Будни

Будни

-…а я, этсамое, переводчице говорю, мол, у нас своих Негативов хватает. Она, значит, ему, а этот африкан так обрадовался и грит, слышь, как удачно вышло, значит, ха-ха, слышь, ха-ха, что наши тут тоже есть. Поручу им гуманитарную помощь, этсамое, рас…, - Михалыч уже захлёбывался от смеха, - рас… распространять!
Уборщица нахмурилась, пожевала губами, но потом до неё дошло:
-Га-га-га, - затряслась от гогота.
-Ты поняла, да? Пон… ха-ха… поняла, да? А ему про… а он… Негатив… гуманитарку… ха-ха, - Михалыч вытирал от смеху слёзы. Пронырливый и маленький, он довольно-таки гротескно смотрелся рядом с нашей «полтора центнера радости» Верочкой. Она совсем недавно закончила мыть полы, а рецидивов особых за последние полчаса не наблюдалось, так что теперь имела полное (а попробуй откажи) право отдыхать в нашем отделе.
Маленькая дрожь позитивной живы (так стали называть не так давно открытую Силу) слегка провибрировала по… душе, наверное – и я тоже невольно улыбнулся. Не мудрено, конечно, синонимично спутать наших Негативов с чёрными, связать «чёрный» и «негр»…
-Игорь, ты как там? – уже на автомате бросил я в переговорник. Раньше, помнится, была чуть ли не паника, когда только учились, внедряли, «методом проб и ошибок». Да и сейчас, что тут говорить, далеко от совершенства. Тем не менее, вот не успели пару оранжевых кружочка появиться на дисплее – а я уже спрашиваю, а Игорь – «спрут» на платформе – уже идёт к ним…
-Нормально, шеф, - прохрипело в наушниках. – Вижу.
-Всего лишь ссора, - подключился Бурнаев, вторые глаза и уши всей бригады. Мастер своего дела, наше, порой, единственное спасение вот уже в сотнях случаев. И большой секрет моей команды. Прознают на верхах – заберут. Как пить дать заберут на центральные линии. У них, мол, много гостей столицы и всякое случается, так что толковых ведунов не хватает… Можно подумать, у меня тут от них отбоя нет. А ведь людей не в пример больше – спальный район! И тоже – «всякое случается».
-Вижу. Гашу, – «спрут» прошёл от пары всего в полуметре – и «оранжевые» стали блекнуть, меняя цвет на ярко-жёлтый, жёлтый…
Всё, можно расслабиться. Ага, вот эта парочка. На мониторе уже автоматически настроился фокус на молодых парне и девчонке. Она по инерции ещё дуется на него, а он… вот так вот, парень, и правильно, что положил руки на талию. Теперь скажи ей пару всамделишных ласковых… Ай, маладца! Остатки негативной живы струйками брызнули в стороны. Но то не страшно. Основную массу вобрал в себя Игорь… Кстати, скоро менять его придётся, и так, смотри-ка, на три четверти «полон».
Мысли невольно вернулись на шутки Михалыча. Вот ведь как хреново выходит. Уже и африканы нам гуманитарку шлют. А и не мудрено. Кризис, мать его.
Самая быстроразвивающаяся экономика до, самое резкое падение во время, самое критическое состояние после.
А потом открыли живу. И в одночасье ценности на планете кардинально поменялись. Деньги – ничто, жива – всё. Позитивная? Жить будешь лучше. Негативная? Соответственно, хуже. А ей, получается, и управлять можно! Ловить, аккумулировать, направлять, хранить, «выстреливать» в нужном направлении, даже вырабатывать. Люди, способные управлять живой, стали очень востребованы, особенно те, которые умели «производить» Позитив. А где таких больше всего оказалось? Где жили лучше. Во время всемирного кризиса – не так уж и много таких мест осталось. А где кризис не особо отразился? В общем, Африка сдавала в найм своих Позитивов, драла за это, видать, немало, раз дозрели до гуманитарной помощи.
Помощь тем, кто оказался в такой заднице, что…
-Красный код, внимание, красный код! – и опять сработали инстинкты. Красного нужно брать в обиход сразу! Сразу же! И обрабатывать по полной, иначе выплеснет Негативом перед смертью. Да-да, смертью. А зачем они ещё в метро прутся, как вы думаете? Не все, конечно, но красный – это красный, это – цвет предела. Смерти. По старинке бросаются под поезд, а до того (да и после, что тут говорить) такую жуткую живу выплёскивают, что собирать долго, аккумулировать дорого, а потом ещё и в Зону в могильники везти. Хорошо ещё, что поезд вот только что отошёл, а следующего ждать целых шесть минут. Так что вперёд-вперёд! – Игорь, слышишь? Красный код на двенадцать часов от тебя.
