Сообщения пользователя Annabel-Lee: "Красота в глазах смотрящего". Анонс нового авторского анонимного поэтического конкурса

Да, Володя, вопросов не мало.
Надеюсь, что все желающие глубже понять тему прочтут мой пост.

Нашла статью, которая объяснит всем тему нашего поэтического конкурса.



(отрывок)



«Красота в глазах смотрящего» — крылатое выражение, в разных формах известное с III века до н.э. и имеющее, вероятнее всего, греческое происхождение. Однако в нынешнем, законченном виде оно встречается впервые у ирландской новеллистки Маргарет Уолф Хангерфорд (1855 —1897), автора многочисленных романов и повестей в жанре викторианского сентиментализма. Этой знаменитой фразой, превзошедшей по популярности все ее творчество вместе взятое, мы обязаны «Молли Боун» — истории юной кокетки, ребячливо бросающей вызов социальным условностям того времени.

Девушка по имени Марсия встречает гостей в доме своего богатого, но сварливого деда. Среди них — леди Стаффорд. Между ними завязывается такой диалог:

— Кто еще сегодня здесь?

— Моя кузина, Элеанор Массерин.

— Кузина… Как я рада! Новое лицо — всегда такое облегчение. Я слыхала, она очень красива.

— «Красота — в глазах смотрящего», — процитировала негромко Марсия и, взмахнув рукой в сторону распахнутой двери, за которой сидела Молли, без лишних разговоров отправила леди Стаффорд дальше, вверх по лестнице.

Обычно это выражение толкуется как напоминание о том, что красота субъективна: то, что кажется прекрасным, одному человеку, другой вполне может счесть безобразным. Но есть у него и иной, скрытый смысл. Красоту нужно уметь видеть.

Вкус (имеется в виду вкус эстетический, художественный) — крайне эфемерное понятие. На уровне повседневного дискурса обычно считается, что никакого вкуса нет — есть только вкусовщина. Кому-то нравится одно, а кому-то — другое. Каждый имеет право на свои культурные предпочтения.

Однако если переместиться в область этих самых изящных искусств (литературы, театра, живописи, музыки) и философии искусствоведения, у понятия вкуса откроется новое измерение. Оно превратится в умение отличать — красивое от некрасивого, наполненное от пустого, глубокое от поверхностного, талантливое от бездарного — и станет чем-то куда более определенным… но, увы, не более понятным. Верифицировать вкус не станет легче: у него, конечно, есть некий набор условных критериев, но проблема в том, что вкус как умение различать — явление в основном интуитивное.

Что такое интуиция? Фактически это способность к внерассудочному анализу, которая позволяет получить ответ или сделать вывод, минуя стандартную логическую цепочку, бессознательно, по наитию. Но чтобы этот анализ сработал, у человека внутри должна быть обширнейшая база данных для просеивания.

Спросите любого искусствоведа, и он вам скажет, что художественный вкус невозможно инсталлировать, как компьютерную программу: ап! и вы вдруг понимаете и готовы внятно объяснить, почему Леонардо прекрасен, а Шилов чудовищен. Вкус — это результат насмотренности (можно заменить наслушанностью или нанюханностью), а насмотренность формируется даже не годами — десятилетиями. Нужно долгие годы питаться качественной эстетической пищей, окружать себя красотой и жить в ней, чтобы научиться отличать ее и видеть в самых неожиданных местах.

Вот кусок из статьи:

«Красота в глазах смотрящего» — крылатое выражение, в разных формах известное с III века до н.э. и имеющее, вероятнее всего, греческое происхождение. Однако в нынешнем, законченном виде оно встречается впервые у ирландской новеллистки Маргарет Уолф Хангерфорд (1855 —1897), автора многочисленных романов и повестей в жанре викторианского сентиментализма. Этой знаменитой фразой, превзошедшей по популярности все ее творчество вместе взятое, мы обязаны «Молли Боун» — истории юной кокетки, ребячливо бросающей вызов социальным условностям того времени.

Девушка по имени Марсия встречает гостей в доме своего богатого, но сварливого деда. Среди них — леди Стаффорд. Между ними завязывается такой диалог:

— Кто еще сегодня здесь?

— Моя кузина, Элеанор Массерин.

— Кузина… Как я рада! Новое лицо — всегда такое облегчение. Я слыхала, она очень красива.

— «Красота — в глазах смотрящего», — процитировала негромко Марсия и, взмахнув рукой в сторону распахнутой двери, за которой сидела Молли, без лишних разговоров отправила леди Стаффорд дальше, вверх по лестнице.

