Овация, как пояснение бурных аплодисментов, оказывается происходит из латинского языка, которое означает «овца». И надо знать историю античности, чтобы догадаться о том, как именно оно так трансформировалось и по форме, и по содержанию. А в те времена это столь мирное животное стало символизировать громкий успех ровно после того, как успешных военачальников и выдающихся людей за их подвиги римляне стали награждать «триумфами» — парадными шествиями с обязательными жертвоприношениями. Так вот если триумф был большим, то в качестве жертвы закалывали быков, а если поменьше - то как раз овец.
Это выражение стало настолько привычным, что его откровенно странное значение совершенно не осознаётся большинством из нас. А вот в своё время, примерно полтора столетия назад, оно наделало немало шумихи. История этой фразы произошла от попыток одного горе-переводчика, который взялся переводить на родную речь очередной модный французский роман, однако наделал там массу ошибок, в том числе, в столь распространённом выражении, как «n'etre pas dans son assiete»: если реальный его перевод - «не в свойственном ему положении», то в романе переводчик умудрился перепутать подобные слова — «положение» и «тарелка». Вот и получилось - «не в своей тарелке», и хотя это было смешно и нелепо, в общество оно прижилось.
А это выражение вообще произошло от имени известного доктора Фердинанда Юстуса Христиана Лодера, которые открыл в начале XIX столетия в Москве «заведение искусственных минеральных вод». Оздоровительное учреждение пользовалось таким успехом, что клиенты оттуда уходить не хотели, а их кучерам и лакеям приходилось по нескольку часов ожидать своих господ. Вот они и создали слово, которое как нельзя точно описывали многочасовое ничегонеделание аристократов: «С самого полудня лодыря гоняют».
Это сегодня слово «трагедия» ассоциируется с чем-то плохим. А первоначально обозначало, как это ни странно, «песнь козлов». Оказывается, в Древней Греции трагедиями были пьесы божественного содержания, которые сопровождали выступлением хора и музыкантов, а их наряжали в маски, изображавшие головы козлов. Самое интересное, что далеко не всегда в этих пьесах были события, которые мы сегодня подразумеваем под словом «трагедия», однако нередко эти пьесы действительно заканчивались чем-то вроде: «И пролилось море крови, а герои в жутких мучениях скончались».
У этого словечка, появившегося в самом начале XIX столетия, забавная история, ведь она напрямую связана с наполеоновской кампанией. А всё дело в том, что французская армия, отступавшая по смоленской дороге, была лишена какого-либо снабжения, поэтому попросту грабили близлежащие деревеньки. А так как в морозы и с оружием плохо управлялись, то частенько к местным жителям просто робко обращались с просьбой о еде, сопровождая это привычным для себя «Мон шер ами!», то есть «Дорогой друг!». Русские деревенские люди запомнив это как «Шер амыг», быстро приписали ему значение жалкой попрошайки.
У этой крылатой фразы сразу два источника происхождения: первая - из одного европейского романа, где она встречалась чуть ли не десятки раз в тексте, в качестве своеобразного рефрена. А вот другая куда ближе отечественным просторам: в своё время гулял один известного анекдота, где в конце и была эта фраза. К слову, полностью он звучит следующим образом:
— Девушка, а почем у вас эта фарфоровая кися с усами?
— Это никакая не кися, а маршал Семен Михайлович Буденный!
— Охренеть! Дайте две!
Интересно, что у этой фразы есть точная дата появления - 1469 год. Так как именно тогда впервые был поставлен знаменитый средневековый фарс «Адвокат Пьер Патлен». При невероятной запутанности сюжета фарса центральная сцена произведения проходит в зале суда, где судят человека, подозреваемого краже стада баранов у своего патрона. Вот только судебное разбирательство постоянно отклоняется от темы, потому что его участники всё время ссорились и скандалили. Поэтому судья с десяток раз по ходу сюжета произносит фразу: «Revenons a nos moutons!», что переводится как «Так вернемся же к нашим баранам!»
