Мы психи

Кто ты? Ты говоришь, что умом не тронут? Нет, только не ты. Да и знаешь, никому не дано быть сумасшедшим. Эта такая благодать, что ни один смертный пока не заслужил ее. Что, а как же сумасшедшие дома? Да там такие же люди, что сейчас трутся у метро. Вон тот, что в луже с гитарой, тот, что с флаерами, ты, я... Мы слишком упрямы, чтобы это принять. Эта долбаная благодать слишком дорого стоит, чтобы, например, купить ее за деньги. А пока, пока мы не настолько "хороши", мы обречены быть в уме и в памяти, дескать, за все наши действа мы расплачиваемся трезвым взглядом на все вокруг, на весь ****ский мир, со всеми его плюсами.

Помню, меня разбудил голос официанта.

- Ты бы сел прямо, а то Жора тебя выведет.

Жора - это охрана. Он работал в том ресторане уже лет 15. Он был "не в себе" уже лет так 20. Он мог запросто сказать, что женат на итальянке с кучей денег, и, что ее дочурка страшно и извращенно домогается его. А после сказать, что у него скоро будет ребенок от камчатской ведьмы, и, что он опасается, что ребенок родится с недугами. Однажды он выплюнул из своих уст, что спас трех офицеров в Берлине. Он много чего мог. Он мог дать 50 рублей нищему "сумасшедшему" за то, что он словил его взгляд. Он всегда говорил, что все в мире не происходит впустую (это прямая цитата, между прочим), и после того, как бродяга берет деньги, он смотрит ему вслед, выдыхая сигаретный дым, и произносит, "он будет мне докладывать о наступлении извне и о ком гремит колокол".

Я выпрямился и сделал глоток абсолютно не пригодного пива. Наверное, время погибло героической смертью, но забыло предупредить пиво, и оно продолжало выдыхаться.

Я сидел в очень уютном ресторанчике в самом центре Москвы на Старом Арбате. Я всегда любил туда захаживать после полуночи исключительно в будни, когда там заполоняли пространства местные интеллигентные алкаши, а не паршивые людишки, что гонятся за пафосом, выезжая из своих берлог в свои заработанные два выходных в самый центр, сжигают весь кислород во всех заведениях и не дают спокойно сойти сума в обществе людей, которые не стремятся никому и ничего доказывать, а просто тонут в своих стаканах, плескаются в сигаретном дыму, не замечают вони мочи из туалета и не просят жалобную книгу.

Было около часу ночи. С улицы резал антураж ресторана резкий вражеский свет фонарей.

- Я бы и сам разбил эти долбаные фонари, - вдруг сказал бармен, будто прочитав мои мысли, сидя на маленьком винном шкафе.

- Знаешь, что бармен собиратель скальпов в виде лиц.

- Простите.

- Не бери в голову. Кизи что-то в этом духе плёл. Главное, старик, помни истину. А истина это что? Правильно, то, что диктует большинство. А на мнение большинства надо ложить огромную кучу вонючего дерьма.

- Вам что-нибудь...

- Да, может кофе...

Было поздно для кофе, но разве в самом кофе вся прелесть. Отнюдь. Я всегда считал и считать буду, что кофе только предлог. Не обязательно допивать всю кружку, можно сделать глоток и смотреть в темноту красок, пытаясь разглядеть дно, например, или, как всегда бывает, стараться думать обо всем и одновременно ни о чем, что вероятнее.

Я сидел и слушал звуки ресторана с опущенными веками. Это волшебно. Я всегда любил слушать, замыкая все звуки во что-то единое целое, пытаясь, не связывая их, изобразить что-то вроде какой-нибудь нити, что заплетается сама собой.

Играла музыка, не помню что, но знакомый мотив разлепил мне глаза и я увидел, как бармен разговаривает с официантом. Я был рядом и не мог не слышать их разговор.

- Подойди к 10-му столику, у него закончился тоник.

Я обернулся в ту сторону, куда он указывал.

Там сидел какой- то парень, лет двадцати пяти, и что-то бормотал себе под нос. Вид у него был странный, это не могло не бросаться в глаза. Он был аккуратно причесан, гладко выбрит, выглажен, в общем, слишком аккуратен для такого времени и места. И ещё, одна его туфля была заклеена скотчем. Я сорвался со стойки и сел к нему за стол. Он не одарил меня и скользящим взглядом. Он смотрел куда-то очень далеко и сквозь меня.

- Что? чтооо... да, нет. Почему? Может быть. Т, потом А, да... Ф, да пробка…, - молчание, и снова еле слышным шепотом. - Зачем нить? Да, нет. Ручку на себя. Открывай. Открывай магнит Т, потом Я, соль... Ты думаешь? Тоник? Да. Официант! - резко и вполне адекватно воскликнул он, и к нему уже бежали с тоником на подносе.