Обычно это выражение толкуется как напоминание о том, что красота субъективна: то, что кажется прекрасным, одному человеку, другой вполне может счесть безобразным. Но есть у него и иной, скрытый смысл. Красоту нужно уметь видеть.

Вкус (имеется в виду вкус эстетический, художественный) — крайне эфемерное понятие. На уровне повседневного дискурса обычно считается, что никакого вкуса нет — есть только вкусовщина. Кому-то нравится одно, а кому-то — другое. Каждый имеет право на свои культурные предпочтения.

Однако если переместиться в область этих самых изящных искусств (литературы, театра, живописи, музыки) и философии искусствоведения, у понятия вкуса откроется новое измерение. Оно превратится в умение отличать — красивое от некрасивого, наполненное от пустого, глубокое от поверхностного, талантливое от бездарного — и станет чем-то куда более определенным… но, увы, не более понятным. Верифицировать вкус не станет легче: у него, конечно, есть некий набор условных критериев, но проблема в том, что вкус как умение различать — явление в основном интуитивное.

Что такое интуиция? Фактически это способность к внерассудочному анализу, которая позволяет получить ответ или сделать вывод, минуя стандартную логическую цепочку, бессознательно, по наитию. Но чтобы этот анализ сработал, у человека внутри должна быть обширнейшая база данных для просеивания.

Спросите любого искусствоведа, и он вам скажет, что художественный вкус невозможно инсталлировать, как компьютерную программу: ап! и вы вдруг понимаете и готовы внятно объяснить, почему Леонардо прекрасен, а Шилов чудовищен. Вкус — это результат насмотренности (можно заменить наслушанностью или нанюханностью), а насмотренность формируется даже не годами — десятилетиями. Нужно долгие годы питаться качественной эстетической пищей, окружать себя красотой и жить в ней, чтобы научиться отличать ее и видеть в самых неожиданных местах.

прочувствовал красоту по Бродскому))

Иосиф Бродский

Шум ливня воскрешает по углам
салют мимозы, гаснущей в пыли.
И вечер делит сутки пополам,
как ножницы восьмерку на нули —
а в талии сужает циферблат,
с гитарой его сходство озарив.
У задержавшей на гитаре взгляд
пучок волос напоминает гриф.

Ее ладонь разглаживает шаль.
Волос ее коснуться или плеч —
и зазвучит окрепшая печаль;
другого ничего мне не извлечь.
Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,
прикованных друг к другу в полутьме,
ничто уже не связывает нас
в зарешечённой наискось тюрьме.

"Все же зима абстрактное время года: бедное красками, даже в Италии, и щедрое на императивы холода и короткого светового дня. Эти вещи настраивают глаз на внешний мир с энергией большей, чем у электрической лампочки, которая снабжает тебя по вечерам чертами лица. Если это время года и не всегда усмиряет нервы, оно все-таки подчиняет их инстинктам: красота при низких температурах – настоящая красота"

Иосиф Бродский

Отрывок из эссе "Набережная неисцелимых"

Гимн Красоте

Шарль Бодлер


Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

ЦВЕТЫ НОЧИ

Гиппиус Зинаида Николаевна

О, ночному часу не верьте!
Он исполнен злой красоты.
В этот час люди близки к смерти,
Только странно живы цветы.
Темны, теплы тихие стены,
И давно камин без огня...
И я жду от цветов измены,-
Ненавидят цветы меня.
Среди них мне жарко, тревожно,
Аромат их душен и смел,-
Но уйти от них невозможно,
Но нельзя избежать их стрел.
Свет вечерний лучи бросает
Сквозь кровавый шелк на листы...
Тело нежное оживает,
Пробудились злые цветы.
С ядовитого арума мерно
Капли падают на ковер...
Все таинственно, все неверно...
И мне тихий чудится спор.
Шелестят, шевелятся, дышат,
Как враги, за мною следят.
Все, что думаю,- знают, слышат
И меня отравить хотят.
О, часу ночному не верьте!
Берегитесь злой красоты.
В этот час мы все ближе к смерти,
Только живы одни цветы.

«Музыка»

Булат Окуджава

Вот ноты звонкие органа
то порознь вступают, то вдвоем,
и шелковые петельки аркана
на горле стягиваются моем.

И музыка передо мной танцует гибко,
и оживает все до самых мелочей:
пылинки виноватая улыбка
так красит глубину ее очей!

Ночной комар, как офицер гусарский, тонок,
и женщина какая-то стоит,
прижав к груди стихов каких-то томик,
и на колени падает старик,

и каждый жест велик, как расстоянье,
и веточка умершая жива, жива…
И стыдно мне за мелкие мои старанья
и за непоправимые слова.

