Новые сообщения: Что вас сподвигло заняться музыкой?

Не учи меня жить!

Да ничего ни "сподвигло". Предки говорят, я начал что-то напевать как только говорить начал. Сам-то я, конечно, этого не помню.
А осознанно, рок-музыкой начал заниматься в 91-м. Услышал "чёрный" альбом Metallica и понял, что во многих местах можно сыграть по-другому, лучше (ну, по моему мнению, лучше). Ну и взялся за гитару...

Говорите, пожалуйста, только за себя, товарищ Петров.
Не замыкайте чужие мотивации на свою амбициозность, сделайте такое одолжение.

Музыкой - занимался. Мне всегда она нравилась как средство самовыражения, как множество звуков, как множество возможностей. Но вот честное слово - я никогда не понимал Битлов. Нет, они молодцы, музыка хорошая, но я никогда не видел в них такой уж прям талант.

сегодня на youtube я наткнулся на любопытный ролик, который, как мне кажется, является ответом тем, кто считает, что музыкой люди начинают увлекаться (заниматься) исключительно из-за славы или из-за денег. https://www.youtube.com/watch?v=NgMrxMYbO2Y

Творчество Юрия Шатунова!!!!!!!!!!!!!!!!!!

-О как звучен, как прекрасен греческий язык! говорил он со сладким выражением, и, как бы в доказательство своих слов, прищуривал глаза, и, подняв палец, произносил: Антропос!

