Амбразура Амброзии - Часть I - Амид

Амбразура Амброзии

Часть I
Амид

1
Ясав

Он подошёл совсем не слышно, впрочем, он всегда так передвигается. Тише ветра в лесу. Его рука опустилась мне на плечо, а голос прозвучал эхом, тихим эхом:
- Счастья тебе, Амид!
Амид - это я. Тот Амид, кто ответил Ясаву-двуликому, славному беззвучной походкой:
- И вам счастья, Ясав.
- Было бы счастье, - вздохнул один Ясав, а второй подхватил: одна тоска.
У Ясава два лица, и ему очень сложно не говорить обоими ртами одновременно. Обычно они говорят в унисон, и звучит это странным эхом. Вы скажете - эхо запаздывает, а говорить в унисон - значить говорит одновременно, без задержек? И я соглашусь. И Ясав согласится, а его второе лицо (или всё-таки первое?) подтвердит. В один голос оба лица это скажут и подтвердят, и эхом подхватят.
- Опять грустишь? - спрашиваю я.
- Угу, - сказал он и одновременно: грущу.
- К нам, кстати, - вдруг вспомнил я, - снова Анирам пришла.
- К дождю, - вздыхают Ясав.
- И к радуге, - улыбаюсь я. Грустно улыбаюсь. Вроде и смешно, а в то же время...
Анирам воплощение красоты и всего прекрасного. Кожа её всегда источает нежный цветочный запах. Питается она радугой. И в пору бы смеяться, но как-то всё уже высмеяли - в туалет она ходит бабочками.
- Давай не будем о ней? - одним голосом в два рта, без единой примеси эха, вдруг предлагают Ясав.
- Чей сегодня черёд выбирать, - согласившись, меняю я тему разговора.
- Кажется твой.
- В шашки?
- Да, - говорит Ясав, спустя несколько долгих мгновений обдумывая моё предложение.
- Чур, я белыми!


* * *

Звон! Мерзкий надоедливый звон будильника кричит тебе - восстань! И ты восстаёшь, почти. Первой восстаёт твоя рука. Восстаёт против злого будильника и его командного тона в лице его противного звона. Рука бьёт наотмашь по макушке злого командира и тот умирает, напоследок издав свой последний предсмертный дзынь. Честь герою и медаль посмертно. До следующей ночи, где ему возрождённому держать следующее дежурство до самого утра, предвещающего неминуемую гибель от моей карающей длани.
Ещё полежать минут пять? Нет! Ты знаешь - уснёшь и проспишь всё на свете. Откидываешь одеяло, что бы мороз не дал тебе уснуть. Надо прийти в себя. Откуда? Ты где-то был, что бы приходить обратно? Дурная странная мысль.
Скидываешь ноги с кровати и нашариваешь ими тапки, которые вечно куда-то прячутся, как тараканы. Включишь свет и они бежат со всех своих многих ног в любые щели. Вот и сейчас тапки-тараканы убежали под кровать!
Ты встаёшь, и рукой шаришь в пыли, нащупывая подлое насекомое. Ругаешься невесть на кого и клянёшься забить эту нору для тапок доской! Вечная клятва каждого утра. Клятва, которую ты забудешь буквально через несколько минут.
Шаркая тапками, покорно принявших в себя твои босые ноги, ты направляешься в ванную. Чистишь зубы, моешь лицо. Смотришь в зеркало, не забыв скорчить противную рожу под стать своей причёске.
Завтрак. Яичница и хлеб с сыром. Кто сказал, что хлеб с сыром не бутерброд? Чай из позавчерашней заварки и свежего кипятка.

Час утра уплывает незаметно. Опять опаздываешь? В спешке натягиваешь джинсы, рубашку, ищешь носки, которые ведут себя хуже тапок-тараканов, прячутся в такие места, о которых знают только дети, когда играют в прятки. Ботинки, шнурки, куртка, дверь. Лифт. Дорога. Работа.

* * *

- Какой банальный ход, - смеются Ясов.
Смеются и двигают свою шашку.

* * *

- Я люблю тебя!
- Ну и дура! - резко отвечаешь ты. А она в слёзы.
- Я не могу без тебя!
- Можешь! - режешь ты.
- Прости меня, - плачет она.
- Дура! - вскипаешь ты, - это ты должна требовать от меня прощения, хотя всё равно ты его не дождёшься!
- Не оставляй меня, пожалуйста...
- И не собираюсь. Я буду здесь до тех пор, пока я этого хочу.

* * *

- Ты сдвинул свою шашку вперёд и убрал обратно, - говорю я, - это два хода.
- Но и нас двое, - ухмыляются Ясав.
- Значит, я буду играть за двоих, - отвечаю я, - я буду делать по два хода, как и ты.

И я делаю свой ход.

* * *

Сегодня на обед подавали щи, картошку и рыбу. Ту рыбу, которую не распознает ни один рыбак. Просто рыба, без названия и какого-то особенного присущего только ей вкуса. Ту картошку, которая является гарниром. Её просто можно назвать "гарнир" и это опишет её гораздо лучше, чем слово "картошка". Те щи, которые безмерны, как океан - не имеют в себе ни островка капусты, не говоря уже о таких редких материках, как мясо.
У нас всё это называется просто - щи, картошка, рыба. И компот. С выжившими из ума ворчливыми старыми ветеранами - сухофруктами. Все в орденах, как на параде. А если не с орденами, то с лычками. Жуют сморщенными губами слова, обычно бранные. Лишь иногда, в минуты воспоминаний - добрые.
А вы сидите за одним столиком. Ты и он, напротив друг друга. И рады бы были сесть подальше, да мест в столовой больше нет. Вот и приходится обедать вместе.
И слова, призванные сгладить обстановку, сами прыгают на язык, как брызги из газировки, прыгают что бы в итоге сделать только хуже:
- Давно не виделись, - уж лучше бы молчал.
- Давно, - бурчишь ты в ответ.
- Сегодня на удивление безвкусный обед, - ты бы ещё о погоде заговорил!
- Вот с этим я согласен, - уже не бурча отвечаешь ты. Неужели интерес к разговору?
- Вот взять хотя бы эту картошку, - на радостях тема сама бежит впереди языка, - она как...
- Не надо! - резко перебиваешь ты, - Я голоден, и мне ещё надо всё это съесть!
Неловкое молчание. Уж лучше бы и впрямь о погоде.
- Соль не передашь? - ведь не нужна тебе соль! Щи и так полны соли, как тот самый океан - бескрайний и безбрежный.
Ты молча передаёшь соль. Не глядя. Не отрываясь от тарелки.
Так проходит обед. В неловком молчании.
И кусок в горло не лезет, а всё равно пихаешь его сквозь силу.
А когда тарелки опустели вы встаёте. Одновременно? Всё ещё одновременно, как когда-то? И уносите поднос с грязной посудой. А после, выйдя из столовой, расходитесь в разные стороны.

* * *

- Я только одной фишкой сходил, - протестуют Ясав, - а ты двумя!
- Правила никто не объявлял, - хитро подмигиваю я... почему-то мне показалось, что я это сделал как-то не в кассу. Не место тут подмигиванию.
- Ну, - хором затянули Ясав, - раз так, тогда это дамка!
И, перевернув шашку вверх дном, он двигает её сразу не несколько клеток вперёд.

