Паршивец

Стоимость: 200000 рублей; А-5 13 стр.

Белоусов Олег Аркадьевич



Паршивец
(рассказ)




Брать в жёны тётку или её дочь Константинопольский собор разрешил: «не удержанно», то есть «не запрещено».

Глава 1
       При моём рождении родители не спорили, выбирая мне имя, и назвали меня Михаилом, как и моего отца, поэтому в доме жили два Миши Киселёва. Я являлся единственным ребёнком в семье. Когда я стал взрослым, то однажды утром мне позвонила мать и сказала, что ночью умерла у себя дома в пьяном состоянии тётя Наташа. После получения её сожителем очередной пенсии, она на пару с ним опять много выпила водки. Уснули они вдвоём, а проснулся из них только один – сожитель и неизменный собутыльник тёти Наташи по прозвищу Ноздря. Ему в молодости во время драки поранили нос, а точнее - порвали одну ноздрю. Тётя Наташа на пятнадцать лет младше моей матери, своей неродной сестры, и на пятнадцать лет старше меня, её неродного племянника. Моя мать и её родные сёстры всегда воспринимали тётю Наташу как родную, а мне никто не рассказывал, что тётя Наташа неродная мне тётка, о чем я узнал непростительно поздно... Перед Отечественной войной с немцами тётю Наташу взяла в семью моя бабушка - мать моей матери, у которой кроме моей мамы тогда на руках имелось ещё две малолетние дочери. Родная мать тёти Наташи умерла во время родов, и моя бабушка взяла родившуюся девочку сироту себе в семью, так как работала в том самом роддоме сестрой акушеркой. Несомненно, что до смерти спившуюся тётю Наташу довёл алкоголизм, который разрушил её печень и, в конце концов, остановил и сердце несчастной женщины. Своих детей тётя не имела из-за бесплодия. Необъяснимо почему, мне вдруг стало очень жалко тётю, которую я последние пять лет не замечал из-за её вечной нетрезвости. Последние годы жизни она мне казалась человеком другого мира – мира людей неизлечимо больных и добровольно отдающих жизнь пороку ежедневного пьянства. Я часто безуспешно пытался понять, что именно надломило жизнь больной алкоголизмом тёти. Из очень привлекательной когда-то девушки, которая в девичестве закончила хореографическое училище, тётя Наташа превратилась в чудовище в женском обличье.
Мы согласовали с матерью куда и когда приехать на похороны нашей несчастной тёти Наташи и закончили телефонный разговор. Я пошёл в ванную комнату, так как желание продолжить сон тотчас улетучилось после звонка матери. Стоя в кабине, я непроизвольно, как все мужчины под струями душа, осматривал себя, и вдруг неожиданно осознал источник своей жалости к умершей неродной тётке – этому послужили мои тайные и поучительные наблюдения за ней и её мужчинами в детстве и в более зрелом возрасте. Из-за моего любопытства тётя Наташа однажды назвала меня паршивцем и продолжала всю жизнь называть меня так, но только если мы общались с ней без свидетелей, при этом она неизменно улыбалась с оттенком добродушной укоризны. Я помню, что в четвёртом классе школы нашёл в словаре русского языка Сергея Ивановича Ожегова значение слова «паршивец», там кратко толковалось: ПАРШИВЕЦ, -вца, м. (просторечие). Дрянной, паршивый человек (употребляется иногда с оттенком добродушной укоризны). «Добродушная укоризна», которую я чувствовал в её взгляде, подтолкнула меня однажды на немыслимую дерзость и безрассудство, но об этом я расскажу ниже...
