Последний Оплот

Последний Оплот
Мне снился сон-
Я был мечом…
Он шёл.
Торопился, почти бежал, слыша стук собственных шагов, многократно уси-ленный эхом в стенах пустых коридоров. Проходил бесконечную анфиладу залов, давно заброшенных, ступая по выцветшим коврам, взметая облачка пыли, или хру-стя осколками разбитой мозаичной плитки. Шёл, щуря покрасневшие от бессонни-цы глаза на резкие сполохи, проникавшие сквозь выбитые стёкла высоких стрельча-тых окон. Жаркий ветер, пропитанный дымным смрадом и гарью, шевелил на сте-нах закопченные лохмотья гобеленов. Торопливо минуя зал, Он успел рассмотреть на одном из них остатки затёртой вышивки.
Тоскливая горечь обожгла сердце.
Битвы. С чудовищами, исчадиями тьмы, могущественными колдунами… Бит-вы за идеалы. За власть и могущество. За веру. За славу и честь… за то, что бы выжив, услышать о себе строфу-другую в балладе какого-нибудь барда. Битвы грудь в грудь, глаза в глаза. До последнего вздоха. «Ауре интулува!» - «день наста-нет вновь!».
Нога в раздражении отшвырнула пинком валявшийся на пути стул.
Где он теперь, этот день!
Битвы. Сражения.
Смешно!
Снаружи грохнуло. Яростно плеснул огонь, озарив остатки обвалившихся арок. Сухо и отрывисто ударили выстрелы.
Он шёл.
Вскоре коридоры сменились широкими гранитными лестницами, уводящими на верхние этажи. Ступени их вытерлись, покрылись сетью трещин, перила местами обвалились.
Он вспоминал.
Вспоминал весёлые лица, улыбки, блестевшие возбуждением глаза. Залы, озаренные солнцем и музыкой, и переливы смеха, вплетённые в лёгкое кружево пе-сен. Помнил дыхание ночного ветра с равнин, заставлявшее трепетать огоньки све-тильников под высокими сводами. Ночи без сна, и дни без усталости. Долину, рас-стилавшуюся внизу, зелень и золото лесов, проступавших сквозь утренний туман, терпкий аромат трав…
Помнил тихий смех влюблённых, полных уверенности в том, что это лишь начало, и впереди сотни, тысячи, несчётное множество лет…
Новый взрыв потряс Храм, заставив на миг содрогнуться древние стены. С потолка сыпанула пыль и хлопья сажи. Грёзы прошлого раскололись, рухнули, за-плясав по полу ледяными брызгами слёз.
Он побежал.
Лестницы и переходы. А за ними еще лестницы. Бесконечное множество сту-пеней вверх, вверх… Высокие арочные пролёты и мостики, разбитые, обрываю-щиеся в пустоту. Сюда пришелся последний из недавних ударов. Враг не сумел до-браться до сердца, но урон причинил немалый. Проломы в стенах и часть башен ус-пели отстроить, но это были уже не те, что прежде – покрытые рунами и искусной резьбой, витиевато украшенные. Теперь вместо высоких проёмов, блестящих мо-заикой витражей, на мир холодно взирали узкие бойницы. Серые стены, блестевшие свежими сколами, обманывали, вводили в заблуждение видимостью надёжности… иногда в это даже верилось.
Он заставлял себя верить. Хотя и знал, что если в самый ближайший срок по-ложение не измениться, Храм уже ничто не спасёт.
Последняя лестница, узкая и прямая как стрела. Три пролёта. Дубовая резная дверь на верхней площадке.
Он не стал задерживаться, успокаивая дыхание, а рывком распахнул тяжёлые створки. Ветер ударил в лицо, рванул полы широких одежд, растрепал волосы. Зал раскрылся навстречу. Зал, некогда богато украшенный цветной мозаикой, ажурны-ми арками, колоннами, поддерживающими высокий купол свода, а теперь разорён-ный, изуродованный, поражающий в самое сердце продымленными, мёртвыми ос-татками искалеченной красоты.
Покрылись трещинами мраморные стены, разбитые полы усыпали обломки рухнувших колонн, высокий храмовый купол и дальняя стена обвалились, открыв взорам угрюмое, подсвеченное зарницами небо. Но Статуя уцелела. Она стояла в самом центре, на трёхступенчатом подиуме, высокая, незыблемая как всегда, взды-маясь навстречу грозному небу безмолвным вызовом. Вызовом отчаянию, безверию и страху, вызовом тупой бессмысленности и злобе. Он знал, ничто не в силах её разрушить.
Ничто извне…
Высокие фигуры, спорившие у стола с картами, обернулись на стук дверей, качнулись ему навстречу. Длиннобородый, убелённый сединами старец и рослый черноволосый мужчина.
Советники. Некогда непримиримые яростные противники, огнём и мечом от-стаивающие свои идеи, но объединенные теперь страхом близкой беды, и понима-нием того, что больше не имеют значения их личные убеждения перед всеобщей угрозой, что малейшее несогласие в решающий час их погубит.
Погубит всех.
Заговорили разом, перебивая друг-друга:
- Новая атака, мессир! Напали за час до рассвета.
- Пока только фантомы с ручным оружием и газовые бомбы.
- Пытаются прорвать оборону у Хрустальных Купелей. Их встретила «Лесная ярость».
- У неё потери. Перебрасываем на помощь «Жнецов» Раифа. Вчера они почти не дрались, успели отдохнуть.
- Кончаются боеприпасы, мессир. У Тоира больше нет ракет…
Он слушал на ходу. Пересёк зал, поднялся по ступеням к Трону. Устало опус-тился на обитое бархатом сиденье, положил руки на резные подлокотники. Напряг-ся, собирая волю, усилием отбрасывая оковы усталости и отчаяния. Тело привычно приняло Силу, короткой судорогой отзываясь на магический ток. Сила, медленно и грозно пульсирующее огромное сердце, пробуждалась, ощутив его прикосновение. Он позвал, и она откликнулась с готовностью, вскипела ключом чистого голубого сияния, небесным ветром и гулом грозы ворвалась в лёгкие, сдавила сердце пьяня-щим ощущением свободы, вечности и жизни, заполнила разум, огненными рунами вспыхнула перед глазами. Он потянулся, с осторожностью перебирая пальцами ви-димые лишь внутреннему взору волшебные нити, легко касаясь их, словно струн, сотканных из беспощадно-острого синего света, твёрдо следуя потоку звенящей ме-лодии звёзд.