* * *

Ты бежишь по дороге. Впереди цель и она Горизонт. По бокам пробегают деревья, они спешат туда, откуда ты пришёл. Куда? Ты знаешь, а им это ещё предстоит узнать - это их участь. Твоя участь - то, откуда пришли они. Твоё прошлое - их будущее, а их будущее - твоё прошлое.
Твой попутчик - время, давно уже свернул на другую развилку и ты движешься один. Туда, где горизонт. Где небо встречается с землёй, а дома подпирают собой тяжёлые тучи.

* * *

- Ну, - начинаю я, - раз так...
И вдруг останавливаюсь. Жуткий ужас пронизывает меня. Я смотрю в глаза Ясаву и вижу в них отражение своего страха. Поставь два зеркала друг напротив друга - и в них увидишь бесконечность. Так и мы видим бесконечность кошмара.
Вскочив на ноги, опрокинув клетчатую доску и рассыпав по траве шашки, мы сломя голову бежим куда глаза глядят - лишь бы подальше. Хотя нет, глаза глядят в землю, впрочем, именно туда и хочется провалиться.
В груди от живота поднимается мерзкий холодок. Противня мокрица ищет выход, заполняя собой всю грудь, в которой бешено колотится сердце, будто узник в темнице - выпустите меня! Дайте и мне убежать! Страшно. И имя этому страху - Ашим.



2

Ашим

Когда приходит Ашим - все убегают. Любого, к кому он приблизится ближе, чем на дальность его подслеповатого взгляда, охватывает непреодолимый ужас. А уж если Ашим посмотрит на тебя, ты провалишься в глубокий обморок. Или, как у нас шутят: об-мрак.
К тем, кто впал в об-мрак, Ашим подходит и играет ими, как тряпичными куклами. Иногда как с солдатиками, иногда как с пупсами. А потом ему надоедает и он уходит прочь. И лишь к утру третьего дня ты просыпаешься. Приходишь в себя. Возвращаешься из об-мрака.
Жуткий вой Ашима огласил окрестности и этот вой вселил в нас не только страх, но и панику. Ясав кинулся куда-то в сторону, а я, рванув через ограду помчался к пустырю. Пустырь, надо сказать, давно уже не пустовал и был завален всяким строительным хламом. В этой свалке, я заметил огромную бетонную трубу. Из таких труб делают колодцы. Эта труба, видимо, предназначалась для очень большого колодца - я мог стоять в ней в полной рост. Вот только стоять я не мог, ноги меня не держали, и я скатился по бетонным стенкам.

И вновь раздался вой Ашима. Совсем близко. Во мне вдруг проснулось неудержимое любопытство, которое в какой-то момент пересилило страх и заставило меня выглянуть наружу.
По пустырю бежал Ясав, а за ним издавая ужасный вой шёл Ашим. Нет, мне повезло, меня Ашим не увидел - он был ещё слишком далеко. А вот Ясаву не повезло. Точнее не повезло наполовину. Ашим, видимо, увидел одно из его лиц и Ясав наполовину впал в об-мрак. Из своего бетонного укрытия, я наблюдал за тем, как Ясав, хромая и постоянно падая, убегал от Ашима. Второе лицо Ясава безвольно трепыхалось, как тряпка на ветру. Руки висели плетьми, а ноги волочились по земле. Такое ощущение, что один человек несёт на себе другого. Вот только не было двоих - был только один Ясав.
Зато Ашим... я впервые смог рассмотреть Ашима. Он был достаточно далеко и его подслеповатый ужас до меня не дотягивался, зато я его хорошо разглядел. Ашим был маленьким мальчиком в очках с очень толстыми стёклами. Стёклами, которые пересекали разломы трещин. Ашим шёл и плакал навзрыд. Плакал задыхаясь. Именно его плачь, рёв и был тем самым воем. Руки его тянулись к Ясаву, который всё ещё пытался убежать от него.
Ясав оказался намного выше Ашима и, даже ковыляя и спотыкаясь, умудрялся держать дистанцию. Но долго так продолжаться не могло - ужас сильно изматывает нас, тем более от Ясава сейчас осталась лишь половина. К его счастью и моему ужасу, Ясав ковылял в моём направлении. Я знал, что мне нужно сделать, но я знал, насколько сложно это будет... я ждал.
По мере приближения Ясава и Ашима, в меня волнами вливался ужас. Сердце колотилось как псих - разрывая в клочья смирительную рубашку и в кровь разбивая лицо о мягкие стены палаты для буйных. Я вцепился руками в бетон трубы. Содрал ногти, пытаясь не отпустить щербатую поверхность, потому что если я отпущу - я кинусь бежать сломя голову и теряя рассудок.
Когда Ясав проходил совсем рядом, я, разодрав пальцы в кровь, одними руками, потому что ноги наотрез отказывались слушаться меня, кинул своё тело наружу и, схватив Ясава за шиворот, дал волю своему ужасу - кинулся в спасительную трубу.
Я тащил Ясава волоком по ставшей вдруг неимоверно длинной трубе. Сбоку внезапно обнаружилось тёмное ответвление, и я потащил свою, даже не пытающуюся сопротивляться или помочь, ношу туда. В темноте я ещё долго бежал и, находя повороты, несколько раз сворачивал. Я бежал и тащил за собой Ясава, пока не выбился из сил. А когда сил не осталось, я упал.

* * *

Сухой песок сыпется меж пальцев. Из такого песка не получится ни куличика, ни пирамиды. В таком песке не сделать туннелей. Но если глубоко капнуть, то можно найти сырой песок. И я начинаю капать. Сыпучий сухой песок всё время пытается засыпать мой котлован и мне приходится отбрасывать его подальше. Вскоре я добираюсь до заветной сырости. Теперь можно лепить куличики, строить пирамиды и рыть туннели...

* * *

Туннель. Уходит далеко вдаль и где-то там далеко виднеется свет.
- Проснулся? - спрашивает Ясав, и, не дожидаясь ответа, - ну тогда счастья тебе, Амид.
- И тебе счастья, Ясав, - отвечаю я.
Постепенно я осознаю где нахожусь и что со мной... с нами, происходило. Вместе с памятью приходит и боль в пальцах. На некоторых не хватает ногтей.
- Ты мне всю спину изодрал, когда волочил по этой трубе, - жалуются Ясав, - больно.
- Я... - уж не знаю, хотел ли я извиниться или обидеться, только Ясав перебил меня:
- Спасибо.
- Да чего уж там, - замялся я.

- Странно это, - спустя какое-то время начал Ясав, - говорить одному.
И вправду, всё это время Ясав говорил только одним лицом, второе всё ещё было в об-мраке. Всё также сквозь одно лицо Ясава просвечивало его второе, только одно было без сознания и даже как-то оплыло, а второе задумчиво смотрело в пол.
- Подожди, - хмурю я брови, - если одна твоя половина ещё в отключке... сколько прошло времени?
- Немного. Минут пять или десять.
- Значит, Ашим нас не поймал?
- Нет, - со смешком в голосе отвечает Ясав, - ты сам отрубился.
- Да, - усмехаюсь я в ответ, - давно мне так бегать не приходилось.
- Тем более меня ещё тащил, - хихикает Ясав.
- Обратно ты уж сам, - прыснул я.
И мы с Ясавом разразились хохотом. Долго смеялись и никак не могли остановиться. Животы аж начали болеть. А потом вдруг резко одновременно замолчали. Нет, нас не обуял ужас или что-то ещё. Просто высмеялись и всё.

