осознать, что это - имя самого дорогого существа на свете, которое так привычно оставалось безымянным. В первое мгновение чувства захватили Гэбриэля целиком. В них был и протест, и потрясение, и счастье - все смешалось в единый поток. Слова не могли сорваться с языка внутреннего голоса - он просто онемел, тишина сбилась со своей единственной заунывной нотки и тоже удивленно замолчала, мерзкий дух подземелья в испуге шарахнулся прочь. И среди этого было слышно, как тихо срываются звуки с губ эльфа: «Нефрит».
Обратная дорога перестала казаться невозможной и бесконечной; забылись бесконечные тоннели, узкие проходы, тьма. Просто Гэбриэль внезапно ощутил, что что-то в этом мире есть и для него, что не так все потеряно. Он был счастлив, что завладел крошечной частицей, крупинкой, лучиком внутренней сути. Чем-то его.


Небеса, угрюмые и темные, висели над скалами. На такой вышине ветер никогда не прекращался. Он дул беспощадно, лаская струями серый камень зубчатой стены, за которой раскрывалась гористая бесконечность. Туда были направлены два взгляда, прежде чем пересечься. Темный эльф поднял лицо.
-Захватывает, правда, Гэб?
Он помолчал. Прислонившись к краю, он мог только чуть-чуть податься вперед и уже увидел бы тонкую тропу-карниз, насмешливо ведущую из сердца горной страны к самим воротам замка, располагающимся сейчас как раз под ним. Он так и сделал, надолго зависнув над бездной безумной высоты, с улыбкой восхищаясь ее головокружительностью. Он и не думал о страхе. Бесстрашие и равнодушие сплелись в его душе давным-давно. Потом он вернулся.
-Можешь отрицать хоть тысячу раз, но я знаю, что ты был в подземельях, - произнес он небрежно. И, конечно, не мог знать, что заставил своего собеседника вмиг похолодеть.
Его звали Цегира. Удивительный воин, ловец счастья, неутомимый весельчак. Впрочем, как и все темные эльфы. Гэбриэль чувствовал себя рядом с ним одновременно и ребенком, и таким же воином, как и он. Странное было ощущение.
-Я был совершенно уверен, что ты ничего мне не ответишь. Лгать было бы глупо и незачем. Но скажи: разве ты считаешь это таким странным? Всем нам было с самого начала (а это чертовски давно!) интересно, за кого мы сражаемся, за кого идем на поле боя. Ведь умереть и не узнать, зачем, было для нас не очень приятно. Мягко говоря (он рассмеялся). Мы стали находить всевозможные способы, чтобы узнать его имя. Каждый по-своему. Я, например, во время «большой заварушки» у Эйлисто-Нуэ (ну, ты знаешь...) охотился за одним очень знатным индром - Шаарта, кажется, - который остался единственным живым из Великого Посольства, присланного нам с их стороны. Я решил, что уж он-то наверняка знал имя «нашей Тени», так как по обычаю должен был обращаться к нему полностью. И не прогадал: этот шакал ответил на все мои вопросы, прежде чем приступить к схватке со мной. Впрочем, схваткой это назвать трудно: очень уж она была короткой.
Темный весело расхохотался.
-Так что не понять тебя я не могу: сам был такой же. Ну, был ты там?
Гэбриэль кивнул в ответ.
-Я знал, - Цегира повернулся к простору спиной и начал отвлеченно разглядывать что-то под ногами. - Просто ты в последнее время явно был занят какой-то странной идеей, и это было видно. Ты - новичок в Смерти-на-вершине, и когда я обнаружил снятый факел у входа в подземный лабиринт, то сразу вспомнил о тебе. Что ж, ты избрал хитрый путь. И сложный.
Гэбриэль не сказал ни слова. Ветер злобно трепал его длинные белые волосы, удивительные даже для эльфов.
Здесь, под самым небом, становилось все холоднее с каждым днем.___



___Приближение зимы превратило замок в огромный ледник. Никто не мог чувствовать себя уютно; темные эльфы отходили от каминов, только когда наступала их стража. Ночевали группами, надеясь хоть сколько-нибудь согреть воздух в комнатах. Залы оставались пустынны. От холода не спасала даже та одежда, которая имелась в кладовых Смерти-на-вершине. Ее катастрофически не хватало. Приходилось отдавать все тем, кто должен был целый день или целую ночь стоять на карауле.
Гэбриэль не спускался к остальным уже давно, его все сильнее донимала тоска. Он не хотел видеть никого.
Шестой ярус был объят ледяным дыханием.
Эльф ни на секунду не думал сойти вниз и найти себе теплую одежду. Он просто об этом не вспоминал. Жар внутреннего огня пожирал его душу, и он даже не знал, в какой опасности находится. Медленно утекали третьи сутки, он привычно стоял у массивных дверей покоев князя, дерево которых отливало темнотой. К проклятому шелку была прислонена секира, хозяина которой била мелкая дрожь.
Гэбриэль знал, что князь уже долгое время никому не показывается, заперся у себя. Он знал и причину: великий темный эльф не мог разгадать загадки Палмерона, страны, к которой никто не мог подобраться незамеченным, будь это даже один человек, а не армия. Жуткой и таинственной страны.
Он не видел князя уже много дней. Разум был счастлив.
Гнетущая неподвижность воздуха, высокие окна... Сейчас он был далеко от всего этого мира. Сам даже не знал, где: в царстве Тооор Куэйна или в небесной безмятежности. Да это было и не важно.
Он хотел тепла.
Холод и одиночество были остры, как копье. От них душа замирала навсегда. Он мечтал найти спасение, хоть искорку огня; ему грезилось близкое дыхание, безмолвное кольцо рук, тихое прикосновение вместо слов. Он ненавидел темную стену взгляда, стирающую в пыль даже бескрылые мечты.
Хотя, как он мог...
В эти минуты он почти совсем переставал бороться с собой: даже для него это было уже слишком. Каждое новое видение, жестоко готовое свести его с ума, он приветствовал лишь усталым кивком: сил на большее уже не было. Мороз постепенно пробирался в самое его сердце, но ему было все равно. Он не был смел: его, Гэбриэля, как такового больше не существовало. Наверное, тому мальчишке с пытливым взглядом и тонкой секирой, прибывшему в таинственный горный замок, было бы страшно. Наверное...
...Когда двери распахнулись, его рука мгновенно метнулась к блеску тонкой ручки секиры. Обожглась - ледяная.
Из зала князя вышел сам Великая Тень. Шаги его были скоры: темный эльф хотел скорее покинуть шестой ярус для чего-то, но обернулся к своему стражу и смерил его непроницаемым взглядом. Он мгновение стоял перед ним, а потом вдруг скинул со своих плеч бурый меховой плащ и, подойдя совсем близко, обернул вокруг Гэбриэля, сказав:
-Возьми его. Твоя стража длится слишком долго, чтобы вытерпеть этот холод, а ты даже не пытаешься защититься. Разве тебе безразлична твоя жизнь?
И он ушел. Гэбриэль не сумел произнести ни слова в его присутствии. Он даже не смог вернуть ему плащ, который не имел возможности принять. То, что только что произошло с ним, казалось ярким неожиданным сном. На какое-то мгновение Гэбриэль даже почти уверился, что на самом деле ничего не было.
Но плечи его были скрыты в пушистом буром меху.
Было...
Не понимая, что он делает, светлый эльф задумчиво коснулся краев плаща ледяными белыми пальцами и стянул его сильнее, глубоко закутавшись в нем. Внезапно он ощутил мягкое тепло, кроющееся в меховых складках, нежное тепло чужого тела...
Гэбриэль замер.
Великая Тень снял этот плащ с себя, невольно передав частицу своего тепла юному стражу. Жестокий подарок...
Эльф по-прежнему стоял у стены, но почему-то не смея пошевелиться. После окружающего холода его бил сильный озноб, который невозможно было остановить. Какие-то обрывки мыслей проносились у него в голове, но он был безответен к их воплям. Слепая волна нежности хлынула в его замороженное сердце, затопляя половодьем отчаяния.


Ночью эльф решил вернуть бесценный подарок. Незаметно, так как он знал, что князя в покоях не будет. Весь день Гэбриэль простоял на страже; он твердо решил разыскать темного предводителя и во что бы то ни стало возвратить ему плащ из прекрасного инго, который не позволил себе оставить при всем своем страстном желании.
Плащ с меховым подкладом, расшитый у краев золотыми нитями - именно такой, какие носят эльфийские рыцари… Для странного мальчишки он был единственной вещью, которая говорила бы ему о его запретном чувстве. Но Гэбриэль безумно боялся показать свою слабость. Ему казалось, что если он посмеет принять подарок от Великой Тени и не сможет с ним расстаться, то навсегда станет подобен безвольной девушке. Он не мог допустить этого. Поэтому, устав от напора непрошеных мыслей, преследовавших его весь нескончаемый день, он проник в покои князя, как только к огромным окнам зала, где он нес стражу, подступили сумерки.
За высокими и узкими створками дверей стоял полумрак, было тихо.
Эльф ступил на пол плавно, словно кошка. При желании он умел двигаться неразличимо.
Взгляд его скользнул по широкому письменному столу с темной поверхностью, затем двинулся по нагромождению свитков, по княжеским доспехам и оружию, мимо тяжелых штор, по каменному полу в узорах. Большой камин был пуст.
Увидев в дальнем углу зала кровать князя, эльф медленно и задумчиво подошел к ней.
Каждая вещь здесь для него была наполнена неисчерпаемым смыслом грусти. Он хотел запомнить все. Все было дорого ему.
Непослушными от мороза руками он бережно свернул бурый плащ, что все это время прижимал к себе, и опустил на кровать. Провел ладонью по мягкому меху на прощанье.
Как глупо и безумно было все то, что он делал. Но ему это не казалось глупостью. Он не был собой. Он был никем.
Он был потерян.
В последний раз взглянув в запотевшие окна, по которым скользили причудливые разводы, он вышел.