Как мне потом сказал Жора, что это какой- то ультрамодный дизайнер. Вполне такой нормальный малый. Живет в центре, заколачивает кучу денег, женат на какой-то модели и в подчинение человек 150. Но, как сказал он же, "ПОЛНЫЙ и законченный псих, шизофреник проклятый, распугивающий клиентов в МОЕМ, в МОЕМ, МОЕМ, МОЕМ, ресторане."

Он курил одну сигарету за другой и постоянно, после каждой затяжки, делал глоток тоника, бормоча себе под нос совершенно пугающие, абсурдные, несуразные слова. Мне иногда казалось, что он говорил разом на 10-и языках, пытаясь вызвать дьявола.

- Простите! Может, чего-нибудь выпьем?

- Ммммгггххм, да Т, дааа, Л... открывай батарею. Магнит и после. Горит и да. Именно.

Я подозвал официанта и заказал два двойных виски. Я пил один. Время текло медленно и липко. Оно прикасалось ко всему и оставляло пьяный след, эхом звучавший в барабанных перепонках. И тогда, когда я потерял все надежды, что разбились об третий стакан с виски, я почувствовал на себе тяжелый взгляд.

- Выпить? Да, можно. Я бы выпил виски. Хотя, для начала я скажу.

Я поднял руку и подскочил так, что вне гравитации начал болтаться по залу в поисках людей, что могли бы нам налить ещё. Я был триумфатором, ибо, он ни с кем никогда не разговаривал, как сообщил мне ранее Жора. Не найдя никого, вернее не найдя желающих, я рухнул на стул. Я застал его монолог, обращенный ко мне, на моменте бенгальских огней, обернулся в сторону столика, где сидел весь персонал ресторана и курил, зловеще махнул в их сторону рукой и стал слушать, пытаясь понять, что я пропустил, пока терпел поражение в добыче для нас пойла.



- ... огни. Я всегда смотрю на стекло и ловлю себя там. Стекло может быть любой формы в любое время и любого качества. Ибо суть не в нем. Суть во мне. И вообще все смыслы в нас самих, и кроме людей ничего нет. Даже стекло, его нет без моего отражения в нем. Я смотрю в стекло, - в этот момент он поднял стакан и начал вглядываться в свое незначительное полупрозрачное отражение, - чтобы увидеть момент своего возгорания. Я очень этого боюсь. Я боюсь пропустить этот миг.
- Какой ми…, - я не успел договорить.
- Миг, когда сгорю. Пока я вспыхнул и мерцаю как бенгальский огонь. Мне ещё страшно оттого, что я слишком долго... я задержался, я не должен был, ведь очевидно же.
- Простите... я ничего не понимаю.
Никакого не имело смысла ему что-нибудь говорить про меня, про то, что я ничего не понял, и вообще показывать своего присутствия - тоже было абсурдным занятием. Он, как я позже понял, разговаривал с собой и только с собой.
Он продолжил после сигареты.
- Сигареты, - сказал он и заткнулся на десять минут, смотря в переполненную пепельницу.
Я не выдержал и сказал:
- Короче, старик, ты меня изрядно утомил, давай уже, ****ь, заканчивай...
- Все сгорают. Сначала мы все только вспыхиваем, дескать нас проверяют на то, как долго мы сможем держать баланс между правдой и ложью. Чем больше в нас дерьма, лживого дерьма, тем ярче разгорается пламя. И фокус в том, что обманывать всех вокруг мы можем сколько угодно, но, как только мы начинаем пускать пыль в глаза себе, так все летит к гребаным чертям, и мы начинаем уже смердеть. За километры от нас начинает ещё вонять пеплом и порой серой, ибо мы сами себе роем могилу. Как же много я видел людей, что вспыхивали ярко и горели долго, но как же было смертельно невыносимо видеть, как они на твоих же глазах... вонь хуже, чем от этого сортира справа.
Когда я захлопнул дверь, он что-то ещё тараторил себе под нос, а бармен так и сидел с официантами за столом и курил сигареты.
Мне в лицо, как кувалдой, ударил ветер, и я на секунду закрыл глаза и все забыл. Я шел по Старому Арбату под ночными фонарями, разглядывая тени вокруг, стараясь найти там хоть кого-нибудь, что-нибудь. Никого. Было одиноко и холодно. Я чувствовал, как небо наваливается на мои плечи с каждым новым моим шагом и приколачивает меня к тротуару.
Что? Как долго я спал за стойкой? Тебе уже это интересно. А как же твои, я псих?! Мы все психи, мы больны умом, и вся разруха, как говорил профессор Преображенский, вся разруха в голове.
Наше сумасшествие - эта наша "адекватность". Нам не дано быть психами в полной мере. Наш мозг всегда будет цепляться за трезвость.
Не знаю почему, но тот в ресторане, нельзя назвать его идиотом, но, предурком точно можно, сказал все верно. Мы станем психами только тогда, когда перестанем себя обманывать, и тогда заживем на полную катушку.