«ХОЛЕРА»

перечитывал кое-что из 70-х, торкнуло, написал шутку такую в соответствии с ТЕМ духом времени, так что не судите строго...

«ХОЛЕРА»


Чем же я помогу тебе, сынок. Я ведь теперь без всего остался. Весь инструмент пропал. Ты вот, скажи: и что это делается? Жить-то, как теперь? Это что мы, кролики какие? Иль что? Ходят, заглядают куда хотят! Мало ли - «тарелка» у них! Да и не «тарелка» даже. Как раз как чугунок, в котором баба моя борщ варит. Только больше, да с окошками. Так баба и то знает - в сарай мой не лезь! Там инструмент мой. Он всяк на своем месте лежит. Я его туда клал, я и брать могу. Потому как на место верну. И снова его на том месте найду! Всякий у меня инструмент. Был… По соседям не бегал. А то ведь, чуть что - сбегаются. Дай то, одолжи этого. Давеча вот, - Петро приходил. Дай мне, говорит, дядя Миша… Я его завел к себе: вот это надо? Ага, она самая. Вот, племяш, говорю, теперь ты видел. Представление имеешь. Купи себе. И в порядке держи. Не будешь время убивать на поиски, да на походы… А эти… Чтоб на них холера напала! Слухать ничего не хочут! Я им говорю, - не лезь, тварь болотная! Что там, что там! Зыркают. Дал же им господь глазищи… Зырк-зырк! Зырк-зырк! Баба, - та сразу в хату. И затаилася. Только взвизгнула не по-человечески. Сколько с ней живу, а не слыхал еще, чтоб баба моя такие звуки издавала. Аж удивился я! И обидно стало, ей богу! Это чего ж вы!? Бабу мою - пугать?! Мало ли кто вы такие! Да и видали мы вас уже! Всяких вон - по телевизору! Знаем уж, какие бывают! Еще и хуже того, не только глазищами зыркать!
И как они взялися - не пойму. Как из воздуха. Как раз я Барсику, коту нашему, творога вынес. Баба заботится, чтоб не сдох, подлец, с голодухи. Сдохнет он, как же... Одним творогом и питается. В нем теперь столько кальцию, - хоть Камазом переезжай…
Значит, вышел я, а эти посреди двора. К сараю. Мимо меня. Сразу я понял чего им - инструмент мой надо. В сарае ничего кроме, чего ж еще… Стоять, говорю, господа космонавты! Куда прешь! Отчаянный я, а может с перепугу так… Нету вам ходу до моего, говорю! А они что - выпучилися и все тут. Я б на ихнем месте тоже выпучился б… А мне что, говорю же, - с перепугу. И инструмент дорог. Да и за бабу обидно стало. Сорок восемь годов с ней мучаюсь, уж поздно ее в обиду давать. Стоять, говорю! Не лезь! Я к тебе не лезу, вот и ты не лезь! Чего к вам лезть, вас и так господь изуродовал. Вот и вы не лезьте. Вы ж не знаете, как мне инструмент достался! Сколько я с бабой воевал из-за него. Всю жись! Не то, что с немцем.
Дай, сынок, сигарету? Мои кончились сегодня… Ага, спасибо тебе.
Так они что? Один культяпку тянет, махает, - отойди, мол. В сторону…
Уперся я. Обидно же! Не-а, - башкой мотаю. Не уйду! И не зыркай на меня, говорю! Не таких видывали. Ишь, нахальные какие, да вонючие! Небось, по три года не моетесь там, на небесах своих. А еще в гости претесь. Чего, говорю, надо! Чего к людям пристали! Бабу - лечить ведь надобно будет. Неужто не понимаете! Она у меня и так слабая на нервы! Уж всю рекламу перепробовала! А теперь еще вы тут. Совсем мне теперь куда хошь девайся. Вам-то что. Заберетесь в чугунок свой. Да пошпарите дальше. Другой народ пугать. В других планетах. А нам тут жить вдвоем. Каково мне будет - без инструмента, да еще и с бабой напуганной!? Идить отседова.
Куда там… Уставились, зыркают. Ничего слушать не хотят. Лезут! Идить вы, говорю, с гипнозом этим своим! Знаем мы эти штучки. Говорить по-человечески не можете, вот и пялитесь. А только мне все равно! Не пущу никуда! И не дам ничего.