Что есть человек? Каковы его отличительные особенности? Какова его природа, сущность, назначение? В чем состоит цель, ценность и смысл человеческого существования?
Почему при огромном разнообразии природы, при всей божественной свободе человека он так запрограммирован, конформен, омассовлен? Чем искания «избранных», «осененных», «преображенных» отличаются от существования всех? В чем состоят «чудо» и «тайна» тех немногих, которым довелось пережить «перелом», страдания и радость, отчаяние и обретение, начала и концы, первые и последние вещи? В чем загадка тех мгновенных, чудесных и таинственных превращений, в которых выражается подлинная свобода личного существования, творческое усмотрение, постижение? Что необходимо делать для того, чтобы — вопреки заданности, запрограммированности, законопослушности — стать дерзновенным, животворным, истинно свободным. Ответ Л. Шестова:
...Нужно стремиться к тому, чтобы у нас было бы то, что есть у Бога. Стало быть, нужно заботиться не о том, чтобы превращать заметное в незаметное, а о том, чтобы выявлять даже чуть-чуть заметное. Соответственно этому мы должны жадно набрасываться на всякое «вдруг», «внезапно», «творческое fiat», бе- зосновность, безмотивность и больше всего беречься обессиливающей мысль теории постепенного развития... И тогда бы пред глазами человека вместо мира, всегда во всех частях себе равного, вместо эволюционного процесса явился бы мир мгновенных, чудесных и таинственных превращений, из которых каждое значило бы больше, чем весь теперешний процесс и вся естественная эволюция. Конечно, такой мир нельзя «понять». Но такой мир и не нужно понимать.
Человек — венец творения и пригоршня праха, как говорил Гамлет, выражая суть средневекового человековедения. Видимо, не только средневекового. По словам Ф. М. Достоевского, Шекспир — это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, тайну души человеческой. Главное в человеке — личностное начало, духовность. Вклад Шекспира в мировую культуру — демонстрация развитой человеческой личности.
После знаменитой максимы Блаженного Августина: «Человек — душа, управляющая телом», большинство определений человека при всей неопределимости последнего вращается вокруг этой идеи.
Человек — дух в мире (Ранер). Дух есть судьба (Хайдеггер). Жизнь — прежде всего духовный процесс (Диль- тей). Человек — сопричастность духовной традиции, способность одухотворения мира, присутствие Бога в нас. Человек — животное, впервые постигшее возможность надмирного, вечного и абсолютного бытия (Шелер). Человек — религиозное животное. Человек — единственно бы- тийствующий, ставящий вопрос «почему?». Человек — хранитель бытия (Марсель).
Отправная точка киркегоровского экзистенциализма: человек есть дух, а дух есть Личность, а Личность есть отношение, которое относится к самому себе. Личность есть синтез бесконечности и конечности, вечности и бренности, свободы и необходимости.
Для Киркегора человек — это глубина веры. Ничто не дается человеку с таким напряжением духа как вера, но она и есть для человека самое главное. Простота — антипод духовной жизни, «непосредственный» человек — антипод Личности. Киркегор одним из первых ясно разглядел наступление современных варваров, песка человеческого, человека-массы без веры, без убеждений, без переживаний, без собственного выбора, без настоящего и будущего.
Следуя протестантским идеям Лютера и Кальвина, Киркегор ставил этику неизмеримо выше эстетики, а высший этический долг человека усматривал в дарованной ему способности трудиться. Труд — выражение божественного совершенства человека, вмененное ему в высший долг. Труд — свидетельство человеческого достоинства и огромный воспитательный фактор. Только труд возвеличивает человека, делает его свободным, благородным и независимым. Не великие подвиги героев, а выполнение своего призвания позволяет человеку обрести себя, утвердить свое «я». Труд — высшее мерило человечности; талант — призвание, основывающееся на свободном и самозабвенном труде. Цель философии — пробудить жизненные силы человека, его призвание, активность, творчество, продуктивность, занятие проблемами, которые ставит жизнь и которые глубоко волнуют каждого.
Киркегор считал главной задачей человека не материальное и даже не духовное обогащение, а глубочайшую душевную работу, основанную на подвижническом труде как главном призвании Личности.
Необходимо, чтобы человек понял, осознал свое предназначение, определил себя и свое место в мире, среди других людей, осознал то, что есть в нем общечеловеческого, то, что придает человеческой жизни смысл. Человек может стать человеком, если он освободится от разлада с самим собой, от безразличия ко всему окружающему, от обезличения своей личности, если он решится на выбор «или — или»: или эстетический путь жизни, который с необходимостью ведет к самоуничтожению человеческой личности, или этический путь, на котором человек обретает себя.
Экзистенциальная антропология решительно порывает с закономерностью, необходимостью, постулируемой догматическим рационализмом. Человек — горизонт возможности, выбор человека основывается на потенциале возможности, и эта возможность является конституирующей для человека как личности.
Что означает экзистенциальный выбор? Это — выбор себя. Человек — активное существо, сохраняющее верность самому себе.
Человек должен решиться на то, чтобы быть верным самому себе, чтобы сделать такой выбор, который выражал бы его верность самому себе — это и есть судьба человека. Но выбор, который составляет судьбу, не есть выбор только одной возможности: это выбор самого себя, своего собственного единства, реализуемый в прыжке из прошлого к будущему, т. е. выбор как решение решать. Именно в этом смысле человек, делая свой выбор, конституирует самого себя как личность.
Мир — только материал для человеческого выбора, только океан альтернатив. Единственный императив — выбор себя, единственный принцип — следование себе. Самый страшный из обманов — самообман. Не будем следовать всемству, не пойдем по пути египетских фараонов, ведущему от самообмана к обману космическому, обману богов[7].
Смысл жизни находится в самом человеке, в его отношении к миру, жизни, другим, самому себе. Смысл мира проблематичен; человек, судьба человека — единственное, что имеет в мире смысл.
А. Камю:
Я продолжаю считать, что этот мир не имеет высшего смысла. Но я знаю, что кое-что в нем имеет смысл, и это — человек, потому что он единственное существо, требующее смысла. Этот мир имеет по крайней мере истину человека, и наша задача состоит в том, чтобы дать ему основания выступить против его собственной судьбы.
С. Л. Франк:
Когда человек уже не знает, что ему начинать и куда идти, он должен, забыв на время о сегодняшнем дне и его требованиях, задуматься над тем, к чему он, собственно, стремится и, значит, — в чем его истинные существо и назначение.
Зло мира, считает Марсель, не есть нечто инородное по отношению к человеку, ибо оно заключено в нем самом. Человек — единственное живое существо, способное осознать это и преодолеть собственные вожделения. Нравственно прозревшая личность не должна искать зло во внешних условиях существования, создаваемых самими людьми. Каждый человек обязан смиренно взять на себя бремя вины и ответственности за происходящее в мире — только таким образом может быть преодолено природное начало и достигнуто взаимопонимание между людьми.
Человек — часть природы, неотрывная от космоса, и вместе с тем — огромный космос, во многом автономный от мира. Это «пребывание в зазоре бытия» связано с изначальной амбивалентностью человека — его принадлежностью к миру и отчуждением от него.
Н. А. Бердяев:
С одной стороны, я переживаю все события моей эпохи, всю судьбу мира, как события, происходящие со мной; с другой стороны, я мучительно переживаю чуждость мира, далекость всего, мою неслиянность ни с чем.
Шелеровское определение философской антропологии гласит:
Это основополагающая наука о сущности и сущностной структуре (Wesensaufbau) человека, о его отношении как к царствам природы, так и к основанию всех вещей; это наука как о метафизическом сущностном скачке (Wesenssprung) человека, так и о его физическом, психическом и духовном началах в мире; о тех силах и потенциях, которые им движут и которые он приводит в движение; это наука о главных направлениях и законах его биологического, психического, духовно-исторического и социального развития, так же как о его сущностных возможностях и действительном претворении этих возможностей в реальность.
Иными словами, философия должна исходить из человеческого бытия как исходной точки отсчета. Тема человека приоритетна для философии, не отрицающей, однако, ценности исследований человека конкретными науками о человеке [8].
В способности человека оторваться от органической природы и животного существования Шелер усматривал главенствующую особенность человеческого бытия. Лишь противостоящий жизни хрупкий, немощный, нематериальный дух способен потеснить инстинкты, обуздать порывы, обратить взор к небесам. Только дух может преодолеть «жизнь», преобразить действительность, позволить человеку восторжествовать над материей.
Дух не может уничтожить инстинкты, но способен управлять ими, подчинить их высшим целям и ценностям. При этом дух не всевластен, ибо сам опирается на витальные силы жизни и пропитан жизненными порывами. Сила духа измеряется мощью инстинктов, поставленных духом себе на службу. Но, покоряясь духу, витальные начала сохраняют автономность и способны противостоять натиску духа. Дух не может и не должен отрицать инстинкты — он должен вовлекать их в сферу своего действия, покорять «хитрости» духа. Жизненный «порыв» и воля к могуществу необходимы и благотворны для сохранения многообразия жизни и умения пользоваться ее дарами. Однако бесконтрольные порывы опасны своей необузданностью, социальными напряжениями, тоталитарными посягательствами.
Если «хитрый» дух не обуздает стихию порывов, это вполне может подорвать устои человеческого существования, духовно-нравственные принципы человеческой культуры. В таком обуздании Шелер видел миссию метафизики:
Высшее метафизическое и религиозное, а потому и социально-политическое объединение и примирение слоев будет возможно только на основе такой метафизики, такого понимания себя, мира и Бога, которое охватывает свет и тьму, охватывает дух и демонию определяющего судьбы порыва, находя истоки человека не только как духовного, но и как чувственного существа в божественной первооснове.
Связь личного начала с божественным может быть выражена иным способом — как наличие наряду со здесь- бытием там-бытия, как устремленности наличного к запредельному.
С. С. Хоружий:
Итак, уже беглый философский анализ представлений, связываемых с идеей личности, обнаруживает, что реальность, отвечающая этим представлениям, в сущности, не может быть вмещаема горизонтом здешнего бытия. Поэтому следует сделать вывод, что весь комплекс указанных представлений описывает не столько то, чем актуально является или же обладает человек, сколько то, что он стремится обрести, чем он стремится стать. (Наличие такого момента в семантике личности также отмечалось неоднократно). Усиливая и обобщая этот вывод, мы и приходим к тому, что было бы философски правильнее и плодотворней окончательно разграничить между собой понятия личности, с одной стороны, и человека в его здешней, наличной данности— с другой; и, придав этому разграничению полновесный онтологический смысл, называть личностью горизонт реальности, отличный от здешнего бытия и являющийся предметом «фундаментального стремления» человека. Сам же человек определяется тогда как нечто, несущее в себе лишь «образ и подобие» личного бытия, некий несовершенный залог, задаток его, — что мы предлагаем называть «предличностью».
Говоря об антропологизме как принципе философствования, Н. А. Бердяев предостерегал от опасности впа- дания в релятивизм и психологизм. Оставаясь в рамках этого принципа, необходимо внести ограничения в предмет философии:[9]
Открывается... путь освобождения от релятивистских последствий антропологизма последствий, разрушительных для дела философии. Это — путь повышения в ранге самого человека, признания его верховным центром Вселенной, образом и подобием Абсолютного Бытия... Тогда человек станет не относительной... предпосылкой философского познания, а его абсолютной предпосылкой.
Источником философского познания могут быть лишь космические, универсальные состояния человека, а не психические, индивидуальные его состояния.
Марселевский homo viator* — посредник между «бытием» и «обладанием», странник, ищущий путь от обладания к бытию. Человек-странник — воплощенное бытие, дух, вовлеченный в тело, причастный к бытию, всматривающийся в изменчивые лики собственной внутренней жизни. Как homo viator человек способен транс- цендировать за пределы «обладания» в вечном стремлении к «бытию». Существование homo viator — не состояние, а процесс, пребывание в пути. «Существовать — быть в пути», искать себя, стремиться за свои границы.