Мир распахнулся ему, как распахивался всегда, - в раннем детстве - ещё пу-гающе-огромный и недоступный пониманию, в юности - простой и ясный, как рас-свет, - в зрелости - укрытый пеленою великого множества тайн, сомнений и вечных поисков ответа, порождающего новые вопросы.
Так было всегда… пока не пришло страшное, неумолимо-острое понимание правды. Пока он не поднялся по этим ступеням, кипя от гнева и страха прибли-жающейся катастрофы. Пока пламя его ярости и желания жить не разбудило дре-мавшую в глубине Силу… и жизнь не превратилась в сражение.
Усилием воли он рванул звёздные струны, всем существом своим, ощущая, как звоном ветра и утренней зари вливается его призыв в души тех, кто сейчас сра-жается на бастионах, среди мглы и огня.
«Я здесь! Я с вами! »
Он и вправду был там, в пламени и грохоте боя, а перед мысленным взором кружились картины и образы, сменяя друг друга.
«Лесной Ярости» приходилось тяжко. Словно прибой накатился на их пози-ции вал удушливой тьмы. Она застилала глаза тоской и отчаянием, ужасом заползая в души. Воины слепли. Гнев заставлял их драться, но всё чаще, то один, то другой, задавленный и обессиленный, валился на отвал бруствера, роняя оружие из рук.
Враг атаковал внезапно. Пелена мрака вдруг исторгла десятки, сотни смутных фигур, и они рванулись вперёд в пугающем безмолвии, надвигаясь стремительно и неотвратимо, как морская волна. Зашипел раздираемый выстрелами воздух, упали ручные бомбы, вспухая нарывами ядовитого газа.
Фантомы.
Серые мундиры, волосы, напрочь лишённые цвета, серые лица, закаменев-шие в бессмысленно-тупой гримасе, мёртвые, ледяные глаза. Они бежали вперёд неудержимо, прыгая через обугленные валуны и воронки, взметая ботинками пепел сожжённой травы, непрерывно стреляя. Бледные, призрачные лучи взвихрили баг-ровую мглу, и там, куда они попадали, наливались пятна смертельной серости. Мир содрогнулся, застонал, теряя краски… теряя жизнь…
Он застонал вместе с ним. Вместе с сотнями, тысячами существ, в ужасе по-чувствовавших дыхание Пустоты. Лишь гнев удержал его в сознании. Выплеснул в затрепетавший разум горячую волну ярости, вспыхнувшей в сердцах защитников отчаянным призывом: «бейтесь!»
Атакующие были уже совсем близко, когда «Лесная Ярость» ответила, и был ответ тот подобен реке звёздного пламени, ударивший из-за вала развороченной земли, каменных насыпей и руин, в которые за годы сражений превратилась первая линия обороны. Растянувшись на брустверах, засев за навалами обломков стен и в уцелевших бункерах, приникнув к прицелам, эльфы открыли огонь, наполнив рав-нину яростным визгом трассеров и картечи.
Эльфы… Он смотрел на них, возвратившихся в час нужды с берегов, скрытых от мира туманами безвременья. Оставивших землю вечной весны ради дымного ада сражений, и возможности защищать будущее… Могли ли они представить, плывя на своих крылатых кораблях, с каким врагом им придётся столкнуться, и что победа лишь сохранит то немногое, что ещё осталось в мире и в душах, не тронутое Пусто-той. Сохранит.… До следующей схватки.
Но они пришли. И сражались.
Война изменила их. Давно почернели и закоптились сверкающие латы в дыму пожаров. В этом мире и в этом месте их магия оказалась бессильна. Сняты были все украшения и регалии. Им на смену пришла лёгкая кевларовая броня, и пятнистые чёрно-серые мундиры, делающие воинов трудно различимыми среди земли и об-ломков.
Немногое дала и зачарованная сталь мечей, ибо прикосновение фантомов ка-лечило не хуже чем их оружие, только делало это постепенно, словно медленный яд, день за днём по капли выпивая жизнь и надежду. Древние клинки по-прежнему верно служили в рукопашной, но лишь дьявольский огонь автоматов и пушек спо-собен был остановить врага.
Грязные, закопченные, с растрёпанными, обгоревшими волосами и лицами, вымазанными сажей, они уже ничем не походили на прекрасный, благородный на-род, что совсем недавно сошёл с кораблей…
Но волшебство не исчезло. Оно оставалось с ними, было неотделимо от эль-фов, светом солнца и звёзд пульсируя в крови. Цель была перед ними. Они видели её ясно и чисто, даже сквозь ядовитый сумрак, стягивающийся вокруг Храма серой стеной. Волшебство жизни вело их в этой войне, держало в первых рядах, а потому отчаяние и ужас настигали их реже многих других.
Но всё же настигали…
Он следил, сжавшись в комок на Троне, следил за битвой глазами магии.
Под яростным огнём ряды атакующих редели. Ослепительные молнии пуле-мётных очередей валили их наземь, в чёрный пепел, не переставая рвались снаряды, рассыпая смертоносную картечь. Но натиск атаки не слабел, из дымной мглы на ме-сто поверженных фантомов выскакивали всё новые и новые. Первая волна насту-пающих рухнула, сметённая ураганным огнём пулемётов. Полегла вторая под рас-калённым градом свинца и картечи, сумев в стремительном броске продвинутся на сотню метров дальше. Третью волну демонов встретил в упор залп винтовок и ав-томатов. Эльфы отбивались с хладнокровием и упорством, расстреливая врага у са-мых защитных валов, швыряли гранаты.
Но потери ничего не значили для этих существ. Пули валили их десятками, сотнями, но постоянно прибывали всё новые, рвались вперёд, топча трупы, караб-каясь через воронки и насыпи, словно в едином стремлении добраться до огня, на-полняющего плоть и кровь живых, выпить, высосать без остатка. Тупая, бессмыс-ленная, но неудержимая жажда гнала их вперёд, и они всё лезли и лезли, не обра-щая внимания на бьющие навстречу упругие свинцовые струи.