...Великая Тень вернулся только глубокой ночью. В коридорах шестого яруса четко прозвучали его шаги. Далеко хлопнула его дверь.
Гэбриэль как всегда не спал. Чутко прислушавшись к исчезающим звукам, он долго сидел неподвижно, глядя в никуда. Потом обхватил голову руками и сжался, словно от боли. Так он застыл вновь.
Ни одно мгновение этой ночи не обещало желанного сна. Он был бессилен заснуть, даже усталость не помогала. Вместо сна кто-то подсовывал неясные видения, полные хаоса и несуразицы. Терпеть их было просто невозможно.
Что-то не давало Гэбриэлю покоя. Почему-то он не мог забыть, не мог перестать думать о неясном. Словно бы его насильно держали в неослабляемом напряжении. Он смотрел в свое окно, но видел лишь нить, натянутую между ним и чем-то. Прозрачное стекло дарило горы, черное небо, месяц. Эльф этого просто не видел. Ему чудилось совсем другое.
Вспоминались безмолвные покои князя. Эльф как будто вновь был там. Он опять различал мрачную обстановку сквозь полумрак, опять стоял с плащом в руках. Почему-то ему вспомнилось окно. Высокое, зарешеченное, покрытое морозными узорами. Нет, разводами...
Странными разводами.
Ведь комната не отапливалась давно и была так же стыла, как и залы яруса. На окнах не должно было быть узоров.
Даже обычных.
Эльф вскочил. Теперь он понял, что в покоях князя было что-то не так. Он не обратил внимания, не заметил, но что-то было по-иному.
Краткого мига хватило, чтобы он смог собраться и схватить секиру. Следующий миг застал его уже летящим к дальнему залу яруса. Гэбриэль проклинал себя. Он мчался как сумасшедший, но его тело не могло поспеть за обезумевшей душой. Он чувствовал, что нет никакой ошибки, что нечто ужасное, что должно случиться с князем, уже случилось. Прямо сейчас. Он не успевал.
Коридор, зал, двери...
Р-раз!
Светлый замер на пороге.
Он был прав.
Прямо перед ним с пола поднималось что-то невообразимое, текучее, блестящее прозрачной маслянистой поверхностью, тянущееся от самого окна отвратительным хвостом и держащее в одной из своих липких петель самого Великую Тень. Взбешенный темный эльф извивался точно змей, хватал и тянул жуткое существо за его конечности, но было ясно видно, что остановить его он не в силах. Тварь колыхалась, текла, менялась. С каждым разом эльф все сильнее и сильнее увязал в ее узлах. Но ярость его не слабела, и дикая схватка не прекращалась.
Гэбриэлю хватило единственного взгляда. Он кинул себя в бой, точно щенка в бурлящую реку. Взвилась серебряная молния сестрицы, совершая завораживающее вращение, и ее длинное лезвие впилось в бок твари.
Как нож в масло. Но не хлынула кровь, не скорчилась в спазмах плоть. Гэбриэль до мельчайших деталей разглядел конец своей секиры, погруженный в тело жуткого создания. Князь в очередной раз рванул. Не смог. Толстое кольцо перехватило его пополам и резко сжало. Послышался глухой вой и скрежет зубов. Как сумел, он прохрипел: «Мой меч!» Но Гэбриэль надеялся только на себя: когда в его сторону бросилось второе кольцо, он резко отскочил назад и кинулся к окну. Там нечто еще сочилось с прозрачного стекла, соединяясь с хвостом твари воедино, словно потоки в одну реку. Опять просвистела секира, и густеющая масса полупрозрачного шнура поддалась. Конец хвоста безвольно повис на решетке окна; остальное же начало сжиматься, все более становясь похожим на тело и плоть.
Князь наконец-то смог вырваться, совершив последнюю, самую дикую попытку. Его душил кашель, качало из стороны в сторону, но он достал откуда-то широкую пику и с криком отвращения вогнал ее в чудовище. Гэбриэль пораженно смотрел.
Тварь не желала умирать. Неестественным движением соскользнув с пики, на которую была нанизана, она откатилась назад и принялась быстро изменяться. Пока бешеный князь пружинисто шагал к ней, медленно занося над головой тяжелую стальную пику, она собиралась в единое целое, пока его руки наливались силой для решающего удара, она обретала четыре лапы, голову и хвост, пока он бросал свое оружие острием вниз - покрывалась шкурой.
Князь не успел. Из-под его сокрушительного взмаха выскочила собака. Мерзкая псина, тело которой маслянисто сверкало. На гибких неживых ногах она бросилась в распахнутые двери.
Гэбриэль вышел из оцепенения, кинулся вслед за неправдоподобно высоко скачущей тварью вон из покоев. Он не успел понять, присоединился ли к нему князь или нет.
Это было неважно, нужно было во что бы то ни стало убить жуткое создание.
Собака в несколько прыжков пересекла ширину зала и кинулась в проход в следующий. Страж нагнал ее и оказался перед ней один. Вокруг - простор огромного зала. Вдалеке быстрые шаги.
Тварь стояла, налегая на длинные передние лапы и не по-собачьи мотая почти плоской головой. Глаза светились так же маслянисто, как и вся шкура; с черного языка капала шипящая слюна, разъедающая камень пола. Она была готова к борьбе.
Гэбриэль смотрел ей в глаза и стискивал руки на теле секиры.
-Ненавижу, - прошипел он, готовясь. - Всех вас не-на-ви-жу!
Чудовищная псина потянулась назад всем телом, ловя момент для броска.
-Ну же, сюда, - вновь процедил сквозь стиснутые зубы страж, уже всей кожей чувствуя готовящийся удар в грудь.
И он последовал.
Тварь, как снаряд, взвилась в воздух, раскрывая на лету истинно кошачьи когти. Но секущий удар не дал ей достигнуть цели. Молния топора мазнула бок собаки, еле избежавшей смерти. Она звонко шлепнулась на пол, но тут же вновь метнулась к противнику, словно кто-то швырнул ее со всей силы. Тот отбил. Затем снова. Еще прыжок. И еще. Схватка стала подобна сшибанию яростных волн. В воздухе слышался глухой свист секиры и страшные звуки невозможной неуязвимой твари.
Запел летящий меч. Это князь присоединился к своему стражу, атакуя обезумевшее чудовище, с каждым разом становящееся все быстрее и яростнее. Только раз мельком взглянув на него, Гэбриэль сразу начал перестраивать свою тактику на двойное нападение. Удары стали отвеснее и короче.
Тварь держалась из последних сил. Ее раны были уже трижды смертельны, но, тяжело дыша, она все еще продолжала стремительно нападать. Словно в нее вселился Тооор Куэйн.
Но когда-нибудь этому должен был прийти конец. И он наступил. С точным выпадом княжеского меча. Клинок Великой Тени завораживающе легко рассек шерстистую шею и вошел в горло твари, сопровождаемый громким криком князя. Собака коснулась гладких плит уже безжизненной грудой.
Князь медленно выпрямился и взглянул на Гэбриэля. Тот уже опустил конец секиры, который звякнул о камень. Дышал пока еще сбивчиво. Оба они молча вытерли свои лезвия о шкуру мертвого зверя.
-Могу вас спросить?... - нарушил гулкую тишину молодой эльф, заговорив, но не поднимая глаз.
-Я давно наплевал на старые обычаи обращения... Говори, когда захочешь.
Князь задумчиво рассматривал труп. Надеялся понять, что перед ним.
-Это было в ваших покоях с сегодняшнего вечера. Я заметил что-то на стекле окна, когда оставил ваш плащ... Как оно напало на вас?
Великая Тень поднял голову, в его взгляде читалось явное любопытство.
-Ты был у меня?
-Я осмелился зайти, так как считал, что должен вернуть вам плащ.
Улыбка скользнула по губам князя.
-Значит, не зря я назначил именно тебя своим единственным стражем? Ты спас мою жизнь уже дважды. Сейчас и еще тогда, во время нападения... Похоже, я действительно не ошибся.
Сказано это было так, словно самые большие сомнения в его душе приходились именно на последние слова. Но Гэбриэль молчал совершенно спокойно.
-Эта тварь (он размахнулся и с наслаждением пнул дохлую собаку), нечисть, явно караулила меня весь день. Могу предположить, что она была очень умна. Послана специально за мной. Кем - не имеет значения: мне все равно, кто из моих многочисленных врагов действует решительнее. Интересно другое: как она попала в мой зал? Еще не успев уйти на первый ярус к Терфарку, я посмотрел в окно. Оно было чисто, как дневное небо. Потом я спустился вниз; у дверей остался ты.
Зеленые глаза неистово сверкнули.
-Жаль, но я не знаю способа убедить вас, в том, что верен вам. И что не предавал. Это не в моих силах.
-Я не имею сомнений относительно твоей верности. Именно поэтому и интересно, каким образом Тооор Куэйнова дочка проникла ко мне. Ведь удивительно же: через тебя никто не проходил... Мерзость была на внутренней поверхности окна, ведь так?
Гэбриэль кивнул.
-Может она просочилась сквозь стекло? Такое бывает.
«Все бывает», - прибавил про себя светлый эльф.
-Скорее всего она была вообще подослана магическим способом. Я не колдун, но знаю, что бывают заклинания вроде «крика горлицы», «мягкого бега», «стеффа», и многие другие. Их невозможно остановить. И если бы даже ты что-нибудь заметил, то не смог бы сделать ничего. Ты и так сыграл решающую роль - подоспел вовремя и «откусил» нашей собачке хвост. Что бы из нее вышло, если бы она успела стечь до конца?
«Ты шутишь со смертью, словно с подругой. Твоя жизнь - бесконечный риск».
Гэбриэля жгло изнутри. Почему-то ему стало жутко.
Темный взгляд воина полыхнул.
-Что ж, этого нам не узнать никогда. Жаль, ведь это так любопытно. Я возвращаюсь к себе, - он последний раз поддел мертвую тварь концом меча и зашагал к дверям в свои покои, где мягким пологом еще свисала темнота. За окнами небо уже светлело.
-Там может оказаться еще что-то, - произнес ему вслед Гэбриэль, снедаемый острой тревогой.
Темный эльф обернулся.
-Не беспокойся за меня: я осторожен. Кроме того, все проверю. Твоя стража подходит к концу - ты можешь идти.
Гэбриэль и на этот раз только кивнул.
«Он видит, что я обеспокоен. За него. Прекрати, Гэбриэль! Потуши свои глаза, соскреби этот проклятый налет боли со своего голоса! Ты слаб, точно новорожденный котенок!»
Эльф тихо покинул зал. Эта ночь, он чувствовал, не забудется ему никогда.