Человек не является вещью, он — драма идей, напряженная устремленность, трагический антагонизм внутреннего и внешнего, спонтанное тяготение к высшему бытию.
Человек — самосознающее животное. Только он осознает себя как самостоятельную величину, в пределе — как личность.
Человек — это животное, имеющее ценности, идеалы и интересы, ориентированные не только на непосредственное настоящее, но и на отвлеченное будущее, животное, планирующее это будущее. Человек — пластичное животное, способное ограничить потребности, подавить избыток побуждений, отложить или отсрочить влечения.
Человек — субъективное животное, творящее свой окружающий мир, стремящееся не подчиняться природе, но властвовать над ней. Человек — мозговое существо, компенсирующее свое биологическое несовершенство способностью к планируемым действиям.
Человек — существо, подчиняющееся общественным нормам, способное делать выбор и нести за него ответственность (Кант).
Человек — существо, стремящееся к самореализации (К Хорни).
Человек — бытие, имеющее интенции ( Гуссерль).
Человек — архетипическое, самостное существо (Юнг).
Человек — незавершенное существо, стремящееся к оптимальному развитию (Фромм).
Человек — себе предмет и центр (Плсснер).
Только человек — поскольку он личность — может возвыситься над собой как живым существом и, исходя из одного центра как бы по ту сторону пространственно-временного мира, сделать предметом своего познания все, в том числе и себя самого.
Но этот центр человеческих актов опредмечивания мира, своего тела и своей Psyche[10] не может быть сам частью именно этого мира, то есть не может иметь никакого определенного «где» или «когда», — он может находиться только в высшем основании самого бытия. Таким образом, человек — это существо, превосходящее само себя и мир.
В Смысле творчества доктрине «падшести» мира и послушанию грешника Н. А. Бердяев противопоставляет творческую жизнь духа, активность, подвижничество, продуктивность: «...великая ложь и страшная ошибка религиозного и нравственного суждения — оставлять человека в низинах этого «мира» во имя послушания последствиям греха».
Человек и свобода — два краеугольных камня философии, этого плода свободного человеческого духа. Свобода, по Шеллингу, начало и конец философии: «Высшее достоинство философии заключается именно в том, что она всего ожидает от человеческой свободы».
Особенности человеческого бытия: разум, воля, вера, труд, игра, свобода, любовь, экзистенциальное самоощущение...
Мир не удовлетворяет человека, и он начинает искать лучшего,— констатирует JI. Шестов. Вот почему существование человека — открытость к бесконечности, бесконечная возможность, начало, не имеющее конца.
Согласно J1. Шестову, творчество — это эволюционный скачок, благодаря которому «из ничто» рождается небывалое, неизвестное. Это переход человека на более высокий уровень существования, «равный божественному».
Творчество, активность, свобода— отличительные черты человека, обеспечивающие высокий потенциал са- моформирования и самопознания. Истинное величие человека — в его способности творить, стремясь к идеалу. Труд вообще, творчество в особенности—: сущностная особенность человека и метафизическое условие его бытия. Человека можно определить как существо, способное к творческому труду.
Создавая тот или иной продукт, человек не только выражает себя в нем, но и завершает себя («труд есть средство завершения человека как личности») и определенным образом конституирует собственное «я» («труд возвращает индивида к самому себе»). В труде человек осуществляет себя не только как мыслящее и действующее существо, но и как бытие чувственное, эмоциональное...
Согласно Э. Мунье, человек в труде, творчески осуществляя себя, делает это не ради произведенного продукта, но ради человека, которому он предназначается. Труд — условие человеческого общения и инструмент воспитания: дух сопричастности, взаимоотношения и любви, господствующий в процессе труда, — вот основа построения истинно человечного, личностного сообщества. По словам Ж. Лакруа, трудиться — значит делать себя, создавая произведения, совершенствовать себя, совершенствовать мир.
Величайшая опасность — превращать жизнь в вещь, рассуждать о жизни как о предмете. Человеческое ускользает от рассудочного. Физический разум — малая толика жизненного.
Человек погружен в материю, но человечным его делает свобода от нее. Только человеку свойственны обязательства, этические поступки, способность к отказу от самого себя. Только человек имеет призвание. Только человек обладает духовным бытием. Человеческая активность— это одухотворение мира, духовная работа личности, осознание человеком собственного призвания и назначения, «персонализация мира и человека».
Ценность человеческой персональности — в неповторимости, незаменимости, разнообразии ее форм, в личном участии в оформлении судеб мира. Человек-масса — информационный шум культуры, личность — ее резонанс. Человек- масса — беспамятство, безразличие, анонимность; личность — сохранение традиций и создание новых. Миссия личности — защита прошлого и строительство будущего: «В нашем распоряжении только культурная персональность для утверждения нашего прошлого, его ценностей и символов и способность их вновь интерпретировать».
Человек — творец и носитель «второй реалии» — культуры.
Человек — символическое животное, создавшее себе особую среду обитания, новое измерение реальности. В отличие от других животных, человек живет не только в физическом мире, но в духовной среде языка, символа’, фантазии, мифа. Даже дикарь видит в дереве будущие лук или лодку. Даже ребенок, едва научившись говорить, фантазирует и мечтает. Эпиктет: «То, что мешает человеку и тревожит его, — это не вещи, а его мнения и фантазии о вещах».
М. Шел ер:
По сравнению с другими животными человек живет не просто в более широкой реальности — он живет как бы в новом измерении реальности.
Человек живет не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф., искусство, религия — части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта.
Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая активность человека. Вместо того, чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Так обстоит дело не только в теоретической, но и в практической сфере. Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и их утрат, среди собственных фантазий и грез.
Вместо того чтобы определять человека как animal rationale, мы должны, следовательно, определить его как animal symbolicum. Именно так мы сможем обозначить его специфическое отличие, а тем самым и понять новый путь, открытый человеку, — путь цивилизации.
Определяя человека как «символическое животное», Шелер и Кассирер расходятся в следствиях: что для Кассирера — нить Ариадны, способная вывести нас из лабиринта бессвязных и противоречивых фактов человеческого существования, то для Шелера — исходная позиция, постепенный переход от символов к вещам. По Кассиреру, человек — вечный узник мира сотворенных им образов, выход за пределы которого невозможен. По Шелеру, символизм инстру- ментален. Я полагаю, истина лежит посередине: познание возможно в меру его символичности. Скажем, математика — символическая форма культуры и одновременно инструмент знания. Как и все прочие человеческие инструменты, она не абсолютна и не всеохватывающа. Сколь бы совершенной она ни была, значимость ее ограничена, сама она — автономна.
Сознание человека— часть природы, но часть особенная, невещная. Движение сознания происходит не по направлению к вещам, а по направлению к знакам и образам, фикциям и символам. Проблема сознания во многом проблема воображения. Материал сознания — идеи, а не вещи. Активность и продуктивность сознания более важны, нежели «объективность», адекватность вещам.
Самосознание человека есть прежде всего самосознание своего персонального, личностного начала, освобождения «Я» от «Мы», продвижение человека в направлении его индивидуализации. В примитивных сообществах или уличных бандах человек не осознает себя как индивида. Для него «Я есть Мы».
Э. Фромм:
В Средневековье человек идентифицирован со своей общественной ролью в феодальной иерархии. Крестьянин не был человеком, который случайно стал крестьянином, а феодал не был человеком, который случайно стал феодалом. Он был крестьянином или феодалом, и чувство неизменности его сословной принадлежности являлось существенной составной частью его самоотождествления. Когда впоследствии произошел распад феодальной системы, ощущение са- мотождественности было основательно поколеблено и перед человеком остро встал вопрос: «Кто я?» или, точнее сказать: «Откуда я знаю, что я — это я?» Это именно тот вопрос, который в философской форме сформулировал Декарт. На вопрос о самоотождеств- лении он ответил: «Я сомневаюсь, следовательно, я мыслю, я мыслю, следовательно, я существую». В этом ответе сделан акцент только на опыте «Я» в качестве субъекта любой мыслительной деятельности упущено из виду то обстоятельство, что «Я» переживается также в процессе чувствования и творческой деятельности.
Если западная культура двигалась в направлении все большей индивидуализации, то восточная берегла соборное начало, не поощряла отклонений от нормы, требовала быть «как другие», признавала человека в качестве «одного из нас», лелеяла униформизм и конформизм. Здесь Я — это «Кто, никто, сто тысяч», как назвал одну из своих пьес Пиранделло. Соборность — современный вариант пещернос- ти, вместо тождества-племени развивается тождество-стадо, в котором «самоотождествление покоится на чувстве несомненной принадлежности к стаду».
Проблема самотождественности не является чисто философской проблемой или проблемой, которая затрагивает наш дух и мышление, как это обычно принято думать. Потребность в эмоциональном само- отождествлении исходит из самих условий человеческого существования и служит источником наших интенсивных устремлений. Поскольку я не могу оставаться душевно здоровым без «чувства Я», я пытаюсь сделать все, чтобы добиться данного ощущения. За страстным стремлением к статусу и конформизму скрывается та же потребность, и иногда она даже сильнее, чем потребность в физическом выживании. Явное тому доказательство — готовность людей рисковать своей жизнью, жертвовать своей любовью, отказываться от своей свободы и собственного мышления только ради того, чтобы быть членом стада, идти с ним в ногу и достичь таким образом самоотождеств- ления, даже если оно иллюзорно.
Человек как il luogo di tutti raporti — место пересечения всех взаимоотношений: творец и тварь, Личность и еще не определившееся животное, духовность и материал для производства, богоподобие и отвечающая на стимулы машина, божественная душа и тело, обладающее репертуаром поведения....
Отсюда — бесконечная пластичность, абсолютная непредсказуемость, невероятная широта, которую многие хотели бы «обузить», по словам Ф. М. Достоевского...
Влечения человека действительно далеко выходят за пределы природных потребностей, нередко болезненно разрастаясь до маниакальных страстей и саморазрушаю- щих побуждений. Только человеку свойственны фанатизм, садизм, мазохизм, нарциссизм, необузданная воля к власти, безрассудное стяжательство, трудоголия, чрезмерные усилия, затрачиваемые на достижение чрезмерных целей или на болезненное вытеснение чрезмерных страстей.
Человеческая личность не есть нечто цельное и первичное, она по природе своей синкретична, собрана из совокупности разнообразных фундаментальных элементов, начал, фракталов, взятых в разных пропорциях. Мне близка джойсова концепция человека, согласно которой у каждого человека есть все — дело в пропорциях. Человек — духовная структура, неповторимость которой определяется именно пропорциями, а не свойствами.
Джойс исходил из того, что человек — Всякий-и-Ник- то, что человеческие особенности — вторичны, а человеческая общность — первична. Стивен и Блум — при всем различии между человеком духа и человеком плоти — очень близки. Стратификация, разделение, несовместимость — только поверхность человеческого, в глубинах человеческой сущности господствует подобие, близость, сродство. Крупнейший аналитик творчества Джойса Ричард Эллман констатировал: «Он начал писать, утверждая свое отличие от других людей. Но теперь [во время работы над Поминками] он все более признавал свое подобие им».
Конечно, проблема человеческой общности и человеческих различений не столь проста. Но между двумя крайностями: герой и человек-масса, палач и жертва, победитель и побежденный, как мы можем убедиться на скорбном опыте истории новейшего времени, отличие непринципиальное. Дело опять-таки в пропорциях...
Гомо сапиенс — не просто человек действующий или играющий, но человек вожделеющий, отделение его от воли, влечений, иррациональных порывов, страстей губительно для человеческого существования. Поведение человека не разумно и осмысленно, как полагали рационалисты, а многообразно, спонтанно, случайно. Внешне человек строит свою жизнь, сообразуясь с законами разума и любви, глубинная жизнь во многом импульсивна и иррациональна. Осмысленный выбор — лишь верхний слой сознательного бытия, знание — лишь одна из форм человеческого существования. Бог был бы не нужен человеку разумному, Бог необходим человеку реальному — для соизмерения, страха и трепета, душевных страданий, победы над собой.