- Ты знаешь, - сказал я, - я видел Ашима. Я его разглядел.
- И как он выглядит? - в глазах Ясава зажёгся интерес.
- Ростом он примерно с два этажа, у него из живота растут щупальца, а на голове у него паучьи жвала. А ещё у него четыре глаза.
- Жуть! Хорошо, что он нас не поймал.
- Это да, - киваю я, - нам повезло.

- Амид, - спустя несколько минут, вдруг серьёзно произнёс Ясав.
- Да?
- Давай выбираться отсюда, а то скоро стемнеет.
- Давай, - согласился я.
- Ну так помоги мне! - обиженно воскликнул Ясав, - я же только наполовину в сознании.
- Ты в этом состоянии достаточно хорошо удирал от Ашима.
- Ну, тогда мне страх помогал, а теперь мне не помешает твоя помощь.
- Уговорил, - сказал я и подал Ясаву руку, - но в следующей игре ты мне дашь фору.
- Договорились, вымогатель! - смеётся он. Хорошая шутка.

И мы направились к выходу.


3

Анирам

Мы добрались до выхода из туннеля, однако выйти не смогли - на улице вовсю лил дождь. И, хотя он был грибным, суше от этого он не становился. Мы прождали около четверти часа, пока он не прошёл, и лишь затем вышли наружу.
- Смотри, - указывая вверх, воскликнул Ясав, - радуга!
Я посмотрел в указанном направлении, там в небе, огромной дугой, прямо как на глупых рисунках, раскинулась яркая пёстрая радуга. Вы скажете, не бывает таких? Да, не бывает. Такая радуга долго не живёт - она слишком заметна издалека. Вот и сейчас, она вдруг стала трястись и очень быстро сокращаться подобно огромной макаронине, которую кто-то жадно всасывает ртом.
- А вот и Анирам, - произнёс я.
- Пойдём, найдём её? - предложил Ясав.
- Ты предлагаешь мне таскать тебя по всему городу? Или твоё второе лицо уже проснулось?
- Блин, я и забыл, - глупо улыбаясь, смутился Ясав, - жаль, я давно её уже не видел.
- Если хочешь, я могу сбегать и привести её сюда, - предложил я.
- Твоя отзывчивость когда-нибудь погубить тебя, а пока она может погубить меня. Ты что хочешь оставить меня одного?

- Счастья вам, мальчики!

Голубые глаза на улыбающемся лице. Светлые волосы развиваются, как-будто она плавает в воде, а не стоит перед нами. А её платье... куча бабочек окутывает её тело, своими крыльями образуя яркое платье. И это платье будто развивается не ветру, хотя ветра нет. Это бабочки машут крыльями.
- И тебе счастья, Анирам, - хором говорим мы с Ясавом.
Уж не стал ли я ему вторым лицом, вдруг проскользнула глупая мысль. Проскользнула и убежала, устыдившись своей глупости.
- Ой, - смеясь, восклицает Анирам, - я счастлива! Вы даже не представляете, какая это редкость найти такую, - при этом слове она закатывает глаза, - радугу!
Не говорит - поёт.
- Приятного... - начал было Ясав, но я тут же наступил ему на ногу, - в смысле, ты к нам надолго?
- Наверное только на пару деньков, - вздыхает Анирам, - а то потом мне не угнаться за этим дождиком.
И на её лице почти проступила грусть. Почти. Наверное нам с Ясавом это только показалось.

Всё это время я поддерживал Ясава и, видимо, только сейчас Анирам обратила на это внимание, потому что с весёлой улыбкой на лице и беззаботностью в голосе спросила:
- А с вами что приключилось?
Нет, она на самом деле переживает, но она не умеет иначе. Беззаботная Анирам.
- Да так, - ухмыльнулся Ясав, - с Ашимом поиграли в догонялки.
- Как видишь, - это уже я, - счёт 2-1 в нашу пользу.
- Не совсем, - скривился Ясав, - после той бетонной трубы у меня вся спина горит.
- Да и мои руки тоже пострадали, - вспомнил я, - пусть тогда будет 2-2.

Анирам подплыла к нам поближе, и до нас донёсся её восхитительный запах. Не запах духов, от которых только нос чешется, а запах настоящих цветов.
- Можно я посмотрю? - на распев произносит Анирам.
И под её взглядом, содранная спина Ясава, и мои ободранные руки моментально зажили. Как-будто и не было ничего. Так под светом фонарика исчезает темнота.
- Обманываете меня? - смеётся она.
- Ничуть, - отрицательно мотает головой Ясав.
- Просто шутим, - улыбаюсь я, а сам подмигиваю Ясаву.
- Смешные вы, - пропела Анирам, - жаль мне пора - скоро стемнеет. Счастья вам, мальчики.
- Счастья и тебе, - в один голос с Ясавом произнесли мы.
И вновь мысль про меня - второе лицо Ясава махнула хвостиком.
А Анирам, помахав нам ручкой поплыла к себе. И как только она отвернулась, наши раны вернулись обратно. Ясав зашипел от боли, а я прикусил от неожиданности губу. Боль вернулась резко.
- Может, стоило напроситься к ней в гости? - пытаясь разглядеть собственную спину спросил Ясав.
- Ага, а как только она будет отводить взгляд заново терпеть боль?
- Твоя правда.
- Моя, - киваю я.
- Пожалуй и нам пора, - глядя наверх говорит Ясав, - вон и небо уже краснеет.

Проводив Ясава, я направился к себе. Краснота неба уже перешла в сумерки и до темноты оставалось совсем не много. Я ускорил шаг. Но мысли мои были совсем не о темноте. Я думал об Ашиме и Анирам.
Девочка ангел, питающаяся радугой и маленький мальчик в разбитых очках, наводящий непреодолимый ужас на всех кто оказывается рядом с ним. Да, я, кажется, забыл сказать - они брат и сестра.

Добравшись до своего укромного уголка, я устроился удобней под одеялом, но ещё долго не мог уснуть. По ту сторону окна, в котором осталось только одно из двух стекол, то что снаружи было разбито ещё до того, как я сюда пришёл, раскинулся город. Чёрные силуэты домов на быстро темнеющем небе.
Сквозь сумрак показалась первая звёздочка. Загадать желание? Если видишь на небе первую звезду - можно загадать желание, оно обязательно сбудется. Не успел - вторая звезда зажглась совсем рядом с первой. Да и что мне загадывать? Руки самостоятельно заживут до завтра. Пробудить второе лицо Ясава, что бы ему не ждать ещё трёх дней? Не буду - так даже забавнее.
Надо было пожелать новую радугу для Анирам, что бы она побыла с нами подольше! Жаль я не подумал об этом до того, как появилась вторая звёздочка.

Под эти мысли я медленно погружался в сон...

