Крылья

Крылья


Касаясь ладонями головок цветов, достигающих её бёдер, она шла по росистому лугу к обрыву, не боясь промочить ног. Предрассветное небо нежно алело. Солнце вот-вот должно было встать из-за горизонта. Нежные перистые облачка, того таинственного голубого цвета, какой бывает ранним утром накануне солнечного дня, неслышно скользили по небесному своду. Медвяно пахли травы, проснувшиеся птицы из рощи у края луга наполняли окрестности нежным пением. Вот одна из них мелькнула ярким оперением, в погоне за первой проснувшейся мошкой. Лёгкий ветерок коснулся лица, поднял в воздух стайку невесомых сильфид, и они, сплетаясь в причудливые узоры, поплыли над лугом.
Показался краешек солнца, и первые лучи его озарили сиянием всё вокруг. Добравшись до края обрыва, она остановилась и посмотрела вниз, в долину. Там, ещё укрытый предрассветным сумраком, лежал город. Высокие тонкие башни с венчающими их площадками, вздымали ввысь свои мраморные стены. Ажурные мостики, перекинутые между зданиями, тускло отсвечивали серебром. Несмотря на раннее утро, она увидела, что на каждой площадке стоят её сородичи. Глаза её обернулись к самой хрупкой на вид башне – её дому. Там, было пусто.
«Значит, мать не придёт» - подумала она, и сердца коснулась странная, неведомая ранее боль. Она посмотрела ещё раз, в тайне надеясь, что всё-таки гордая Эрнаэль выйдет, чтобы в последний раз посмотреть на своё дитя. Но нет, никого. Она тихонько вздохнула и перевела взор далее. Там, так близко, что она могла различить её бледное лицо, стояла её подружка, Милиэль. Подружка, с которой они столько смеялись и проказничали, с которой летали под голубым небом, кувыркаясь среди перламутровых облаков, искали первые цветы и маленьких эльфов в их нежных чашечках, и которая теперь со страхом смотрела на неё, ослушницу, нарушившую главную заповедь их мира – никогда, никогда не вмешиваться в дела этих глупых, суетливых созданий – людей.
Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Прядь волос коснулась лица. Она вспомнила, как впервые нарушила запрет. Как в один из особенно тёплых дней, когда Милиэль, разморенная, уснула под кустом, она улизнула к башне Звёздного пути, и оттуда впервые увидела мир людей. Тёмные, замусоренные улицы, по которым двигались непонятные механизмы, чахлые деревца, вытоптанная трава, толпы хмурых, спешащих куда-то, некрасивых существ, в нелепых одеяниях. Она с интересом разглядывала открывшуюся ей картину. Вдруг внимание её привлёк ребёнок. Девочка, такая крошечная, что спешащие взрослые не замечали её. Одетая в голубое платьице, она стояла на обочине, засунув в рот пальчик, и с интересом оглядывалась по сторонам. Высокий грузный мужчина прошёл, толкнув девочку, и малютка очутилась перед огромными колёсами, грозящими смять хрупкое тельце.
Ей достаточно было мгновения, чтобы кинуться к малышке и выдернуть её из-под надвигающейся махины. Перепуганная кроха уцепилась за её длинные волосы. Когда они очутились в безопасном месте, она осторожно опустила девочку на землю. Никто не остановился, лишь несколько прохожих бросили вскользь взгляд на ребёнка, переместившегося в пространстве непонятным образом. Она знала – люди не могли её видеть, и собиралась уже тихонько удалиться, как вдруг девчушка воскликнула:
- Ангел!
Она по-настоящему испугалась и, взмахнув крыльями, поднялась ввысь. Девочка внизу показывала на неё пальцем и кричала:
- Ангел! Ангел!
Наверху её уже ждали. Весь Совет, в полном составе…
- Пора, Флоримель, - услышала она за спиной. Обернулась. Гэбриэл, высокий, с печальными глазами, протянул ей руку. Она послушно последовала за ним. Деревья тихо шелестели листвой. Птицы пели так сладко. Цветы пахли необыкновенно. Она шла и прощалась со всем тем, что так любила, прощалась со своим миром.
Поднявшись по ступеням башни Звёздного пути, сопровождаемая Гэбриэлом, она прошла на площадку. Там уже стояли члены Совета. Молчаливые, суровые, они образовали полукруг, в центр которого она вступила.
- Флоримель, - начал глава Совета. – Ты нарушила главную заповедь нашего народа, и должна будешь понести наказание.
- Нельзя ли простить её? – она и сама не понимала, как Гэбриэл осмелился высказаться в её защиту.
- Нет, - ответил председатель. По знаку его из-за спин членов Совета выступила фигура, облачённая во всё белое. Палач. От этой фигуры отшатнулись все, Флоримель же, чувствуя обречённость, встала на края площадки. Глаза её были сухими, ведь она не умела плакать. Палач зашёл ей за спину и резким движением отломал крылья. Голубые перья осыпались под ноги. Содрогнувшись от боли, она наклонилась вперёд и рухнула вниз.


Телефон настойчиво трезвонил, вырывая её из глубин сна. Ругая, на чём свет стоит, настырно звонивший аппарат, она протянула руку и нащупала трубку.
- Алло, - сказала со сна хрипло.
- Ты что, спишь? – услышала в трубке возбуждённый голос Джессики. – С ума сошла? Паучиха уволит тебя.
- Ты не могла бы говорить потише, - взмолилась она. – У меня раскалывается голова.
Разлепив глаза, она увидела, что сквозь зелёные шторы пробивается тоненькая полоска утреннего света. В голове гудело, во рту стоял мерзкий привкус. Рядом, на соседней подушке, она увидела голову незнакомого мужчины.
- Что? Опять надралась вчера в баре и подцепила какого-нибудь молодчика? – вонзался в мозг голос подруги.
- Тише, Джесс, прошу, - простонала она.
- Слушай, Фло, если ты через полчаса не будешь на работе, я прикрывать твою задницу не стану, - зло бросила Джессика и швырнула трубку.
Проклиная всё на свете, она выбралась из постели и принялась собирать разбросанную по полу одежду. Натянув узкие джинсы прямо на голое тело, она отыскала майку, подняла её и поморщилась. От майки несло спиртным. Она вспомнила, что вчера вечером опрокинула на себя бокал мартини. Зашвырнув майку в угол, открыла шкаф, занимавший добрую треть комнатёнки, и наугад вытащила первую попавшуюся шмотку. Это оказался свитер с глухим воротом. Пожав плечами, натянула свитер, нашла туфли на шпильках под кроватью, надела их, мазнула по губам помадой, расчесала пальцами волосы. Взяла стикер, чиркнула на нём: «Будешь уходить, захлопни дверь!», прикрепила записку к зеркалу. Взявшись за ручку двери, обернулась, кинула последний взгляд на кровать.
На смятых простынях лежало голубое перо. Спину саднило.