Одна на главных задач философии — предотвращение обесчеловечивания человека — рационализацией, омас- совлением, нивелированием, насилием, фанатизмом, экстремизмом, нигилизмом, ксенофобией, подрывом человеческой привязанности к жизни как к высшему дару. Из собственного опыта гомо советикус, человека из барака, винтика, мы знаем, сколь легко «выветрить» человеческое, изгнать дух из человека.
Увы, обилием духа человечество не страдает. Человек разумный все еще больше проект, нежели реальность. Иногда я думаю, что дальнейшая эволюция пойдет не путем образования новых видов, а путем отбора действительно разумных из существующих. За исключением редких флукту- ационных выбросов, процесс все еще не пошел. Г. Д. Торо очень верно подметил: «Так много народу стало потому, что нет личностей. А ведь именно они — население мира».
Но не очередная ли утопия — раса личностей? В силу свой конечности, считает М. Хайдеггер, человек не может стать «избранником» бытия, средостением мировых путей. Его удел — пространство жизни, что значит — строить, жить, мыслить. Экзистенциальное понимание сущности человека — его близость к бытию как оно есть.
Человек — не господин сущего. Человек — пастух бытия... Он приобретает необходимую бедность пастуха, чье достоинство покоится на том, что он самым бытием призван для сбережения его истины... Человек в своей бытийно-исторической сути еще сущее, чье бытие, будучи экзистенцией, состоит в обитании вблизи бытия. Человек— сосед бытия.
И все же отличительная особенность человека — его устремленность к высшему бытию, жажда абсолютного. Мировые религии — результат такого стремления. Именно религия направляет совесть человека к внеприродным решениям. Христианское чувство греховности суть пребывание сознания пред Богом, человеческое отношение к бесконечно благому бытию. «Быть человеком означает существовать перед лицом Бога», — писал С. Киркегор. Э. Му- нье обнаружил связь между христианским сознанием греха и чувством собственной неполноценности, играющим, согласно Адлеру, позитивную роль как для развития отдельной личности, так и для эволюции человечества: «История человека — это история его чувства неполноценности и поисков утоления этого чувства». Именно здесь исток тоски по совершенству и стремления к Высшему.
Устремленность ввысь позволяет индивиду очеловечивать биопсихические инстинкты — не только подчинять своей воле и сознанию, но и с выгодой использовать их в качестве конституирующих элементов бытия. Инстинкт, — писал Мунье, — это буйный и опасный друг человека, «инфраструктура» личности, ориентирующая индивидуальное мышление и коллективную культуру к простейшим целям; в то же время инстинкт — «плоть и кровь личностного порыва», но стать таковым он может только тогда, когда «подчинится глобальному порядку жизни и позволит ему управлять собой». Глобальный порядок жизни создается в субъективности человека и затем проецируется в реальную действительность. Эта человечески наиболее значимая работа выполняется в момент остановки сознания, когда человек «творит объекты из собственной плоти», получая силы только из сферы божественного трансцендентного.
Способность человека к трансцендированию является проявлением божественной структуры сознания, связи единичного со всеобщим. В способности к трансцендированию как связи с Абсолютным Бубер усматривал сущностную особенность человеческого феномена. Трансцендирование человека как личности означает его сопричастность духовному миру, порыв к божественному бытию, доступ к сокровенным тайнам бытия, дистанцирование от биологической природы.
По сравнению с животным, постоянно произносящим свое «да» действительности, человек отличается способностью к отрицанию ее, являясь «аскетом жизни» и вечным протестантом...
По сравнению с животным, существование которого есть воплощенное филистерство, человек есть «вечный Фауст», bestia cupidissima rerum novarum*, который, не удовлетворяясь окружающей действительностью, жаждет прорыва границ своего здесь и теперь-так-бытия и своей «среды».
К. Войтыла считает, что ценностный мир человека рождается благодаря трансцендированию, способности духовного «соединения» человеческого с божественным. Трансцендирование — итог творческой эволюции, способности человека слышать «зов бытия» и быть сопричастным его мистерии. Чтобы знать ранг человеческого существа, — писал К. Ясперс, — нужно знать, с какого уровня глубины говорит с ним трансиенденция, которую он слушает и которая его ведет.
Божественная трансценденция не существует «объективно» — она высший внутренний горизонт, соединяющий дух и материю, «призыв, ведущий человека к высше-
* Зверь, алчущий нового (лат.).
му могуществу» (Г. Мадинье). Путь человека к Богу, полагает К. Ранер, должен идти не только через молитву и церковь, но — через повседневную деятельность, «теологию конкретной жизни».
Согласно христианской философии, на человеке лежит отпечаток личности Творца. Человек становится самоценным, отрывается от космоса, чтобы стать уникальным, божественным творением, возвышающимся над тварью. Идея ценности, цельности, святости, высокого назначения личности — таков вклад апостольской и патристической философии в изучение феномена человека.
Н. А. Бердяев:
Человеческая природа в первооснове своей через абсолютного Человека — Христа уже стала природой Нового Адама и воссоединилась с природой Божественной, она не смеет уже чувствовать себя оторванной и уединенной.
Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира, мира подлинного в свободе от «мира» призрачного.
Много писали оправданий Бога, теодицей. Но наступает пора писать оправдание человека — антроподицею. Быть может, антроподицея есть единственный путь к теодицее.
Метафизическое отношение человека к миру предполагает сознание надмирного, бесконечного и абсолютного бытия. Человек — не просто часть мира, выделившаяся из природы, но сознание мира, самосознание, сознание Бога. Согласно Спинозе, Гегелю, Шелеру, первосущее постигает себя самое в человеке, в том же акте, в котором человек видит себя укорененным в нем.
М. Шелер:
Для нас основное отношение человека к мировой основе состоит в том, что эта основа непосредствен-
но постигает и осуществляет себя в самом человеке, который как таковой и в качестве духовного, и в качестве живого существа есть всякий раз лишь частичный центр духа и порыва «через себя сущего».
...Знание себя укорененным есть лишь следствие активного включения центра нашего бытия в идеальные требования Deitas и попытки выполнить эти требования, а в процессе этого выполнения — сопроиз- вести становящегося из праосновы «бога» в качестве возрастающего взаимопроникновения порыва и духа.
Таким образом, место самоосуществления этого как бы самообожения, которого ищет через себя сущее бытие и ради становления которого оно примирилось с миром как «историей», — и есть именно человек, человеческая самость и человеческое сердце. Это единственное место становления Бога, которое доступно нам, и истинная часть самого этого трансцендентного процесса. Ибо хотя все вещи, в смысле непрерывного творения, каждую секунду порождаются через себя сущим бытием, а именно, функциональным единством ансамбля порыва и духа, то все же лишь в человеке и его самости оба (доступные нашему познанию) атрибута Ens per se[11] вживе соотнесены друг с другом. Человек есть место встречи. В нем Логос, «согласно» которому устроен мир, становится актом, в котором можно соучаствовать. Таким образом, согласно нашему воззрению, становление Бога и становление человека с самого начала взаимно предполагают друг друга..
Мне скажут, и мне действительно говорили, что человек не может вынести неокончательного бога, становящегося бога! Мой ответ в том, что метафизика — не страховое общество для слабых, нуждающихся в поддержке людей. Она уже предполагает в человеке мощный, высокий настрой. Поэтому вполне понятно, что человек лишь в ходе своего развития и растущего самопознания приходит к этому сознанию своего со- ратничества, соучастия в появлении «божества». Потребность в спасении и оплоте во внечеловеческом и внемировом всемогуществе, отождествляющемся с добротой и мудростью, слишком велика, чтобы во вре-
мена незрелости не сокрушить все разумные и осмысленные барьеры. Но мы ставим на место этого полудетского, полуотрешенного отношения человека к божеству элементарный акт личной самоотдачи человека божеству, самоидентификацию с направленностью его духовных актов... Лишь в личной самоотдаче открывается возможность также и «знать» о бытии через себя сущего.
Согласно философской антропологии, существование человека определяется двумя задачами: воспроизведением (поддержанием, сохранением) и возрастанием (самопре- восхождением, трансцендированием). Решение этих задач и есть содержание земного бытия. «Возрастание» с философской точки зрения определяется разумностью человека, а с религиозной — стремлением к Богу, превозможением человеческой природы — божественной.
При этом, в онтологическом смысле, т. е. применительно к строению бытия, задача воспроизведения является, очевидно, задачей статической, остающейся в рамках бытийной статики: речь идет о том, каким должно быть Dasein для продолжения своего пребывания в наличном образе бытия. Задача же возрастания есть задача именно бытийного возрастания, онтологической динамики: речь идет о том, каким должно быть Dasein для изменения наличного образа бытия. Поэтому цельная антропологическая концепция должна иметь в своем составе два принципа, характеризующих Dasein, соответственно, в аспекте бытийной статики, как онтологически пребывающее, и в аспекте бытийной динамики, как онтологически изменяющееся, подвижное. Представление о здешнем бытии, существовании человека и социума, как о реальности, определяемой двумя онтологическими принципами, статическим и динамическим, или же, в понятном смысле, «горизонтальным» и «вертикальным», присуще самому широкому спектру философских и религиозных воззрений. (По сути, даже сциентистские, позитивистские и агностические позиции также усваивают его через посредство концепций эволюции, прогресса и т. п.) Различия философских направлений и религиозных традиций начинаются далее и связаны с различными трактовками этих двух принципов.
Разрушая механистические представления о природе и эволюции, Гердер писал, что человек «уже не есть безошибочная машина в руках природы, но он сам становится для себя целью и предназначением обработки». Подобная мысль — у Шиллера: «В животном и растении природа не только выражает назначение, но и сама его воплощает. Человеку же она дает лишь назначение и ему самому предоставляет его воплощение».
Поскольку человек относится к двум мирам — природы и духа, — необходимость уживается в нем со свободой, дисциплина с риском и случаем, порядок с хаосом и анархией. «Та же самая причина, которая делает человека действующим существом, делает его и вероятным «неудачником»...
Принадлежность человека двум мирам многими философами и теологами рассматривается как «проклятье», разрушение природной гармонии, уродство.
Осознание самого себя, разум и сила воображения разрушили «гармонию», характеризующую существование животного. С их появлением человек становится аномалией, причудой универсума. Он — часть природы, он подчинен ее физическим законам, которые не может изменить, и тем не менее он транс- цендирует остальную природу. Он стоит вне природы и тем не менее является ее частью. Он безроден и тем не менее крепко связан с родом, общим для него и всех других тварей. Он заброшен в мир в случайной точке и в случайное время и так же случайно должен его снова покинуть. Но поскольку человек осознает себя, он понимает свое бессилие и границы своего существования. Он предвидит собственный конец — смерть. Человек никогда не свободен от дихотомии своего существования: он уже не может освободиться от своего духа, даже если бы он этого хотел, и не может освободиться от своего тела, пока он живет, а его тело будит в нем желание жить.
Разум, благословение человека, одновременно является и его проклятием. Разум принуждает его постоянно заниматься поисками разрешения неразрешимой дихотомии. Жизнь человека отличается в этом плане от жизни всех остальных организмов: он находится в состоянии постоянной и неизбежной неуравновешенности.
При всей реальной неприспособленности человека, при углубляющемся отрыве его от природы, при утрате природных инстинктов — человек как продукт эволюции больше приобрел, чем утратил. Не было ни Эдема, ни «золотого века». Руссо безосновательно призывал культурного человека «назад к природе» («пощипать травку», — иронизировал Вольтер). У человека нет потребности опускаться на четвереньки — его назначение строить новый, человечный мир, создавать ценности и идеалы, творить.
