С уходом в историю монархии все процессы в стране оперативно подчинились новому строю общества рабочих и крестьян. Коснулось это и коллекционирования. После недолгих попущений в период НЭПа, власть взял в руки Сталин, и правила изменились. Если до того момента на выставках лидировали «капиталистические» знаки почтовой оплаты, то теперь они стали сугубо советскими. Новый вождь решил сделать из марок важное средство пропаганды. В условиях идеологического изоляционизма страна активно вытесняла популярные до того зарубежные марки из круга интересов советского собирателя. К концу 30-х ряд коллекционеров марок попали под репрессии. Дело в том, что традиционно организации филателистов поддерживали зарубежные связи с коллегами по ремеслу, что ставило их под серьезные подозрения. И, надо сказать, порой небезосновательно. До 1938 года обмен марками с заморскими коллекционерами официально разрешали при условии специального почтового взноса и регистрации/отчетности. Но когда подобную корреспонденцию запретили вовсе, все регистрационные записи в книгах учета превратились в путеводитель по «врагам народа» для НКВД.
Партийные функционеры среднего звена усматривали в филателии неверную деятельность. Приобретение марок и обмен образцами извне напоминали частное предпринимательство, что в разрезе советского общества ассоциировалось со спекуляцией. Да и операции с иностранной валютой были в СССР запрещены. В итоге накануне войны все филателистические товарищества в стране прекратили деятельность. Но нужно отдать должное власти. За запретом стояло реформирование, которое поставило филателию на рельсы просвещения и здоровой пропаганды.
В более поздние советские времена марки коллекционировали едва ли не все. Это занятие стало доступным и не требовало особых затрат. Цена марок стартовала от одной копейки и не превышала рубля. Тематические серии марок посвящались определенным увлечениям, и особенно много касалось спортивной тематики. Кроме того, выпускались образцы с историческими памятниками, автопромом, важными датами и личностями, редкими животными. В юбилейных сериях уделялось внимание городам, регионам и союзным республикам.
Коллекционеры охотились за редкими экземплярами, обменивались благодаря переписке с филателистами из других городов, заказывали вожделенные марки по подписке. Продавались они в киосках Союзпечати, но в свободную продажу попадало далеко не все. Иностранные образцы были в Стране советов редкостью, даже обладатель марки из стран соцлагеря слыл везунчиком. Если затевалась международная переписка коллекционеров, то сначала она проходила тщательную проверку, после чего пересылалась адресатам.
Отдельным полезным хобби выступала детская филателия. «Правильные» марки просвещали детвору, развивая их любознательность, обучая искать информацию. Родители целенаправленно посвящали отпрысков во все тонкости этого увлечения, приобретая целые марочные коллекции и изучая их вместе. Дети не только ориентировались в передаваемых марками знаниях, но порой даже знали имена художников - авторов иллюстраций на образцах. Очень часто увлеченный коллекционированием отец посещал встречи филателистов и спецвыставки вместе с детьми. А тяжелый талмуд с плотными страницами и прорезями под марки в обтянутой кожзамом обложке был дорогим подарком в день рождения.
Легенда о сыне ювелира Фаберже бытует по сей день. Якобы, когда в 1927-м Агафон сбежал из России в Финляндию, то прихватил с собой лишь марочную коллекцию. И это приданое позволило ему безбедно существовать на Западе, время от времени продавая образцы. Считается, что нарком внутренних дел Ягода создавал советские марочные раритеты, вдохновившись подобными перспективами. Якобы, на тираже марок с летчиком Леваневским была сделана ошибка в надпечатке, и позже эта марка стала самой редкой и дорогой родом из СССР. Ходила по Союзу и легенда о школьнике, который попросил американского президента выслать ему марку с «Фордом», а тот взял да и отправил ребенку настоящее авто.
Но если говорить о реальных фактах, то обогатиться на марках действительно удалось архивисту Вадиму Соколову. Инспектор архивного управления столичного облисполкома имел доступ к письмам, представлявшим историческую ценность. На тех конвертах были наклеены дворянские марки, имевшие огромную ценность среди коллекционеров. Приезжая на проверку в очередное учреждение, Соколов изымал часть писем из музейных фондов для отправки в центральный архив. По порядкам тех времен госархив обязан был проводить научно-техническую обработку подобных материалов. Так, в 1981-м предприниматель присвоил часть архивного материала из фондов князей Апраксиных, Оболенских, Голициных, графов Головиных и др. Разумеется, образцы высочайшей ценности он продал за большие деньги. Руки ему развязывал тот факт, что все эти образцы нигде документально не учитывались. Соколов не усматривал в своей схеме большого преступления и был уверен, что после него работу по музейной экспертизе никто перепроверять не станет. Не учел он лишь то, что даже в 80-х государство отслеживало перемещение советских марок за границу. И как только некий коллекционер попытался вывезти старинные конверты с марками из страны, силовики быстро установили первоисточник. Церемониться с Соколовым никто не стал, приговорив предприимчивого архивиста к 8 годам лишения свободы.