       Я вспомнил себя маленьким, когда моя детская память впервые сохранила образ молодой тёти Наташи. Однажды во время завтрака она весёлая зашла к нам утром на кухню, освещённую через окно ярким весенним солнцем. Одета тётя была в светло-серую клетчатую юбку «колокол» с блестящим белым ремешком на талии и в белую шелковую блузу без рукавов. Подняв над головой маленькую жёлтую бумажку, тётя радостно, как на комсомольских собраниях в советских кинофильмах, объявила:
     - Товарищи! Это – новый рубль! – В то время тёте шёл двадцать второй год, и она со своим мужем красавцем с чёрной волнистой шевелюрой жила у нас, благо, что этому позволяла жилплощадь в нашем трёхкомнатном доме с приусадебным участком на окраине города. Мой отец перестал жевать, спокойно положил вилку на тарелку и, протянув руку к свояченице, сказал:
     - Дай посмотреть поближе. – Тётя Наташа отдала хрустящую купюру моему отцу. Этот новый рубль хрущевской денежной реформы оказался у тёти Наташи потому, что она первая в нашей семье получила заработную плату в новых деньгах на своей работе в небольшой кулинарии, где она после полугодичного обучения и двухмесячной практики в Свердловском ресторане «Урал» начала работать кондитером второго разряда. Новые деньги, как мне позже стало известно, сыграли не только роль конфискации, но и роль скрытого повышения цен на продовольственные и промышленные товары. В нашем доме (потому что мать работала в торговле, а точнее, в большом деревянном тёмно-зелёном продуктовом киоске) это скрытое повышение цен объясняли доходчиво только на одном и на самом востребованном товаре в Советском Союзе – на водке. До реформы поллитровка водки «сучок» с картонной пробкой залитой красным сургучом стоила 21 рубль 20 копеек. После удорожания денег в десять раз «сучок» исчез, а появилась «Московская особая» по 2 рубля 52 копейки с картонной пробкой залитой белым сургучом, которая тоже быстро исчезла, а вместо неё в продаже возникла «Московская особая» с пробкой из фольги и с «козырьком» по цене 2 рубля 87 копеек. Тогда, в дошкольном возрасте, меня завораживал приятный хруст нового рубля и маленькие звёздочки водяных знаков, которые непонятно куда исчезали, как только я переставал разглядывать купюру на свет.
       Главное, что именно то появление тёти Наташи на кухне запомнилось мне маленькому не из-за новых денег, а из-за того, что я впервые с непонятным для себя интересом рассматривал подмышку поднятой руки молодой тёти. У неё под мышками отсутствовали волосы, и это стало для меня откровением, потому что я часто видел подмышки своего отца с густыми чёрными волосами, когда он во дворе в одной майке летом рубил срезку для розжига зимой угля в печке. Отец порой переставал махать топором, снимал с головы носовой платок, завязанный узелками по углам, вытирал им потный лоб, оголяя мокрые, чёрные и густые волосы под мышкой. Тогда я впервые заметил, что когда тётя Наташа встретилась взглядом с моим по-мужски обаятельным отцом, то покраснела лицом. Позже мне стала понятна девичья робость и стыдливость тёти Наташи перед зятем, который, сознавая свою мужскую привлекательность, соблазнил позднее не только её, но и всех близких подруг моей матери. Сделать это ему помогали многочисленные застолья в нашей семье по праздникам и в дни рождений членов семьи. Мой отец, как большинство тайных бабников, никогда не ругался матом, не курил, пил очень мало за столом, а иногда даже незаметно опрокидывал очередную рюмку с водкой в большую кадку с фикусом у стола в зале, отчего у огромного растения часто желтели зелёные листья. У матери от торговли в продуктовом киоске в результате всевозможных махинаций по обвесу покупателей и еле заметных пересортиц товара (от муки до мяса) всегда оставались левые деньги, и эти лёгкие деньги так же легко тратились на обильные , шумные и частые застолья.
       Сейчас мне понятно, что тётя Наташа, поднимая тогда на кухне свою оголённую белую руку и открывая, несомненно, интимное место на своём теле перед взором моего отца, делала это непроизвольно, подобно миллионам женщин, которые при виде привлекательного мужчины непроизвольно начинают заправлять волосы за ухо. Это самое наглядное проявление знаменитого «бессознательного» у женщин. Однако этот жест тёти Наташи не ускользнул и от меня, мальчика семи лет, потому что уже тогда в старшей группе детского садика я впервые влюбился в новую молодую воспитательницу и решительно клал голову ей на бедро, когда она, сидя в кругу детей, читала нам вслух какую-нибудь книгу. Я, притворившись спящим, незаметно и помаленьку сдвигал голову на бедре воспитательницы все ближе и ближе к тому месту, куда все мужчины стремятся проникнуть, пока не упирался носом в её упругий и плоский живот. Но самое трепетное для меня было в том, что воспитательница словно не замечала моей хитрости, отчего меня буквально трясло от удовольствия...