Да, человек двумирен и антиномичен, в нем сосуществуют низшая и высшая природа, о чем знал еще Августин. Но «только освобождение человека от себя приводит человека в себя» (Н. А. Бердяев). Человек изначально ориентирован не на воспроизводство «падшего» мира, не на самопорабощение, а на творческое преодоление «падшес- ти», на творческую активность.
Ужас, боль, расслабленность, гибель должны быть побеждены творчеством.
Жертвенность творчества не есть гибель и ужас. Сама жертвенность — активна, а не пассивна. Личная трагедия, кризис, судьба переживаются как трагедия, кризис, судьба мировые. В этом — путь.
Творчество — внежизненно, оно есть сознательная жертва жизнью, сознательное ограничение жизни.
Вечное и исторически обусловленное сосуществует в природе человека. Человек природен, но разумен. Разум во многом компенсирует биологическую недостаточность, неприспособленность человека. В отличие от животного, привязанного к своей среде и своим инстинктам, человек во многом открыт, пластичен, недетерминирован. Человек сам создает свою среду обитания, а его недостатки споспешествуют его превращению в деятельное существо.
Человек природен, но духовен, телесно подчиняется природной необходимости, но обладает свободой и поэтому выпадает из цепи природных явлений и законов. Человек не только обладает огромным внутренним миром, но способен к интериоризации — обращению к изначальным, глубинным пластам «я».
Интенция человека — это свойство самонаправленно- сти, предвосхищения последствий, ориентации в мире идей. Жизненные побуждения, потребности, интересы человека находятся в неразрывной связи с его фантазиями, иллюзиями, «внутренним миром». Человек — животное, обладающее «внутренним миром», наделенное многослойным сознанием и бессознательным.
Новалис образно называл душу человека «внутренним внешним миром», а А. Гелен— «зиянием». Зияние— способность души удерживать в себе побуждения, желания, интересы, заменять действия фантазиями и образами, сублимировать страсти, давать отсрочку волениям и влечениям.
Отличительная особенность человека — способность создания внутренней реальности, в которой будущее соединено с прошлым, фантазия соседствует с реальностью и возможное сосуществует с мифическим. «Только в нас и нигде более существует вечность со своими мирами, только в нас живет прошлое, настоящее и будущее».
Воображение, фантазия, трансценденция открывают человеку «иные миры», не подчиняющиеся рациональным законам и ведущие в глубины духовной жизни. Интимное таинство духа проявляется не только через сны, но через сверхсознательное, сверхчувственное, надрациональное, приобщая человека к «надмирному» в редкие мгновения потрясения, озарения, благодати.
В отличие от сознания, детерминированного наличной действительностью, трансценденция — это область недетерминированного, не имеющего никаких оснований ни в прошлом, ни в настоящем и полностью принадлежащего будущему, которое дано человеку «самым непосредственным образом».
Истинное имеет имманентный характер и обнаруживается в процессе взаимодействия человека с миром, истина же трансцендентна миру и ее постижение возможно лишь в эсхатологической надежде.
Природу человека нельзя изучать так, как изучают окружающий мир. Человека можно описать и определить лишь в терминах его сознания, считал Э. Кассирер. Сознание же подвижно, сам человек — существо, которое постоянно ищет самое себя.
Все, что приходит к человеку извне, ничтожно и пусто. Его сущность не зависит от внешних обстоятельств — она зависит исключительно от того, как он оценивает самого себя... Единственное, что имеет значение — это тенденция, внутренняя установка души.
Выпадая из мира вещей, человек не может быть познан исключительно естествознанием, наукой, изучающей вещи. Строгие методы приемлемы для научных, социальных, социометрических измерений, но недостаточны для постижения человеческих парадоксов, абсурдов, иррациональностей, фантазий. «Дух» и «воля» человека не могут быть точно взвешены — потому для изучения вещества существуют физика и химия, а для изучения человека — около сотни различных дисциплин, научных и вненаучных.
Научной детерминированности мира философское видение противопоставляет человеческую суверенность: лишь от одного человека зависит, каким он станет и какой мир создаст. «Человек есть единственное существо, которое отказывается быть тем, чем оно является». Не законы природы — сам человек определяет духовный облик себя и мира. Только человек несет ответственность за собственный мир. Человеческая истина — результат свободного выбора человека, постоянная проверка и корректировка, принятие ответственности и возможность самообмана. Любой выбор оправдан, если он выстрадан, сознателен и свободен.
Наука исследует мир, не только существующий вне человека, но как бы и без человека. Цель философии — ввести человека в этот мир, изучить связи человека и мира, а самих — человека и мир — такими, какими они предстоят перед человеком. При этом следует различать бытие внешнее (profanum), погруженное в суету мира, и бытие внутреннее (sacrum), устремленное к самости, духовному, Богу.
Личность — это целостность человека, в котором уравновешены духовное и материальное. Творческая эволюция личности — это движение от природного к божественному: «Личность есть движение к Богу исходя из природы. Она расположена в интервале». Сам путь духовной жизни, устремленной к Богу, пролегает через материю, через тело, которое отнюдь не есть «сосуд дьявола».
Смысл земли не может быть истолкован как проклятие, ибо зло и испорченность не выводятся из «проклятия тела». И, следовательно, человек не должен противопоставлять землю небу и наоборот.
В человеке сосуществуют два начала — личность и индивид. Личность сопричастна духу, индивид — телу. Личность может быть автономной постольку, поскольку покоится на бытии души пред Богом. Индивид — чистая природа со всеми ее порывами и призывами. Массовый человек — почти исключительно индивид, экземпляр, нумер.
Реальный человек балансирует между личностью и индивидом, находясь в неустойчивом состоянии напряженного равновесия. Иногда его существование способно обретать высший смысл, связующий человека со священным. Но большей частью общественное, экономическое, историческое состояние человека сопряжено с состоянием индивида, в котором он вынужден оказываться всякий раз, когда служит обществу. Только наедине с собой или находясь в экзистенциальной связи с другими, независимый от общества и обращенный к Богу, человек способен стать Личностью.
Фома Аквинский видел в человеке составную субстанцию, состоящую из двух неполных — души и тела. Согласно томизму, человек — существо, призванное совершенствовать свои интеллектуальные, нравственные и теологические добродетели, стремиться к благу, являясь гражданином «града земного» и «града Божия». В отличие от Августина, считавшего социальное измерение человеческой жизни печальной необходимостью, Аквинат объединял «мирское» и «сакральное», доказывал их нерасторжимость.
Я противник разделения материи и духа; плоти, тела, мозга и души, тем более — их противопоставления. Не следует недооценивать материю, не следует переоценивать дух. Дух неотрывен от материи до такой степени, что даже Богу материя потребна для действия, ибо без материи даже у Бога нет «силы и власти» — не на что воздействовать и нечем управлять. Все христианские чудеса происходят с участием материи: воды — вина, хлеба — рыбы и т. п.
Дух и жизнь соотнесены друг с другом, и утверждать, что они находятся в состоянии изначальной вражды или борьбы — кардинальное заблуждение. «Кто глубины постиг, любуется жизнью».
Хотя между духом и жизнью нет гармонии, они необходимы друг другу, как необходимы духу и жизни конкуренция, драма, трагедия, абсурд существования, небытие... Подобным образом дух не противостоит инстинкту. Напротив, по М. Буберу, между духом и инстинктом существует изначальное единство, на основе которого происходит образование новых, духовных инстинктов.
Дихотомии тела и души, объекта и субъекта Хайдеггер противоположил человеческую реальность, самообна- ружение бытия, Dasein, бытие-в-мире. «Сознание и мир даны одновременно друг с другом; мир, внешний для сознания в своем существовании, по своей сущности соотносится с ним [сознанием]». Акты сознания суть способы «открытия мира». Сознание не имеет существования, отличного от мира, его содержание часть мира, и в этом смысле, по словам Сартра, все находится вовне, все, вплоть до нас самих; вовне, в мире — в мире, включающем нас с нашим сознанием.
В психологии К. Юнга сама структура психики простирается в такие хтонические глубины, в которых зверь сосуществует с человеком, мир с душой:
Более глубокие слои психики, по мере возрастания глубины и затеменности, все больше теряют индивидуальное своеобразие. При продвижении «вниз», то есть по мере приближения к автономным функциональным системам, они становятся все кол- лективнее, чтобы в вещественности тела, в химических телах стать универсальными и в конце концов раствориться. Углероды тела — это углероды вообще. «В самом низу» психика становится вообще «миром».
Иными словами, разрыва между духом и плотью не существует: на низших уровнях бессознательное без разрыва непосредственно переходит в вещное бытие. В той степени, в какой человек — червь, он — земля.
ч
Кризис цивилизации своим происхождением во многом обязан дихотомии тела и души. Тело человека едино с природой, психика постоянно вступает в противоречие с ней. Гармония природы, наблюдаемая в животном царстве, утрачена человеком вследствие «плодов его разума». Именно разум с его страстью к разделению «сделал человека аномалией, причудой Вселенной», чужаком на собственной планете.
Разум — благословение человека, но в то же самое время и его проклятие; он заставляет его снова и снова пытаться разрешить задачу неразрешимой дихотомии.
Проблема взаимоотношения души и тела не может быть разрешена на путях одной только науки с помощью одного только разума, для которого противоречия между ними непреодолимы. Преодолеть указанную дихотомию возможно на путях религиозной веры. Потребность в религии «коренится в условиях существования человека». Только религия позволяет преодолеть внутренний раскол человеческого существования, обеспечить гармонию тела и души, природы и духа. Религия дает человеку всеобъемлющую картину мира в виде высшего единства человека и природы, духа и тела, она вдохновляет его на добрые деяния, помогает сохранить душевное спокойствие и уберечь от неврозов цивилизации.
Отличительной, сущностной особенностью человека, делающей его вершиной творческой эволюции, является не интеллект (интеллект присутствует и у других животных) и не порыв безудержного потока жизни, а духовность, свобода, самоопределение, способность выбора.
Духовный человек — «новый принцип, делающий человека человеком. Он находится вне того, что мы можем назвать жизнью в самом широком смысле».
Жизнь человека — это принятие решений о том, что мы есть, и о том, что мы будем. Человек погружен во время, в заботу о своем настоящем и грядущем. Жизнь человека — это проект его жизни, это вечное строительство, это привязанность к месту и времени стройки.
X. Ортега-и-Гассет:
«Наша жизнь» размещена, стоит на якоре в настоящем моменте. Но что такое моя жизнь в данный момент? Нельзя сказать, что она состоит в том, что я
говорю; то, чем я живу в данный момент, это не движение губ, это действие механическое, вне моей жизни, принадлежит космическому бытию. Напротив, она состоит в том, что я обдумываю то, что собираюсь сказать; в данный момент я предвосхищаю, проектирую будущее. Но чтобы сказать, необходимо применить некие средства — слова, — и это предоставляет мне мое прошлое. Значит, мое будущее заставляет меня открыть мое прошлое, чтобы реализовать себя. Прошлое становится реальным сейчас, поскольку я оживляю его, и когда я нахожу в своем прошлом средства для воплощения моего будущего, тогда я открываю свое настоящее. Все это происходит одновременно, в любой момент жизни растягивается в трех измерениях реального внутреннего времени. Будущее отсылает меня к прошлому, прошлое — к настоящему, оттуда я вновь переношусь в будущее, которое забрасывает меня в прошлое, прошлое — снова в настоящее в бесконечном круговороте.
Мы стоим на якоре в космическом настоящем, оно как земля, которую попирают наши ноги, в то время как тело и голова устремлены в будущее. Кардинал Кузанский был прав, когда на заре Возрождения сказал: «Ita nunc sive praesens complicat tempus». Сейчас, или настоящее, включает все время: уже, прежде и потом.
Мы живем в настоящем, в настоящий момент, но оно существует для нас не в первую очередь, но как земля, с которой мы вырастаем в ближайшее будущее.
Мы живем, продвинувшись в будущее, опираясь на настоящее, в то время как прошлое, всегда точное, проходит с краю, чуть печальное, чуть увечное, подобно луне, которая на ночной прогулке шаг за шагом сопровождает нас, выглядывая из-за нашего плеча, являя нам свою бледную дружбу.