-Вижу. А, сволочь. Зашкаливает, - чертыхнулся «спрут».
-Девочки, приготовиться, Михалыч, атас. Пашка, подъём! - Бужу «запасного спрута». - Остап? – это Бурнаеву.
-Работаю. Время, нужно время! – голос ведуна дрожал от усилия.
Мониторы спешно настраивались на «красную». Да, это была она. Женщина. Эдакая дама «бальзакового возраста», хотя паутина морщинок делали её старше. Одета опрятно, не в новое, но чистое. Что же с тобой, дорогуша? Муж обидел сильно? Зарплату задержали? На облако негативной живы нарвалась? А ведь и не подойдёшь, не возьмёшь под локоть, не встряхнёшь со словами «что же ты делаешь?», не влепишь отрезвляющую пощёчину. Иначе просто удвоится, удесятирится негативная жива. «Спрут», конечно, под поезд прыгнуть не даст, но… Нельзя в лоб. Нужно… а вот как нужно – скажет Остап.
-Одиночка! – словно услышав его мои мысли выплюнул ведун. – Двое детей, муж… погиб, ушёл, не знаю… Дети взрослые, учатся, студенты… Денег нет… Денег нет… Нет денег, работы нет, сил нет, жить не за что не за что кормить-одевать в долг не дают уже стыдно! стыдно в глаза смотреть больно стипендию у детей брать на еду, - частил, захлёбывался «вскрывший» мозг «красной» ведун, - отец умер хоронить не за что было плохо плохоплоховсё стыдно жить молодые выкарабкаются ей тяжко не осилить всё!.. Всё! Не могу больше, там такая боль, такая…
-Успокойся, чщщ, Остап, угомонись, молодец, спасибо, спасибо тебе! Все слышали? – дождался нестройного «да», продолжил: - Девочки, уговариваем, Михалыч, ну, ты в курсе. «Спруты», отсекайте, тащите в себя! Эх, жаль, Веня в рейде. Остап! Остап, ложное смо…
-Начальник, ключ у тебя! – перебил бывший карманник Михалыч.
-А-ах, чтоб твою, - сорвал с головы наушники, прыгнул к сейфу. Где этот долбанный ключ? Ах ты ж… Твою… Есть! Так, какие это? Сотенные? Не пойдёт, не тот полёт. Ага, вот полтинники. Одна, две… десять. Хватит! – Михалыч! На, выручай. И – в подкладку.
-А…
-Как хочешь, блин, как знаешь, мне тебя учить?!!
-Понял, начальник. Не килишуй, всё будет в ажуре.
Михалыч скрылся туда же, куда минутой ранее резво умчала Верочка.
-Остап, ложное сможешь?
-А что остаётся делать?
-Ну и хорошо. Работаем! Работаем, черти! Только бы успеть, только бы…
«Красная» осторожно подошла к краю платформы, но за заградительную черту не заступила. Стоит, вспоминает, готовится. Страшно, страшно ведь… Наверное. Может, просто тупо ждёт поезда, чтобы тотчас же… Хотя, нет. Они всегда решаются не сразу. На всякий случай оба «спрута» уже подобрались поближе, стали по бокам, на расстоянии вытянутой руки. Если что, успеют. Два раза уже успели. Два раза был самый «крайняк». Только два раза. Из восемнадцати в этом только месяце. Остальных – успели «увести».
-А она мне и говорит: «Жить невмоготу совсем стало», - вмешался в звукоряд зычный голос Верочки. «Уборщица» сейчас как-то незаметно оказалась чуть за спиной у «красной» женщины. Разговаривала с контролёршей, да так, что, видать, полстанции слышало. - Я ей хотела было сказать, мол, а кому сейчас легко? Тяжело, мол, всем, ну, ты понимаешь, то да сё.
-Конечно, понимаю. Всем несладко. Но это – пока несладко. Пока. Дальше-то лучше будет! - Поддержала разговор немолодая Аркадия Львовна.
-Ну так вот. Хотела, а потом смотрю: совсем плоха женщина. Совсем, понимаешь, плоха. Просто ужас как распереживалась. Не помогут подначки, и отговорок не примет.
«Красная», было видно, чуть отвлеклась от своих чёрных мыслей. Уже не смотрит тупо перед собой, а скашивает глаза, даже голову чуть повернула, чтобы слышать получше. Ведь словно о ней рассказывают!