Распахнувшийся канал призыва рванул душу остро-вибрирующей волной.
Каэльнэ… Командир «Лесной ярости». Некогда Светозарная, а ныне грязная, закопчённая словно дьявол, в разорванном мундире, сжимая в руках дымящийся ав-томат, вырвавшись из схватки, вспрыгнула на обломок каменной кладки. Припав на колено, склонилась в поклоне.
Он не услышал, а всей душой почувствовал её голос, полный яростной моль-бы:
- Милорд, они наступают! Их слишком много, мы долго не продержимся! Они прорвутся, если нам никто не поможет! Боеприпасы на исходе, кончились сна-ряды для гаубиц… Мы несём потери, Милорд! Мы несём потери! Во имя Неба, сделайте что-нибудь!..
Она кричала, стараясь перекрыть грохот сражения, сжав в кулаки изящные кисти, и ужас метался в её глазах.
Он смотрел. Видел всё сам. Как эльфы падают один за другим под ударами бледных лучей, как валяться наземь, жалобно крича и дёргаясь в жестокой агонии. И как свинцовой серостью бесцветия наливаются их тела.
Он ответил, вложив в ответный импульс всю уверенность и всю страсть сво-его сердца:
- Знаю, Светлячок, знаю.… Вижу. Но надо стоять! Этих позиций сдавать нельзя – если они прорвутся через Врата и аллею – смогут ударить на главный Пор-тал. Тогда всем конец! Продержитесь ещё немного – дайте нам время перегруппи-роваться! Вы не одни, подмога уже на подходе.… Вырви у вечности десять минут, Светозарная! Держитесь! К вам идут «Жнецы»!
Они держались… Стояли на брустверах с глазами, пылающими словно раска-лённые звёзды на потемневших от копоти лицах. Что видели они, там, далеко, за за-весой мглы? О чём помнили, умирая?.. Этого он не знал. Но знал, что ни ужас перед врагом, ни боль, ни удушающие газовые миазмы не в силах помешать им высто-ять… или погибнуть. Волна атакующих катилась вперёд сквозь бешеный огонь, ря-ды их уже лезли по склонам валов, и многие эльфы выхватили из ножен мечи, гото-вясь к самому страшному.
К рукопашной.
Дрогнули незримые нити, призыв притянул его сознание, распахивая перед взором новую картину. При виде неё сердце подпрыгнуло в груди, и ужас горячей волной окатил спину.
«Жнецы», спешащие на помощь Каэльнэ, сами завязли в сражении.
Нежданной грозой, громом с небес свалилась на них напасть.
Словно серые призраки беззвучно вынырнули из-за туч крылатые тени, заме-тались, закружились над замершей в страхе землёй, ныряя в потоках горячего ветра, вдруг, повинуясь неслышному приказу, взмыли вверх и, кувыркнувшись, стреми-тельно бросились на добычу.
Стервятники.
Они парили в полной тишине, лишь ужас предварял их появление. Возникая внезапно, в любом месте обороны, они атаковали быстро и жестоко. Стреляли, ме-тали газовые бомбы и непонятные серые споры, взрывающиеся призрачными щу-пальцами, словно сетью оплетающими жертву. Пока задыхающиеся от газа защит-ники успевали опомниться, стервятники, подхватив беспомощную добычу, скрыва-лись, ныряя во мглу, и никто не знал, вернуться ли они, где и когда ударят. Даже если атака не повторялась, множество глаз, полных страха, ещё долго смотрели в небо.
Стервятники.
Никто не знал в точности их облика, видел лишь перепончатые крылья, но не изящные, как у драконов, а мёртвые, нелепо раскинутые, распяленные на жёстких костях, скрывающие под собой тщедушное, серое тело. Сбитые, они падали на зем-лю, но даже к мёртвым не смели приближаться, так велики были отвращение и страх. Вот и сейчас при их появлении, казалось, затрепетало в ужасе всё живое…
Колонна бежала внизу. Бежала, умело разбившись на пары и тройки, петляла, пробираясь среди обломков, пряталась за почерневшими стенами и разбитыми арочными пролётами. «Жнецы» были подразделением ветеранов. Боевой элитой, составленной из сработавшихся во множестве схваток эльфов и людей, отлично умеющих противостоять любому врагу. Тёмные с прозеленью мундиры надёжно укрывали их среди ночных теней, а дальнобойные винтовки и автоматы разили с беспощадной точностью.
Он знал их командира – поэта Раифа. Светловолосого полукровку эльфа, встречавшего песней даже яростный бой, носящего флейту в чехле рядом с запас-ным магазином. Без песен Раиф не мог. Не мыслил своего существования. Всё для него подчинялось особой мелодии жизни, любое событие укладывалось в собствен-ный рифмованный слог. Высокий гнев эльфийской и неукротимое упорство челове-ческой крови давало ему непонятный иммунитет к отчаянию. Вот и сейчас, задыха-ясь от быстрого бега, глотая едкий дым, он выплёвывал слова сквозь стиснутые зу-бы, а его автомат бешено трясся, режа огнем небеса.
- Милорд! Милорд, отзовитесь!
- Я здесь, слышу тебя!
Раиф облегчённо выдохнул, уловив ответную мысль, усиленную магическим эхом, прорвавшуюся к нему сквозь боевую горячку.
- У нас трудности! Пока их не решим, дальше не продвинемся!
Он и сам видел. От позиции Каэльнэ «Жнецов» отделяло всего несколько со-тен метров вдоль линии обороны, но дальше начинался немалый кусок выжженной земли без единого укрытия. Что бы его проскочить, ребятам Раифа было необходи-мо сперва отогнать стервятников. Это требовало времени… а его не было.
Пока лихорадочно выискивал решение, новый призыв вспыхнул перед глаза-ми, заполнив разум тяжёлым гулом горной лавины.