Глава 2
Однажды в очередной день рождения отца, - а отец мой родился 30 июля, и этот день тогда выпал на воскресенье по календарю, - мы ожидали много родственников и друзей, которые начали съезжаться в наш дом к обеду. Приехало несколько подруг матери по работе в торговле со своими мужьями, женихами и любовниками, приехали две родные сестры матери со своими мужьями и детьми, одним словом, собралась большая компания. Только со стороны отца из родни никто не приехал, потому что все его родственники жили в других городах. Я был рад тому, что приехали мои двоюродные братья, которые были чуть постарше меня, но игривые и весёлые необычайно, и я всегда рад был их редким приездам. Тотчас мы три двоюродных брата направились во двор, где решили поиграть в прятки. Половина огорода у нас по традиции была засеяна картофелем (в то время на окраине города это никого не удивляло), что нам детям позволяло хорошо прятаться в уже высокую к тому времени ботву. Первым водящим пришлось быть мне, и я через несколько секунд пошёл на поиски спрятавшихся братьев. Я обошёл весь двор и заглянул в уличный деревянный туалет, потом заглянул в сарай с углем и дровами, но братьев нигде не обнаружил. Оставалось единственное непроверенное место - обширный огород, где росла картошка, а на четырёх грядках при огороде росла клубника и всевозможная зелень, и всё это на площади в десять соток. Ещё я заглянул за несколько деревянных пивных бочек с тёплой водой для полива огурцов и помидоров, но и там никого не оказалось. Со двора я через калитку ушёл на картофельное поле и начал там поиски вдоль забора, но одновременно посматривал на посаженный картофель, стараясь определить, не колышется ли где ботва от притаившихся братьев. В это время в доме уже начали праздновать именины отца и женщины после первых рюмок спиртного под холодные закуски начали выходить группками на улицу покурить или сходить в уличный туалет. В начале шестидесятых годов курило очень много женщин, и часто они курили папиросы, как мужчины. Папиросы «Казбек», «Любительские» и дорогие «Тройка» попадались мне часто на веранде в нашем доме. Тогда мне казалось, что курящих женщин было значительно больше, чем нынче, а в торговле и вовсе мало кто из женщин не курил.
Остановившись у забора, я заметил, что картофельная ботва с тыльной стороны деревянного туалета зашевелилась. Нагнувшись, я бесшумно подкрался к туалету и увидел, что самый старший из двоюродных братьев Андрей, сын старшей сестры моей матери тёти Клавы, прижимал указательный палец к губам и призывал меня тем самым не шуметь. Затем Андрей махнул мне рукой, чтобы я нагнулся к нему на траве. Он с интересом смотрел в маленькую дырочку нашего деревянного туалета, которая образовалась из-за выдавленного Андреем сучка в высохшей доске. По всей видимости, он это проделывал не первый раз. Очевидно там, где жила семья тёти Клавы, Андрей это перенял у своих друзей по двору, а жили они в деревянных бараках, где жильцы тоже пользовались уличными деревянными туалетами. Вход в наш туалет находился со стороны двора, а двор от огорода отделялся забором, поэтому тот, кто входил в туалет справить нужду, не мог видеть тех, кто подглядывал с обратной стороны туалета в отверстие в стене. Андрей отстранился от дырочки в доске и предоставил мне возможность посмотреть. Я глянул и опешил: перед моим глазом возникла огромная голая задница молодой подруги моей матери по торговле тёти Руфы. Я не мог оторвать свой глаз от этой завораживающей картины. Когда молодая женщины справила нужду, то это не оттолкнуло меня от туалета, а напротив, я почувствовал у себя щекотливое возбуждение в промежности, несмотря на то, что по возрасту мне было только семь лет. Братья Андрей и Антон нетерпеливо толкали меня в спину и просили беззвучно дать и им тоже посмотреть хорошенько.