Тут один чего-то сделал… Меня как двинет, аж внутрь сарая перекинуло. Как раз где мастерская… На дворе солнце шкварит, а тут - холодно. Меня аж льдом взяло. Как в погреб попал сразу… А эти - за мной. И сразу к полкам. Вонища от них - дух перехватило. А мне - куда деваться? Меня как держит что. Я аж удивился. Никогда такого со мной не бывало! Давеча гипнотизер в село приезжал. Выступал в клубе. Так сразу сказал: «Выйди, дед, ты мне работать мешаешь». Слыхал я, - не с проста это. Знать, сила во мне имеется. Только как управляться с нею? А то тоже ездил бы. Концерты показывать… Баба моя тоже признает, что во мне сила имеется. Я, бывает, гляну на нее, так она сразу узнает, чего мне… Тебя, говорит, взять ничем нет возможности. Как упрешься на своем… Да то она без злобы…
Вот. Гляжу я, - эти-то по полкам шарят! Тут я скумекал, - они же речи человеческой не понимают! Не даром только зыркают! Знать, надо с ними тоже, как с бабой? Стал я себе, думать начал: «Чего вам, господа?»
Стали, глядят на меня. Удивились вроде. Ответили чего-то. В голос. Да только я ничего не понял. «Хырлы-мырлы» какие-то. Я еще раз спрашиваю: «Чего приперлися?» Один подошел, башку безносую на бок наклонил. Смотрел на меня, смотрел-смотрел… Ни хрена я не понял. «Каруши» какие-то, да «кардануши» в голове крутятся. Кардан, думать продолжаю, полетел, что ли? И кто ж это в даль такую без запаски прет? До дому-то, небось, шлепать да шлепать? А он все свое: «каруши-маруши»… Идите, вы, думаю ему, отседова. Нету у меня такого ничего. Земную машину, сремонтировать, какую - со всей душой, пожалуйста. Тут для того много чего найдется. Утром вчера «жигуль» селом проезжал, так - глушак повредил об каменюку. Дороги-то, - как татары протоптали, так и было, пока немец камнем не вымостил, а после никто их не трогал, нам-то недосуг дорогами заниматься… Вот, так его ко мне направили люди, - как тебя. А я что тогда, - с радостью. Все сделал. Как надо. Той, другой, что в машине был, аж удивился. Как же это ты, дед, говорит, без сварки так ловко сремонтировал? И шва нигде не осталося… А я что, у меня на то своя хитрость. Да и хитрости большой не требуется, коль инструмент хороший. Я его давеча как раз в электричке, у лотошника, купил. Хоть и дорогой инструмент, а важный. Где трещина на железе, - провел, - готово. Как не было ничего. А что рядом поломанное полежит, так и прикладывать не надо. Глядишь - уже целое. Инструмент мой как новый стал весь. Баба моя и то, - одобрила. Кастрюля ведерная прохудилась была, - тоже целая… У лотошника там много чего было… Да денег у меня - пенсия… Опять же - не за бесплатно «жигуля» сремонтировал. Американские деньги заработал…
Тут - который про «каруши» толковал, протягивает чего-то. Я аж удивился. Никак понимает?! В руки я ему глянул. А что? Пусть, хоть и небесная, так все одно ведь - «валюта». Может и сгодится. Америка вот, тоже, с деньгами своими, когда-то далеко была… Гляжу я ему в руки, а там чего-то, как червяк какой. Здоровенный такой. Извивается… Посмотрел я на космонавта этого, думаю ему: «Чего-это ты, заместь денег гадость всякую суешь! У нас добра такого - только в лес сходить!» А он башкой мотнул: «марля», - думает… Какая-такая еще «шмарля», думаю ему. Чего мне с ней делать! Бабу свою пугать? Так она и так уже! После вас особенно будет!
Спрятал он животное в рукав. Опять смотреть стал… Те двое по полкам шарить бросили, обернулись. Тоже смотреть стали. Глазищи чуть из орбит не повылазят. Вроде, как и думают чего, да все даром. И я понять стараюсь, а - ничего не выходит.
Надоело мне это! Какой холеры, в голос говорю, вы тут летаете, ежели ни слова по-нашему не можете! Вам с таким сознанием не по планетам летать, а только дома сидеть. Возле баб своих, как в карантине. Покуда не поймете, что к людям уважение иметь надобно!