* * *

- Как ваш секундант, - начал высокий человек в неуместно высоком цилиндре, - перед тем как начать бой, я бы предложил вам решить конфликт иными способами.
- Не может быть и речи, - с порога отрезаю я подобное предложение.
- Ни в коем случае, - гордо подняв подбородок вторит мне мой оппонент, - это дело чести.
- В таком случае, - продолжает наш секундант, - выбирайте оружие.
- Шпага, - заявляю я.
- Револьвер, - в то же время кричит мой противник.
- Выбор сделан, господа...

Разве по правилам мы не должны биться одним и тем же видом оружия? Хотя всё верно, правила никто не объявлял. Дурак - кляну я себя! Надо было выбирать револьвер. Хотя... у него будет один выстрел, а у меня будет столько ударов, сколько я смогу нанести. Впрочем, если он попадёт с первого раза... Однако, по правилам боя на шпагах я имею право уворачиваться. Это будет интересная дуэль.

А вокруг осень. Опавшие листья шуршат под ногами, которые отмеряют заветные двадцать шагов. Только что мы стояли спиной к спине и теперь расходимся в разные стороны, что бы затем, по команде нашего секунданта начать бой.
Шаги отсчитаны и мы разворачиваемся друг к другу. Я бы сказал лицом к лицу, если бы расстояние между нами не было таким большим. Впрочем, я могу так сказать, ведь для наших взглядов расстояние ничего не значит. Мы стоим лицом к лицу, смотрим друг другу в глаза и ждём команды.
- К бою, господа! - кричит долговязый.

И я тут же ныряю в сторону. А мой противник не спеша поднимает револьвер и направляет его в мою сторону. Я бегу со всех ног, выгибая свой путь широкой дугой. А его рука преследует меня. Я даже вижу себя его глазами. Как он смотрит вдоль дула пистолета и ведёт руку, медленно провожая мой бег.

Выстрел!
Мимо!
Вот теперь ты мой - ликую я. И вдруг меня разворачивает и кидает в сторону. Лишь затем я слышу невозможное - второй выстрел! Я перекатываюсь и прячусь за укрытие ствола ближайшего дерева.
- Осталось четыре, а ты уже ранен, - кричит мой противник.
Дурак! - вновь кляну я себя. У него шестизарядный револьвер, такой, как на диком западе. Дерево, за которым я прячусь, вдруг оказывается кактусом, а осенние листья - песком.
Перемены затронули и меня с моим оппонентом. Его голову теперь покрывает ковбойская шляпа. Моя валяется где-то в стороне. Одежда - джинсы, кожа, всё как полагается.
А наш секундант остался прежним. Тот же строгий костюм и несуразно высокий цилиндр.

- Ты там живой? - кричит мой соперник.
- Живой, живой, - кричу я ему в ответ.
И тут же выстрел разбрызгивает мякоть кактуса. Нет, сегодня я определённо дурак из дураков. Эта перемена сбила и его с толку и он лишь пытался найти меня на новой местности, а я своим криком только помог ему. Дурак.

Осматриваю себя - пуля попала в левую руку. Затягиваю руку шейным платком, что бы остановить кровь. Теперь надо осмотреться и решить, как действовать дальше.
Здесь достаточно пологая местность, особо не спрячешься. Хотя, кажется чуть дальше виднеется овраг. Как же я сразу его не заметил? Впрочем, с этими переменами это не мудрено. Но до оврага мне так просто не добраться.
Я немного высовываю гарду шпаги из-за кактуса и в её отражении пытаюсь определить, где находится стрелок. Изгиб гарды жутко искажает отражение, но, кажется, мой противник совсем не далеко и судя по его виду, он ещё не уверен что я нахожусь именно здесь. Проползти к оврагу прячась по ту сторону кактуса? Глупая мысль. Вряд ли он будет стоять на месте. А попробую-ка я эффект неожиданности!
Встаю на ноги, стараясь не высовываться из-за кактуса, затем срезаю один из его отростков, насаживаю его на кончик шпаги, размахиваюсь и швыряю его вверх и за спину. Описав высокую дугу, зелёный отросток летит через мой кактус. Я же, низко присев к земле кидаюсь в сторону врага.
Мой расчёт оказался верен - противник отвлёкся на брошенный кусок кактуса и поднял голову. Когда он меня заметил было слишком поздно, моя шпага пронзила его...

- Туше!


* * *

Дурацкий сон.




4

День Сожаления

Утро выдалось пасмурным и хмурым. Моё же настроение было под стать ему, а то и похуже. Да ещё этот дурацкий сон! Сильно болела рука. Нет, не пальцы, на них сейчас ни царапинки, будто они под взглядом Анирам. Болело плечо. Нагло заявляла о себе рана полученная во сне. Уж лучше бы я проиграл, да поди вспомни во сне, что для тебя будет утром лучше. Там для тебя эта сторона реальности не более чем сон.
Выйдя на улицу долго смотрю на небо. Пасмурно. Кажется что вот-вот должен начаться дождь, но он не начнётся. Я знаю эту погоду. А даже если он и начнётся? Нет солнца - нет радуги. А значит Анирам здесь не задержится. Жаль я не успел вчера загадать желание.
Ну и настроение у меня! Объявлю-ка я этот день - Днём Сожаления.

- Счастья тебе, Амид.
- Счастья и тебе, Ясав, - бурчу я в ответ.
- Как-то это совсем не весело прозвучало, - подмигивает мне Ясав, у него видимо сегодня хорошее настроение, - с такой рожей не счастья желают, а ногу сломать.
Вот и сломай себе ногу - думаю я, а вслух говорю:
- Скажи, твоё второе лицо уже проснулось или ты просто рад от него избавиться?
Так всегда, когда тебе хреново, хочется, что бы было хреново всем. Хочешь или нет, но порой, даже незаметно для самого себя, начинаешь портить настроение всем вокруг. Обидно быть угрюмым одному. Не честно это.
- Рука болит? - участливо спрашивает Ясав.
- Болит, - киваю я, а затем до меня доходит смысл его вопроса, - а ты откуда знаешь?
- Ну, так ты со мной и дрался, - смеётся он, - ловко же ты меня провёл.
- Уж лучше бы ты меня, - вздыхаю я.
- Раз на раз не приходится. Сегодня ты меня, завтра я тебя.
Боль в руке уже не была такой сильной и только мягко пульсировала. Не мешала, скорее не давала о себе забыть. Вредная такая боль.
- Ладно, давай о другом, договорились? - прошу я.
- Хорошо, сегодня ведь мой черёд, верно?
- Твой, - подтверждаю я.
- Тогда, - задумался Ясав, - я выбираю... камень ножницы бумагу!
Без лишних разговоров мы сложили правые ладони в кулаки. Три взмаха и...

* * *
- Скажи, - нежно шепчут её губы тебе в ухо, жарко обдавая дыханием, - ты любишь меня?
- Нет, - без колебаний отвечаешь ты.
Несколько мгновений. Секунда, другая... И она, окунувшись в твои волосы, прижимается лицом к тебе. Жаркое дыхание превращается в жаркие слёзы. Без всхлипов. Её руки лишь крепче обнимают тебя. Даже не так, она просто держит тебя, что бы ты не ушёл, не исчез. А тебе всё равно.
- Хорошо, - спустя какое-то время произносит она, - но можно мы будем вместе? Просто так.
- Хорошо, - соглашаешься ты.
Тебе действительно плевать. Быть с ней или без неё. Тебе плевать на неё...