- Вот вы значит какие, клянусь железом! Раиф, стихоплёт ты драный!... Как пить-гулять, так ты в друзья набиваешься, бренчишь да глотку дерёшь как кот по весне, а как добрая драка, так сам, вишь ты, и вроде как тебе без сопливых… А по-том оглянуться не успеешь, как опять тебе все кругом хвалы поют – «жнецы то, да жнецы сё»! Нечего, довольно вам, наш черёд!... Мессир! Пусть идут. Мы присмот-рим за небом.
Он знал обладателя хриплого грубого баса, и, распахнув восприятие, увидел его – низкорослого и кряжистого, словно гранитный валун, обросшего седой вскло-коченной бородой, с трудом помещавшегося в железном кресле оператора-стрелка четырёхствольной башенной турели. Старейшину Тоира Жестянщика – командира огневых расчётов, бдительного стража, ведавшего последней линией обороны - скорострельными орудиями установленными на бастионах.
Тоир пришёл к Нему в числе первых, во главе небольшой кучки угрюмых со-племенников, а на слова о том, что в таком деле как у них вернее всего можно сни-скать только смерть в бою, лишь криво усмехнулся и показал на свою поседевшую бороду.
От сердца немного отлегло. Если Тоир вмешался – сделает что сможет… А сможет немало.
«Жнецы» задержались на краю развалин, группируясь перед броском, а потом вдруг как по команде рванулись бегом, задыхаясь, через выжженное пространство, заваленное обломками битого кирпича и кусками бетона, ощетинившегося ржавыми штырями арматуры. И сейчас же ужас рванул души, навалился, смертельным холо-дом пронизывая насквозь, заставляя слепо метаться в поисках спасения. Он видел, как несколько бойцов упали, жалобно крича, закрываясь руками, как серые тени метнулись на них с небес, растопырив железные когти… и как рухнули, разорван-ные в мгновение ока раскалёнными жгутами трассеров. Гномы были начеку, припав к окулярам прицелов, стволы орудий яростно содрогались, выплёвывая огонь…
Стервятники заметались, бестолково закружились, тщетно пытаясь увернуть-ся от расчертивших небо очередей. Тяжёлые пули настигали их, сбивая наземь, а гномы стреляли и стреляли не переставая, скрючившись в своих стальных корзинах за прозрачными бронещитами, в грохоте и звоне разлетающихся гильз.
«Жнецы» успели. Подняли упавших, приняв на плечи, поволокли дальше, но тех уже отпустил навеянный стервятниками ужас, и они, постепенно оживая, вновь схватились за оружие, вне себя от стыда и гнева.
Он видел, с трудом удерживая нахлынувшее возбуждение, как взвод, пере-строившись, вихрем ворвался на позиции «Лесной Ярости» под радостные крики собратьев, с ходу бросившись в горячее безумие рукопашной.
Схватка уже кипела на гребне валов. Не смотря на плотный огонь автоматов и винтовок, серые с тупым бесстрашием и упорством лезли вверх по насыпям, протя-гивая скрюченные руки, прямо на острую сталь мечей. Зная, что отходить некуда, чувствуя за спиной тёплую пульсацию Главного Портала, эльфы бросились в контратаку. На лезвиях вспыхнули багровые отсветы…
В глазах затуманилось, потемнело… Он почувствовал, как покачнулся, едва успев ухватится за подлокотники, вновь усилием притянул к себе ускользающее сознание. Силы его таяли с каждой минутой, и всё труднее становилось удерживать в узде могучие чары Источника.
Его подхватили крепкие руки, заботливо поддержали, не позволив упасть, но, видно, на краткое время Он всё же отключился. Перед помутившимся взором вновь поплыли знакомые лица, улыбки, глаза, которые не забыть. Их было много. И тех, что умерли, и тех, что просто ушли однажды в сумерки, тихо притворив дверь… Они говорили. Он слышал каждого отчётливо и ясно, хоть и не понимал слов. Они говорили, и голоса их, и их слова, словно множество малых родников вливали но-вые силы в усталое сердце.
Взор прояснился. Разорвалась затягивающая сознание серая мгла, и крылья магии вновь подхватили его, закружив над задымленным полем.
Эльфы и люди сражались. Дрались плечом к плечу насмерть, стреляли в упор, увертываясь от гибельных объятий серых отродий, от их жадно тянущихся рук, ко-лоли и рубили мечами, били прикладами.
Серые наседали. Их не останавливали ни раны, ни страх, ни боль, и даже пронзённые насквозь многократно, они долго ещё корчились, загребая скрюченны-ми пальцами пепел. Немногие из них прорывались сквозь автоматный огонь, но си-ла их не была силой живых существ, и некоторым удавалось вцепиться в жертву, прежде чем их успевали прикончить. Самым страшным было – дать им коснуться лица… Тот, кому не повезло, умирал медленно, день за днём, сопротивляясь, но не-минуемо проигрывая сражение, постепенно выцветал, по капли теряя эмоции, чув-ства… и под конец – саму потребность в них. Самые стойкие держались месяцы, но и они уступали, превращаясь в серых теней с потухшими пустыми глазами и угас-шим разумом, не узнающими никого, не помнящими себя…
Немногие бойцы решались дать врагу отпор в рукопашной, прочие в страхе отступали, ибо ничего нет страшнее на свете, чем потерять душу.
Но сейчас они дрались. Превозмогая слабость и ужас, еле дыша от усталости, залитые потом. Дрались отчаянно, отдавшись яростной обречённости. Дрались, по-тому что за ними дышал, пульсируя точно огромное сердце, Главный Портал, и от-ступать было попросту некуда.
Отряд держался. Давно умолкли, лишившись снарядов орудия, картечь уже не разлеталась смертоносным градом, разрывы не сотрясали землю. Истощались бое-припасы, и пулемёты смолкали один за другим, огненная стена, сдерживающая на-тиск атакующих, начала слабеть. Совместными отчаянными усилиями эльфам и людям удалось одолеть в рукопашной, и сбросить серых с укреплений, но и их по-тери были велики, автоматы и винтовки раскалились от непрерывной стрельбы, об-жигая руки, а враг, неумолимый, страшный, не ведающий ни боли, ни усталости, готовился к новой атаке.