Прошло совсем немного времени, но вскоре стало еще хуже. Судьба Гэбриэля явно решила заняться своим питомцем всерьез и усложнила правила и без того сумасшедшей игры. Отныне эльфу приходилось буквально скользить по острию ножа.
Это случилось спустя месяц.
Гэбриэль вернулся невероятно усталым после бдительной ночной стражи и едва-едва начал засыпать, когда к нему заглянул темный. Он был знаком Гэбриэлю.
-Мне жаль, Гэб, что я вынужден поднять тебя с постели. Тебя хочет лицезреть наш Великая Тень. Прямо сейчас.
-Да-да, - почти прошептал светлый эльф, все еще не проснувшийся, но внезапно почувствовавший щемящий холодок в животе. - Ты не знаешь, что от меня требуется?
Темный развел руками.
-Понятия не имею, Гэб. Но ты даже не думай, что можно опоздать. Наш князь требует, чтобы дисциплина соблюдалась точно.
-Странно. Как-то однажды князь говорил мне, что давно уже не придает значения ритуалам.
Пока они говорили, Гэбриэль успевал лихорадочно одеваться, ежась от стойкого мороза в комнате.
-Что? Правда?
-Я не люблю лгать.
-Удивительно. Нет, правда: так и сказал?
-Даже более: что ему плевать.
Темный в дверях замер в недоумении, осмысляя сказанное светловолосым собратом. Тем временем Гэбриэль был уже готов. Приветственно обхватив сестрицу за тонкий стан, он отправился к князю.
Великая Тень сидел на своем массивном столе. Было видно, что его настроение было далеко от обычной угрюмой замкнутости. Гэбриэль приветствовал его в соответствии с традицией, хотя оставаться спокойным для предстоящего разговора ему было почему-то очень трудно.
-Откинь всю эту глупость: мы одни.
Испытав на себе темную молнию его взгляда, юноша слегка нервно выдохнул воздух из легких. Легче не стало.
-Я видел тебя в деле, Гэбриэль из Бирнкса. Ты хорошо владеешь искусством фигурной обороны. Умеешь нападать по-инфрумарски. Твоя тактика - фигура против целой массы, но ты неплох и в одиночном бою. Словом, ты знаешь в.в. Только не улыбайся: у нас все это так называют.
Гэбриэль не смог бы сейчас улыбнуться даже если бы безумно захотел.
-Так вот. Я подумал и решил, что было бы неплохо потренироваться с тобой. К сожалению, я почти не знаю приемов в.в., но зато я скрещивал свой меч с многими и многими мастерами других искусств. Так ты согласен?
«Что мне делать?!» - воскликнул про себя эльф. Он уже знал ответ, но соглашаться было просто страшно.
-Да.
Князь почти коварно улыбнулся одним уголком рта.
-Отлично. Мне прекрасно видно, что дух борьбы чужд тебе, но ты просто не можешь отказаться. Считаешь, что это невозможно. Почему - возможно. Только я все равно нашел бы способ уговорить тебя.
«О, Нефрит, довольно пытать меня!» - прокричал кто-то чужие слова в сознании молодого эльфа. Хотя Гэбриэль был с ними согласен.
Он молчал.
-Я хотел бы начать сегодня же. Сейчас. Секира у тебя с собой, значит этому ничто не мешает. Идем во внутренний двор.
...Так и началось это новое испытание, которое, неожиданно вторгшись в жизнь юноши, осталось там надолго. Теперь с каждым рассветом начиналась настоящая жаркая схватка, которая не была способна утомить неугомонного князя так же, как и заставить забыться его соперника. Мальчишку с секирой.___
___-А теперь давай ты, Цегира! Мы всегда хотели узнать, есть ли тебе что скрывать после той маленькой заварушки, которую мы устроили под Нуальефом.
-Замолчи! Когда дело дойдет до тебя, ребята будут с ума сходить над твоими сокровенными желаниями!
Они сидели в кругу света большого камина, стараясь быть поближе к исходящему от него теплу. Совсем недалеко колючей грудой лежало их оружие, где по-братски соседствовали тяжелые двуручные мечи и широкие алебарды, испещренные тонкими черными узорами.
-Ну же, Цегира, мы ждем!
Прозвучал дружный смех.
-Хорошо-хорошо. Только потом ночью сильно не дрожите.
Желтый огонь заслонила высокая красиво четкая фигура. Сидящие вокруг в ожидании замолчали. Вставший с места воин осторожно протянул вперед руку. Перед ним в воздухе застыл маленький шарик, размером с небольшое яблоко. Тугой комок неведомого света, раскалено-белый. Пальцы темного эльфа ощутили чужое мягкое тепло, идущее от него, и понимающе слегка согнулись. Эльф словно бы собрал в них всю свою волю и медленно потянул на себя, подзывая маленького гостя ближе. Это выглядело странно, но шарик покорно повиновался, двинулся к груди своего повелителя.
-Осторожно, Цегира. Сегодня он получился каким-то слишком живым. Предупреждаю сразу: если что, я его не удержу.
Это была одна из любимых забав темных эльфов - самого странного народа, существующего в этом мире. Все темные по сути были прирожденными магами, причем магами сильными. И поэтому, даже если кому-нибудь из них была назначена совершенно иная судьба, никак не связанная с происками неугомонного Тооор Куэйна, считавшегося отцом этой великой болезни, он все равно подсознательно тянулся к магии всей душой.
Среди неизменных участников игры было два настоящих мага. У людей они скорее всего стали бы уважаемыми правителями, но в Смерти-на-вершине почти единственным выходом их силы являлась «шутка» с Малышом-Убийцей - тем самым небольшим шариком призрачного света, который послушно следовал за зовущими руками. На самом деле он являлся Тварью. Такой же Тварью, как и те, от которых уже несколько лет приходится оборонять Смерть-на-вершине. Природа этого «милого создания» была совершенно той же самой, и она никогда не шутила. Обожающие риск темные использовали ее всего лишь для того, чтобы гонять по кругу между руками и читать мысли проигравших, хотя эта способность являлась одним из ее самых безобидных свойств. Тварь умела очень многое. Большинство из этого было смертельно. Но эльфам нравилось.
-Так что-нибудь будет? Приятель, мы уже заждались. Веди его быстрее, что ты нежничаешь с ним!
Цегира только осторожно отмахнулся, продолжая напряженно следить за своим маленьким спутником, который уже пересек половину воздушного расстояния до него. Никто на самом деле не стал бы действовать на его месте опрометчиво и небрежно, но подзадоривание являлось неизменной традицией в этой игре. Нужно было обязательно сказать что-нибудь под руку, чтобы и без того сильное напряжение среди участвующих еще возросло.
Говорившим был Тонка. Цегира уже решил, что с него взыщется на утренней тренировке, до которой было уже рукой подать.
Светящийся шарик все приближался.
-Ближе, ближе! Это будет слишком далеко.
-А я и не собираюсь пока разворачивать, - невозмутимо сообщил терпеливый игрок, подманивая Малыша легкими движениями пальцев. Решающий момент должен был произойти совсем скоро.
-Ущипни его! Так он быстрее поползет.
Но кому-то этого показалось уже достаточно. Вслед за репликой Тонки прозвучал благоразумный голос:
-Тонка, перестань. Уже хватит. Неужели вам не видно? Цегира, разворачивай.
Комочек света неуклонно двигался.
-Сейчас, - пристально следя за его движением произнес игрок.
-Все. Цегира, прекращай, - слышалось со всех сторон от темных охотников. Такая неторопливость и такое терпение, когда шарик уже давно пересек границу, после которой вернуть его было почти невозможно, восхищали их и, презрев всякую осторожность, они ждали ухудшения положения Цегиры, усложнения задачи.
-Прекращай! Ты же не сможешь!
-Сейча-а-ас, -весь уйдя в игру, протянул эльф-самоубийца.
И тут он ударил.
Всей силой воли, какая только могла быть в нем, несгибаемом темном вояке. В этот миг многим из захваченных зрителей показалось, что они увидели в воздухе нечто похожее на черную волну. Цегира ударил точно: Малыш-Убийца на мгновение замер в потоке невидимой силы, а потом вдруг быстро двинулся к тому, кто сидел напротив, угрожающе рассекая гладь воздуха перед собой. Остановить или даже перехватить его этот эльф не успел. Под крики смешанных чувств окружающих зрителей он завис перед самым лбом темного. Следующего игрока.
Когда первое оцепенение после смелого броска Цегиры прошло, темные с большим оживлением накинулись на нового игрока.
-Ты отвечаешь, Фэйнше! Давай же, раскрывайся!
Тонкий темноглазый эльф с густой гривой черных волос, в которых время от времени проскальзывали алые всполохи, с осуждением кинул взгляд на Цегиру и шепотом промолвил:
-Он схитрил. Так просто нельзя. Я бы не попался, если бы ему не вздумалось корчить из себя бесстрашного повелителя демонов.
Ему очень хотелось громко возмутиться, оспаривая победу своего товарища, но опасение слишком сильно поколебать воздух заставляло его выговаривать слова свистящим шепотом.
-Ну уж нет, - взвился неугомонный Тонка, вскакивая со своего места у самого камина. - Приступай, Фэйнше: все было справедливо!
Цегира стоял в неверном свете огня, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Дальше ему было просто интересно наблюдать.
Эльф не мог не признать свой проигрыш. Сжав губы, он с осторожностью приподнял лицо к сверкающей Твари и закрыл глаза. Теперь все в немом любопытстве замерли, скрестив линии взглядов на нем. Им всем было понятно, что именно в эту минуту Врата, не впускающие чужаков в трепещущее сознание Фэйнше, беззвучно распахиваются.
Конечно, и как всегда, он хотел показать совсем другое. Эльфы видели, как сильно сопротивление их проигравшего товарища: видение, что возникло из туманных клочьев прямо перед их лицами, никак не могло обрести ясность и постоянство формы, разбрызгиваясь сине-серыми шипящими каплями. Сначала не было видно вовсе ничего, но потом стало возможно разобрать некую фигуру, бредущую где-то в темноте. Долго время видение туманилось, и ничего нового узнать из него было нельзя. Но вот его гладь слегка выровнялась. Тот, кого оно открывало непрошеным взглядам эльфов, двигался сквозь черный почти безлистный лес, стоящий частоколом стволов неведомых деревьев. Их загадочная обсидиановая кора светилась в лунном свете.
На лице молодого Фэйнше была настороженность. Он шел, не скрываясь, но опасливо натянув свой лук и держа его прямо на ближние промежутки между деревьями. На охоту это походило мало. Тем не менее, эльф продолжал брести, задевая темной одеждой за мерзкие корявые сучья, цепляя колючие семена странного кустарника. Это длилось очень долго. Наблюдатели не могли оторваться от созерцания мрачного видения, так что им стало чудиться, будто они сами уже целую вечность бредут по чаще-загадке безымянного леса. Но Малыш никогда не показывал своим рисколюбцам бессмысленные картины. Такие, что не стоило бы смотреть. Он выбирал. Руководствуясь только ему одному ведомыми помыслами. Помыслами Твари.
Темные увидели свет. Он внезапно осветил все видение. Стало до мелочей видно бледное лицо лесного странника. Его изумление при виде того, что возникло впереди на пути. В глазах что-то отражалось, но было слишком мелким, чтобы рассмотреть.
Малыш услужливо повернул видение в сторону неизвестности. Пред Фэйнше стояла явини. Маленькая, тонконогая, с пушистой волной волос до щиколоток. Почти новорожденная демоница.
Конечно же, эльф поднял на нее стрелу, конечно же, шагнул немного назад. Но что делать дальше, он не знал совершенно. Даже в легендах и детских сказках не слышал.
Явини - дороже любых богатств и опаснее самой смерти. Она еще слишком мала, чтобы понимать, что происходит вокруг. С помощью этого демонского ребенка можно получить все, что угодно: сокровища, славу, власть, силу... Весь мир, если сумеешь правильно ею воспользоваться. В том случае, если не погибнешь.
Демонов детеныш стоял так близко.
Фэйнше было страшно. Сотни магов ищут их по всей земле, по самым глубоким безднам, по таким же диким чащам, как эта, в небесных высотах... А он не может даже подойти к этому чуду ближе. Она даст вечную удачу воинам его племени, уничтожит логова всех его врагов! Наконец, она послужит целям его, Фэйнше.
Молодой воин сглотнул и неуверенно сделал шаг вперед по хрусткой земле под ногами.
Девчушка смотрела, не моргая. Большими темно-алыми глазами.
Она была мало похожа на ребенка, скорее на девушку, только чересчур пугливую. Руки ее, невыразимо грациозные линии кистей, пальцев, могли бы свести с ума кого угодно. Черты лица были непередаваемы.
-Явини, настоящая явини передо мной, - заговорил вслух потрясенный эльф. - Я, похоже, счастливейший из бессмертных и смертных.
На звуки его голоса демоница слегка повела плечами, будто выражая, что, к сожалению, ничего не понимает. Она не двигалась с места.
-И как же тебя зовут, дитя? - запнувшись на последнем слове, проговорил темный, украдкой делая почти незаметные шаги вперед. Он не слишком-то надеялся на ответ.
Его и не последовало.
Явини была очень испугана. Фэйнше даже показалось, что он видит, как она дрожит. Это немного успокоило его самого, поэтому вскоре он оказался совсем близко к девушке-демону. Он подумал, что ей сейчас было гораздо страшнее, нежели ему - мужчине с ненатянутым, но все-таки смертоносным луком в руках и тонким фарвэмским клинком на поясе. Он оказался перед ней.
И тут явини бросилась. Она сделала совершенно неожиданное для воина-эльфа движение, которое он просто не успел предотвратить, и оказалась у него на шее. Отчаянные рыдания вырывались из ее груди, она обхватила руками его плечи и спрятала лицо в складках его плаща. Она плакала, как обычный ребенок.
-Я никого до тебя не видела. Никогда-никогда! Я знаю: мне надо быть здесь, но я боюсь! Я хочу туда, где есть такие же, как я!!!
Фэйнше не смог ответить. Он даже отстранить ее не смог. Рука не поднималась. Он был просто поражен.
-Ведь ты явини?
Она усиленно закивала, не поднимая лица.
-Как тебя зовут? Откуда ты?
-Ашка... Не знаю. Ничего больше не знаю. Меня оставили. Я не помню, - она вновь зарыдала, на этот раз еще сильнее и безудержнее.
Трудно представить себе, каково это - держать в своих руках маленького демона. Фэйнше объяло смятение.
Она говорила, значит ей было уже больше шести дней. Шесть дней - это тот срок, после которого демон начинает постепенно приглядываться к миру и пытаться понять, что он для него представляет. В это время возможность просто забрать этот живой источник всех богатств исчезает. Кто осмелиться подойти к юному демону и попытать удачу, если все дни он проводит в неустанных опытах со своей еще девственной и необузданной силой?
Постепенно Ашка начала успокаиваться. Эльф различил, что ее всхлипывания становятся все реже. Плащ совсем вымок от ее слез. От нее веяло запахом каких-то лесных трав (Фэйнше никогда не слышал его ранее), а кожа была сухая и прохладная.
-Ты боишься меня? - неожиданно для себя самого спросил темный, неловко кладя ладонь на ее голову.
Послышался невнятный голос:
-Нет. Совсем не боюсь. Ты такой взрослый, ты похож на меня. Когда ты тут, я чую, что могу что-то сильное.
«Чуешь?» Демонские слова. Только они так называют чувства. Хотя к Фэйнше прильнула маленькая девчушка, это был настоящий демон. Чистокровное и потомственное чудовище.
Молодой эльф наконец-то решился отстраниться. Последняя мысль вызвала в нем острое ощущение, что он держит у сердца ядовитую змею. Явини стояла перед ним несмело, сцепив пальцы и глядя немного сбоку. Несмотря на ее безобидный и растерянный вид, воображение легко рисовало эту девчушку с потоком необузданной темной магии, вырывающимся из тонких по-первозданному совершенных рук.
...Ясная картина вдруг заплыла мелкими разводами, преграждающими путь чужаков в сознание эльфа. Сила его нежелания открывать сокровенное и дальше начала возрастать. Это почувствовали все. Внутренний свет магических туманов быстро погас.
Видение прервалось, ударив последней волной мелькающих образов и расплескавшись по сторонам. Эльфийская воля расцепила звенья магии Твари, вырвавшись из ее пут. Фэйнше сделал сильный вдох, словно бы его отпустил невидимый душитель. Комок света завис перед ним в воздухе.
Тишина, воцарившаяся между ними, была хрупка. Каждый хотел что-то сказать, но все почему-то ждали, что присоединятся к первому заговорившему. Кое-кто из недавних наблюдателей переглядывался. Фэйнше не отрывал глаз от пола.
Правила этой странной игры гласили, что после проигрыша светящийся шар переходит в руки к следующему игроку, сидящему в сторону ночи от проигравшего. Как будто бы только что вспомнив об этом, Раазон, темный, получивший после осады Нира прозвище Мягкое Сердце за особое отношение к пленным, вскочил со своего места и протянул руки к Малышу-Убийце. Он желал продолжать.
-Теперь ты, Раазон, - наконец произнес молчавший посреди общего молчания Тонка. Он был задумчив, что являлось для него очень редким состоянием. - Мы ждем твоего броска.
Кто-то резко кивнул.
-Ну хорошо.
Раазон старательно целился, примеряя свою ладонь к прямому броску в сидящего как раз напротив - в Тонку. На нервное постукивание его пальцев по камню стены, эльф отвечал лишь смелой открытой улыбкой. Ему просто очень хотелось расколоть удачливого приятеля, всегда отражающего бросок Малыша, чтобы тот не смог больше хвастаться при каждой удобной возможности, что никто и никогда не видел его скрытых мыслей. Раазон рассчитывал сбить его с толку обманным маневром: изменением пути броска немного вправо. Он рассчитывал, что это наверняка принесет победу.
Когда светящийся комок был пущен силой его воли вперед, он понял, что просчитался. Малыш отклонился от прямого пути и начал самовольно двигаться в совершенно неожиданную сторону - к Гэбриэлю. Этого никто не ждал. Светловолосый юноша был в этом ночном сборище азартолюбцев лишь наблюдателем, он почти не знал правил игры и уж конечно не мог верно и удачно отразить удар. Никто не стал бы умышленно «подсылать» Малыша-Убийцу к нему. Хотя, все были уверены: тайн у неразговорчивого юноши было предостаточно.
Раскаленный глаз летел вперед. Настолько медленно, что можно было бы успеть перебрать в уме еще сотни мыслей, и настолько быстро, что никто, кроме самого мальчишки уже не мог его остановить. А Гэбриэль ждал, и его зрачки в эти мгновения казались такими же раскаленными огненными шариками, как и тот, что надвигался. На него смотрели все темные эльфы, собравшиеся ради безобидной игры у большого камина; и мрак, что окутывал их с противоположной от камина стороны, делал их еще более темными, чем они были на самом деле.
-Защищайся от него! - выкрикнул Цегира, видя, что Гэбриэль ничего не предпринимает. Другие принялись останавливать его, когда он вознамерился прервать полет Малыша, но тот уже достиг цели.
Оказался над Гэбриэлем.
Тут зазвучало сразу несколько голосов. Кто-то стал настаивать на том, что светлый эльф должен принять свой проигрыш, кто-то отрицал это, говоря, что он не мог использовать свою силу без знания, как это делается, что он не вступал в игру. Темные старались убедить друг друга в своей правоте, но все они без исключения ждали того, что скажет сам Гэбриэль. Ведь он не вымолвил ни слова.
Кто-то не хотел, чтобы эльф сорвался с крючка. Многим было любопытно. Они желали проникнуть в мысли мальчишки.
Но Гэбриэль сделал неожиданное. Он резко вскочил и поймал в кулак клубок белого сияния. Его пальцы сжались, враз скрыв холодные лучи.
Тихий хлопок - от магического сгустка не осталось ничего. Эльф разъял тонкие пальцы, и на ладони, нещадно обожженной, оказались лишь догорающие искры.
Утро было кристально-прозрачным и свежим. Облака тянулись над пиками гор долгим мирным караваном. Привычно и вместе с тем красиво кричали орлы. Невидимые птицы свободы были совсем близко.
Гэбриэль возненавидел это утро. Теперь его душа могла гореть от самого легкого прикосновения. И она зажглась зеленым огнем ненависти.
Он оставался в замке, в то время, как отряд из двадцати четырех темных уходил глубоко в горную страну на два десятка дней. Если повезет – на двадцать. А если нет - насовсем. Среди них был тот, о ком вот уже несколько месяцев не мог забыть юноша.
Он стоял на стене Смерти-на-вершине, перед всеми ветрами горной страны, и не смотрел вниз. Там отпирались ворота, и небольшой пеший отряд - темная кучка фигурок - ступал на узкую тропу-насмешку.
Впереди, прямо перед глазами эльфа, возвышался гигантский столп простора. Холодный воздух, птицы, носящиеся в нем, звуки скрипящих внизу ворот - все это необозримый океан, заполняющий впадину между безумно далекими горами и скалой, на которой возвышалась Смерть.
Будь он проклят! Зачем он, если нельзя ничего изменить? Нельзя покинуть замок, уйти с отрядом. Приказ... Может, кинуться сейчас туда, вниз, сквозь толщи призрачной воды, в удивление воинам, к ним под ноги? Дикий полет, желанная цель. Вдвойне. Ведь, он, возможно, подойдет, заглянет в леденеющие глаза...
Гэбриэль почему-то улыбнулся. Почувствовал, как мысль о прыжке нежно обтекает его сознание, кротко молит об исполнении. Как она притягательна!
Но забыть о разлуке ему не дано. Мелкие черные точки еще только-только отдалились от подножия крепости, а он уже понимает, каковы будут все предстоящие бессонные ночи, как он будет метаться неприкаянным духом по пустым коридорам, искать успокоения в ненужных мгновениях и днях. Он смотрит отрешенно в разбавленную синь неба, но видит лишь бесконечность нескольких глупых слов, что опутали его, словно вражьи сети. И они будут держать его все время. До возвращения... если оно наступит. И после.
«Больше здесь делать нечего,» - сказал сам себе светловолосый эльф, с трудом отрывая руки от холодного камня, а взгляд - от горной тропы внизу, и почти рывком отворачиваясь. Площадка перед главными стенами оказалась пуста, его шаги зазвучали уже внутри замка.
Он бы мог о чем-нибудь помечтать, но не хотелось. Все чувства замерли внутри него. Он лишь слышал непрекращающийся ветер в ушах. Даже когда спускался по крутой лестнице вглубь шестого яруса.
Где-то близко стояла невидимая ему стража. Голоса ее раздавались громко и были знакомы. Гэбриэль слышал Цегиру, беседующего с кем-то, чьего имени он не помнил. Их речь всплывала отдельными отрывками:
-Ты знаешь... отпустил явини. Явини! Какая удача была бы сейчас на нашей стороне, если бы... Фэйнше не знал... он никогда не говорил... нам, что встречал ее. Наверное, не хотел, чтобы мы его осуждали... ведь она... Но самое интересное произошло тогда, когда... Сердце направил шар на Гэбриэля... Я никогда не видел...подобного. Вся его рука была опалена... словно от огня... даже хуже...
Гэбриэль взглянул на свою руку. Держать секиру, особенно на морозе было просто невыносимо. Великая Тень удивлялся, что обойти его на тренировке не составляло труда в последнее время... Что ж, это была просто плата за то, что безумные тайны Гэбриэля не были раскрыты.
Он вернулся к себе. В комнате царил извечный холод, окно манило задуматься над блеклой красотой за своими стеклами. Ничего не хотелось. На секиру он даже не взглянул. Как же теперь дальше? Он не знал. Мертворожденные попытки все забыть так утомили, что оставалось только выть. Но и этого было нельзя: услышать стражники. Может, просто заснуть? Наверное, только это...