* * *

Ладонь Ясава осталась сжатой в кулак. Он выкинул камень. А моя ладонь...

* * *

- Прости, - вдруг произносит она, - я не могу так больше.
- Что случилось? - спрашиваешь ты, хотя сам всё прекрасно знаешь.
Вы были вместе три года. Ты изменял ей? Нет. Она изменяла тебе? Снова нет. Но что-то разладилось. Что-то пошло не так. Две линии сошлись в одной точке. Вы соприкоснулись друг с другом когда-то. И память возвращает тебя в тот миг...

Ты видишь всё в тусклых чёрно-белых тонах. Её руки на твоих плечах. Её лицо близко-близко. Её глаза напротив твоих глаз...
А ещё раньше вы были просто друзьями, общались в одной компании. Даже не друзья, так - знакомые. Но как-то раз, под вечер, когда все уже разошлись, оставив вас вдвоём, вы разговорились. Слова, слова... Они лились потоком лёгким и гладким. Ты никогда не умел хорошо говорить, всегда сбивался, пытаясь что-то рассказать, а тут, ты будто, избавившись от вечной хромоты, дал волю ногам и побежал. И слова бежали, дав волю себе.
На следующий день вы ушли раньше, оставив друзей. Они мешали словам, будто были кочками на дороге, о которые постоянно спотыкаешься. И вы ушли, что бы погулять по улицам вдвоём. Дать волю словам бежать по дорогам без кочек и ям.
Две линии сошлись в поцелуе. А позже линии приблизились друг к другу ближе. И то, что линии однажды пересеклись в одной точке, было неизбежно.
Спустя полгода вы расписались.
Сняли квартиру.
Она родила ребёнка.

Но линии стали расходиться. Две прямые сблизились и пересеклись лишь затем, что бы после вновь разойтись в разные стороны.

Память поиграла услужливо захлопнула альбом с чёрно-белыми фотографиями и вернула тебя в здесь и сейчас.

- Мы должны развестись, - после некоторого молчания произносит она.

Она тонкая натура и не может обманывать себя долго даже в мелочах. А отношения для неё далеко не мелочь. Впрочем, ты такой же. Вопрос был в том, кто первый скажет эти слова: "Мы должны развестись". Она оказалась первой. И это к лучшему, по крайней мере, ты будешь уверен, что не разобьёшь ей сердце этими словами.

Вы развелись легко. Так же легко разошлись, как и сблизились.

* * *
Моя ладонь показывала ножницы. Две линии пересечённые в одной точке.
- Играем до двух побед? - предложил я.
- Играем, - согласился Ясав.

Ладони сжаты в кулаки. Взмах... второй...

- Счастьяца вам, радостные мои!

5

Авалс и Скам


Сегодня действительно День Сожалений, и улыбка, растянувшаяся на всю ширь круглого лица Авалса, была тому бесспорным подтверждением. И откуда он появился так внезапно?

Огромный Авалс-Колобок, скорее сам съест лису на половине своей песенки. Высокий, толстый, можно сказать круглый. Круглый Авалс, как его прозвали у нас. И его одного было бы более чем достаточно, но зная Авалса не трудно догадаться, что где-то по близости должен быть и Скам. Они всегда ходят вдвоём. А вот и он. Точнее его рука, легла мне на плечо.
- Счастьяца! - смеётся голос из-за моей спины.
Скам полная копия Авалса, только раза в два меньше. Ну, в два я, пожалуй, переборщил. Скорее, Скам просто на голову ниже Авалса, хотя и такой же круглый. Есть мнение, что толстые люди - добродушные. Авалс и Скам - плевок в лицо этому мнению.

- Счастьяца и вам, - отвечаю я.
В другое время я бы убежал, но бросать Ясава одного на растерзание этим двоим? Колобки, конечно, не сильны в беге, но догнать Ясава, когда его второе лицо в об-мраке, им будет совсем не сложно.
- Во что играем? - с чересчур наигранным интересом спрашивает Авалс.
- В камень ножницы бумагу, - тихим голосом отвечает Ясав.
Боится. И я боюсь. Но не так как Ашима, скорее так боишься сидя перед кабинетом зубного врача. Чувствуешь - неизбежно.
- А нас что не позвали, - ещё более наигранней Авалса обиделся Скам.
- Не хорошо это, - качает головой Авалс, - не по-товарищески.
- А я, может быть, всегда мечтал поиграть в эту игру, - шмыгая носом начинает ныть Скам.
Ну вот, началось. Скам уже всхлипывает. А вот он уже и плачет. Без слёз.
- Вот видишь, - повышая голос заявляет Авалс, при этом хватая меня за грудки, - ты довёл моего брата до слёз!
Были б слёзы - мелькает у меня в голове мысль. А вслед за ней следующая: сейчас будут бить. И действительно, кулак Авалса уже летит мне прямо в лицо. И откуда-то в голове появляется третья, совсем глупая мысль: интересно, а если бы сейчас на нас смотрела Анирам, во что бы всё это превратилось? Наверное всё было бы точно так же, только в кулаке Авалса был бы зажат букет цветов.
Следующее, что я помню - я сижу на земле и смеюсь. Мне смешно до истерики. Авалс с букетом в кулаке бьёт меня по роже. Нет, ну правда же - смешно!
Наверное Авалс ждал чего угодно, но только не смеха. Он растеряно смотрел на меня не зная что делать дальше. Даже Скам перестал притворно рыдать. Хотя, наверное он перестал рыдать ещё до удара - ведь его роль была тогда уже сыграна. Не знаю, я не видел. Но сейчас он точно не плакал. Он смотрел на меня с непонятным страхом в глазах. Не таким страхом, с каким мы с Ясавом смотрели на них. С тем страхом, с каким мы удирали от Ашима.
- Ну его, - сглотнув, произносит Авалс, - больной он какой-то. Пойдём отсюда.
- Угу, - кивает Скам, всё также смотря на хохочущего меня.
И они уходят, постоянно оборачиваясь и бросая взгляд в мою сторону.

* * *
Позже, когда я рассказывал свои мысли Ясаву это не казалось таким смешным. Смешным казалось то, как выглядели Авалс и Скам.
- Впервые видел их такими, - утирая слёзы смеётся Ясав.
- А представляешь, - подавляя смешки подхватываю я, - если бы и ты ещё заржал?
- Они бы тогда без разговоров кинулись бы наутёк!
- Если бы в тот момент ты видел мои мысли, то и ты бы катался по земле от смеха!
И вдруг я резко перестаю смеяться. Старая хвостатая мысль: я - второе лицо Ясава, вновь корчит рожи из-за угла. Если бы Ясав знал мои мысли. Если бы у нас были одни мысли...
Ещё через мгновение и Ясав перестал смеяться. Есть заразительный смех, а есть, видимо, и заразительный не смех.
- Послушай, - глядя на кончики своих ботинок говорю я, - а как там твоё второе лицо?
- Всё так же, - пожимает плечами Ясав.
- Скажи, - продолжаю я, - а как это у вас? Одна мысль на двоих или две мысли переплетённые в одну?
Молчит. Не отвечает. Думает.
А я его не тороплю.
Шальной ветер взъерошил волосы. Поднял с земли целлофановый пакет и, видимо, развлекая самого себя повесил его на ветку дерева. Скучно ветру всегда одному, вот он и развлекается как может. Вон, деревья украшает. А ещё он иногда плачет, воет от одиночества. Прямо как Ашим.
- Не помню, - тихо произносит Ясав, - веришь, не помню.
А я уже не помню о чём я спрашивал Ясава. Мысль про одиночку Ашима всё перечеркнула. Я хотел было спросить, о чём был разговор, даже раскрыл было рот, но передумал. О чём бы мы ни говорили, вряд ли это важнее вечного одиночества Ашима.
Так мы и сидим молча.