Про это они, наверно, сразу поняли… Один вроде как обиделся даже - аж синий стал совсем. Глаза мутные сделались…
Я, понятное дело, струхнул маненько. Так откуда знать - чего у них на уме? Стою, себе думаю, - а никак понимают они меня? Чего ж тогда я понять их не могу? Странно мне стало… Вы, думаю им, по-человечьи объясните - чего надо. Может я и помогу. Хотя б того ради, чтоб убрались скорее. Тут, видите, сколько всего! Да и не все куплено. Кой-чего и сам мастерил…
Оживились они маленько. И холод с меня как рукой сняло. Чего-то они мне показывать стали. Картинки какие-то. Прямо в воздухе… То планету какую-то, точно на нашу похожую. Ну как в телевизоре… Потом портрет какой-то, - лысый весь, уши растопырками. Вроде, на лотошника с электрички похожий, только одет не по-нашему. Потом вообще непонятное - чего-то само собой делается… Потом деталь какую-то, каменную что ль, в дырках всю. И над всем - значок мигает. На китайский похожий. Разноцветный такой…
Не понял я ничего. Только грустно мне стало. Вроде как перед бедой какой…Нету, думаю им, у меня такого ничего. В другом месте ищите… А они головами кивают - мол, должно быть. И тут меня осенило. Раз им ко мне именно нужно, знать не то им интересно, что каждый мужик имеет? Ладно, киваю, пустите. Я вам шкаф открою. Там может и найдется, чего вам надобно… А сам себе думаю, - скорей бы уж. Дышать при них нет возможности. Провонялся весь - баба до хаты не допустит. На дворе ночевать придется. А все через этих! Холеры на них нету!
Пошел я до шкафа. Жалко, да что поделаешь. Ведь и не заплатят они даже. Разве только «марлями» этими своими. Ладно б еще, жука, какого нездешнего предложили. Я б его правнучке в город отвез, - собирает она их, всяких. Дите еще… Но пусть хоть так - приятно было б, что дед заботится. А то - «марли». Куда мне с ними? Ни внучке, ни на базар. Разве только в лес сходить. В болото выкинуть… Разлетались тут, холера…
Открыл я шкаф, отошел в сторону. Руками развел, - грабьте, коль на то ваша злая воля. Пользуйтесь! Тем, что мною нажито.
Потянулись они к полкам, шарить стали. Я не глядел даже. Чего приятного - картину эту смотреть… Что б им пусто было!
Вдруг, чую, притихли они. Задумались. Я уж тогда глянул - чего нашли, за чего-ради приперлися. А они - на выход.
Не несли они ничего. Я-то, понятное дело, аж вздохнул легче. Знать, обошлось все. Нету, значит, у меня того, в чем им надобность была. Ну и мне, тоже, - убытку нету. Думаю, и на том спасибо… А обернулся я до шкафа - так сразу внутри меня плохо стало. Потому как имущество мое, и аппарат с ним, что в электричке купил, и что рядом стояло, - поплавилось все! Но не как от горячего, а как от химии какой. Но то не химия. Я уж знаю. Потому как без запаха.
Обомлел я. В глазах темно стало. Хотел во двор выйти, да тут потерял, значит, сознание. Так ведь было от чего грохнуться-то! Ведь все пропало! Только то и осталось, - молотки да отвертки… Вот ведь, чего наделали, холера!
А вечером, как раз, только баба меня очухала, тот самый, на «жигулях» приезжал. Говорит - еще чего-то в машине приварить надобно. Деньги показывал. Много денег. Все американские… Да я-то что… Я только руками развел. Рад бы, говорю, помочь, да уж нечем. Пропало все… Уж ты не обессудь, говорю… А он - ничего. Не обиделся. Про здоровье спрашивал, про жись. Дорогими сигаретами угостил. Уважительно так говорит, - давай, дедушка, я тебе помогу. Ежели надо - и деньгами тоже. Ты снова прибор тот сделаешь. Мол, - хороший прибор. С ним работать - богатыми будем. Внуки-правнуки твои в Америке жить станут… Да я-то - против Америки, что ли. Разошлись мы… Сказал он - наведает как-то еще. Может, я передумаю… Наведался, ага. Утром встаю – сарай нараспашку. Я туда – там, что осталося, перевернуто все.
Вот так. Так что ты, не обессудь, сынок. Ничем я тебе не помогу теперь… Мне теперь простую вещь смастерить, и то - по соседям придется кланяться. А мне это - хуже некуда! И ты вот скажи, - как жить-то теперь? Баба и та - плачет. Кастрюля ведерная опять дырявая сделалась. Сразу, как сгинули космонавты эти.
Вот ведь, говорю, - холера…