Поднялся ветер. Он налетел внезапно, с востока. Дохнул в лица леденящим холодом, резкими злобными порывами рванул волосы и одежду… Всё вдруг замер-ло, словно придавленное тяжкой стеной безмолвия, в которой потонули бесследно звуки, мысли, желания… И небо распахнулось над миром чёрной дырой, бездонной глоткой, громадное, невыносимо-чуждое, а ветер крепчал, пригибая к земле, замо-раживал дыхание…
Он никогда ещё такого не видел, и замер, охваченный растерянностью, сердце упало от жуткого предчувствия чего-то темного, могучего, неумолимо надвигающе-гося. Замерли, не в силах шевельнуться советники. Бойцы на укреплениях застыли недвижно, в ужасе и потрясении взирая, как лопается перед ними дымная мгла, как ветер гонит прочь её косматые клочья, открывая взорам покрытую пеплом долину и толпы серых, заполнивших её насколько хватало глаз, а ещё дальше, в недрах бур-лящей тучи, смутно различимые задымленные громады, и лениво тлеющие багро-вые сполохи…
Что-то изменилось. Словно ветер донёс едва уловимый смрад гниения и про-тухшей воды с далёких болот. Оно возникло на самой границы сознания, нечто не-понятное и тревожное, чуть заметное, начало шириться и расти, разливаясь в возду-хе волнами тошнотворного аромата, проникало в сознание, засасывало, подчиняя себе все другие чувства, искажало восприятие.
Реальность дрогнула.
Медленно-медленно начала размываться, то вспыхивая неправдоподобными пятнами красок, то истончаясь до призрачности. Мешанина чувств подхватила Его. Словно ниоткуда пришел бесконечный, тупо повторяющийся ритм, рождающий чу-довищно искажённые образы. Сознание боролось, в кратких вспышках просветле-ния крича об угрозе, и тогда Он видел самого себя, бездумно смеющегося, распе-вающего бессмыслицу, или рыдающего. Горе сменялось восторгом, восторг злобой, или безудержным страхом. Разум стонал. Его крутило, словно лодку, попавшую в водоворот, то выбрасывая на поверхность, то вновь засасывая на самое дно.
Безумие ширилось, невидимой сетью накрывая долину. Никто не мог ему противостоять. Люди, эльфы, гномы, множество созданий, метались, выкрикивая обрывки рифмованного бреда, дико хохотали, падали на колени, роняя оружие, срывая шлемы. Другие танцевали, обратив к небу залитые слезами лица. Многие пели, тупо повторяя две-три бессмысленных фразы, словно наслаждаясь их идио-тизмом, или, охваченные внезапной злостью хрипели, яростно вцепившись друг в друга. Несколько человек, или эльфов, неразличимых в общем безумии, раскинув руки с ликующими возгласами прыгнули вниз с укреплений.
«Не слушайте! – В отчаянии кричал Он им, яростно сражаясь с липкой тряси-ной, заполнившей разум, - Не слушайте!!» Но всё было напрасно, его призыв тонул в веселье сумасшествия. А бессмысленный ритм звучал в ответ, словно издеваясь.
Он понял, что умирает. Увидел обоих советников, танцующих с застывшими на лицах восторженными улыбками кретинов. Тупо посмотрел на свои руки, отби-вающие такт по подлокотникам Трона. Сознание меркло, медленно проваливаясь во тьму.
Храм полыхает. Горят высокие башни, рушатся, рассыпаясь в прах ажурные шпили. Длинные языки пламени рвутся наружу из стрельчатых окон, с жалобным звоном лопаются витражи. Горячий ветер кружит хлопья пепла и копоти. Пепел повсюду – на искалеченной взрывами земле, на камнях двора, на стенах и остатках разбитых арок. Он лежит как тонкий невесомый снег, серым налётом покрывая одежду, волосы, кожу…
Кружится… а вокруг лежат тела. Гордые люди, прекрасные эльфы, гномы. Лежат мертвые, застывшие в последнем мгновении жизни, упорно, упрямо веря-щие, что их товарищи всё ещё сражаются рядом, сдерживая… защищая...
Застывшие и безмолвные, лежат они вокруг, раскинув руки, один на другом. Лежат на валах и укреплениях, на цементном полу в бункерах, в гулкой пустоте за-лов… Лежат, словно могильным камнем придавленные тишиной, а пепел тихо кру-жится, пылью оседая на их руки, лица, глаза…
Скоро всё кончиться.
Не будет песен. Не будет смеха, вина, листвы на деревьях. Самих деревьев не будет. И любви не будет. И красоты…
Ничего не будет. Никто и не вспомнит – живых не осталось. А те, кто придёт сюда после, ничего не найдут, и станут растерянно бродить под ледяным ветром равнины, не в силах позабыть призыв, поднявший их ночью с душных простыней, вырвавший из привычного серого сумрака мира…
Некоторые вернутся.
Для других дорога назад закрыта.
Умрут они тут. Медленно догорят как свеча. Умрут на пепле пустой мёртвой долины у порога навеки запертых Врат. Умрут, думая, что призыв почудился им во сне, и знать не будут о том, что опоздали лишь на мгновение…
Что на этом месте был Храм…
Храм.
Безумье раскололось. Яростью, криком, ударом ослепительной боли. Он ле-тел, кружился, падал… И вдруг ударился о дно.
И очнулся.
Боль.
Она была первым, что Он почувствовал, лёжа на полу, среди осколков разби-той мозаики. Болело лицо. Проведя по нему руками, Он вскрикнул. Ошеломлённо уставился на свои перепачканные в крови ладони. Застонал, свернувшись в клубок, дрожа от пережитого ужаса. Слёзы катились по исцарапанным щекам, жгли проку-шенные губы.
Удар извне сотряс измученное сознание, словно раскат грома, заставив закри-чать от боли. Эхо его прокатилось вибрирующим гулом по самым отдалённым уголкам разума, рождая могучий очищающий поток, опрокидывая сопротивление серой мглы, сметая остатки ужасных и бессмысленных видений. Чуждый ритм ещё звучал, пытаясь увлечь, затянуть обратно в паутину, но власть его слабела с каждой минутой, под напором неудержимой лавины. Удары слились, превратившись в грозный рокочущий рёв, от которого избитое тело трясло как в лихорадке, а бес-сильные руки сами собой сжимались в кулаки, готовые бить и крушить. Чувства возвращались, обостряясь многократно, в глаза хлынули краски.