В психологически верном порядке решающим является не то, чем мы были, а то, чем мы жаждали быть: желание, стремление, иллюзия. Наша жизнь, хотим мы этого или нет, по сути своей футуризм. Человек ведом du bout du nez[12] своими иллюзиями, — образ, который в своей барочной живописности оправдан, поскольку действительно кончик носа — это то, что всегда впереди, что больше всего
в нашем теле выдается в пространство, что нас предваряет и нам предшествует.
Принятие того или иного решения — это то, что в нашей жизни олицетворяет свободу. Мы постоянно принимаем решения о нашем будущем бытии и для того, чтобы осуществить его, должны принимать в расчет прошлое и использовать настоящее, совершая действия в современности, и все это внутри «сейчас»; поскольку это будущее не какое бы то ни было, но возможное «сейчас», и прошлое — это прошлое вплоть до сейчас, а не прошлое кого-то, жившего сто лет назад.
Поскольку в человеке жизненный порыв сосуществует с духовностью, он представляет собой динамическую целостность, непрерывно раскрывающую свою духовную сущность: «Дабы Бог мог осуществить заложенную в человеке полноту духа, «основания бытия» должны освобождать «порыв» и таким образом приводить в движение мировой процесс».
Шелер не усматривал радикальной разницы между homo naturalis и homo faber. Человек, изготовляющий орудия труда, еще не вполне человек. Принципиальное отличие человека от животного — возникновение духа, способность трансцендирования, поиск Бога. Идея человека должна быть выведена из идеи Бога — в этом сущностное отличие человека от других животных. Человек не может быть выведен или определен из самого себя, ибо он только «граница», «переход», «мост» — «божественное явление» в потоке жизни, «выход» жизни за пределы самой себя.
Дух не противостоит материи, человек — не августинов- ский кентавр с божественным разумом и телом зверя, эволюция жизни изначально носит творческий характер (Бергсон, Вл. Соловьев, Тейяр де Шарден, Марсель). Человек — «биение пульса божественного бытия, неисчерпаемой плеромы». Духовное начало мира «разлито» в универсуме, «пропитывает» природу, направляет ее развитие. Материя изначально духовна, жизнь предполагает преджизнь и в перспективе уходит в сверхжизнь. Эволюция изначально имела целью эволюцию к духу, движение к идеалу все более высокого духовного качества, стремление к воплощенному Христу. Тейяр де Шарден полагал, что в каждом акте земной деятельности человека происходит становление «царства небесного». «Град Божий» не противостоит «граду земному», но является для него высшим образцом. Христогенез, эволюция к Христу — такова сущность творческой эволюции человечества.
Тейяр де Шарден:
Я становлюсь наследником творческого могущества Бога; я совпадаю с ним; я становлюсь не просто его инструментом, но живым продолжением.
Г. Кюнг:
История людей поднимается до божественной истории, и божественная история начинает действовать в истории человечества.
Альтернатива человечества — эволюционировать к Христу или деградировать...
Главным выражением духовного начала человека является личность, «единственная форма существования духа, вытекающая из его сущности». Персональное бытие — главная особенность человеческого существования, «метафизический сущностный скачок» живой природы, способ трансцендирования к Богу.
Человек является человеком в той мере, в какой он становится личностью, обретает новую, ценностную, ноэти- ческую сферу бытия, уже не ограничивающуюся витальными факторами, механическими детерминациями и «импульсами» жизни. Отличительная особенность персонального человеческого бытия — возможность прогрессирующего освобождения от биологических инстинктов, давления органического мира.
Личность не существует изначально, она — результат развития и самосовершенствования индивида. Личностное начало человека — иная сторона его богоподобия, его imago Dei[13], единства человеческой личности с «все-личностью».
Духовность, личностность делают человека чувствительным к призывам, идущим от «царства ценностей» и порядка любви, ordo amoris.
Ordo amoris — сокровенное ядро личности, ее «ценностная формула», определяющая духовную жизнь.
Как концентрат духовной жизни, «ordo amoris» имеет для субъекта то же значение, что и формула кристалла для кристалла, ибо открывает основания линии чувств, которые являются для человека как духовного существа в большей степени его ядром, чем интеллект и воля.
Фихте не случайно назвал свою антропологию «учением о человеческой душе»: рассматривая тело как «реальное выражение души», он тем самым следовал платоновской линии, осовремененной Г. Р. Тревиранусом: «Тело есть лишь художественно завершенное изображение, соответствующее до мельчайших частей внутреннему органическому «образцу», в котором выражается душевное своеобразие каждого вида животных».
Шелер, Клагес, Гелен следовали по тому же пути: сущностью и главным отличительным свойством человека является дух, духовность. Правда, в отличие от платоновской и христианской философии, в XX веке дух был объявлен принципом, противоположным всей жизни, выпадающим из материальной природы.
Тело не противостоит духу, не является инструментом «сферы обладания» и источником страстей человеческих. Тело — связующее между внешним миром и духом, врата в мир сущего, средство связи с действительным. Г. Марсель усматривал в телесности «брачную связь» экзистенции с действительностью, главный источник самовосприятия личности. Хотя в соотношении «Я» и тела проявляется антиномия «бытия» и «обладания», реальная действительность экзистенции состоит в нерасторжимом единстве души и тела, «бытия» и «обладания», внутреннего и внешнего.
Подчеркивая неотчужденность, неотрывность духа и плоти, Г. Марсель ввел категорию «тело-субъект». Мое тело обладает неоспоримым приоритетом пред всеми другими «вещами»: оно — фокус, центр, относительно которого группируется мой опыт мира, моя вселенная. Мое тело, в отличие от всех остальных, не может быть телом вообще, не может быть заменено иными. Майстер Экхарт сказал об этом еще лучше: «Душа спасается не иначе, как в теле ей предназначенном».
«Я» не есть материя, не есть дух. Это нечто, предшествующее всем теоретическим ответам, это просто тот, кто должен прожить определенную жизнь.
Главный порок дихотомии душа-тело в разрушении интимной связи между человеком и миром, сокровенного таинства единения человека с Космосом, Богом. Душа, помимо прочего, подразумевает, что человек в мире находится «у себя», что через свою душу он связан с космической духовностью.
Параллелью этих связей как «причастности» миру, бытию является прочная привязанность человека к своему природному окружению — врожденная, нерасторжимая, хотя и не поддающаяся «рациональному» объяснению, душевная и физическая связь крестьянина с землей, моряка — со стихией моря и т. п.
Глубинная связь между духом и телом, определившая ход эволюции, проявляется в том, что тело одухотворяется, а дух формирует тело. Человек — не просто произведение и орудие Бога, но итог предопределения. Человек изначально был предопределен стать духовным существом и его соматическое рождено не случаем и не закономерным развитием живой жизни, но обрело свой закон из духовного центра.
А. Эйнштейн:
Тело и душа не являются двумя различными вещами, а скорее двумя разными способами восприятия одной и той же вещи. Подобно этому, физика и психология представляют собой лишь различные попытки связать воедино элементы нашего опыта с помощью систематического мышления.
ч
М. Шелер считал, что научные, философские и теологические концепции человека оторваны друг от друга и не дают подлинной идеи человека. Наука, занимающаяся преимущественно материалом человека, больше затемняла, чем проясняла его сущность. Парадокс человека как объекта исследования состоит в том, что, будучи существом, наиболее известным из всего сущего, он продолжает оставаться самым таинственным и чуж-
дым самому себе в своей изначальной необъяснимости и неопределенности.
Ф. М. Достоевский сокрушался о необозримой «широте» человека и даже требовал «обузить» его. М. Шелер выдвинул философский принцип неопределенности человека:
Человек есть нечто столь широкое, пестрое и многообразное, что все известные его определения оказываются слишком узкими. Слишком много у человека концов!
Человек — создание неопределенное, любое определение ограничивает его многообразие, ибо он — только возможность, проект, потенция.
Мы знаем лучше все то, чем не являемся сами, и, таким образом, вопрос, чту есть человек, гораздо менее ясен ему самому, чем все другое, его окружающее.
О многообразии человеческой природы свидетельствует, в частности, тот факт, что у каждого мыслителя свой «проект человека», свои приоритеты, свой набор фактов. Ницше на первое место ставил волю к могуществу, Фрейд — либидо, некоторые его последователи — волю к смерти, Маркс — общественный или экономический инстинкт и т. д.
Христианин усматривает человечность человека, его humanitas, в свете его отношения к Богу, Deitas. В плане истории спасения он — человек как «дитя Божие», слышащее и воспринимающее зов Божий во Христе. Человек — не от мира сего, поскольку «мир», в теологически-платоническом смысле, остается лишь эпизодическим преддверием к потустороннему.
Сущность человека — наглядный пример перспекти- визма: она меняется со сменой позиции: человек общественный, экономический, играющий, деятельный, разумный, верующий, экзистенциальный и т. д.
Августин, Лютер, Кальвин, Паскаль, Киркегор видели ' в человеке загадку, тайну, не подлежащую прояснению,
как не подлежит прояснению прообраз человека — Deus absconditus, Бог сокровенный. Человек тоже — homo absconditus, поэтому судьба его непостижима, как непостижимо спасение. Религия не только не претендует на раскрытие человеческой сокровенности, но призвана учить смирению, прежде всего — смирению по отношению к собственной судьбе, абсурду персонального существования. Сама религия — логика такого рода абсурда, признание непостижимости судьбы.
Конечно, ничто не может поразить нас сильнее, чем это учение; и однако же без этой тайны, самой непостижимой из всех, мы непонятны самим себе. В этой бездне узлом стягиваются и вращаются все наши обстоятельства, так что человек в большей мере непостижим без этой тайны, чем эта тайна непостижима для человека.
Не только художник «противостоит собственным произведениям... как загадка» (К. Ясперс), но любой человек является загадкой не только для других, но и для самого себя. Любое человеческое решение, любой выбор— прыжок в неизвестность. Трансформируя мысль
Н. Аббаньяно, я бы сказал, что в человеке нет устойчивости и необходимости, а есть проблематичность и свобода.
Человек проблематичен, и история изучения человеческих качеств — лавинообразный рост проблем. Человек — главная проблема науки, философии, теологии, искусства, не говоря уже о том, что внутри каждого направления наличествует множество различных подходов и непересе- кающихся «решений».
Таким образом, существуют естественно-научная, философская и теологическая антропологии, которые не интересуются друг другом, единой же идеи человека у нас нет.
Человек проблематичен не только как объект изучения, но и как носитель разных начал: природное и биологическое сочетается в нем со свободой и социальностью, животное — с духовностью и самобытностью, вечное — с исторически обусловленным. Разум человека компенсирует его биологическую дефектность, недостаточность, незавершенность, неприспособленность. В отличие от животного, оснащенного инстинктами и привязанного к своей среде, человек открыт, пластичен, неде- терминирован. Неопределенность и открытость человека — его отличительные черты, споспешествующие самоопределению. Дабы сохранить себя, человек должен сам создать свою среду обитания и приспособиться к этой среде. По Галену, именно биологическая неспециа- лизированность и недостаточность способствуют превращению человека в деятельное существо.
X. Ортега-и-Гассет считал опасным моделирование человека, ибо он изначально «не задан»: «Его существование — драма, его жизнь — чистое и уникальное событие, которое происходит с каждым». Никакая система или модель не способны охватить всей сложности «человека и его обстоятельств». Философский анализ тоже может быть обращен не к абстрактному человеку и миру, но к конкретным связям человека и мира, к выяснению специфики связи конкретного человека с конкретным миром. В отличие от науки, цель философии — исследовать мир таким, каким он существует для человека, как он предстает перед человеком.
Общественная жизнь человека производна от стадной. Столь милая нашему сердцу соборность — наследие стадного, пещерного существования. Хотя полноценная жизнь нуждается в «другом», человек становится человеком в процессе самоосуществления.
Увы, стадное начало человека тормозит процесс его персонализации. Наше время полно обескураживающих массовых возвратов в неолит — не только в феноменах фашизма и коммунизма. Господство «духа массы», «людей партии», массовое обезличение, омас