…Вот сила музыки. Едва ли
поспоришь с ней бездумно и легко,
как будто трубы медные зазвали
куда-то горячо и далеко…

И музыки стремительное тело
плывет, кричит неведомо кому:
«Куда вы все?! Да разве в этом дело?!»
А в чем оно? Зачем оно? К чему?!!
…Вот черт, как ничего еще не надоело!

Маргарита Алигер

(отрывок)

По всей земле, во все столетья,
великодушна и проста,
всем языкам на белом свете
всегда понятна красота.
Хранят изустные творенья
и рукотворные холсты
неугасимое горенье
желанной людям красоты.
Людьми творимая навеки,
она понятным языком
ведёт рассказ о человеке,
с тревогой думает о нём
и неуклонно в жизни ищет
его прекрасные черты.

Чем человек сильней и чище,
тем больше в мире красоты...

Шарль Бодлер

Красота

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
И грудь моя, что всех погубит чередой,
Сердца художников томит любовью властно,
Подобной веществу, предвечной и немой.

В лазури царствую я сфинксом непостижным;
Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
Презрев движение, любуюсь неподвижным;
Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.

Я — строгий образец для гордых изваяний,
И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
Поэты предо мной склоняются во прах.

Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.

Дим, красота - в глазах смотрящего.
Слава Богу не все понимают эту тему буквально.
Ты правильно заметил, что есть восприятие красоты не органами чувств, а на уровне поэзии.

Бальмонту

Андрей Белый

1

В золотистой дали
облака, как рубины, —
облака, как рубины, прошли,
как тяжелые, красные льдины.

Но зеркальную гладь
пелена из туманов закрыла,
и душа неземную печать
тех огней — сохранила.

И, закрытые тьмой,
горизонтов сомкнулись объятья.
Ты сказал: «Океан голубой
еще с нами, о братья!»

Не бояся луны,
прожигавшей туманные сети,
улыбались — священной весны
все задумчиво грустные дети.

Древний хаос, как встарь,
в душу крался смятеньем неясным.
И луна, как фонарь,
озаряла нас отсветом красным.

Но ты руку воздел к небесам
и тонул в ликовании мира.
И заластился к нам
голубеющий бархат эфира.

2

Огонечки небесных свечей
снова борются с горестным мраком.
И ручей
чуть сверкает серебряным знаком.

О поэт — говори
о неслышном полете столетий.
Голубые восторги твои
ловят дети.

Говори о безумье миров,
завертевшихся в танцах,
о смеющейся грусти веков,
о пьянящих багрянцах.

Говори
о полете столетий.
Голубые восторги твои
чутко слышат притихшие дети.

Говори…

да, это все о том же...

Сейчас уже "За компьютером" или "За планшетом".
У меня вся библиотека в ноутбуке, так и читаю.
Бумажных книг осталось мало, самые ценные и любимые...

Самойлов Давид

"Красота"

***

Она как скрипка на моем плече.
И я ее, подобно скрипачу,
К себе рукою прижимаю.
И волосы струятся по плечу,
Как музыка немая.

Она как скрипка на моем плече.
Что знает скрипка о высоком пенье?
Что я о ней? Что пламя о свече?
И сам господь – что знает о творенье?

Ведь высший дар себя не узнает.
А красота превыше дарований –
Она себя являет без стараний
И одарять собой не устает.

Она как скрипка на моем плече.
И очень сложен смысл ее гармоний.
Но внятен всем. И каждого томит.
И для нее никто не посторонний.

И, отрешась от распрей и забот,
Мы слушаем в минуту просветленья
То долгое и медленное пенье
И узнаем в нем высшее значенье,
Которое себя не узнает.

Николай Гумилёв

"Я вырван был из жизни тесной"

***

Я вырван был из жизни тесной,
Из жизни скудной и простой
Твоей мучительной, чудесной,
Неотвратимой красотой.

И умер я... и видел пламя,
Не виданное никогда:
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда.

Преображая дух и тело,
Напев вставал и падал вновь.
То говорила и звенела
Твоя поющей лютней кровь.

И запах огненней и слаще
Всего, что в жизни я найду,
И даже лилии, стоящей
В высоком ангельском саду.

И вдруг из глуби осиянной
Возник обратно мир земной.
Ты птицей раненой нежданно
Затрепетала предо мной.

Ты повторяла: «Я страдаю»,
Но что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю,
Что ты — лишь синяя звезда.