- Мишка, - обращались шёпотом они ко мне, - давай смотреть по очереди и не очень долго. - Я уступил место наблюдения братьям и потрясённый отошёл в сторону, особенно удивлённый тем обстоятельством, что не потерял интереса к картинке в маленькой дырочке для подглядывания, а напротив, этот интерес у меня только усиливался, несмотря на забавную позу женщин в туалете и неприятный запах. Этот неприятный запах уличных сортиров всю оставшуюся жизнь непроизвольно вызывал у меня эрекцию... Это открытие тогда шокировало меня, маленького мальчика. Силу желания смотреть на грушевидный голый зад взрослых женщин не могло поколебать ничто.
Через пять минут в этот же туалет зашла моя мать. Мои братья отползли от туалета. Необъяснимо почему ни я, ни они не захотели подглядывать за моей матерью. Мне это было противно, а братья, возможно, постеснялись меня. Уже взрослым я не мог согласиться с Фрейдом, который полагал, что Эдипов комплекс присущ всем сыновьям, которые желают близости с родной матерью в пику отцу, однако я, кроме отвращения, от воображаемых «инцестуозных побуждений» к родной матери, никогда ничего не чувствовал. Может быть, тогда у меня уже произошло знаменитое психоаналитическое“вытеснение”... Я не мог подглядывать за родной матерью тогда в туалете - мне это было отвратительно до тошноты. Потом в туалет пришла тётя Наташа, - об отсутствии общей крови с которой, я тогда не ведал, - и здесь я почувствовал, что за ней подглядывать мне не казалось противно, как за любой чужой женщиной, и мы, все три брата, не сговариваясь насладились видом голой задницы нашей младшей неродной тёти, которая была старше нас на какие-то десять - пятнадцать лет. Потом мы ещё долго подглядывали за подвыпившими женщинами. По умолчанию, мы почему-то не могли подглядывать за своими родными матерями, а ещё за двумя очень жирными и бесформенными тётками из компании гостей.
Наконец, мы насытились живыми сексуальными картинками и пошли в дом обедать. Родители заставили нас помыться в самодельном уличном душе, потому что все мы оказались вымазаны в огородной земле и траве. После душа нас усадили на застеклённой веранде при доме, чтобы мы не слышали разговоров взрослых гостей, которые часто рассказывали похабные анекдоты, так как торгаши никогда не относились к изысканной публике. Нам принесли сначала осетровой ухи, затем со стола взрослых принесли половину запечённого молочного поросёнка, потом принесли большие бутерброды с маслом и чёрной икрой. Чёрной икры в зале на гостевом столе стояло огромное фарфоровое блюдо. Когда кто-то из женщин, которых мы недавно голыми разглядывали в туалете, заходил к нам на веранду, то мы не могли сдержать смеха, который непроизвольно вырывался с крошками из наших полных ртов.
Гости в большом зале дома сначала часто и громко смеялись, затем к вечеру полились песни, некоторые я припоминаю и сейчас.
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идёт.
На нём защитна гимнастёрка,
Она с ума меня сведёт.
Ближе к ночи, когда многие из гостей опьянели особенно сильно, все хором затянули трагическую песню, которую из-за популярности часто называли народной.
Меж высоких хлебов затерялося
Небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося
И на нас невзначай набрело...
К ночи некоторые гости разъехались по домам, а самые близкие родственники и подруги матери улеглись в большой комнате около стола вповалку на застеленном матрасами и одеялами полу. Ещё долго я из своей детской комнаты слышал разговоры пьяных гостей, которые ходили всю ночь на улицу курить. Так хлебосольно отмечали свои праздники работники продуктовых магазинов в Советском Союзе, а вокруг нас, - что я замечал по жизни соседских мальчишек, когда бывал у них в гостях, - люди жили значительно скромнее.
Глава 3
Когда я начал учится в третьем классе начальной школы, то тётя Наташа позвала мою мать ехать с ней в Нефтеюганск, куда её по контракту назначили начальником кондитерского цеха в новой столовой нефтяников. Она пообещала моей матери должность заведующей производством с получением в течение шести месяцев квартиры в брусовых двухэтажных домах, строительство которых шло в посёлке очень быстро. Мать согласилась, но с условием, что сможет оставить работу в Нефтеюганске, если ей жизнь на Севере не понравятся. Моя мать захотела ехать на Север со мной, чему отец не стал противиться, потому что был уверен, что из-за холодов мы сбежим оттуда и вернёмся к нему через месяц. Этому способствовали и испорченные окончательно отношения между моими родителями.