Теперь он стал часто спускаться глубоко в подземелья и бродить где-то внутри горы, доходя до оконцев, прорубленных в скале на ее границе с небом. Никто не возражал, не останавливал его. Похоже, темные поняли его пасмурное состояние духа и решили оставить в покое. Удивительные существа.
Гэбриэль брал с собой неизменный факел и кусочек камня, что поднял когда-то невообразимо давно, только-только прибыв в Смерть-на-вершине. Пища, вода были ему словно бы не нужны.
Никто не знал, где он был и что делал все это время.


Гэбриэль думал, что жизнь станет иной, что все эльфы темного замка ощутят огромную перемену, произошедшую после того, как Смерть-на-вершине покинул ее хозяин. А они никак не изменили своего привычного поведения. Как будто можно легко не заметить того призрачного огня, что дарили его глаза, его звучного голоса, раскатывающегося под сводами мрачных залов, его одинокого силуэта в объятиях серых небес за окном. Они, казалось, совершенно забыли о его существовании. Изредка вспоминая отряд, ушедший с какой-то тайной целью в горы, они говорили лишь о том, что смерть может застать любого когда угодно, что ни один воин не знает своей судьбы и не может ей противиться. Темные часто упоминали это.
От таких слов Гэбриэлю становилось просто жутко. Он и мысли допустить не мог о том, что Великой Тени может грозить та же участь, что и всем другим; ему было дико думать о смерти князя. И еще он постоянно корил себя за что-то, якобы ставшее причиной его пребывания в замке в то время, пока князь был очень далеко. Ему думалось, что его оставили неспроста, что за этим что-то стояло. Может быть, недоверие. Или просто он казался ненадежным, слишком юным. Как глупо было бы беречь его жизнь из-за того, что он молод! Зачем она ему?
Так размышлял Гэбриэль, и мысли эти были горьки. Над замком сменялись день и ночь, а он все больше погружался в тоскливое бездействие, окончательно переставая хоть что-то замечать в этом мире стылых переходов и далеких каминов первого яруса, где все еще кипела жизнь. Он был одинок так долго, что если случалось кому-то встречать его со своей секирой и своими неотступными думами, он вздрагивал от звуков голоса и резкого движения.
Темные видели в нем интересного скрытного мальчишку, и их любопытство во время его глубокого уединения только росло. Гэбриэля звали на схватки, которые устраивались на площадке башни Сэт под пронизывающим ветром. Были даже попытки задеть его самолюбие, поймать на гневе или хвастовстве настоящего мастера, но ко всему он оставался равнодушен. Словно бы единственным чувством, доступным ему, осталось мрачное удивление. Это еще больше поражало и раззадоривало темных, привыкших считать своим самым большим умением игру на слабостях других.
А была ли у мальчишки слабость?
Этим вопросом они тоже задавались. Им было очевидно, что весь он подчинен какой-то одной всепоглощающей мысли, которая сделала его похожим на одержимого демоном. Но только что это было?