-Отлично, девоньки. Клюнула она, - я держал в курсе событий мой «женский батальон».
-В правый надо класть. В правый на куртке, - уточнил Остап. – Ложное на тетиве. Жду.
-Раз плюнуть, - хмыкнул Михалыч.
-Лады. Отходите, - снова бабонькам.
Те словно вдруг решили, что прибывающий люд уж слишком замучил давить на ноги, «решили» отойти к скамейкам. А Верочка всё говорила, говорила. О том, как посоветовала своей виртуальной знакомой обратиться к нужному человеку, который – только никому не говори! – находится там то и тогда то, набирает как раз женщин для сезонных работ в Европу. О том, как наладилось всё у той женщины, о том, что лишаться жизни – самое глупое и опасное на этом свете. Говорила, говорила, а женщина слушала, слушала… и «красный» её начал бледнеть.
-«Спруты», откат! – рявкнул я. До прибытия поезда оставались считанные десятки секунд.
Те брызнули так долго накапливаемой позитивной живой, направляя её на «красную». Конечно, в этом деле не существовало прицелов, а лишь направление. Посему совсем неудивительным стали россыпь зелёных и даже салатных точек вокруг уже не красной, нет, не красной, а – оранжевой. Разгладились морщины, улыбки украсили лица… вот молодые сплелись пальцами и смотрят друг на друга влюблено, вот мужчина достал мобильный, тыкнул в «быстрый набор»: «Дорогая, я тебя люблю». А вот и бабушка улыбнулась просветлённо: «всё у нас образуется!»
Поезд прибывал на станцию.
«Спруты» прекратили «передачу» живы, напряглись, Михалыч прокрался поближе… Зависло на волоске…
И «красная» сделал шаг.
Но не вперёд, а назад! К тем женщинам, которые подарили ей смутную надежду на то, что в мире не бывает безвыходных ситуаций.
«Ох ты ж тудыть твою!» - помассировал я левую грудь. Стар я для этого. Стар. Но замены нет, терпи!
Люди затолпились у дверей. Круговорот входящих-выходящих. Столпились, сжало, перебранки, толкают под руки, наступают на пятки, обычная суета.
Аркадия Львовна объявляет, чтобы отпустили двери и о том, куда следует поезд. Рассосались, умчался, отгрохотало… А бывшая «красная» сидела на лавочке, устало и грустно положив руки на колени, теребя платок, которым посекундно смахивает слезинки. Она… она довела себя до такого, до того, что чуть было не… Это страшно, и да, так жить нельзя, но так и умереть нельзя. У неё столько ещё недоделанного! А вздумала… грех-то какой.
Оранжевый сменился на тёмно-жёлтый, потом жёлтый… Всё. Дожали. Молодцы.
Встала, сделала шаг к выходу. Испуганно остановилась, когда сунула руку в карман, чтобы положить платок. Нахмурилась, озадаченно перебрала пальцами и вдруг – ярко брызнула позитивной живой. Вспомнила! Нет, «вспомнила»! Вытащила, быстро сунула назад, уже за пазуху и, зажав рот рукой, чтобы не вырывались рыдания – счастливые, облегчённые, откатные – поспешила наружу. К жизни.
Девятнадцать. Девятнадцатый спасённый в этом месяце.
-Отбой, ребята! Молодцы!
В подсобку вернулся Михалыч. Озорные глаза блестят, видать, слямзил у кого-то что-то – вот и радуется. Меньшее зло. Не у нас реакция последует, и ладно. Зато как мастерски провернул подкидывание денег! Ох ты ж тудыть твою в качель. Отчёты же писать. О потраченных средствах, да кому, да по какому поводу. Фотографии с операции, кто участвовал, действия… Бюрократы! Но надо.
Помнится, как живу открыли, никто и не думал, что настолько разовьётся всё, что с ней связано. Думали, магия возникла. Учёные и военные не сумели совладать с этой силой и спрятать знания о ней в подземных казематах. Уж слишком многие научились её видеть, а потом и – руководить. Уже канули в Лету и первый живительный переворот, и военное противостояние из-за потоков силы. Смутные то были времена, ничего не скажешь. Вкупе с кризисом – ещё и опасные.
-Шеф, а зарплату когда обещают? – оторвал от заполнения отчёта голос Остапа.
-Пока не обещают… но, думаю, дадут в срок, - да-да, мы госслужащие. Первыми, помнится, на службу начали брать в Америке. В полицию. В политику. Дальше – больше. «Наблюдатели» в крупных городах, «пастухи» – в хуторах и сёлах, «ведуны» и «спруты» - в местах массового скопления людей, «магниты» у VIP и так далее, и тому подобное. А потом стали нанимать и за рубеж. Переманивать. Даже «платить» ими, теми, кто умел руководить живой. Новый вид рабства.