Мы летели зимой в Нефтеюганск на «кукурузнике» Ан-2 с лыжами. Это был мой первый полёт на самолёте. Меня поразил вид тайги с высоты. Деревья и редкие избы в тайге казались игрушечными. Деревья по размеру походили на спички, а редкие домики на спичечные коробки. За месяц из Нефтеюганска мы не сбежали, а осели там основательно. Я пошёл там в третий класс. Тётя Наташа заведовала кондитерским цехом, а моя мать работала при ней в этой самой столовой. В Нефтеюганске в 1965 году буровые вышки располагались практически в черте посёлка, а грязь весной, летом и осенью была постоянной и непролазной. Кроме высоких сапог, валенок и унтов никакая обувь в Нефтеюганске не носилась. Основная масса людей проживала в вагончиках. Зимой морозы иногда доходили до минус 52 градуса по Цельсию, и если балок не имел наружной обсыпки и завалинки, то зимой в нем можно было не снимать тёплую обувь, как бы ты не пытался обогревать такой вагончик железной «буржуйкой» на дровах или мощным «козлом» - самодельным электрическим обогревателем с открытой спиралью, намотанной на асбестовую трубу. Дикая природа того места поражала воображение. Летом в Юганкой Оби было столько много рыбы, что я ловил по несколько десятков щук у берега на петлю из тонкой медной проволоки на короткой палочке.. В лес около посёлка летом невозможно было зайти - комары буквально съедали любого, независимо от того, намазан он мазью от комаров или нет, но ягодами около посёлка в лесу было усыпано всё вокруг, куда бы вы не посмотрели. За неустроенные условия жизни к зарплате каждого работника прибавляли 70% северных, будь то: уборщица в столовой или начальник управления буровых работ. Впервые в жизни я увидел в продовольственных магазинах питьевой спирт в поллитровках по шесть рублей. Таким образом Советская власть изымала огромные зарплаты (на тот период времени) у северных работников, и когда в навигацию прибывали баржи с продовольствием в города Западной Сибири, то значительную площадь транспортных средств занимали ящики с водкой и спиртом. Государственная монополия на водку и спирт помогала продавать продукцию с копеечной себестоимостью, примерно, в сто раз дороже, а здоровье спивающегося населения на Севере никого не интересовало. В этом Советская власть ничем не отличалась от свергнутой ею когда-то царской.
Около столовой, где работали моя мать и тётя Наташа, регулярно укладывали бетонные дороги, но они в течение нескольких месяцев приходили в негодность из-за того, что на обед в столовую приезжали буровики на гусеничных военных вездеходах, а другой транспорт к столовой подъехать не мог. Летом в навигацию все продукты в посёлок доставлялись по Оби и вертолётами из Сургута, а зимой по «зимнику» - по замершей Оби. Одним словом, в одиннадцать лет я познал экстремальные условия жизни в экстремальных погодных условиях при освоении нефтяных месторождений Западной Сибири. Однако больше всего меня маленького поражало то, какое огромное количество водки и спирта выпивали люди в этих суровых местах по вечерам. Не проходило ни одного дня, чтобы после работы у нас в вагончике что-то не праздновали. Видимо, именно эта поездка моей матери и тёти Наташи повлияла на привыкание их к крепким спиртным напиткам, но более слабой оказалась двадцатипятилетняя тётя Наташа. Она жила со своим первым мужем в одной половине вагончика, а я с матерью - в другой. Муж моей тётки оказался очень ревнивым, хотя признаться, тётя Наташа давала достаточно поводов для этого. Муж её работал начальником базы горюче-смазочных материалов и после пяти вечера он скорее бежал в столовую к жене, чтобы она не легла под какого-нибудь очередного красавца вертолетчика в своём кабинете, которых она знала почти всех, потому что все лётчики питались в её единственной на посёлок столовой, а деньги в их карманах никогда не заканчивались.