- Неделю назад, - вдруг нарушая тишину, заговорил Ясав, - Авалс и Скам сильно избили меня. Даже не следующее утро было не по себе.

Ветер усилился и что-то холодное коснулось моей руки. Потом ещё одно.
- Дождь, - говорю я.
- Да, - кивает Ясав, - надо идти.
Мы встали и направились к ближайшему дому.

Это был один из многих домов, в которых никто не живёт. Все стёкла давно уже разбиты, даже осколков на полу не осталось. Может Авалс со Скамом побили когда-то, а может и ветер от скуки закидал их камнями да палками. А ещё ветер любит жить в таких домах. Гуляет всюду - хозяйничает. Хоть все комнаты, да закоулки обойди, везде встретишься с ветром - хозяином пустых домов.
А дождь на улице уже не моросит, а льёт как из ведра. Долго льёт. Наверное скоро вечер, а мы застряли тут. Очень не хочется ночевать в гостях у ветра. Холодно у него здесь.
- Смотри, - выдёргивая меня из размышлений, восклицает Ясав и показывает куда-то в разбитое окно.
Я встал и выглянул наружу. Здесь, с третьего этажа улица просматривалась, как на ладони. И по этой улице, не обращая внимания на дождь, шла Анирам.

Босые ноги, шаркая по асфальту, устало ведут вперёд. Руки безвольными плетьми висят и качаются невпопад. Такое ощущение, что она забыла, как следует ими размахивать, во время ходьбы. А надо ли? И вот её руки уже просто висят, а ноги ведут её дальше.
Бабочки её платья потеряли разноцветную пыльцу и теперь её тело окутано белёсыми мотыльками. Почему-то кажется, что они мертвы и давно уже засохли и даже дождь не может изменить их шелестящей сухости. С каждым шагом, часть её сухого платья опадает и остаётся лежать на асфальте. Такое ощущение, что длинная-длинная тень волочится вслед за ней. Белая тень из сухих мотыльков, которым не страшен дождь.
Ветер бросает холодные струи дождя ей в лицо. Но холод воды лишь смягчает, он лучше шуршания сухого воздуха. Дождь смывает соль с заплаканных глаз. Дождь охлаждает горячие, обжигающие синяки и ссадины. Дождь смывает с лица кровь.

Я не помню, как мы с Ясавом оказались внизу. Я лишь помню как мы смотрели на неё с третьего этажа, а потом вдруг оказались перед ней. Немая сцена. Чёрно-белая фотография. Три мокрых фигуры стоят под дождём. Я, Ясав, а напротив нас Анирам.

Дождь оккупировал и захватил всю одежду. Пропитал её до последней ниточки и, гадко посмеиваясь, хлюпал в ботинках. Мы стояли напротив Анирам, а она стояла перед нами. Смотрела в себе под ноги. А дождь, совсем обнаглев, решил уже добраться сквозь кожу до костей.
Мы молча подошли к Анирам и не прикасаясь к ней отвели её в обитель ветра. Три фигуры идут к пустому дому, с чёрными провалами окон. Я, Ясав и практически нагая Анирам. Когда мы оказались под опекой дома, дождь, поняв, что упустил нас, залился яростными раскатами грома.

Оставив Ясава и Анирам одних, я отправился искать дрова. И пока я блуждал по заброшенным квартирам, собирая обломки мебели (почему-то совсем не хотелось или, быть может, не было сил, ломать, отламывать то что я не мог унести) мысли бежали меня. Вот-вот, я схвачу очередную мысль за хвост, а она уже хитро попискивая убегает в нору.
- Как? - спрашиваю я, а вопрос уже тает не дождавшись ответа.
- Где? - задаю я следующий вопрос и он растворяется не успев прозвучать.
- Кто? - молчу я, потому что уже знаю ответ.

Сидя у потрескивающего костра, грея босые пятки (ботинки висят подвешенные на шнурках над огнём), мы завороженно смотрим на играющее пламя. Оно захватывает, утягивает вглубь себя, показывает картины событий, которых никогда не бывает. Которые ты так и не можешь понять, осознать. Так, наверное, муравей, смотрит на мельтешащий экран телевизора, не понимая, что экран рассказывает историю. Историю не о муравье.

- Ясав, - тихо произношу я, - я собираюсь избавиться от них. Завтра.

6


- Заманить бы их на крышу, - рассуждали мы когда-то давно, после очередной взбучки от Авалса и Скама, - и оставить их там встречать ночь.
Конечно, мы остывали раньше, чем наши идеи переходили в действия. Но сегодня всё будет иначе. Тогда это была обида, горячая, как синяк под глазом. А сейчас это холодная решимость. Месть? Может быть, только самую малость. Скорее уж необходимость. Так борешься с пожаром. Если ты обожжёшься о пламя свечи, ты же не будешь её задувать? Но если пламя свечи превращается в пожар...
Именно с такой холодной решимостью я уснул вчера и с ней же проснулся утром...

Сознание выходит из сна, медленно проступает из тумана. Редкого сна без сновидений. Спасибо. Не знаю кому, но спасибо. Силы не потраченные на дуэли, мне сегодня очень пригодятся.

Я проснулся и открыл глаза. Ясав уже не спит, он, сложив руки за спиной, молча смотрит в окно. Больше в комнате никого нет.
- А где Анирам? – спрашиваю я.
- Она ушла, - не оборачиваясь отвечает он, - обозвала тебя соней и ушла.
- Как она?
- Как ни в чём ни бывало, - пожимает плечами Ясав, - ты же её знаешь.
- Ну и хорошо. Сегодня у нас будет трудный день.
- Я надеялся, - медленно поворачиваясь ко мне, произносит Ясав, - и боялся, что ты откажешься. Или наоборот. Сам не знаю.
- Значит ты со мной?
- С тобой, но от меня мало толку. Они и пешком меня догонят. А вот Лирик будет совсем не лишним.
- Он меня терпеть не может.
- Зато он мой друг. А ещё друг Анирам. К тому же, если ты хочешь запереть их, то лучше Лирика это никто не сделает.
Что верно то верно. Лирик всегда любил огонь, и огонь любит Лирика. Видели бы вы, как он плавит металл!
- Что ж, - хлопая себя по коленям говорю я, - ты идёшь за Лириком, а я пошёл искать крышу с металлической дверью.
- Ты забыл ещё одну мелочь.
- Какую?
- Как ты собираешься искать Авалса и Скама?
В пору снова обзывать себя дураком, как я это делал во сне два дня назад.
- Нам помогут, - говорит Ясав, не дав мне произнести заветное слово на букву Д, - Гело.
- Ну, если ты сможешь уговорить крылатого Гело...
- Если не я, то Лирик сможет.
- Что ж, договорились.