Вот и их страна «отдала в аренду» чуть ли не половину на тот момент Позитивов в счёт погашения громадного долга северному соседу. А у себя – устроили аккумуляторные могильники Негатива. Отрицательную живу легче всего хранить там, где для неё наиблагоприятнейшие условия. А у нас – кризис, этот долбанный кризис. Государство пытается хоть какой выход найти. Хоть каким боком выползти. Но пока – тщетно. И пока – именно у нас отрицательной живе вольготней всего на свете.
Да что там говорить! Даже в столице едва спасаемся крайним напряжением всех «животноводов», как любили теперь называть тех, кто новую силу мира видит, чувствует и может направлять. А ведь таких немного. Как, например, немного инженеров-строителей в любом государстве. И ведь не научишь за пять лет, нет таких ВУЗов. Видеть, чувствовать её – это, можно сказать, Дар.
И за использование этого Дара платят деньги. Совсем даже небольшие. Остап, например, до сих пор по гостинкам живёт, копит на квартирку. Или вон у Верочки трое спиногрызов, и на всех едва на еду хватает… А мы тут по полштуки всяким «потенциальным носителям концентрированной отрицательной живы» раздаем. Тьфу!
Ну да ладно. Жизнь человеческая всё же дороже. Женщина, которой они помогли, теперь вместо Негатива вырабатывать Позитив будет, что очень и очень важно! Надеюсь, что будет.
Вернулся Веня. На него было страшно смотреть. Полный до краёв Негативом, «спрут-путешественник», поплёлся в Разгрузочную. Еле передвигая ноги, глухо сопя и стискивая изо всех сил зубы, чтобы не кричать от душевной боли, впитанной от людей. За ним словно тянулся след вонючей слизи – так от него разило Негативом.
Когда станций по отбору живы в метро и на поверхности стало не хватать, решили запускать в рейды обычных «спрутов» - людей, которые могли вытягивать из человека позитивную или негативную живу, руководить ею, разбавлять и смешивать. Вот почти в каждом поезде и сидели такие ничем не приметные люди. Только вот они не просто так сидели, а впитывали Негатив. Тысячи людей, и не всех «отрицательных» успевают отсечь на станциях, да и в самом метро Негатива хватает. Не знают люди, что вот тот похожий на опрятного бомжа старичок на самом деле тянет, тянет на себя всё отрицательное, что собралось в людях. Тянет – и копит. А приедет на свою станцию – выйдет, зайдёт в практически незаметную дверь с надписью «служебный вход», пройдёт в другую комнату с табличкой «Разгрузочная». Там его подключат к странному малопонятному прибору, который выведет весь накопленный Негатив из клетки души в специальные сборники. А в человеке вновь пусты запасники, и вновь готов «путешественник» к нелёгкому рейду в наполненных болью и досадой поездах. До следующей смены. Или – насколько сил хватит.
Будни. Рутина. Обыденность.
Скоро в ту же комнату пойдёт и Паша, дежурящий на платформе, а его сменит Игорь, отдыхающий на жёсткой кушетке. Совсем это нелегко, скажу я вам, когда в тебя вливается чужой негатив. Знаю, сам когда-то… Души у нас уже все выжжены до корней, и когда мы спасаем кого-то – это не значит, что мы за него болеем душой. Нечему там болеть. Это значит, что такова наша работа. Мы все здесь – циники. Нам за работу деньги платят. Малые, правда. Но хоть что-то. Кризис, мать его.
Так у нас ещё лафа тут, почти курорт. А вот есть у меня знакомые, которые к милиции приписаны, в больницах боль снимают, военные… Вот там «срок жизни «животновода» весьма и весьма невелик. Звонил тут один наш с шахтёрского городка. Один он там такой был. Всего два года был. Всего на два года хватило.
Не выдерживают люди напряжения, спекаются. И уже не раз, и даже не десяток раз видел я их, ПУСТЫХ. Да-да, пустых. Тех, которые выжжены дотла, которые ни на крик боли, ни на вопль радости не реагируют. Им уже ничего не поможет. Нейтралы, абсолютные нейтралы.
Самое страшное, что только с человеком дароносителем может произойти – это стать нейтралом.
…Я не сразу понял, что их не один и не два, а несколько десятков – этих ярко оранжевых точек на дисплее. ЧП? Теракт наверху? Наши в футбол проиграли? Объявлена война? Что происходит?
Уже включена тревога, уже машинально розданы команды.