Вокруг стало очень неспокойно. Горы как будто зашевелились в эти пасмурные дни, нависшие над одинокой живой Смертью. Откуда-то с далеких долин начали стекаться туманы, ложащиеся так густо, что их не могло до конца рассеять даже здешнее солнце. На тропы, ведущие к замку, словно бы еще никто не ступал, но где-то совсем недалеко по ночам слышались глухие удары и странные протяжные вопли. Утром все исчезало. Эльфийские предводители высылали следопытов и лучших охотников на разведку главных перевалов. Еще никого не удавалось заметить им, но часто они приносили очень странные находки: маленькие вытянутые черепа, не принадлежащие ни одному известному темным существу, осколки белых морских раковин, непонятным образом попавших в эти края, подпаленные с одного конца длинные косы из травы, и, наконец, черные заостренные камни. Это можно было собирать горстями на многочисленных кострищах, сети которых окружали замок, словно магические знаки злого духа. Эльфам приходилось быть на пределе настороженности, они не прекращали строить различные догадки о том, что происходит вокруг них, но все оставалось по-прежнему. Многие опасались, что нечто «очень нехорошее» (по их словам) жаждет начаться в любую минуту, в то время, как Великая Тень находится за стенами замка, которые служат единственной защитой от происходящего снаружи.
Еще тревожней становилось эльфам оттого, что они почти лишились своих особых «ушей» и «глаз» - магов-темных, которые были единственной опорой в защите Смерти-на-вершине от всего угрожающего необъяснимой силой. Большинство немногочисленных повелителей магии ушло с отрядом, а остальных внезапно скосило какой-то неведомой болезнью: с троих день и ночь безуспешно пытались снять невыносимую головную боль, которая пришла совершенно внезапно, не имея причины. Это уже даже не настораживало, а пугало. Если представить, что с теми магами, которые оказались в горной стране, произошло то же самое, то можно было предположить, что отряд значительно замедлил свой ход из-за невозможности передвигаться быстро с бессильными воинами, не способными идти.
Темные забыли свои ночные забавы, перестали говорить о пустом, сделались гораздо угрюмее и сдержаннее. Учения и тренировки проходили теперь почти весь день, но кому-то и этого было мало: часто звон топора или лязг мечей слышался в глубокую безлунную ночь.
Теперь имя князя, хоть и не истинное, не сходило с уст обеспокоенных воинов. Все не могли забыть о том, что их предводителя нет с ними именно сейчас, когда со всех сторон начала наползать опасность, и горы стали грозить своими тайнами. Великая Тень находился в логове опасности. Уж чья-чья, а его душа была самым желанным сокровищем для любой враждебной замку силы. Беспокоились вовсе не за его жизнь - такое у воинов считалось недостойным - а за то, что он может не завершить своих сложных, но жизненно важных планов, которые после не сумеет исполнить никто.
...Когда сквозь запутанную сеть скальных тоннелей эти вести дошли до мальчишки, мрачно шутившего вместе с одиночеством, он немедленно покинул свое глухое убежище и без тени сомнения присоединился к остальным стражам замка. Он внезапно почувствовал, что не может больше говорить лишь сам с собой. Чуждые ему раньше общие камины, главные залы стали теперь так необходимы ему, словно каждое сказанное там слово питало его душу. Он был не в состоянии провести в одиночестве хоть один вечер. Мутное ощущение тревоги размывало его изнутри; он пребывал среди темных эльфов лишь безликой тенью, но все же он был с ними.
Желание быть с князем в эту минуту изводило Гэбриэля. Он прекрасно знал, на что способен князь в открытом бою, но знал также и то, как легко перешагнуть грань, за которой кончается сила темного эльфа. И в схватку вступают иные силы. Он был в отчаянии оттого, что невозможно ничего сделать, и остается только ждать. Эта пытка, когда он ощущал себя самым беспомощным, не в силах даже быть вместе со своим повелителем, держать за него свое оружие, была для Гэбриэля самым худшим, что только могла выдумать судьба. Ему казалось: будь он сейчас в отряде, ни единое чувство не тревожило бы его закаменевшую душу, кроме спокойствия и удовлетворения от сознания, что он на своем месте.
Но это все было ложью. Никогда он не найдет равновесия.


Прошло уже одиннадцать дней. За стенами замка ничего не изменилось, маги держались из последних сил, а от князя не было никаких вестей: не летели ручные соколы, не приезжали гонцы. Все обитатели крепости собрались в одном зале первого яруса, чтобы день и ночь быть готовыми к любому нападению. Отсутствовали лишь стражи кругов защиты. Здесь без конца точилось оружие, высказывались предположения и планы, строились догадки. Из рук в руки переходили принесенные извне черепа, осколки раковин, камни. Каждый надеялся с помощью своей врожденной, но не раскрытой магии отыскать в них хоть что-нибудь, способное помочь. Но кроме отчетливой неприязни никто ничего не испытывал.
Держал их в руках и Гэбриэль. Хоть он и не был темным, и магии собственной совсем не имел, он подержал на ладони неведомые артефакты. С трудом подавил в себе желание бросить их под ноги и раздробить в мелкую пыль.
-Ведь это не демоны… - сказал он одному из рядом стоящих воинов, собравшихся в главном зале. В этих словах была лишь тень вопроса: ему до сих пор хотелось верить в то, что демоны нападают лишь в одиночку.
-Не знаю, - ответил ему статный Кирсиф, из числа новых стражников первого круга защиты, обладатель короткой жизни и тяжелой работы, как любили говорить темные. – Я знаю, что демоны не собираются в стаи для того, чтобы уничтожать своих врагов: им и своей силы хватает. Но кто может поручиться, что в этот раз они не изменили своим привычкам? Демонов на самом деле не знает никто. Да и не только они населяют горную страну. Откуда-нибудь могла выползти такая нечисть, что впору с Тварями союз заключать. Мы можем только гадать, что твориться дальше тропы-насмешки. Дирк с ребятами сейчас борются за последние остатки жизни. Без них мы слепы.
Гэбриэль постоял молча. Старая привычка говорить очень редко никак не желала исчезать, и теперь, будучи постоянно среди своих товарищей, он чувствовал себя просто нелюдимом.
-Ты пошел бы сейчас с отрядом на поиски князя и его сопровождения, если бы так решили военначальники? - он кивнул в сторону виднеющейся в дальнем конце зала фигуры.
-Да, - согласился Кирсиф, блеснув широким серебряным обручем. - Гэбриэль, а как же иначе? Там, в отряде, мои лучшие друзья: Орвойт и Тархиль. Мне с самого начала не нравилась мысль оставаться здесь, когда они отправлялись на настоящее дело. Теперь я здесь, они там. Рубятся, наверное. Я чувствую себя, как спасенная девица во время захвата города. Сиди себе и точи меч. Мой и так уже способен волос на лету перерубить!
Гэбриэль был согласен. Даже более.
Кирсиф продолжал:
-Не представляю, каково приходится тебе, личному стражу Великой Тени, оставленному в замке в такое время. Почему князь не принял тебя в отряд? Ты отличный боец, для таких дел просто рожден… Что же тогда заставило его пренебречь твоим правом? Ведь ты должен быть с ним повсюду!
-Да, - только и ответил Гэбриэль. Он чуть не улыбнулся от того, насколько правдивы были эти слова. «Должен» - он подкинул это слово на ладони. Слово показалось ему смешным.
-Мне совершенно понятно, почему ты первый в числе тех, кто требует немедленного действия. Пусть другие кричат об опасности сколько угодно. Мы же темные эльфы! Мне всегда казалось, что нам гораздо важнее общая цель, чем унизительный торг с судьбой!
Гэбриэль смотрел в глаза горячему темному воину и думал: «Он даже не замечает цвет моих волос: я – светлый... Теперь это, похоже, не важно. Я сросся с ними, и они забыли, кто я на самом деле».


В этот вечер звучали речи о втором походе. Словно безумный оратор, Гэбриэль добивался слова. Он никогда не умел говорить горячо, но в этот раз, представ, наконец, перед всеми воинами замка, он задел своей бесхитростной и искренней речью сердце каждого. Не зная, что делать со всем тем протестом, накопившемся в его душе против одиночества, бездействия, опасности… всей своей жизни, он вложил этот протест в свои слова, которые по воле судьбы стали решающими.___