* * *

День подходил к концу. Солнце легло на крыши домов и собиралось провалиться дальше. А я задыхался. Задыхался от боли в груди, а ещё сильно кололо в боку. Так всегда, когда долго бежишь, а я бежал очень долго...

- Как привлечь их внимание? - пятнадцать минут назад шепотом спросил меня Ясав.
Мы выглядывали из-за угла дома, там совсем недалеко на покосившейся (нет, не от их веса, от времени), лавочке сидели они - Авалс и Скам.
- Спрячься, - прошептал я, беря в руку камень.
Сердце колотилось в груди похлеще, чем во время встречи с Ашимом.
- На! - выкрикнул я, кидая камень. Пока я держал его в руке, я думал, что буду кричать что-то вроде: "Больше не смейте приближаться к Анирам!", а смог выдавить только это.
Камень ударился о спину одного из братьев. Кого - я даже не обратил внимания. Кажется это был Скам. Меня порывало умчаться подальше и с как можно большей скоростью. Но я ждал, пока они поймут, что произошло, пока гнев не бросит их в погоню за своим обидчиком. И тут взвыл Скам. Да, я попал именно в него. И вместо того, что бы погнаться за мной, Авалс пытался успокоить плачущего Скама.
Нет! Это всё не правильно! Если не сейчас, то никогда. Они перешли границу один раз, значит перейдут и ещё и ещё! Значит...
И в моей голове прозвучало слово: Игра!
Я взял с земли ещё один камень и кинул его в Авалса. Камень угодил ему прямо в лоб и раскрошился, как если бы я кинул комком сухой грязи, да откуда ей тут взяться, вся земля насквозь сырая после вчерашнего дождя. Что случилось раньше - удар камня о лоб Авалса или их перемена? Не важно, но Авалс и Скам мгновенно изменились. Скам уже не рыдал, он бежал вместе со своим братом в моём направлении.

Я вёл их через всю улицу - заветный дом находился не так уж и близко. Я делал вид, что подвернул ногу, когда замечал, что они отстают, и это вливало в них сил. Они выкрикивали угрозы в мой адрес, обещали расправиться со мной и, что уже бесило меня, расправиться с Анирам.

И вот он, дом, к которому я вёл их так долго. Хоть и бежал я не в полную силу, но всё-равно, дышать было трудно и кололо в боку. А ещё предстоит подъём на 9й этаж! А они смогут подняться? Может, бросят эту погоню на полпути к крыше? Надо дать им передохнуть.
Я увеличиваю скорость и успеваю забежать в подъезд, прежде, чем они появляются из-за угла дома.

Игра есть игра и они играют по правилам. Они остановились потеряв меня из вида. Вот они, тяжело дыша, опускаются на землю. Я наблюдаю за ними из темноты подъезда. Спасибо ветер, ты одиноко воешь в своей обители и за твоими рыданиями не слышно, как жадно вдыхаю я воздух.

Вот уже можно дышать и через нос.
Пора.

Я делаю вид, что пытаюсь незаметно выйти из подъезда и проскочить мимо них. Само-собой, они меня заметили. И я тут же кидаюсь обратно в спасительный подъезд. Несколько пролётов. Лестницы, лестницы. В квартире на последнем этаже ждёт Лирик. Он закроет за нами.
На крыше оборачиваюсь и вижу, как они вылезают из дверей. И как только они в люк протиснулись? Странно, что я не подумал об этом раньше, но ведь протиснулись, значит всё хорошо. Впрочем, в игре не может быть иначе.
Бегу со всех ног к самому дальнему подъезду - все остальные двери давно уже замурованы - ломом не взломать! Кидаюсь в открытую дверь и запираю её на заранее заготовленный засов. Теперь главное продержаться до прихода Лирика - он оплавит металл и тогда они уже точно не вырвутся. Мы решили действовать наверняка.

Я стою прижавшись спиной к бетонной стене и смотрю на дверь. Удар! Авалс и Скам добрались до последней точки нашего марафона. Жаль финишная ленточка не пускает их дальше. Хотя нет, совсем не жаль.
- Вот мразь! - слышится из-за двери, - заперся гад. Пойдём отсюда.
- Погоди, Авалс, - задыхается второй голос, - дай отдышаться.
Снова слышатся удары в дверь. Злиться.
- Ну, - спрашивает Авалс через пару минут, - отдышался?
- Ага, пошли.
- А эту тварь мы потом поймаем.
И голоса, обсуждающие мою участь удаляются. А снизу, из подъезда, слышатся шаги, это должен быть Лирик.




7

Ночь

Мы стояли в провале подъезда напротив того самого дома, на крыше которого сейчас бесновались Авалс и Скам. В этом подъезде жил Лирик.
- Ребят, - произнёс он, разминая в руках, будто кусок пластилина, маленький огонёк, - можно я сегодня переночую у кого-нибудь из вас. Или вы у меня. Я не могу... не хочу видеть это в одиночку. В конце-концов, это не честно.
- Мы останемся, - ответил я, - так или иначе мы все должны это видеть. Хотя бы для того, что бы ни у кого из нас не возникло желания этого повторять.
Последние слова я произнёс очень тихо. Но все посмотрели на меня так, что не было ни малейшего сомнения - каждый из них прекрасно меня расслышал.

До этого момента никто из нас ни разу не встречался с тем, что обитает в ночи. Никто из нас их не видел. Но все мы знали, это было какое-то врождённое знание - с теми, кто прячется в темноте лучше не встречаться. Да, днём темнота безопасна, они просто в ней спят. Но ночью, любая тень кишит чем-то, что наводит ужас похлеще Ашима.

Все согласились остаться у Лирика. Просто молча направились вглубь подъезда. Первым шёл огненный Лирик, за ним крылатый Гело, далее ковылял двуликий, а с недавнего времени лишь одноликий, Ясав. Замыкал шествие я - Амид победитель. По лестнице поднимались всё так же не произнося ни слова. Только эхо наших отдышек пыталось с нами заговорить. Тщетно, мы хранили молчание.
Поднявшись на седьмой этаж, мы зашли в жилище огненного Лирика.
- Располагайтесь, - нарушил молчание хозяин дома, - я принесу стулья. Там, на кухне, окна выходят на тот дом.
И мы молча направились к заветному окну, а Лирик пошёл бродить по пустым квартирам в поисках стульев.

Смеркалось. С Крыши доносились охрипшие крики. Крыша с большой буквы. Теперь именно так. Что выкрикивали братья, мы не могли расслышать. Скам сорвал горло ещё полчаса назад, а Авалс, казалось, просто выкрикивал бессмыслицу, белиберду. Поначалу, они грозились разорвать нас на части. Потом умоляли выпустить их, в обмен обещая вечную неприкосновенность каждому из нас. Даже защиту. Сейчас же Авалс выкрикивал просто какой-то бессвязный набор звуков.
А ночь уже продирала заспанные глаза, небрежно смахнув рукавом за горизонт красный диск солнца.

Эту ночь никто из нас не забудет. Она опечаталась в наших глазах, в нашей памяти навсегда. Мы не забудем её даже тогда, когда всё закончится. Я имею в виду действительно всё. Когда не станет ни Амида-победителя, ни Лирика-огненного, никого из нас.