Гнев!
Он поднялся. Вздрагивая и шатаясь, едва не падая от головокружения и боли, сделал шаг. Другой… Медленно побрёл к Трону, с трудом переставляя непослуш-ные ноги. На возвышение не взошёл – втащил себя, рухнув в каменные объятья си-денья. Слух уже полностью восстановился, и Он понял, откуда пришла сила, вско-лыхнувшая угасающую душу. Понял, что слышал не разум, но сердце…
Понял. И закричал, рванув на себя зазвеневший от напряжения астрал. Рас-пахнулся навстречу кипящей энергии Источника, одновременно открывая разум на общий канал призыва. Расслабился… Сила волшебства заполнила Его, вместе с кровью устремилась по сосудам и артериям к сердцу, и ещё дальше – в мозг, сотря-сая тело короткими спазмами боли. Он знал, что долго не выдержит, но на несколь-ко кратких минут его будет слышать и воспринимать каждый человек, эльф или гном, каждый защитник.
То, что Он услышал, валяясь в беспамятстве на полу среди осколков, то, что пробудило Его, разорвав сеть безумия, было песней. Он и сейчас слышал её. Она гремела над долиной, всё больше набирая силу. Угрюмая, тяжелая как камнепад. В ней слышался грозный призыв, накатывающие волны боевой ярости, неотвратимая жажда схватки.
Батальон «Задиры». Орки.
Они шли от Главных Ворот по Тополиной Аллее, могучие, свирепые, с голо-вы до ног закованные в свою древнюю боевую броню, тяжко бухая по брусчатке подкованными сапогами. Звенели пулемётные ленты, горели глаза, дико скалились раскрашенные рунами морды, отблёскивали шипы.
«Задиры» пели. Ревели во всю мощь своих глоток боевой марш, презрительно и напрочь отметая всё, что было выше их разумения. Им одинаково чужды были и тонкое восприятие эльфов и высокая чувствительность людей. Жестокая и грубая сущность наглухо защитила их от безумия, и верные её зову, «Задиры» шли в бой, зная лишь одно – враг здесь, и надо драться.
Пели, и Он пел вместе с ними, дрожа от возбуждения. Орал, срывая горло, и яростно вибрирующий астрал послушно нес в души защитников могучие, кипящие волны гнева.
Лишь считанные метры отделяли серых от брустверов защитного вала, но Ва-гур рыкнул приказ, и «Задиры» бросились бегом, расталкивая ошеломлённых за-щитников, на ходу разворачиваясь цепью.
Серые не успели. Кипящие дымные струи огня хлынули им навстречу, мгно-венно сметая атакующих, сжигая в пепел. До краёв полные бешенством орки, не ко-леблясь, пустили в дело своё излюбленное оружие – жидкостные огнемёты.
Склоны валов превратились в ад. Повсюду бушевал огонь. Горела земля, го-рели, обугливаясь трупы, по ветру стелился смрадный дым.
Защитники поднимались. Отброшенное пением безумие медленно оставляло их. Обессилевшие, измученные, опалённые жаром близкого пламени, едва освобо-дившиеся от кошмарных видений, они с трудом могли двигаться, но многие вновь нашаривали оружие. В поддержке больше не было нужды, воля их крепла с каждым мгновением, питаемая отчаянной надеждой, и внезапно, в грубый рёв орочьего гимна, вплелось холодное и яростное, звенящее как клинок, высокое пение эльфов.
Слаженно грохнули ручные пушки «Задир». Шапки разрывов озарили дым-ную мглу. Нагло и открыто, уперевшись ногами покрепче в землю, орки-гренадеры палили дружными залпами по наступающему врагу. Люди и эльфы, из тех, кто смог оправиться, собрались вокруг, прикрывая их огнем.
Он застонал. Глухо, с надрывом, выталкивая стон сквозь сведённые судоро-гой челюсти. Глаза нестерпимо жгло. Он вяло подумал, что, наверное, не моргнул ни разу, с тех пор, как очнулся. Зажмурился, чувствуя, как бегут по исцарапанным щекам слёзы. Силы почти полностью оставили Его. Чары Источника всё так же пульсировали в крови, но измождённое тело почти не реагировало, последний при-зыв истощил его силы. Чувствуя подступающее забытьё, Он тяжело откинулся на каменную спинку. В ушах ещё грохотала битва. Сквозь гром разрывов и крики про-бивались к Нему хрипящие, неузнаваемые голоса, наполняя эфир яростной, безум-ной надеждой.
Каэльне… Раиф… Тоир… Вагр…
Многие… Многие…
«Мы держимся, Мессир!... Мы держимся!!!»
- Это ненадолго, Мессир.
Голос советника был похож на шёпот, на мёртвый шорох осенних листьев, но Он услышал, и на мгновение остро возненавидел этот голос и эти слова, наполнив-шие кровавой горечью сердце.
Кончаются боеприпасы. Скоро адские огнемёты «Задир» иссякнут, ракеты кончатся ещё раньше, а автоматный огонь не сможет их удержать. Вновь придётся вступить в рукопашную. Орки свежи и продержатся долго, но они будут единствен-ным заслоном на пути к Вратам… И погибнут. Со своей песней, и со своим бес-страшием… Правда, остаётся Тоир, огонь турелей многих остановит, как и гвардия «Стражей» - учителей, последних хранителей Портала… но не всех.
Не всех.
Он содрогнулся, на мгновение вновь услышав унылый плачь ледяного ветра в мёртвой долине.
С трудом и болью подняв воспалённые веки Он взглянул на сидящего на полу Советника, и в мути слёз увидел его скорбные, выцветшие глаза…
- Резерв, милорд. Время пришло.
Другой советник ничего не сказал. Он сидел в углу, привалившись к колонне, лицо его было бледно как мел, на подбородке высыхали следы рвоты.
Последний резерв.
Последняя возможность.