Здравствуйте! Тема: " Что Вас сподвигло заниматься музыкой". В связи с этим, давайте исследуем этот вопрос. Человек это чувственная мысль, т. е. ум. Он построен на противоположностях и живёт за счёт их энергии, как и всё в солнечной системе: зима-лето, день-ночь, прилив-отлив,добро-зло, хорошее настроение-плохое настроение, нравится-не нравится , хочу-не хочу, удовольствие-страдание и т. д.Мы, Желаем всегда Одну противоположность, а от другой бежим! В результате мы привязываемся, а значит зависим от неё. И где же здесь свобода? Но, так как противоположности Едины в своей Цельности, то мы всегда попадаем в другую противоположность("чёрная полоса"). Все мысли, которые к нам попадают-есть процесс мышления, а мышление это память. В памяти находится Всё что мы знаем, что с нами было(детский сад, школа, училище, техникум, двор и др.)Весь жизненный опыт,воспитание, зависть, всевозможные желания, страх, плохие привычки и хорошие, мимолётные радости, удовольствия и страдания и т. д. Всё это есть человек. Нами управляет ум, с его памятью.А, так как Всё в мире двойственно, то нас в жизни, бросает в этом коридоре противоположностей...Ум двойственен, поэтому его и называют Диявол. Ди-два, явол-явление, двойственное явление.Ум, всегда старается нас направить на внешнее, на сравнение, выделение, вывод. Ни на минуту не умолкает, подсовывая свои чувства и мысли, и этим сосёт из нас энергию-ведь мы всё время думаем! Ум это движение, а когда ум СТИХает, то проявляется Мир и Покой, а там нет движения и значит ума.А это означает, что нет Двойственности и значит страданий и удовольствий.А удовольствия, это то , к чему стремится каждый. Искусство(искусственный,искусить...)это удовольствие, а значит у него есть противоположность! Вот я и смотрю, как убегают люди в иллюзию удовольствия. А ведь мы, отождествились с этим удовольствием, удовлетворением и думаем, что реализовываемся в своём стремлении, в своём желании, достижении.А оказывается, это ум нас водит, лишь бы оторвать от осознания Себя, от познания чувств, мыслей, реакций на окружающее и от своих внутренних свойств и качеств(они все противоположны). А ведь жизнь это взаимоотношение с миром и с собой... Кто-то отождествляется с богом и с церковью, кто-то с реализацией своего таланта, кто-то убегает от Себя при помощи алкоголя... Неважно куда ты убегаешь-к богу или в алкоголь-все пути неРАЗумны. Внутри Нас сокровище, а мы, его ищем во вне, например в искусстве. Главное, находится в состоянии покоя,осознанности, внимания, правды, тогда и то, чем мы занимаемся,будет иметь истинное значение. С уважением Алексей.