___Светлый эльф ехал вторым после главы отряда и не переставал разглядывать окружающую местность. Белые уши его коня все время маячили впереди. Гэбриэль держался в седле даже ровнее, чем это было нужно: его ни на миг не отпускало многодневное напряжение. При своем огромном желании он не мог расслабиться.
Светлый эльф чувствовал себя еще более неуютно оттого, что ему пришлось оставить свою секиру в замке – у седла в ножнах покачивался меч Цегиры. Секира в его руках была, но тоже чужая. Черная гарпия с чудовищными узорами. Последнее, что удалось выговорить одному из магов замка, было предупреждение не носить своего оружия - спутника темной души. Душа Гэбриэля к его сожалению темной не была, но это распространялось также и на него. Серебристая сестрица сейчас нежилась в чьих-то чужих руках.
«Если речь идет о князе, я могу сражаться и пылающей головней,» - подумал про себя он. Это было недалеко от правды.
Ехали близко друг к другу, постоянно переглядывались. Пока следовали только знакомыми тропами, изъезженными эльфами за много лет. Опасность попасть в засаду была очень велика, но весь отряд состоял из темных, а это означало многое.
За настороженным Гэбриэлем следовал Фэйнше. С недавнего времени светлый эльф неожиданно для себя самого обнаружил, что способен не только находиться среди других стражников замка, но и считать кого-то из них своим другом. Молодой защитник явини, который, как казалось Гэбриэлю, отличался от всех остальных, легко нашел с таинственным нелюдимом общий язык и теперь не давал ему окончательно провалиться в одиночество. Гэбриэль был ему очень благодарен.
Голос главы отряда сорвался и полетел вместе с ветром. Кто был ближе, смог расслышать, что скоро начинаются земли, принадлежащие лишь самой горной стране и больше никому. Где-то там должен находиться отряд князя. Следует быть на пределе осторожности и готовности.
-Ты слышишь? - произнес Фэйнше, правя своим конем бок о бок с Гэбриэлевым. - Они не знают, где искать наших. Мы будем идти вслепую.
Гэбриэль кивнул.
Путь продолжался; он смотрел лишь на голову своей лошади. Видеть холодные линии гор, встающих совсем близко, где змеились тонкие тропы, идущие по краю пропастей, ему не хотелось. Он еще не успел забыть свой родной лес, где провел столь недавнее детство. Горы казались ему такими необозримыми и величественными… Он считал, что никто не мог называть их домом.
Здесь, так низко для этих каменных гигантов, на самом дне океана пространства, который он видел еще с башни Смерти-на-вершине, было одиноко и неуютно всему живому. Темные эльфы, казалось, не обращали ни на что внимания, но Гэбриэль с присущим ему внутренним чутьем догадывался, что они тоже ощущают тревогу от этой пустоты вокруг.
Вот Фэйнше. Теперь он едет впереди. Он оглядывается, и его застывший взгляд слепо натыкается на лица следующих позади. О чем сейчас размышляет молодой воин Смерти-на-вершине?
Его движения скованны и резки. Часто его рука касается волос, рассыпавшихся по меховому капюшону. Черных прядей с мелкими алыми вспышками внутри. Правда, сейчас эти вспышки стали намного сильнее, чем раньше. Пальцы вздрагивают, обжигаясь.
Что с тобой, Фэйнше?
Гэбриэль рванулся вперед, нагнать своего друга. В мгновение ока поравнявшись с ним, он начал трясти его, но тот совсем не слышал обращенных к нему слов.
-Фэйнше! Что случилось? Да говори же ты!
Одержимый эльф что-то невнятно бормотал и старался увернуться от Гэбриэля. Его волосы вспыхивали по всей длине, делаясь почти совсем алыми.
Кто-то из отряда уже спешил к ним, сыпля по дороге проклятия. Гэбриэль хлестнул одержимого по щеке, стараясь привести в чувство, но это не возымело действия. Эльф оставался равнодушным ко всему происходящему и только не переставал говорить что-то странное.
-Что с ним происходит? - крикнул сходу один из темных, подъезжая к двум остановившимся всадникам.
Даже не обернувшись к нему, Гэбриэль продолжал пытаться вывести друга из непонятного состояния. Он разворачивал к себе лицо юноши, но Фэйнше глядел так глубоко, что невозможно было понять, что он видит сейчас. Он был безумно напряжен, словно собирался вот-вот куда-то вскочить, побежать. Ногами сжимал бока лошади, а пальцы его впивались в поводья мертвой хваткой.
Несколько рук протянулось к нему одновременно, и тогда он неистово дернулся, вырываясь из седла. Упал в снег под копыта Гэбриэлеву коню. Юноша резко направил лошадь назад, боясь затоптать Фэйнше, слепо ползущего в снегу.
Кто-то невнятно кричал издалека. Весь отряд собирался к месту неожиданной остановки.
Гэбриэль соскользнул с лошади и бросился к одержимому. Теперь, наверное, даже самым дальним всадникам был виден тот безудержный пожар, что рвался с головы охваченного демоном юноши. Смотреть на это было жутко, но, похоже, это не причиняло эльфу никакой боли. Его лицо, теперь совершенно бледное, окруженное слепящими языками разлетающихся волос, было всеми своими чертами как будто направлено в одну точку. Между копытами лошадей, окружающих его, над далеким лесом, поверх пушистых елей впереди... Куда-то к востоку от избранного отрядом пути. Гэбриэль сам взглянул в эту сторону. Как он не старался что-то различить, ему открывался лишь привычный пейзаж здешних гор.
Он опустился на колени прямо в снег перед Фэйнше. Взглянул ему в глаза. Вокруг спешивались эльфы, зовя одержимого по имени и горячо ругаясь. Гэбриэль молчал, но своим собственным зеленым огнем, хоть и слабым, пытался добиться чего-нибудь от того, кто прямо у него на глазах рвал связь с окружающим миром.
-Он видит, где Великая Тень, - проговорил наконец Гэбриэль, подняв лицо к окружающим. - Он знает точно.
Вслед за его последними словами раздался крик. Фэйнше с быстротой безумца вскинул руки к голове, обхватил ее, сильно сжав, и навзничь упал в снег. Воины бросились поднимать его, но Гэбриэль уже знал, что случилось. Головная боль. Она настигала всех магов в замке, она же нашла этого мальчишку со скрытыми силами. Позже, но нашла.
Эльфы пытались сделать что-то еще, но все было бесполезно. Снять или ослабить боль они не могли. В отряде не оставалось ни одного темного, обладающего магическими способностями, даже такими, как у Фэйнше.
Теперь эльфы знали, куда следует направляться. Они безоговорочно поверили и дару юного стражника, и словам Гэбриэля. Но теперь им было необходимо как-то помочь бессильному полу-магу, который был не в состоянии встать на ноги. Его поручили Гэбриэлю, и это было понятно. Светлому эльфу пришлось пуститься в путь на лошади со вторым седоком, которого он старался держать как можно крепче.
Путь продолжался.
Гэбриэль, держащий своего друга, который все время оставался без сознания, странно успокоился. Его больше не терзали тревоги и муки, он чувствовал себя просто нужным кому-то, способным выполнять что-то важное. Он увидел все немного по-другому; его собственное невыносимое чувство стало вдруг естественным, привычным и приятным. Подумав о князе, он просто сказал себе, что любит его, что ложь бессмысленна. Да, это грустно, такое невозможно. Но раз оно все же есть, надо жить.
Для Гэбриэля, успевшего привыкнуть к постоянной душевной боли, это новое ощущение стало просто спасением. Он чувствовал сильное желание, чтобы оно никогда не проходило, раз и навсегда расставив все по местам и сделав мир гораздо проще. Легко и по-детски хотелось увидеть, наконец, Нефрита и вновь стать самим собою.
Наверное, скоро этим мечтам суждено было сбыться: впереди внезапно прозвучал условный сигнал темных - повторяющийся два раза вой волка. Это означало, что первые всадники отряда встретили кого-то своего. Скорее всего, часового.
Гэбриэль удобнее перехватил бессильное тело Фэйнше, подцепив за ремень на его груди. Нужно было править осторожнее: наступали сумерки, дорога предстояла через лес.
Да, они встретили отряд князя. Впереди Гэбриэль разглядел сначала незнакомую лошадь, шедшую рядом с главой отряда, а затем и ее всадника. Это был Тархиль. Гэбриэль хорошо зал этого любителя нападения-без-тактики: часто приходилось оказываться перед ним на обласканной ветрами площадке башни Сэт.
Значит, скоро он увидит его. Ну что ж, разве не этого он страстно желал все время разлуки, забываясь в безмолвных подземельях Смерти-на-вершине?
...Фэйнше все никак не становилось лучше. Путь тянулся, а конца ему все еще никто не видел.
Сначала Гэбриэль хотел вырваться вперед и узнать у Тархиля, что же случилось с первым отрядом, но потом он отказался от этой мысли, не дав себе рисковать жизнью друга из-за своего болезненного беспокойства. Он продолжал следовать в самом конце темного отряда и вести привычную беседу один на один с собой. В голову уже начали закрадываться какие-то сны, обрывки песен, слышанных давно...
Неожиданно их дорога завершилась. Среди голого зимнего леса, напоминающего огромную клетку для дракона, расположились лагерем эльфы из сопровождения Великой Тени. Впереди видны были костры между стволами деревьев и чьи-то привязанные кони. Вокруг бродили черные фигуры. Вскоре к Гэбриэлю уже заспешили несколько темных эльфов, чтобы помочь ему с беспамятным Фэйнше. Сейчас юному полу-магу нужны были только покой и тепло.
Некоторые лица были незнакомы. Уставший до смерти личный страж Великой Тени без единого слова последовал за ними, поддерживая голову друга, с черными, как ночь, волосами, потерявшими неожиданность ярких всполохов.
Кто-то развел для него костер, кто-то принес дров и теплый плащ больному, что-то говорилось, но Гэбриэль уже ничего не воспринимал. Сон объял его так внезапно, что он не успел даже подумать, где же сам Великая Тень.
Было почти не холодно. Гэбриэль слегка двинулся и тут же услышал тихий голос:
-Ты уже не спишь?
Это говорил Фэйнше. Похоже, пока Гэбриэль пребывал в бездонной яме беспамятства, юному магу стало немного лучше, и он смог прийти в себя.
-Фэйнше? - спросил эльф ни о чем, еще не успев проснуться. Он только-только обнаружил, что голова темного юноши лежит на его коленях.
-Да, - был спокойный ответ из темноты.
Гэбриэль попытался устроиться удобнее.
-Знаешь, я слышал от соседнего костра, что пока ты спал, откуда-то прибыл князь, а с ним посол от Гутарна. Вот зачем они здесь. Наверное, опять переговоры об объединении против Тварей... Интересно только, что, по словам кого-то из наших, посол - женщина. Правда странно?
-Странно, - согласился Гэбриэль, думая о своем. Он не очень-то уловил последнее из сказанного, но его беспокоили другие мысли.
Значит, Великая Тень здесь?
Хоть бы увидеть его.
Как обычно.
Издалека.
-Извини меня, что я тебя так обременяю. Я же вижу, ты хочешь пойти к остальным. Оставь меня - ничего не случится.
Голос темного эльфа был обычным: спокойным и тихим. Гэбриэлю вдруг показалось в нем что-то очень знакомое. Вот так же, совсем недавно... Нет, он не мог уловить.
-О чем ты? Я вовсе не думаю никуда уходить. Ты можешь и дальше спать так.
Разговор давался ему с трудом. Почему-то все вокруг опять изменилось. Он даже не мог точно описать, как. Над ним вверх уходили шершавые стволы, свет костра на них все слабел и слабел, пока где-то там, у самой кроны не пропадали даже его следы. Огонь пылал. Пылало много огней, подмигивающих друг другу сквозь ночную завесу. Около них кто-то грелся, кто-то красиво пел, но голос заглушали стволы деревьев этого глухого места, удивленно внимавшего живым существам. А снег был светел и вовсе не похож на снег. Скорее на призрачные волны нездешнего моря.
Этот лес не был простым лесом. Или Гэбриэль был уже не тем Гэбриэлем.
Коленям его было тепло. На них уютно пристроился головой Фэйнше, закрыв глаза, чтобы хотя бы попытаться уснуть. Вдруг Гэбриэля тронуло какое-то чувство. Трепещущее. Ему на мгновение представилось, что не измученный полу-маг лежит так близко к нему, а он. Тот, о ком думать так было просто нельзя.
Ощущение повисло в воздухе, оставив за собой хлопья невысказанных и непонятых мыслей.
«Нет, - прошептал себе потрясенный Гэбриэль. - Этого с меня достаточно. Не смей так больше думать».
Но разве изменилось что-то от этого? Как бы не так.
Он еще подождал некоторое время, неподвижно сидя.
-Ты был прав, Фэйнше. Мне действительно нужно ненадолго оставить тебя. Ты не против?
-Конечно, - сонно ответил ему молодой стражник.
-Извини…
-Да ничего.
Сразу ощутив лесной холод, Гэбриэль закутался теплее в свой плащ и направился прямо к ближайшему костру. Мимо колонн темных стволов. У огня грелись воины, которых Гэбриэль видел впервые. Смеялись, что-то разливали по походным чашам. Узнав у них, что Великая Тень разговаривает с послом от Гутарна, прибывшим только на закате, эльф не стал задерживаться, отклонив все дружественные приглашения. Он зашагал по протоптанной меж деревьев тропинке, дальше, прочь от костров. В ту сторону, куда ему указали.
Почему-то подумалось, что зря он оставил Фэйнше. Ради чего?
Но раз он уже здесь, то теперь ничего не остается, как отыскать князя. Может, сказать ему что-нибудь? Спросить, почему Гэбриэля оставили в замке, а не взяли в отряд…
«А ты уверен, что хочешь это знать? - с издевательской усмешкой кинул он себе. - Лучше не надо».
Последние костры горели уже далеко. Ни тропы, ни следов не увидишь. Снег под ногами. Трудно увернуться от коварных ветвей, в каждую минуту готовых исстегать все лицо.
Но вот - голоса.
Где-то там, совсем близко впереди, разговаривают двое. Слышится совершенно незнакомый женский голос и голос его.
Гэбриэль согнал сонную усталость и насторожился, осторожно пробираясь вперед. Было невероятно тихо, поэтому, как он ни старался ступать, словно кошка, уверенности, что его не услышат, не было.
Его чуткие движения сковывал страх.
Он слышал, как князь что-то спокойно объяснял своей спутнице. Неожиданный наблюдатель холодел все сильнее. Нечто мучительное сжималось в нем. Наконец, он нашел подходящее дерево, из-за ствола которого он уже мог видеть таинственную встречу. Никогда Гэбриэль не внимал чужим разговорам, не предназначенным его ушам, но сейчас повернуть обратно, к кострам, к спящему Фэйнше он не мог.
Эльф прильнул к грубой черной коре.
Теперь он видел. Темный князь стоял рядом с невысокой светловолосой женщиной, облаченной в богатый плащ из густого меха и похожие по цвету одежды. Часто касаясь красного платка, повязанного на голову, она говорила с князем, но слова не долетали в сторону Гэбриэля. Женщина сопровождала свою речь странной жестикуляцией, словно ей не хватало того, что может выразить эльфийский язык.
Гэбриэль чувствовал: они говорили на эльфийском.
Князь опускал глаза на снег. Потом вновь смотрел на женщину перед ним. Его фигура казалась такой выразительной по сравнению с маленьким послом. Хотя она была красива. По-человечески, не как эльфийка.
«Уходи отсюда немедленно!» - говорило что-то Гэбриэлю. Но он не слушал отчаянного крика. Бесконечно важной и какой-то неизбежной стала потребность узнать, что происходит перед ним.
Похоже, князь просто не слушал. Он все чаще отводил взгляд от рассказывающей что-то спутницы, даже не думая делать вид, что понимает ее.
Это становилось странным.
Задав новый вопрос, она замолчала, смотря на него с ожиданием ответа. Но слов не последовало.
Темный дьявол завораживающе медленно наклонился к ней и, нежно приподняв ее подбородок, поцеловал. Женщина даже не подумала сопротивляться. Два силуэта почти слились в один среди светлой сумрачности снегов.
Задохнувшись, Гэбриэль прижался спиной к дереву, за которым притаился, и с тихим стоном опустился на землю.
Он не видел, как князь, наконец, отпустил ее. Ее глаза светились нежностью и невинной детской радостью вместе с хищным торжеством. Его - ничем. Улыбнувшись ей вежливо, он взял ее маленькую руку в перчатке и повел прочь, куда-то в сторону от виднеющихся вдалеке огней костров. По пути быстро оглянулся на то место, где скрывался светлый эльф.
Вновь кончики его губ скользнули вверх.


