Как театр начинается с вешалки, так утро рядового гражданина начинается с будильника. Нет более мерзкого звука на свете, чем этот. Он вырывает нас из мира очаровательных и туманных грёз и ввергает в суровую и беспощадную реальность. А так хочется ещё немного побыть властелином потаённого мира, где обитают принцы и принцессы, где не чувствуешь веса и возраста. Мира вечной молодости и любопытства души. Поэтому мы ещё какое-то время балансируем на грани сна и яви, цепляемся за неё, как утопающий за соломинку. Но с каждой секундой грёза тает и тает, а действительность мало-помалу вступает в свои права. И нам ничего не остаётся, как бродить по этому бесконечному коридору и стучаться в закрытые двери. Отныне мы – пленники междумирья. Мы не хотим покидать наш уютный сон и страшимся света наступающего утра.
Наш новый конкурс посвящается именно этой неуловимой грёзе. Она – как шлейф платья прекрасной дамы, исчезающий в анфиладе комнат. Вечно желанная и вечно недоступная.
Присылайте стихи о своих сновидениях. О жизни, похожей на сон, и о снах, похожих на жизнь. А справедливое и компетентное жюри их рассмотрит.
Удачи!
________________________
В качестве расширения темы можно предложить написать стихи о лунатизме, инсомнии, летаргии и о снах вообще.
________________________
Сроки проведения конкурса – с 1 марта по 11 апреля.
На челе твоем лобзанье
Оставляю в час прощанья -
И прими мое признанье:
Ты права, права в одном -
Жизнь моя была лишь сном;
Коль надежды свет угас -
Ночью иль в полдневный час,
Был иль мнился этот свет -
Все равно его уж нет.
Ибо всё, что зримо мне
И тебе - лишь сон во сне.
Море предо мной шумит,
Берег волнами омыт,
И полна моя рука
Золотых крупиц песка.
Их все меньше - ускользая,
Сякнут, в волнах исчезая -
Я рыдаю, я рыдаю.
Неужели не спасти,
Зажимая их в горсти -
И умчит все до одной
Беспощадною волной?
Иль не всё, что зримо мне
И тебе - лишь сон во сне?
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня - но спал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
Всё дождик да дождик... Всё так же качается
Под мокрым балконом верхушка сосны...
О, дни мои мертвые! Ночь надвигается —
И я оживаю. И жизнь моя — сны.
И вплоть до зари, пробуждения вестницы, —
Я в мире свершений. Я радостно сплю.
Вот узкие окна... И белые лестницы...
И все, кто мне дорог... И всё, что люблю.
Притихшие дети, веселые странники,
И те, кто боялся, что сил не дано...
Все ныне со мною, все ныне избранники,
Одною любовью мы слиты в одно.
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.
Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, — тогда я
не дернусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.