Самая могущественная и самая страшная, до краёв наполненная неистовой, неуправляемой силой, дикая, не поддающаяся никакому контролю. Древняя мощь, пришедшая в мир на заре его сотворения, не ведающая разделения на добро и зло, не признающая ничего, кроме своих желаний, свято блюдущая свои собственные, непонятные законы.
Он страшился её. И до последнего часа старался не думать, не помнить о том, что дремлет глубоко в недрах, в колдовской колыбели Источника.
Но время пришло.
Кто может предвидеть, кто может предсказать последствия пробуждения столь ужасных сил? Но если поддаться страху, то и в предсказателях не будет нуж-ды - промедление и нерешительность уничтожат их наверняка.
Значит, выбора всё равно нет. Гибель стоит за Его спиной, что бы Он ни сде-лал, какое бы решение не принял.
Но есть гибель, таящая в себе и надежду… Феникс сгорает, что бы вновь воз-родиться из пепла. Быть может, и Храму пришло время изведать огонь, что бы за-вершить круг, и, пройдя сквозь пламя, вновь стать у начала пути... и вновь, как мно-гие годы назад, выбрать дорогу…
Он еще колебался. Разум лихорадочно метался, в поисках выхода, словно за-пертый зверь, но душа и сердце уже закаменели, сжавшись до ячменного зерна. Ре-шение было лишь одно, невыразимо страшное, но единственно возможное, остав-ляющее хоть какую то, хоть малую надежду…
Спокойствие снизошло на него. Снизошло вместе с ясным пониманием неот-вратимости того, что должно произойти. Решение было одно. И он принял его. И успокоившись, начал творить…
Спуск. Полет? Падение?.. Чудовищный в своей необъятности разрыв леденя-щей пустоты… Темнота. Нет, тьма. Великая Тьма Довременья, за миг до рождения.
Рождения… чего?
Он не знал этого лишь сотые доли мгновенья.
А потом…
Пришла Мысль.
И пустота взорвалась, приняв его в себя. Распахнулась, жадно всосав чувства, мысли, желания, и вздрогнула, жарким, ослепительным взрывом пробуждения.
- КТО ЗДЕСЬ?!!!
- Я!
Жар и огонь охватили его. Огонь был повсюду, плясал и метался, то яростно-багровый, закручивая сполохи в бешенный круговорот, то слепящий раскаленными лезвиями синего света, бушующий, ревущий разбуженный бурей.
- ЗАЧЕМ ЗОВЕШЬ?!!!
- Защищать!
Палящий жар нарастал, ширясь с каждым мгновением, и вопль его рвал душу на части, становясь нестерпимым, как становится нестерпимым крик новорожден-ного младенца до первого касания рук, голоса, чувства… Он протянул к нему руки, потянулся, устремился навстречу призывно бушующему огню, вливая в жажду при-косновения всю свою сущность, любовь, ненависть, отчаяние и безумную, упрямую надежду… Он закричал…
- КОГО?!!!!
… вселенная тонула, захлёбываясь в огне…
- Нас!
И пробуждённое пламя ответно взревело, яростными крыльями рванувшись ему навстречу!





… Тихо.
Пусто.
Тишина. Она царит безраздельно над всем огромным миром, над всеми мира-ми, над всем…
Она во всем. В унылом шуме холодного ветра, продувающего насквозь по-груженную в темень долину. В треске яркого пламени выгорающих на склонах ос-татков напалма, в клубах дыма…
В изможденном шаркании ног. В перекликающихся голосах, стонах, рыдани-ях, горьком смехе…
В пропитанной гарью, тлеющей земле…
Он пришел сюда сразу, как только очнулся от обморока, глубокого, словно омут. И теперь сидел один, на камне, кутаясь в плащ.
Его била дрожь.
Он не знал точно от чего. То ли от пронизывающего ветра, холодившего раз-горяченное тело, то ли от запоздалого ужаса пережитого, то ли от жгучей тоски и горечи, когда он смотрел, как рядом, перепачканный пороховой копотью эльф, тихо воя сквозь зубы, обнимает убитого друга, серого, словно пепел.
Тела лежали повсюду, и он знал, что они заполняют всю долину до затянутого мутной мглой горизонта.
Беспомощно исковерканные, наваленные в груды. Серые, на черной обгорев-шей земле, они теперь были до ужаса одинаковыми. Смерть уровняла их, врагов, сделав неотличимыми друг от друга.
Почти.
Одно различие, все-таки было.
Он сидел, и смотрел, как с каждой минутой, под порывами ветра, тела сра-женных фантомов все больше теряют очертания, рассыпаясь серой дымкой невесо-мого праха, как ветер, подхватив его, гонит прочь тонкую пыльную взвесь. От них не оставалось ничего. Серые, словно мертвые камни, они исчезали быстро и бес-следно, как исчезает с зарёю ночной кошмар. Он знал, что не пройдет и двух часов, и в долине лишь обугленная и развороченная земля будет напоминать о сражении.
Знал он так же и о том, что произойдет совсем скоро. Хорошо было бы под-няться с этого холодного и неудобного камня, и уйти внутрь, к теплу, что бы не ви-деть … не видеть… Но он не двигался и не отводил взгляда… Он всегда смотрел…
Смотрел и в этот раз.
Тени, тени…
Они появлялись незаметно и беззвучно. Невесомые движения в серой пелене.
Они шли.
Медленно шагали по склонам валов, перебирались через воронки и навалы земли. Шли в тишине и молчании, не оставляя следов на пепле и выгоревшей траве. Орки, люди, эльфы… Шли мертвые, безучастные ко всему, слепо уставясь вперед пустыми глазами. Уходили, постепенно теряясь в сумеречной мгле долины, бес-смысленные и страшные, и крик, застывший в глотках живых, вдруг прорвался, как вода прорывает запруду и раскатился над застывшей землёй. Отчаянный, полный скорби и боли, крик обессилевшего в схватке зверя, как лезвие резанул сердце.
Он стоял и смотрел, не в силах отвести глаз, как уходят убитые. И как, опус-тошенные криком, онемев от горя, молчат живые, глядя им вслед.
Потом эльфы тихо запели…
- Они вернутся, Милорд.