Иногда мне приходилось спать в половине вагончика тёти Наташи, когда мать задерживалась на работе, чтобы выдавать продукты ночным поварам для приготовления блюд на предстоящее утро. В тётиной половине вагона стояла двухъярусная кровать, и я всегда забирался для сна на второй ярус, чтобы тайком ночью было удобно сверху наблюдать за тётей с мужем. Как всегда они ложились чуть под хмельком и продолжали выяснять отношения шёпотом, чтобы не разбудить меня. Потом муж медленно накрывал телом тётю сверху, и они совокуплялись. Затем муж, как животное ленивец с дерева медленно слазил с тёти Наташи, и они тотчас засыпали, а на следующий день всё повторялось вновь. У меня не умещалось в голове, как можно так медленно и размеренно овладевать моей привлекательной тётей, а не рвать и метать на ней, получая удовольствие, которое ощущал я, наблюдая скрытно за ними на полу. Это моё тайное наблюдение однажды заметила тётя Наташа, потому что она лежала на спине во время сексуальной близости с мужем, и от неё не ускользнуло то, что моя голова переодически высовывалась со второго яруса кровати. Утром она улыбаясь смотрела на меня и говорила: «Ну и паршивец же ты, Мишка!» Я делал вид, что не понимаю, почему меня называют паршивцем, но не зная точного значения этого слова, чувствовал, что не хорошо ночью подглядывать за взрослыми, но это не совсем однозначно плохо. Так мне казалось по реакции тёти.
Однако мне становилось понятно, почему моя тётя всегда не упускала случая наставить рога своему ревнивому мужу. Через полгода первый муж моей тёти уехал к своим родителям и больше не вернулся. Он, видимо, понял, что ему мою жизнелюбивую тётю не удержать. Получение квартиры тёткой и матерью в Нефтеюганске затягивалось, и однажды мы перед предстоящей морозной зимой уехали на родину, разорвав контракт с отделом рабочего снабжения. В моей детской памяти о Нефтеюганске остались только две цифры, что горели красными лампочками морозными тёмными вечерами на здании поселковой администрации в течение двух лет жизни в этом удивительном посёлке Западной Сибири - 48, а через год - 49 лет Октябрьской революции.
Глава 4
Моя тётя после отъезда мужа как с цепи сорвалась. Теперь никто не мешал ей получать полное удовольствие от жизни в её прекрасном возрасте. К нам в вагончик каждый вечер стали приходить вертолётчики с шампанским и коньяком, среди которых нашёлся и ровесник моей матери. Сначала мать себя сдерживала, но после выпивки в компании молодых красавцев, как и её младшая сестра, забывалась, потому что мой отец изменял ей напропалую, как она точно знала из откровенных рассказов своих подруг, и это давало ей моральное право увлекаться видными мужчинами вдалеке от родного дома. Я ревновал мать и каждое утро не разговаривал с ней, давая понять, что мне не нравятся её измены отцу. Мать нашла выход из этого положения - она на ночь переселяла меня в половину вагончика тёти Наташи, где я по ночам регулярно наблюдал за её любовными утехами с каким-нибудь очередным молодым вертолётчиком, и тётя уже знала, что я подглядываю за ней, но она на это уже не обращала внимания.
Мамин ухажёр был командиром экипажа вертолёта Ми-4, и он стал регулярно по утрам брать меня с собой в полёт то в Сургут, то на какую-нибудь удалённую буровую вышку Усть-Балыкского месторождения нефти в тайге, что несомненно способствовало тому, что я постепенно проникся добрыми чувствами к маминому любовнику и перестал ревновать его к ней. Меня усаживали в кабину вертолёта на выдвижное брезентовое сиденье бортового радиста, которого из-за меня оставляли на земле. Располагалась моя беседка за креслом второго пилота, и я был счастлив несказанно хорошему обзору в выпуклые боковые стёкла кабины вертолёта. Однако в душе меня иногда посещало чувство вины перед родным отцом. Я чувствовал себя неловко в душе, что так легко, за полет на вертолёте, предавал папу. Я знал, что не мог рассказать отцу о поведении мамы вдали от дома. Получалось, что я предавал не только отца, но и буквально продавал маму за полёты на вертолёте в кабине. Хоть и было мне в ту пору одиннадцать лет, но эти мысли в моей детской голове уже присутствовали. Я чувствовал, что происходит что-то нехорошее, и это ощущалось мной из-за насмешливых улыбок между командиром вертолёта и вторым пилотом, когда они посматривали на довольного и восхищённого меня, поэтому я не мог испытывать полной радости от полётов на вертолёте в кабине лётчиков.
