Жарким летом 1942-го тянулась вторая оборона Севастополя. На восьмой месяц тяжелейших боев немцам удалось окружить город с полным контролем воздушно-морских подступов. Враг заблокировал возможность надводной доставки подкрепления, боеприпасов, продовольствия, горючего. Прорываться в осаждённый город к тому моменту удавалось лишь одиночным подводным лодкам. И исключительно в темное время суток. Уже один тот факт, что субмарины находили вход в бухты под покровом ночи – само по себе подвиг. А ведь рейсы совершались под непрерывной бомбежкой, доставляя в Севастополь жизненно важные грузы и вывозя раненых с гражданскими. Всего за лето 1942-го подлодки попали в город 78 раз, спася жизни почти полутора тысячам красноармейцев и мирных.
С субмарин сгружался основной боезапас, а все освободившееся место загружалось продовольствием и грузами для нужд армии. Множество мешков с ящиками перекрывали доступ к важным агрегатам, но самой большой опасностью считался перевозимый в цистернах балласта бензин. Его пары моментально разъедали клапаны внутренней вентиляции, попадая внутрь корпуса. Это создавало опасность отравления всего экипажа и даже угрожало взрывом на борту. Снижая подобные риски, подводники пропитывали зеленым мылом сальники, мастерили заглушки, проводили максимально интенсивную вентиляцию отсеков.
Вечером 22 июня подлодка М-32 выгрузила в бухте Севастополя тонны мин со снарядами и бензин. Выскальзывать из осажденного города нужно было под покровом ночи, потому что выход из Стрелецкой бухты насквозь простреливала немецкая артиллерия. Покидать полуостров днем равнялось гибели. Командир М-32 принял на борт 8 пассажиров и скомандовал отходить в направлении Новороссийска. Через 15 минут после погружения на глубину около 6 метров при уже задраенных переборках в центральном посту случился выброс паров бензина. Судя по всему, взорвались остатки топлива с последующим горением около 5 секунд. Но этого времени хватило, чтоб повредилась радиорубка и радиооборудование. Часть личного состава получила ожоги разных степеней тяжести. Все осложнялось еще и тем, что всплывать было нельзя. Лодка сразу попала бы под авиаудары противника. А до темноты оставалось еще долгих 16 часов. Условия на борту становились чрезвычайно сложными, воздух все сильнее насыщался парами бензина, но выход был один: ждать.
Командир Колтыпин распорядился ложиться у выхода из бухты на грунт. Экипажу приказал занять лежачее положение и не совершать лишних движений. Сам же начал обход отсеков и постоянно говорил с подчиненными. Но вскоре обессилел и провалился в сон на центральном посту. Насытившийся бензином кислород приводил людей в бредовое состояние, они то теряли сознание, то приходили в себя. К полудню ситуация стала критической, и командира решили будить. В сознании оставались лишь несколько человек. Некоторые из них при этом утратили возможность выполнять свои прямые обязанности. Акустик Кантемиров, например, лег на настил и начал плакать, одурманенный отравляющими парами. Моторист Бабич пустился в пляс. А электрик Кижаев расхаживал по отсекам с криками: "Что все это значит?". Гражданские пассажиры запаниковали и требовали от командира всплывать. А после отказа и аргументов Колтыпина решили, что жизнь кончена и попросили их застрелить. К часу дня в здравом уме остались командир, краснофлотец Сидоров и старшина мотористов Пустовойтенко.
До 17.00 командир держался, как мог, управляя процессами, но потом почувствовал, что сознание оставляет и его. Он приказал Пустовойтенко держаться до последнего, назначив ответственным, и уснул. Когда удавалось просыпаться, в полубреду напоминал подчиненному о всей важности операции. Подводник Медведев, утратив рассудок, то и дело пытался открывать входные люки. Его контролировал Сидоров, спокойно оттягивая от механизмов за ноги. Но в какой-то момент не уследил, и механик все же отдраил люк в кормовом отсеке. Ситуацию спасло 35-метровое давление, прижавшее люк к корпусу.
К 9 вечера все моряки и пассажиры, за исключением Пустовойтенко, лежали без сознания.
И все они вероятнее погибли бы от дурманящего отравления, если бы не запредельная стойкость одного человека. Сложно понять, как удавалось держаться старшине Пустовойтенко. То ли настолько мощная сила воли, то ли необъяснимая природная особенность организма на фоне высокой ответственности перед приказом командира.
С наступлением темноты Пустовойтенко сам продул балластную цистерну, и подлодка пошла вверх. Когда открыл рубочный люк, сразу потерял сознание от резкого вдоха свежего воздуха. Придя в себя, вытащил на мостик командира. Но тот даже очнувшись еще долго не ориентировался в пространстве и был не в состоянии управлять судном. Моторист Пустовойтенко в одиночку запустил судовую вентиляцию и задраил подтекающий люк. Из последних сил один человек грамотно провел все действия, которые обычно выполняет опытная команда. Течение начало сносить лодку на мель к каменистому берегу у Херсонеcского маяка. Тогда Пустовойтенко привел в чувство электрика Кижаева, поставив на вахту к электростанции. Но одурманенное сознание допустило ошибку, и М-32 забурилась в камни, из-за чего повредился руль. И снова ситуацию спас Пустовойтенко, спланировав задний ход и выведя судно на воды. Уже глубокой ночью пришедшая в себя команда обошла минное поле и выдвинулась в Новороссийск. По пути несколько раз приходилось погружаться, укрываясь от ударов с воздуха. В Новороссийск подлодка «М-32» прибыла утром 25-го июня. Без потерь.