* * *

Внезапно крик с Крыши превратился в визг.
- Началось.
Кто это сказал? Я? Ясав? Лирик? Гело? Мы все разом? Нет, я так сильно сжал зубы, что вряд ли смог бы произнести хоть что-то членораздельное... совсем как Авалс минуту назад.
Окинув взглядом всех присутствующих, я понял - никто из нас не смог бы произнести ни слова, по тем же самым причинам.
А на Крыше, действительно началось. Скам, который был на голову выше любого из нас и его брат Авалс, который был настолько же выше Скама, сейчас казались очень меленькими. Их чёрные силуэты метались от одной огромной тени к другой.
Тени. Непропорционально длинные руки и ноги. Головы скрываются где-то там в вышине. Тени просто стоят на крыше, Авалс и Скам с режущим ухо визгом, или скорее писком, подобно мышам, мечутся от одной тени к другой. Такое ощущение, что Тени играют друг с другом, перебрасывая два круглых мячика. Один побольше, другой поменьше. Два жонглёра на крыше. Только эти жонглёры стоят неподвижно, а мячики сами перелетают от одного к другому.
И тут одна из Теней протянула руку. Длинную пятипалую руку, такую же, как у каждого из нас, только с очень длинными пальцами. Тень руки прошла сквозь силуэт Авалса. Крик-визг-писк вдруг прекратились, что бы через мгновение стать воплем. Невыразимо громким, протяжным, переходящим в вой. Что-то упало с крыши. Это не был Авалс, он всё ещё стоял перед Тенью. Скам жался где-то за ним. Обе Тени неподвижно стояли на крыше.
Не знаю, как долго это длилось. Они просто стояли - Тени и силуэты братьев. И длинный-длинный крик-вой Авалса. У меня бы не хватило лёгких так долго кричать. Но в какой-то миг всё вдруг замельтешило. Вот только что все стояли неподвижно, моргнул - и они уже мечутся с новой силой. Наверное я на самом деле моргнул, так резко прекратился крик Авалса.
Братья вновь заметались по всей крыше, ища укрытия. А Тени начали двигаться. Медленно тянуть руки к своим жертвам. Места для Авалса и Скама оставалось всё меньше и меньше, руки Теней сжимали их с двух сторон.
В какой-то миг я потерял одного из братьев. Второго же, руки с длинными пальцами рвали на куски. Медленно. Так насытившийся человек очищает апельсин. Сдирает корку кончиками пальцев. И мне кажется это пальцы на руках человека совсем не длинные. Они короткие, непропорционально короткие. А длинными они кажутся из-за серповидных когтей. Просто когти и пальцы сливаются в одни длинные тени.
А раздираемый силуэт-апельсин продолжал визжать. Кто это был? Авалс или Скам? Куда делся второй?
На миг представилось, что этот маленький апельсин в руках Теней, они оба. Авалс и Скам сжались в один комок, а Тени не отрывают от них куски, а просто пытаются разнять двух... дерущихся? Обнявшихся от страха?
Нет, с крыши летели куски.

Одна из Теней как-то странно сгорбилась, вторая же перестав рвать, просто держала комок в своих руках. Кончиками своих длинных пальцев. Так держат какую-нибудь гадость. Или всё-же держала кончиками когтей? Надавив совсем чуть-чуть, так что бы добыча не выпала из рук, но в тоже время, что бы когти не проткнули её. А вторая Тень, скорченная, сгорбленная, вдруг начала трястись. Дрожать. Но не как от холода. Так дрожит собака в беззвучном рыке перед прыжком. И чёрный пёс кинулся.
Вместо того, что бы вцепиться в добычу клыками, когтями, Тень-пёс просто вошла в жертву-комок. Будто жертва выпила её. Вот только непонятно, кто кого пил, потому что после этого, та Тень что держала комок, аккуратно положила его, медленно повернулась и тяжёлой поступью направилась прочь. А комок вдруг стал расти. Маленький шар оказался высокой фигурой с непропорционально длинными руками и ногами. Эта фигура лишь казалась шаром, она просто сидела прижав колени к груди и склонив голову вниз. Сейчас она медленно вставала в полный рост.
Первая Тень давно уже ушла (как она сошла с крыши я не заметил), а вторая, та что только что была комком-жертвой, просто стояла в полный рост посреди Крыши.
С приходом рассвета она растаяла. Высохла как лужа под лучами солнца.

* * *
Мы спускались по лестнице. Первым шёл я и Ясав. Я поддерживал его, ему вдруг стало очень тяжело нести себя в одиночку. За нами шли Гело и Лирик.
Выйдя на улицу мы вдохнули утреннюю морозную свежесть. Свежесть пахла грозой. Будто ночью лило как из ведра и полыхали молнии под аккомпанемент грома. Но мы точно знали - в эту ночь с неба не упало ни капли.
Мы направились через двор к дому с Крышей. Внизу, под чёрными провалами окон, были разбросаны куски одежды. Некоторые рваные куски висели на ветвях деревьев и слабый ветерок развлекался с ними, развевал их делая вид, что они движутся сами, что они живые.
Не проведёшь, хозяин пустых домов. Не могут быть куски рваной ткани живыми.
Не проведу, ответил ветер и прекратил играться с рваной тканью.

Я поднял кусок рубашки. Да, именно в это был вчера одет Авалс. Просто рваная рубашка. Наверное именно она тогда упала с крыши. На ней не было ни капли крови. Её просто разорвали и кинули прочь.

- Интересно, - вдруг произнёс Ясав, - а что там на крыше?
- Я слетаю, посмотрю, - сказал Гело и побежал вперёд, медленно размахивая руками, постепенно превращающимися в крылья.

Пальцы на его руках его удлинялись обрастая чёрными перьями. Всё это неприятно напоминало ночную Тень.
Оттолкнувшись от земли, Гело сильно взмахнул крыльями и они подбросили его на два метра выше, чем смог бы прыгнуть любой из нас. А ноги Гело вдруг оказались птичьим хвостом. Гело летел. Несколько кругов вокруг дома соседнего дома и он уже где-то там высоко.
Планируя над Крышей, Гело вдруг как-то забился в воздухе, будто в птицу кто-то кинул камнем. И этим же камнем, глупо кувыркаясь и теряя перья, Гело полетел вниз. Он падал.
Мы кинулись туда, где он должен был упасть, будто мы смогли бы подхватить его. В последний момент, Гело развернул крылья и смог выйти из падения в пикирующий полёт над нашими головами.
Мы присели, когда он пролетал над нами, а когда повернули головы, Гело кубарем катился по земле. Слишком низко он вышел из падения.

Когда мы добежали до Гело (и Ясав бежал без моей помощи, ничуть не отставая от нас), его крылья уже превратились в простые руки, а ноги ничем не напоминали птичий хвост.

- Что случилось? - хором и как-то в разнобой выкрикнули мы, - с тобой всё в порядке?
Гело глубоко и очень быстро дышал, а его глаза были широко раскрыты, однако он ничего не видел. Он смотрел только в одну точку, куда-то за нашими спинами. Я даже обернулся, но там ничего не было. Лишь дом с Крышей.

- Там, - задыхаясь и делая длинные паузы между словами, начал Гело, - вся Крыша... Крыша... она красная.



2011 (C) Rederick Asher