Через полгода любовная эпопея с вертолётчиками подошла к концу, так как у наших воздушных друзей закончилась служебная командировка, и они всем экипажем улетели на плановый ремонт в своём вертолёте. Больше эти весёлые и щедрые дяденьки в коричневых кожаных куртках в нашей жизни не появились.
Тётя, мама и я обратно на родину вернулись после расторжения контракта. Мы возвращались на этот раз через Сургут, куда прилетели на вертолёте. В Сургуте мы пересели на нормальный пассажирский самолёт Ан - 24 и в тот же день оказались дома на «большой земле».
После двухгодичной разлуки отец и мать уже не могли жить вместе. Тётя Наташа опять жила у нас. Теперь две сестры устроились работать в какое-то кафе, а там они пустились опять о все тяжкие, стараясь выйти вновь замуж. Отец мой ушёл к другой женщине, и я ходил к нему от матери только в гости, потому что очень по нему скучал. Теперь меня ожидали вновь приятные и волнительные наблюдения за привлекательной тётей, потому что она жила в моей детской. Наши кровати располагались у противоположных стен моей комнаты. Перед уходом отец нам в дом провёл газ, зимний водопровод и канализацию, и у нас теперь, к счастью, отпала нужда топить одновременно две печки.
Однажды ночью я проснулся от скрипа панцирной сетки на кровати тёти Наташи. В темноте я не мог разглядеть и понять, почему так громко скрипит кровать тёти среди ночи, но характерные стоны двух человек позволили мне быстро догадаться, что тётя Наташа после работы пришла с очередным любовником. Когда они пришли, то я уже спал. Никогда прежде тётя не приводила в мою детскую комнату постороннего мужчину. Утром я по понятной причине не рассказал матери, что тётя Наташа разбудила меня ночью.
Через неделю я проснулся утром и увидел, что на спинке стула, на котором я всегда сидел за письменным столом и делал школьное домашнее задание, висит синий пиджак. Но удивило меня не появление чужого пиджака на моём стуле, а золотая звезда Героя Советского Союза, что была прикреплена слева на чужом пиджаке. Я буквально оторопел, но не стал тотчас вскакивать с места, потому что заметил, что на кровати тёти Наташи происходит опять какая-то возня. Я чуть приоткрыл глаза и разглядел, что на тёте лежит голый незнакомый мне мужчина. Голова очередного друга моей тёти была повёрнута к стене, а тётя из-под любовника спокойно смотрела на меня. Я полностью открыл глаза и, не стесняясь, смотрел прямо на тётку. Она из-под мужика грозила мне кулаком, но я её нисколько не боялся и продолжал смотреть. В этот момент я почувствовал, что не прикасаясь к ней, перешёл навсегда в категорию близких её людей, с которыми у неё были любовные отношения. Оказалось, что опять тётя Наташа привела домой какого-то нового поклонника, но не просто поклонника, а на этот раз Героя Советского Союза, с которым познакомилась в кафе, где она работала заведующей залом. В её обязанности входило рассадка клиентов на свободные места. Все её последние знакомства происходили в кафе, где вечно вечерами в конце недели не хватало мест для всех желающих посидеть в кафе и потанцевать под музыку. Незнакомый мужик на тёте застонал от удовольствия и свалился на бок. Я опять закрыл глаза и любовники ушли в душ. Я отвернулся к стене, и когда любовники вернулись из душа, то быстро оделись и ушли.
Мне часто потом вспоминалась любовная связь тёти Наташи с Героем Советского Союза. Это был поворотный момент в наших с ней отношениях. Словно с ней в постели в тот раз находился не только безымянный для меня и редкий для нашего города Герой Советского Союза, но и я сам, с чем она уже негласно смирилась, когда поняла, что грозить мне незаметно кулаком бесполезно. В тот день она имела близость не только с Героем Советского Союза, но заочно уже и со мной. Точнее сказать, в тот день она прежде всего была со мной в постели, хотя реально с ней лежал Герой Советского Союза. В тот день именно я был её истинным героем...