Трудно понять, почему это устоявшееся выражение в качестве сравнения с глупостью упоминает именно пробку. Однако объяснение этому странному выбору всё-таки есть, и дать его может любой, кто знает, как выглядит эта поговорка в полном варианте. А звучала она так: «Глуп как пробка, куда воткнешь — там и торчит». Просто постепенно окончание этой столь распространенной фразы перестали произносить.
Столь забавное для русского языка словечко в реальности имеет древнее, ещё и довольно высокопарное происхождение: пришло оно из греческого языка, причём прямиком из церковной службы. Переводится оно как «схождение» и описывает эпизод их некоторых торжественных служб, когда два хора (клироса) спускались со своих мест в центр храма, и, сливаясь в один, начинали совместно исполнять песнопение. Вот только далеко не всегда схождение проходило гладко, и именно поэтому «катавасией» стали называть путаницу и неразбериху.
Никто уже и не помнит, что именно заживает до свадьбы. А ведь у этой фразы довольно пикантный контекст появления, который исходит из древней традиции среди барышень хранить невинность до заключения брака. Однако мужчины, которые уж очень хотели завлечь необразованных селянок на сеновал, давали им совершенно неправдивое обещание, что «до свадьбы заживет».
Кто бы мог подумать, что эта фраза имеет отношение к началу эры воздухоплавания во Франции. А тогда состоялась одна крупная акция — пролёт дирижабля «Фланер» над Парижем, которая освещалась в многочисленных газетных комментариях, в том числе и на отечественных просторах. И хотя само событие давно забылось, выражение в ходу осталось, правда, претерпело трансформацию: «Фланер» первоначально обрусел, превратившись во «Фланеру», а постепенно утратил букву «л». В итоге и получилось столь странное по смыслу выражение — «фанера над Парижем».
Мало кто знает, что это жаргонное словечко имеет историю в целых три тысячи лет. В древние времена ксивами назывались документы, которые спрашивали иерусалимские стражники у Христа и его апостолов. В русском же жаргоне слова оказалось усилиями образованных еврейских бандитов и мошенников, которые в начале XX столетия составляли значительную долю криминального мира Российской империи.
Как и в случае со сравнением глупости с пробкой, применение «тётки», а хотя бы не «дядьки» в противопоставление к голоду является следствием усечённой фразы. В целом же варианте она имеет весьма понятный смысл: «Голод не тетка, пирожка не подсунет». Вот и получается, что первоначальный смысл выражения правдоподобен, но народу было попросту лень произносить весь текст.
Этому фразеологизму лет триста, и когда он возник, то слово «нос» имело не только значение органа человеческого тела. Тогда оно означало ещё и «взятку», «подношение». То есть, смысл этого выражения в том, что если человеку, который понёс взятку, так и не удалось договориться с чиновником, он, соответственно, оставался с «носом», что явно заставляло его чувствовать себя обделённым.
Появление этой фразы приходится на конец XIX — начало XX столетий, когда планету охватила популярность французской борьбы. Но мало кто знал, что такая борьба нередко была сплошной фикцией. Сценарии тех боев расписывали заранее, чтобы придать максимальной зрелищности, которая была куда важнее спорта. И лишь одно исключение было из этого нечестного процесса: раз в году лучшие борцы приезжали в Гамбург, арендовали для себя арену и тайно проводили честные поединки. Вот этот гамбургский счёт и представлялся самым справедливым, постепенно перебравшись в повседневную речь общества.
У этого выражения вообще необычная история, ведь источником её является желание советской промышленности дать всё лучшее детям. В данном случае же речь идёт о стремлении создать идеальный гибрид игрушечной лошадки на колесиках и велосипеда. Результат этих потуг и получил официальное наименование «конь педальный», вот только удачным его назвать нельзя было - уж слишком он оказался неудобным и неустойчивым. Поэтому конь педальный уже через несколько лет исчез с прилавков, а вот название его навсегда осталось в народной памяти с весьма неприглядным значением.
Источник: https://novate.ru/blogs/130423/66058/