Жакоб Абрахам Камиль Писсарро родился на острове Сент-Томас в Вест-Индии в обеспеченной сефардской семье. У семьи этой была немного скандальная репутация: Фредерик Писсарро, приехавший из Франции, чтобы унаследовать лавку своего дяди, без ума влюбился в молодую вдову Рашель и женился на ней, однако этот брак категорически не приняла община. Впрочем, любящим сердцам это не помешало. Когда Камилю было двенадцать, отец отправил его в хорошую частную школу во Франции. Владелец школы, месье Савари, заметил интерес мальчика к живописи и охотно давал ему частные уроки, которые дали свои плоды – юный Писсарро страстно возжелал стать художником. Талант его был однозначен, и месье Савари рекомендовал продолжить оттачивать навыки, однако Писсарро-старший, когда отпрыск вернулся на Сент-Томас, выразил протест. Какая еще живопись? Семейный бизнес – вот твоя судьба! Честно отработав пять лет, Камиль воспротивился отцу и сбежал в Каракас.
Подбил его на это еще один, правда, неофициальный учитель, друг, соратниц – художник Франц Мельби. Вместе они арендовали студию в Каракасе и посвящали время живописи, зарабатывая жалкие гроши, но абсолютно свободные и счастливые. Правда, спустя два года Писсарро решил покорять Мекку настоящих художников – Париж. Франц остался в Венесуэле, но отправил вместе с другом письмо, адресованное старшему брату, Антону Мельби, который радушно принял Камиля в своей студии. Затем была работа в одной студии с Антоном, изучение работ известных художников-реалистов, в том числе Курбе и Милле, посещение занятий в Школе изящных искусств и в Академии Сюиса… И, в конце концов, Писсарро познакомился со своим тезкой – Камилем Коро, учителем, другом и путеводным маяком для многих импрессионистов. Впрочем, Писсарро и самому предстояло стать для них таковым.
Писсарро хотел, в первую очередь, творческой свободы. Париж довольно скоро стал казаться ему удушающим, как и требования писать идеализированную, романтическую природу – скалы, волны, грозовое небо… Ему хотелось писать простые французские деревни, но публика еще не приняла эксперименты барбизонцев, прославлявших сельскую местность и лес Фонтенбло. Коро тоже с сомнением относился к некоторым идеям ученика. Однако Писсарро в то время нашел гораздо больше понимания у молодых художников – Моне и Сезанна.
Ему было уже под тридцать, и для того времени это был зрелый возраст, а они только начинали свой творческий путь, болезненно воспринимая критику и отказы. Писсарро был первым, кто отнесся к ним с пониманием и интересом, в нем они нашли родственную душу, единомышленника. Он отвергал всякую «вымученность», неестественность сюжетов, образов, композиций, хотел писать мир таким, каким видел – улицы во время дождя, размытые деревенские дороги, серые камыши… Вместе они приняли участие в Салоне отверженных – выставке, где представляли работы художники, не принятые официальным парижским Салоном. И снова Писсарро, похоже, выпала участь поддерживать своих друзей, ведь реакция публики и прессы была неприязненной. Поль Сезанн и спустя десятилетия неизменно называл себя учеником Писсарро, хотя новые пути в развитии искусства они нащупывали вместе.
Кстати, и последующее поколение художников-модернистов он опекал. Уже будучи известным художником, Писсарро учил живописи Поля Гогена, который впоследствии называл его «силой, с которой придется считаться» и утверждал, что без его влияния бросил бы искусство без сожалений. А торговец картинами Тео Ван Гог как-то раз попросил Писсарро приютить на несколько дней своего непутевого брата. Писсарро, увидев работы своего гостя, пришел в восторг, однако дал ему несколько ценных советов.
Интересно, что поддерживал Камиль Писсарро не только художников, но и… анархистские объединения в Бельгии и Франции. Да-да, этот человек, чью нежность и бережное отношение к людям отмечала Мэри Кассат, был убежденным анархистом, что объясняется, впрочем, все тем же его глубоким человеколюбием и страстью к свободе. При этом почти всю жизнь он сам нуждался в деньгах. Талант и чуткость Писсарро были так велики, что он, чувствуя потребности публики, сколотил бы состояние за пару лет. Но такова была цена независимости: он никогда и никому не желал угождать, предавая собственные стремления.
Трудно сказать, что думала об этом альтруизме и бунтарстве его супруга, бывшая горничная матери Писсарро. Однако их помолвка длилась десять лет, а в долгожданном браке на свет появилось семеро детей, и почти все они нашли свой путь в искусстве, как и некоторые из внуков. Камиль Писсарро вдохновлял взять кисть в руки «даже камни» (по словам все той же Кассат), что говорить о собственных детях! Самым успешным художником из их числа стал Люсьен Писсарро, который, кстати, оставил и подробные воспоминания о своем отце.
В последние годы жизни Писсарро страдал от проблем со зрением, которые не позволяли писать ему на открытом воздухе. Именно в этот период он создает самые узнаваемые свои работы – виды парижских улиц в разное время суток, при разном освещении. Он писал их, глядя из окна, как и улочки тех городов, куда ездил во время путешествий. Никто и ничто не могло отвратить «папашу Писсарро» от выбранного пути – он не сдавался, когда молодые художники разочарованно отказывались участвовать в выставках, не поддавался требованиям публики, не реагировал на критику и давление своих учителей. До конца жизни он писал воздух и свет, дождь и ветер, ветви деревьев и наводненные людьми улицы, верный идее писать то, что рядом, мир в его подлинной красоте.
Текст: Софья Егорова.