О правильности назначения мыши в создании музыкального произведения пусть судят наши слушатели, а какие музыкальные инструменты мы используем, Вы можете всегда услышать, ознакомившись с нашими работами на соответствующих авторских страницах этого форума. Ничто не мешает, как говорится.

Уже хорошо! Надеюсь гены возьмут своё и мышка будет использоваться по назначению, а музыка будет играться на музыкальном инструменте.

Нет.)

Неужто предки тоже мышкой царапали?

Любовь к музыке и гены предков.

Уточняю: слава - является фальшивым мотивом. И уж точно не всегда бывает первым толчком к занятиям музыкой.

Как только ребёнок попадает в социум ( детский сад, школа) он тут же начинает соперничать со сверстниками, стремиться к лидерству, даже не зная что такое слава. Слава будет потом, в зависимости от способностей.

когда в детстве и даже позже я активно занимался музыкой - я даже не подозревал что такое слава.

Наличие лени не отменяет стимул, а лишь в разной степени угнетает его. Тем не менее - стимул присутствует и может быть использован. При этом согласен - не всеми.
Заблуждение бездаря - это ложная попытка заниматься чуждым делом. Как правило - ложное стремление навязывается авторитетами в детстве

Нет, это не может быть стимулом. Есть много талантливых людей, которым природная лень не даёт развиваться. Заблуждение бездаря, это завышенная самооценка своих творческих возможностей, только и всего.
Человек - стадное животное. У всех стадных животных развит инстинкт подражания. Подражают тому, кто идёт впереди стада, ест сочную траву, и имеет много самок. Того кто плетётся в хвосте съедают волки, и вряд ли кто простимулируется такой участью.

Есть только два стимула: природный талант либо - заблуждение бездаря

Вы пишите про своё хобби. Марки собирают тоже не для того, что бы прославиться.

Причём тут слава, лично я с 79 по 93 год проиграл в группе пусть колхозной но не плохой, и ни когда не хотел славы, потому что знал какой жизнью живёт музыкант, а почему стал увлекаться письмом музыки так меня жизнь заставила потому что на левой руке пальцы обрубил, и какая может быть слава в 53 года.

Если не чужая слава, то ещё один вариант

не работать на заводе...

это было желание моих родителей...
уже будучи взрослым,я осознал...зачем и для чего они мне в 6 лет купили пианино...
=научишься играть на пианино - будешь играть на всём= - говорили они...так и вышло...

играл на всём...на скрипке и духовых тяжеловато - =карты плохо ложатся=.

[цитата: petrov70, 21.01.2017 - 23:43]
Я не против. На данном сайте, для меня ты самый авторитетный музыкант.

Ваше мнение ценно для нас (боюсь перегнуть палку)
Мы же прикалываемся, как иначе то?)

Я не против. На данном сайте, для меня ты самый авторитетный музыкант.

[цитата: petrov70, 21.01.2017 - 23:27]
Kondrat, ты здесь самый взрослый. Этот вариант, я как то упустил из виду.

Взрослый, слово для меня как то, ну не комильфо, я ребёнок , по крайне мере в душе, лучше самый старый, тоже не то, ну может быть стар? Банальщина, предсказуемо, но мне нравится Superstar.

Kondrat, ты здесь самый взрослый. Этот вариант, я как то упустил из виду.

А я пошёл в музыкальную школу, что бы в будущем не работать на заводе!