Фэйнше проснулся от того, что рядом кто-то был. Может и неслышимый, незаметный, но все же был. Он старался двигаться как можно тише, но даже в своем состоянии, с разбитой головой, эльф ощущал его напряжение.
-Гэбриэль, это ты? - наугад позвал юноша и несказанно удивился, когда совершенно чужой голос сверху ответил:
-Да.
-Ты был у костров?
Он спросил для того, чтобы еще раз услышать звук этого голоса, который никак нельзя было признать за Гэбриэлев.
-М-гм.
Фэйнше сжался от жутких подозрений.
-Хотя бы скажи: Великая Тень здесь, в лагере?
Ответа долго не было.
-Он здесь, - наконец послышалось совсем близко.
Тут только молодой стражник различил в этих словах что-то знакомое, чего боялся так и не услышать.
-Гэбриэль! Что с тобой?
-Ничего... Завтра все будет как раньше. Если оно наступит... Завтра.___


___Вновь эта проклятая стена. Вновь темно-синий шелк. Вновь ледяной цвет стали.
Вновь одиночество. Приветствую!
Вновь массивные, тяжелые двери. Вновь, к Тооор Куэйну их!
Все как было, так и осталось. И даже сквозняки, что всегда летели из левого прохода в зал, опять струятся по воздуху.
Слева.
И сумерки за высокими окнами в витражах - как вы умудрились остаться теми же? Ведь что-то же должно меняться: оттенки, сгущения, быстрота наступления. Нет? Ну ладно.
А тишина? Как она смогла остаться неизменной? Тишина бывает такая разная. Тысячи видов! А здесь только одна. Почему?
Он знал, что сходит с ума. Ждать осталось совсем недолго. Еще чуть-чуть. А что будет дальше - это уже подскажет безумие. Оно-то уж наверняка знает. Еще совсем немного страха за свою грешную душу. Под конец. Еще немного счастья от отравленной любви. Потом этого всего не будет. Как жаль! Есть, что пожалеть...
После возвращения двух отрядов в Смерть-на-вершине Гэбриэлю стало совсем плохо. Ночи окончательно испарились, сменившись часами горячего бреда несбыточных мечтаний. С рассветом - бой с самим Тооор Куэйном. Как можно остаться в живых после этого? Остальное - день, самое спокойное и самое жестокое время. И так всегда.
Часто Гэбриэль ловил взгляд своего неистового мучителя. В нем всегда была насмешка.
Насмешка и любопытство.
За ними скрывалось что-то другое. Глубокое. Но его было не разглядеть. Ведь чтобы смотреть, нужно не отпускать взгляд. А этого светлый эльф не мог. Как и никто в замке.
Гэбриэль догадывался, кому удалось бы разгадать эту тайну. Он даже был почти уверен. Но для этого нужно было сначала продать ему свою душу...


Когда сон становится жизнью? Когда тебе кажется, что ты живешь здесь, но на самом деле ты и не живешь вовсе? Тебе это не нужно. Ты готов послать эту реальность к Тооор Куэйновым псам, нисколько не пожалев. Потому, что в ней чего-то не хватает. Скорее всего, самого главного. Ты отрекаешься от нее, совершенно уходя в сон. Другой мир. Там ты не обязательно будешь счастлив, но этот мир способен на многое. Он - ловушка. Спасение и погибель в одном лице. Потому, что он никогда не бывает один. Сон и жизнь настоящая сменяют друг друга, распускаются внутри друг друга, точно ядовитые цветы. Серая четкость и мягкий туман. Она - ясна, как день, он - полон неизъяснимости, ожидания. Им двоим подвластен ты. Они играют, как хотят.
Но ты желаешь тот мир, который способен дать тебе хоть песчинку из того, что необходимо твоей душе. Ты забываешь о ночи, зовешь душу сна даже во время бодрствования, рисуешь его слабыми линиями по четко-серому, пьешь мелкими глотками. Он все ближе к тебе, все нужнее. Он словно бы состоит всецело из сердцевины твоей души. Он действительно могущественен, действительно способен подарить тебе желаемое. Но захочет ли? Он лишь дразнит. И ты это знаешь.


Тихо. Туманно. Мутно.
Он спит, но кажется, что сжался от холода. Тонкие черты его лица стали совсем мягкими, сделав его подобным святому. Бровь светлеет на коже, точно руна. Губы сжаты, но так многое говорит эта изогнутая линия.
Если окинуть его одним взглядом - это эльф. Но только если не вглядываться...
Он застыл в этом мгновении, и может никогда ничего не произойти. Он может не проснуться. Но сон продолжается.
Кто-то подходит к нему, пробираясь сквозь густой синеватый туман. Его рука медленно летит к спящему. Прикосновение - будто и не было. Но кисть скользит дальше, осторожно отодвигая белые пряди. Длинные волосы. Очень. Даже для эльфа.
Тот, кто спал, открывает глаза. Ему не нужно оборачиваться - он знает.
Но нежная рука дотрагивается до его лица, просит взглянуть. Она оставляет полосу легкого прикосновения на подбородке, на щеке. Ложится на шею. Ниже...
Вот уже их глаза встретились, лица оказались совсем рядом. Они чувствуют дыхание друг друга. Мгновение - и их губы сливаются. Пальцы светловолосого существа тревожно и ласково касаются то черного шелка волос незнакомца, то складок его одежды. Плеч, рук. Они ищут, ждут. И только оказавшись легонько схваченными в ладони темного существа, они находят успокоение, останавливаясь и мягко сжимаясь.
Вокруг них нет воздуха. Вместо него - невидимый, но невероятно густой туман, хмарь, заполняющая все пространство. Если вглядеться, то станет видно, как мельтешат ее мельчайшие частички, хотя в целом они - одно зыбкое облако, точно дым.
Могут пройти часы, дни, недели. Это безвременье. Оно так красиво здесь, в этом логове сна. Совсем не жаль, что жизнь утекает куда-то. Вечное - не одинаковое. Оно просто очень глубоко; бесконечно долго можно лететь до дна. Зачем жизнь в движении, зачем столько слов, зачем резкие цвета, звуки, зачем реальность, что ждет своего раба у края этой бездны? Он не один, и значит не вернется. Может ли он добровольно поменять мир подачек на бесконечное «все, что захочешь»?
Его выбросит из сна, словно ненужный камешек у ног сумеречного океана.
Над волнами, в грозной темноте небес встает алое солнце без света.


-Как ты считаешь, он будет хорош в моих руках?
Он улыбнулся, открыто рассматривая своего растерянного собеседника. Поверх его ладоней лежал широкой плоскостью убийства меч. Двуручный красавец.
-Я получил его в подарок от своих друзей из Гутарна. Он очень красив, но пока я не собираюсь доверяться ему. Сначала нужно проверить. Ну, ты знаешь: скорость, центр тяжести... Мне хочется узнать твое мнение, прежде чем он будет направлен против тебя. Я доверяю тебе в этом деле полностью.
Он играл. С недавних пор эта злобная забава вошла у него в привычку. Слова, что он говорил, вполне могли быть правдой, но все остальное
до самого малейшего движения острой брови
было игрой.
Что оставалось эльфу? Ответить? Он так и поступал. Загнанный в угол.
-Этот меч будет превосходен в бою.
«И вы это видите сами,» - хотелось прибавить ему.
-Допустим. А чем же это достигается?
Он сменил позу, перекинув ногу на ногу и уперев пальцы в безупречную поверхность клинка.
Гэбриэль знал, что так просто все это не завершится.
-Все дело в стали и в мастерстве кузнеца. Это хэйра. А на клинке стоит печать Трех Палачей. Разве когда-нибудь Три Палача подводили воина?
-Нет, - кивнул он со все той же полуухмылкой, давая понять, что ответ его устраивает.
Оставалось смотреть лишь на меч, чтобы не попасть в коварно расставленные сети его взгляда.
Это было не просто оружие. Черная рукоять с синими и золотыми полосами внахлест, редкий, невероятно изящный узор по металлу и клинок, сравнимый своей грацией лишь с телом обнаженной женщины. Меч был создан для того, чтобы его знали по имени, чтобы с восхищением следили за его судьбой, чтобы им убивали очень редко, и каждое такое убийство отнимало жизнь у кого-то поистине враждебного этому миру. Это был живой меч. Гэбриэль дивился, что ему довелось своими глазами увидеть такое чудо.
-Ты не взял бы его в руки.
Прозвучало это неожиданно.
-Я знаю: никогда ты не стал бы сражаться им по своей воле. Даже на тренировках.
Слова Тени заставили Гэбриэля с вниманием и удивлением взглянуть на него. Что же это значило?
Пальцы пустились дальше по гордому и надменному клинку, касаясь его прохлады с видным наслаждением, и остановились только на самом конце лезвия. Трудно было не смотреть на них, когда вокруг висела говорящая тишина, а в этом движении отразилось все, что можно было назвать князем Великой Тенью. Все его желание владеть, смеяться, бесстрашно жить и уничтожать.
Пусть! Пусть Гэбриэля! Зато это было так красиво!
-Хочешь, я отдам его тебе?
-Нет.
-Я знал, что ты так ответишь. Если бы ты хоть мгновение сомневался, это был бы не ты.
Может, улыбнуться ему в ответ? Улыбки бывают разные. Вдруг именно эта убьет...
-Я хочу, чтобы на нашей завтрашней встрече при тебе был он. Приказывать не хотелось бы - я просто попрошу.
-Хорошо, - выдавил из себя уничтоженный эльф.
-Держи, - промолвил князь, вновь растянув острые кончики своих чувственных губ в улыбке, достойной Тооор Куэйна, и бросил меч в сторону Гэбриэля.
Рука юноши метнулась и ухватила рукоять, точно иначе она двигаться и не могла.
-Можешь идти.
Гэбриэль не просто покинул покои князя темных эльфов - он испарился из них. Если бы мог, то не касался бы пола, но, к сожалению, не умел. Осторожно затворил двери, не оглядываясь, пошел к мосту. Меч был в руке. Такой манящий. Даже сильнее, чем секира.
Но день этот не располагал к самоубийству. По каким-то неуловимым причинам жить еще хотелось.
«Обожаю тебя, проклятая тварь,» - от всего сердца прошептал он. Глаза его все еще никак не могли забыть той черно-золотой фигуры, что не отпускала его в сумеречных покоях, наполненных величественными тенями. Князь был как всегда всего лишь самим собой.
...А так бы хотелось, чтобы с этого по-дьявольски прекрасного лица стерлись следы змеиной хищности, проклятого издевательского интереса и надменности. Каждое мгновение такой мечты убивало, но Гэбриэль погружался в нее все глубже и глубже... Он сомкнул горячие веки и уже представлял, как огни диких глаз становятся все мягче, все теплее и ближе, что уже рядом тот миг, когда из них исчезнет последняя тень жестокости. Тонкие уголки манящего своей смелой мужской силой рта позабудут уничтожающую улыбку, простят невольный, бессознательный грех потерянной души. Свет, идущий от такого желанного, такого недостижимого, неприкосновенного лика, станет чистым, и уже не надо будет изрывать себя на куски, чтобы взглянуть в него.
Эти волнующие руки не будут опасаться случайного прикосновения, не отвергнут кроткую, полную печали ласку.