Рванул на выход заспанный Игорь, а Остап вдруг дёрнулся всем телом и выдал что-то несуразное:
-Их ведут.
-Что? - Не сразу понял я.
-Они вообще не имеют причины для ненависти и ярости. Не понимают, почему. И не хотят понимать. Просто ненавидят. Всех. Каждого. И с одного и того же момента.
-Облако? – с тех пор, как открыли живу, уже сумели выяснить, что хоть сила и не материальна, но имеет свои границы влияния. Может передвигаться, вытесняться. Как воздух. Чем меньше Позитивов в государстве – тем больше отрицательной живы. И тем большая вероятность наткнуться на облако Негатива.
-Или «незнакомец». Или «засланец», - перечислял ведун варианты.
-Твою ж! Так, нормально. Работаем. Сколько их?
-Двадцать три… четыре… тридцать один…
-Ой, ёо-о-о. Не справятся мужики.
Да, они не справлялись. Было видно, как тускнеют ярко оранжевые точки рядом со значками «спрутов», но уж слишком много было отрицательных, слишком неравны силы. Звать на помощь Центр? Нет, не успеют. Совсем не успеют. Да и Позитивов с центра в какой-то третьесортный спальный район снимать никто не будет, они для туристов нужны. Долбанный кризис. Придётся идти на крайние меры.
-Звони ментам, - бросил я Остапу – а сам кинулся к выходу. «Универсал» по Дару, я был слишком ценен для «полевого» работника, но и слишком строптив для работы в центре. Что ж, придётся аккумулировать.
Толпа молодчиков. Ну, конечно. Скины? Партийцы? Ультрас? Но среди них и женщины, и даже бабушка какая-то. Таки облаком накрыло. Что ж, будем тянуть.
Привычное «нет-нет-нет» внутри, сжалось от омерзения и ожидания боли – и хлынуло девятибалльным штормом. Чья-то злость, ненависть, досада, горе, боль, невезение и неудача. Всё враз. На всех нас, «спрутов». Ох и грязи в вас, люди. Ох и мерзость вы под сердцем носите. Ох… ох…
Нет, не описать, что творится с тобой, когда добровольно впитываешь эту гадость. Мы ведь не мазохисты. В большинстве своём. Нам так же не нравится холодный дождь за пазуху или порванные штаны на светском рауте, мы так же улыбаемся любимому человеку и наслаждаемся первой чашкой кофе. Мы такие же, мы – люди. Которые могут забирать чужую боль.
Зачем вам столько боли, люди?
Вы не представляете, как это… как это…
В круговерть гадких образов и чувств, вливающихся потоком в меня, словно ворвался лёгкий ветерок.
-Веня, нет! – садануло по ушам остаповым криком. – Веня, сгоришь!!!
Да, он сгорал. Он стоял посреди платформы, сгорбившись, охватив себя за плечи. Стоял – и трясся от жуткого напряжения. Сейчас он вытягивал из всех, из всех! живу, какой бы она ни была. Вытягивал со свистом, со всё возрастающей скоростью, наплевав на все заслоны и запреты. Понимал ли он, на что идёт? Понимал ли, что превращается в нейтрала?
-Веня! – крикнул я. – Стоп! – не хватало мне лишиться такого классного «спрута»!
Но поздно, слишком поздно. На меня взглянули полные тоски и ужаса глаза. Глаза человека, который понимал, что ему ни за что не остановить раскрученный маховик. Машину, которую запустил. И теперь она его раздавит.
Казалось, было слышно свист, с которым жива влетала в Веню.
А потом всё кончилось. Вздрогнули люди, прикрыли на мгновение глаза, посмотрели по сторонам. Куда они едут? И зачем зашли в метро? Что только что было? И почему этот человек так странно смотрит, будто ищет что-то потерянное. Что-то утраченное.
Может быть… душу?
Подошёл поезд, кому надо – уехали, кому надо – ушли.
Это было всего лишь облако негативной живы. Позитив от подъехавших ментов разогнал его не особо напрягаясь. Ну почему, почему у нас на станции нет приборов, могущих вычленить облако?
Дальше пошла рутина.
Жизнь продолжалась. А в нашей каптёрке мрачный Михалыч глушил водку с пустым Веней, передо мной лежало написанное дрожащей рукой бывшего «спрута» заявление «по собственному», а в голове теснились нелёгкие думы по поводу вдруг образовавшейся вакансии.
До конца смены оставалось ещё два часа. Жаль, что сегодня не сокращённый рабочий день.
Будни.




Закончил 8 марта 2009 года