Мать смуглянки с горящими глазами была внучкой великого ученого Ломоносова. Отец Марии, генерал Николай Раевский, завоевал золотые погоны в военных сражениях 1812 года. Семью окружало всенародное признание и всеобщее обожание. Когда Маше исполнилось 15, в гостеприимный дом Волконских пожаловал погостить Александр Пушкин. 21-летний, уже опальный поэт слыл редким романтиком. В считанные дни он легко и ненавязчиво сблизился с дочкой Раевских, и между молодыми людьми завязалась доверительная дружба. Генерал, умиляясь этой чистой связью, повез всех на южный курорт. Остановившись около Таганрога, Пушкин настолько залюбовался непосредственностью Марии, что даже впервые воспел ее в лирических стихах. «Нет, никогда порыв страстей так не терзал души моей!», - можно прочитать в 1 главе «Евгения Онегина».
Через несколько дней поэт подарил Маше сердоликовый перстень, на котором были выгравированы амуры в ладье. Барышня Раевская подарок приняла, но ответных чувств в силу благородного воспитания не высказала. После расставания девушка еще долго видела своего друга во снах, после чего решила написать ему. Состоялась встреча, которая описана в онегинских образах Татьяны и Евгения. По всей видимости, Пушкин пояснил влюбленной Маше, что не рожден быть хорошим мужем.
11 января 1825-го в Киеве прошло венчание 36-летнего князя Волконского и 19-летней дочки генерала Раевского. Жених на церемонии был угрюм, невеста все время смотрела в пол. Позже она напишет в дневнике, что совсем его не знала до свадьбы. Нельзя сказать, что умудренный опытом генерал заставил любимую дочь выйти за безразличного ей человека. Просто князь, достигший к тому моменту блестящих карьерных высот, был выгодной партией. Успешно проведя 58 военных сражений, он дослужился до генеральских погон. Богат был невероятно, состоял в императорской свите, обещал закрыть все семейные долги Раевских. Да и Пушкин слишком разочаровал, чтоб юная Мария все еще верила в счастье. А родители искренне верили, что обеспечили дочери блестящее будущее.
За год семейной жизни супруги в общей сложности были вместе от силы три месяца. После свадьбы Маша заболела и отправилась поправлять здоровье в Одессу. За пару дней до ареста супруг навестил жену, словно предчувствуя грядущую разлуку. Когда Мария Николаевна вот-вот должна была родить первенца, муж вернулся на службу. Там его и арестовали, препроводив в Петербург. После суда Волконского лишили всех чинов и дворянства, приговорив изначально к «отсечению головы». Чуть позже высшую меру наказания заменили на 20 лет сибирской каторги. Марию Николаевну, только родившую сына и мучавшуюся двухмесячной горячкой, берегли от этой страшной новости. Как только она узнала об истинном положении дел, сразу решила ехать вслед за мужем. Обычно смирный и сдержанный генерал-отец прокричал в отчаянии, что проклянет дочь, если та не вернется в течение года. Но на Марию не подействовало даже это.
Уже спустя недели она шла на первое свидание с Сергеем Волконским. Историки считают, что тот поступок был скорее проявлением ее смелого характера, нежели дань большой любви. Идя всю предыдущую жизнь на поводу у старших членов семьи, она словно восстала против всех. Одним махом перечеркнула привитые ей с малых лет покорность и послушание. Причем брать с собой новорожденного сына было нельзя, и ребенок остался на попечение деда. Добравшись до Иркутска, Мария имела неприятный разговор с губернатором. Тот уговаривал женщину вернуться, но она без тени сомнения подписала отречение от княжеского титула и всех дворянских прав. Теперь Волконская значилась женой государственного преступника, а всем рожденным в Сибири детям предстояло жить простыми крестьянами. Сергей содержался за решеткой, а Мария снимала тесный угол в крестьянском доме. В паре с Екатериной Трубецкой Волконская обучилась по привезенным книгам поварскому искусству, постигла неизвестные ей ранее бытовые премудрости и научилась считать каждую копейку.
Пока мать была в отъезде, заболел и умер сын Волконских Николенька, а вскоре и сам генерал Раевский. Не выжила и дочка София, рожденная уже в Сибири. Несмотря на все беды и тяготы, 30-летняя Мария Николаевна превращалась в истинную красавицу. Моложавая, стройная, высокая брюнетка с горящими глазами и смугловатой кожей, вздернутым носом и гордой походкой. Так писал о Волконской декабрист Розен. Эта прекрасная женщина волновала всех без исключения мужчин на читинской каторге, но все больше отдалялась от собственного супруга. Не задавшись в самом начале, семейное счастье катилось в тартарары.
Что касается сына Волконских Михаила, рожденного в 1832-м, его считали сыном декабриста Александра Поджио. Черноволосый горячий мужчина с итальянской кровью, по всей видимости, стал той самой любовью Марии, в которую она уже было перестала верить. Через несколько лет Волконская родила дочку, тоже, как выяснилось, от внебрачного возлюбленного. Девочка Нелли стала любимицей Поджио, который имел официальную семью и детей. На склоне лет умирающий старик всех бросил и поехал доживать последние дни именно к ней. Сергей Волконский, который знал о связи супруги со своим товарищем, мужественно переживал происходящее. Он понимал, что жена, не получив нужную ей любовь в их общей семье, обрела счастье в объятиях другого.
После того, как взошедший на трон Александр II объявил декабристам амнистию, Волконская сильно заболела. Она лечилась за границей и много писала о пережитом. В 1863-м Марию Волконскую похоронили в имении Воронки, принадлежавшем Нелли. Умирала она на руках у примчавшегося к ее кровати Поджио. Николаю Волконскому ни о чем не сообщалось. Через 2 года у могилы Марии простились и с ее мужем. А через 8 лет там же, как и раньше третьим, обрел вечный покой и Александр.