Теперь на смену безумному, слепому тяготению к своей недостижимой мечте пришла мысль. Вместе с болью, душевной паникой, горячим бездействием... Даже страшнее полного отсутствия осознанности стало пульсирующее понимание своей нелепости, нереальности внутреннего мира. Он видел то, что должно быть по всем законам природы (там, среди сумрачных снегов горного леса), всем существом ощутил свою ненужность в этой стройной и законопослушной суете, называемой Жизнью Окружающей.
Да, было горько. Было безумно горько.
Он не мог открыться никому. От этого становилось еще тяжелей; он перестал ясно различать реальность и свои мечты, терял нить разговора, обрывал свой взгляд и уводил в неведомую сторону. Бывало так, что ему хотелось безудержно разрыдаться на плече у друга. Но разве хоть один друг способен понять его? От него отвернуться, его будут опасаться, а может даже и жалеть. Но еще важней: разве сможет язык его произнести те слова, которые выжжены на его сердце? Сможет ли он перешагнуть через себя и признаться хоть кому-нибудь в своей бессильной страсти?
Никто, кроме Фэйнше не бывал больше у него. Мальчишка с алыми вспышками в волосах и душе сумел добиться того, чтобы эту тень светлого эльфа оставили в покое. Гэбриэль не знал о нем ничего. Вновь он потерял общий язык с кем бы то ни было. Лишь князь порой заставлял его произносить что-то вслух.
...Теперь все держалось на волоске. Он предчувствовал, даже нет – всем существом своей души ощущал, что конец близок. И надеяться было не на что. Он перестал даже бороться. Да и надо ли слушать голос разума, пусть и отравленного сердцем, но все еще мыслящего, если мироздание давно поставило на тебе крест? Размашисто и с наслаждением.
Сколько ни сражайся с этим невозможным, запретным чувством, его не искоренишь. Оно стало даже не частью Гэбриэля, а самим Гэбриэлем - разрослось, заполнив его всего. И мыслит теперь лишь оно, и видит, и слышит. Жестокая тварь, вселившаяся в светлого мальчишку ему на погибель.


Стемнело. Гулкие просторы залов впитали в себя темень диковатых высокогорных сумерек, и лишь золото колонн заманчиво мерцало в их глубине. Как всегда были пусты и высоки окна; их гордая красота никого не волновала.
Он стоял на своем посту. Силуэт был таким тонким на мистическом фоне витражей, словно выразительная статуя. Пылающий лоб касался холодного стекла. Будто бы в надежде передать ему весь свой невыносимый жар.
Он смотрел на стекло - снег за ним был так однообразен - и вел по нему незаметное прикосновение своих тонких пальцев. Видел слабое отражение на стекле, так близко и почему-то неприятно. Слишком редко он смотрел на себя. Видеть чаще не хотелось.
Внутри у него все замерло, застыло. Сделалась такой тоскливой привычная печаль. Безысходность и тщета ощущалась в каждой мысли, в каждом звуке внутреннего голоса.
А голос безразлично говорил: «Я так люблю тебя. За что? За все. Не знаю. Ты никогда не давал мне надежды. Это против твоей сути. Я понимаю. Легко понять, что я - лишний в этом мире - стоит только заглянуть тебе в глаза. Так и должно быть. Поверь: я это тоже понимаю. Моя боль - лишь моя тайна, мои мечты - лишь мои лживые сокровища, моя нужность - лишь моя греза. Рядом со мной нет места никому. А с тобой кто-то будет....»
Он оторвался от стекла и как-то зачарованно посмотрел в сторону.
Уже совсем темно. К окнам подступает ночь. Еще можно увидеть извечную закатную полосу, бледнеющую между двумя горными пиками далеких цепей, но она уже лишилась своего света.
«Бесполезная, как и я,» - подумалось ему.
Он ушел. Без факела в руках, даже не полагаясь на собственное зрение. Переходы замка были непроглядно черны, но он любил их скрытную тревожность. Так приятно было ему шагать по мраку, не зная и лишь смутно догадываясь, что может оказаться впереди. Он успел привыкнуть к таким прогулкам, где указующей путь силой было лишь какое-то глубинное ощущение, говорящее о правильности или неправильности дороги. Там, внутри скалы и здесь было одно и то же. С разницей лишь в том, что в ярусах замка чувствовалась еще одна сила - его присутствие. Она пронзала все окна, все двери и ворота, преодолевала все каменные стены. Ее чувствовал только Гэбриэль. Ни один темный страж не смог бы уловить ее тончайшего струения, даже представить, что такое существует.
Но Гэбриэль знал: бывает все. И это.
Он давно уже следовал лишь ее зову.___


___Звон. Каждый стук сердца отмечен ясным, скрежещущим звоном. Он так близок, так тонок, он не дает ни на мгновение остановиться, расслабиться. Гудит будто бы ставший совсем густым воздух вокруг двух сталкивающихся лезвий.
Они всегда вразрез: широкая плоская глава изящной секиры и быстрая, полная мощи стрела двуручника. Ни одной царапины, ни одной засечки не подарили они друг другу, но с такой яростью касаются они, что кажется: вот-вот переломятся оба гордых лезвия.
Твердые, но лукавые и опасные руки ведут исполинский меч, секущий воздух на полосы. Над ним - небо, и оно особенно смеется. Как ни для кого. Другие руки, тонкие, сжатые на серебристо-лучистой поверхности секиры, держат в себе веру, отчаяние, слабость и что-то еще... Именно оно делает возможным крест примирения, защиту, столь непохожую на повадки кровожадной сестрицы топора. Эта рука не посылает ее в бой, не бросает отвесно. Лишь изредка, когда не остается ничего иного, секира счастливо взвизгивает в безудержном полете на врага.
А враг смеется. Хохочет. И чем смертельней становится танец, в который он втянут силами внутри него, сильнее его, тем звонче этот ледяной смех. Все ближе и ближе он к вскрикам обезумевших клинков.
А над ними - перепуганные серые облака, меняющиеся, несущиеся куда-то прочь от двух противников, от того странного места, где они их видели.
Звон не прекращается ни на мгновение. Он звучит однообразно, но его бешеный ритм дарует противникам силы противостоять друг другу. Пока он есть в воздухе, схватка не остановится.
Сегодня побеждает князь. Гибкий, изворотливый мальчишка начинает постепенно ощущать, что с каждым новым ударом он опаздывает, каждая его новая защита разрушается быстрее и легче. Это становится опасным, но он не бросает секиру: такого не приемлет Великая Тень, такого он не сделает сам.
Вот, вновь задержка.
Тень сегодня сражается слишком быстро. Лицо его напряжено во время поединка. Он не произнес за все время ни одной фразы. Лишь свистит перед ним, словно легкий клинок, его длинный двуручник с золотыми полосами на крестовине. Подарок Гутарна.
Из чьих же рук он принял этот подарок? Может, из тех самых, маленьких, в дорогих перчатках?
Скрежетнуло совсем близко от головы Гэбриэля: он с трудом смог остановить новое нападение. Нет, он теряет ловкость. Это заметно. Или князь сегодня сражается за троих.
Так различимо, но и так быстро летит справа новый удар. «Кошачья защита» поворачивается и не дает убийце пройти дальше себя. Едва успела.
Гэбриэль теперь уже ясно понимает, что в этом поединке ему остается все меньше шансов на обычный исход. Здесь что-то по-другому. Он решает ускориться, поднять свою готовность и силу до уровня борьбы с настоящим врагом. Иначе с князем не совладать. Что-то особенное сегодня ведет Великую Тень.
Опять мгновенное нападение. Но на этот раз светлый эльф оказывается к нему почти готов: перед самым его лицом останавливается задержанный защитой меч. Теперь чувствуется, как Гэбриэль двигается все быстрее, и от этого схватка становится все опаснее, а противник все чаще предпринимает атаки. Вот уже звон зазвучал непрерывно, почти слился в одну долгую ноту. Серебристая сестрица и тяжелый двуручник так полюбили друг друга, что больше не хотят разлучаться хоть на минуту. Скользят по воздуху их светлые тела и касаются так часто, что в глазах встает лишь одно их соприкосновение.
Теперь Гэбриэль быстр уже настолько, что схватка превращается в острое противостояние. Как будто смерть ждет кого-то в конце ее. Светлый эльф страстно желает, но никак не может изменить ее ритма: это уже не в его власти. Он сам действует лишь в ответ на молниеносные выпады противника.
А князь с улыбкой продолжает.
Но вот: вновь его атака. Скрежет. Секущий меч остановлен, но он тут же вновь бросается в бой. Гэбриэль приказывает своей веселой сестрице задержать его, она летит...
И не встречает на пути ничего.
Защита князя в последний момент снята и уходит в сторону, а на пути свистящего лезвия оказывается лишь черная одежда, за которой скрывается плоть.
Холод словно пламя охватывает светлого эльфа. В удар вложено слишком много силы - его уже не остановить. Никак.
Почему-то запоминаются лишь ждущие дикие глаза. Неужели им нужна смерть?
Всей своей силой, всей своей волей, ставшей вдруг совершенно ощутимой посреди жуткой тишины и медлительности, эльф отвращает секиру с ее пути, не дает ей достигнуть желанной цели.
Широкое лезвие-полумесяц останавливается лишь у самой груди князя.
Последовавшая за этим тишина длилась долго. Гэбриэль не мог отдышаться, хотя больше всего ему хотелось не дышать вовсе. Князь все так же стоял, только опустив меч.
-Зачем вы это сделали?
Молчание.
-Я же мог убить вас?! Зачем это? Делайте со мной, что хотите, но это...
-Это была проверка, - наконец прозвучал его хриплый голос.
Гэбриэль, услышав это, закусил губу. Вкус с железа тут же наполнил его рот. Подобрав уроненную секиру, он повернулся и пошел к дверям, ведущим вниз из башни.


«Я вернусь и убью его. Или себя на его глазах. Тварь! Жестокая, бездушная тварь!»


Он шагнул вперед, и никому не дано было понять, сделал ли он это с величайшим трудом или же с облегчением. Точно в омут шагнул.
Темный эльф, воин с темными глазами, полными бушующего дикого огня, поднял к нему лицо, взглянув на него, и этим движением как бы спрашивая: «И что же тебе от меня нужно?»
Гэбриэлю это было уже давно невыносимо. Он понял, что больше идти просто некуда. Ничего позади, никакого пути вперед (будущего просто нет!), ни даже той полуреальной жизни, которую он вел еще совсем недавно. Пока не отняли... Он вдруг почувствовал страстное желание расколоть этот мир, изменить его насильно, перевернуть. Его собачья несмелость превратилась внезапно в настоящую ярость. Он подошел к князю так близко, как никогда раньше не осмеливался и, пристально глядя в самое сердце бессильных сейчас темных огней, мучительно сжал плечо темного.
Князь не двинулся.
И тогда юноша-безумец потянулся к нему лицом и коснулся губами самых губ. Струйка крови скользнула от уголка его рта, соприкасаясь с кожей темного эльфа. Гэбриэль чувствовал ее привкус не только во рту, но и в своем сердце. Она пылала, словно горючая смесь, билась в виски. С бессильной страстью, забывшей жалость, лаская чужие равнодушные губы, стремясь выпить через них всю холодность чужой души, убивая себя и растворяясь в желанном соприкосновении, он знал, что ничего не изменить. Даже этого огромного, ужасного, что захватило его, было недостаточно, чтобы сдвинуть судьбу с каменного пьедестала. Целуя самое страшное для него существо, он лишь хотел узнать, будет ли хуже, чем уже есть.
Но вот он внезапно почувствовал, что ему отвечают. Еще не веря, он ощутил, как чужие губы вторят его движениям, касаясь его так же мягко и нежно, как и он сам.
Этого не могло быть.
Эльф разорвал хрупкую связь поцелуя и вымученно взглянул на свое чудовище.
Ничего не видя.
Он застыл, не смея даже дышать. «Неужели даже это?.. Только ради моей погибели?..»
Что ж, получите, хотелось закричать ему. Нет ничего проще!
Он сделал неловкий шаг назад. Потом еще. И вдруг бросился вон, хлестнув прядями белых волос.
Он бежал. Бежал и не видел, что...
У арки остался один темный эльф. Широко, по-детски раскрытые глаза Великой Тени и алое пятнышко чужой крови на губах.


Гэбриэль покинул Смерть-на-вершине. Никто не знал, как он смог увести коня и оказаться за главными воротами. Внешние стражи видели отчаянного всадника, несущегося по тропе-насмешке и направляющегося глубоко в горы.___




Ноябрь – декабрь 2000 г., Новосибирск