Пытаясь безуспешно застегнуть разорванный мундир, она присела рядом, и при звуках её голоса боль, сжимавшая сердце, вдруг вспыхнула с такой силой, что он зажмурился, схватившись за грудь.
- Они вернутся. Они всегда возвращаются.
Он молчал. Сил отвечать не было.
Помолчала и она. А после заговорила негромко, дрожащим голосом, и он по-чувствовал, как тяжко и страшно даются ей эти слова.
- Два года, Милорд… Два года непрерывных сражений. Два года мы умираем, а нам не дают передышки. Сегодня мы дрались как никогда, использовали всё, что могли, но они все равно едва не перебили нас… Если бы не дракон… Но он ушел, и у Вас нескоро достанет сил призвать его снова. Если вообще такое возможно.! Столько убитых…
Она помолчала, а потом повернулась к нему и он увидел ползущие по гряз-ным щекам слёзы.
- Мы умираем!.. А никто не приходит… Ищем, высылаем проводников, дер-жим на башнях дозоры и сигнальные огни… И никого! Когда пришел последний Проснувшийся, даже я не помню. Так зачем, Милорд?! Зачем мы помним? Зачем храним песни? Для кого держим двери открытыми?!
Она задохнулась, стиснула рукой горло, пытаясь удержать рыдания.
- Никто не приходит, Милорд. Мы ждём их, зовем, но их нет! А с каждой ата-кой нас умирает всё больше… Сколько погибло сегодня? Сколько осталось? А зав-тра они нападут снова, и сколько из тех, что остались, смогут сражаться, Милорд? Мы… …
Она захрипела. Несколько мгновений беззвучно шевелила губами, пытаясь что-то сказать, но смогла выдавить лишь тихий стон, и обессилено уткнулась ему в грудь.
Он знал.
Ему даже не надо было оборачиваться, что бы увидеть стоящих за спиной Раифа, Вагура, Тоира, Инела… Они были там. Бледные, опустошенные почти до дна, склонившие головы, не в силах смотреть друг на друга. Отчаявшиеся. Они стояли словно камни – неподвижно и молча, но их молчание оглушительным кри-ком звенело у него в ушах.
… Порталы существовали в мире.
Никто никогда не знал ни сколько их точно, ни где они расположены. Неко-торые были слабы и почти не заметны, некоторые сияли как огненные врата. Одни открывались на время, другие действовали постоянно.
Но все, будучи открытыми, излучали Зов.
И всегда были Спящие.
Те, кто слышали зов. При свете дня, вдруг в изумлении замирая посреди оживленной улицы, или ночью, проснувшись от нахлынувшей невыносимой тоски и тревоги, и ужаса бессмысленности существования.
Многие засыпали вновь, убаюканные привычной реальностью.
Но не все.
Были те, кто уходили.
Их называли Проснувшиеся.
Они приходили парами, иногда маленькими группами… Но чаще поодиночке. Прячась в тенях, пугливо озираясь. Растерянные, не в силах понять, что так невыно-симо тяжко вдруг стало на сердце, и почему мир, еще вчера такой привычный и уютный, вдруг превратился в тюрьму.
Их всегда было мало. Мир очень быстро научился отслеживать и закрывать Порталы, безжалостно уничтожая тех, кто пытался этому препятствовать, но Про-снувшиеся добирались. А двери Храма были всегда открыты. И горели огни на вершинах башен, что бы никто не заблудился во тьме.
Сколько это длилось, никто не знал.
И не стремился.
Проснувшиеся уходили.
Но некоторые возвращались.
Возвращались драться.
Когда это происходило, Он всегда лишь с большим трудом мог их узнать…
Так было…. Раньше.
Каэльнэ плакала. Тихо всхлипывала, вцепившись ему в куртку на груди. А Он неуклюже обнимал её, чувствуя, как обжигает болью каждый удар измученного сердца.
Обернувшись, Он посмотрел на Храм. На острые шпили и стройные башни, озаренные огнями и пламенем пожаров, на закопченную мозаику витражей, на лёг-кие стрельчатые арки и мостики. Смотрел долго, не в силах оторваться, еле дыша от жгучей, режущей боли в груди…
Потом взглянул на них…
Медленно кивнул.
Они поняли. Тихо повернулись, и пошли. Безмолвно. Не поднимая глаз.
Он чувствовал, что умирает.
В нем что-то трещало, рушилось, разваливалось на куски, рассыпалось пеп-лом. Боль неожиданно ушла, и он равнодушно испугался этому. Пустота разлива-лась внутри. Очень хотелось кричать… выть по-звериному, биться головой о по-черневшие камни, но он не мог.
Он знал, что не сможет.
… Он не заметил, когда ушла Каэльнэ. Только что была рядом, и вдруг не стало. Тогда он почувствовал, до чего устал. Словно разом навалился груз всего не-счетного множества дней и ночей, проведенных без сна, тревоги, отчаяния, расте-рянности. Хотелось спать…
Слушая завывания ветра и треск огня, он лёг на теплую землю, сунув под го-лову чей-то брошенный плащ. Прокашлявшись от гари, перевернулся на бок, устало вытянувшись, и закрыл глаза.
А потом уснул…
Уснул надолго. Время остановилось для него, застыв на нескончаемое мгно-венье, а Он спал. И видел в этот бесконечный миг множество снов, наполнив веч-ным покоем израненное сердце, плыл в никуда, омываемый ветром… Спал, не в си-лах больше испытывать никаких чувств, зная, что все кончилось и нет больше нико-го из тех, кому были бы важны его чувства.
Спал.
И мир для Него перестал быть …
…Что-то мешало. Невыносимо мешало наконец-то насладиться отдыхом, тя-нуло, дергало, трясло, не сильно, но настойчиво, вырывая из объятий сна, такого приятного, глубокого и безмятежного. Он не реагировал, с терпеливым безразличи-ем ожидая, что толчки прекратятся, и можно будет спать дальше, но раздражающая помеха не исчезала, а напротив, становилась все явственнее и наглей. Тогда терпе-ние лопнуло, и он наконец открыл глаза и сел…
- Дядя…
- Что?...
- Дядя, это вы нас позвали?... Мы пришли…