Глава 5
Однажды после окончания школы я готовился к экзаменам в индустриальный институт. Чтобы избежать призыва в армию, я во что бы то ни стало должен был успешно сдать экзамены. Я понимал, что если провалю экзамены в институт, где имелась военная кафедра, то осенью мне точно придётся идти в армию. Нельзя сказать, чтобы я боялся армии, но потеря двух лет не радовала меня, потому что после армии молодые люди не всегда поступают учиться в институт. За два года многое из школьной программы забывается, а восстанавливать знания - тяжёлый труд, если вы не очень волевой и не очень целеустремлённый человек. Словом, если вы не кремень.
Моя мать никак не могла ещё раз выйти замуж, чего нельзя было сказать о моей тёте, которая за короткий период трижды успела выйти замуж и всегда жила с мужьями в их квартирах. У нас она теперь бывала редко, хотя работала с моей матерью в том же кафе. Мы даже убрали из моей комнаты мою бывшую кровать полуторку, а оставили только одну - двуспальную, на которой когда-то последний раз спала тётя Наташа с Героем Советского Союза. Вынос одной кровати из моей комнаты сыграл неожиданную роль в моей жизни. То, что тётя Наташа быстро разочаровывалась в своих мужьях, не являлось для нас с матерью откровением. Мы к этому привыкли ещё со времён жизни в Нефтеюганске, когда любвеобильная, весёлая и любящая выпить тётя Наташа каждый вечер с работы приходила с новым щедрым молодым человеком и оставалась с ним на ночь. В очередной раз тётя Наташа разочаровалась в новом муже и не пошла к нему домой, а пришла с моей матерью к нам. Как обычно, сестры после работы взяли в баре кафе с собой красного вина и пришли в наш дом. Я уже спал. Кафе закрывалось в одиннадцать вечера, поэтому пока мать с тётей Наташей дошли до дома, то время подошло к полуночи. Они посидели на кухне, выпили, закусили, поболтали, и потом моя мать ушла в свою спальню, а перед этим сказала тете Наташе ложиться на диван в зале. После душа тётя Наташа чуть пьяненькая по привычке прошла в мою комнату и легла на бывшую свою кровать со мной рядом, но поняв, что на кровати сплю я, то толкнув меня своей широкой задницей, сказала:
- Мишка, ты что ли здесь?! Двигайся давай, паршивец! Разлёгся как барин! - Я прижался к стенке и боялся пошевелиться. Сердце в моей груди буквально ухало, и я слышал его удары. Моё возбуждение оказалось на пределе. Я плохо соображал. Что говорить, когда в кровать восемнадцатилетнего здорового парня ложится женщина тридцати четырёх лет. Если бы это была чужая женщина, то я бы не медлил ни секунды, но у меня под боком оказалась тётя, у которой в жилах, как я ошибочно предполагал, течёт кровь моей матери, а значит, у нас с ней есть общая кровь. Однако, когда тётя Наташа опять своей задницей толкнула меня в нижнюю часть живота, то я не выдержал и за плечо повернул её на спину и проворно лёг на неё сверху, при этом быстро каленом раздвинул ей ноги, чему тётя еле ощутимо попыталась сопротивляться. - Паршивец, - тихо по привычке обозвала меня она и пропустила к себе между ног. Всю ночь я упивался близостью с тётей. Каждый час я вновь и вновь восстанавливался после очередной близости и опять оказывался на аппетитной тётке. К утру тётя сбежала от меня в зал на диван, сказав напоследок мне, что я не только паршивец, но и сущий зверь. Она не хотела, чтобы утром моя мать нашла нас в одной постели.
Тётя Наташа бросила своего последнего мужа и опять окончательно перебралась к нам. Теперь после каждого ухода моей матери в свою спальню, я подкарауливал тётю из душа и ловил её за руку, затаскивая решительно и смело к себе в комнату. Она опять обзывала меня шёпотом паршивцем, но покорно шла за мной и ложилась со мной в кровать. Я даже начал с ней перед сном выпивать красного вина, и она расслаблялась, за что любила меня с какой-то особенной нежностью. Теперь она на работе ни с кем из мужчин не знакомилась, а иногда даже трезвая спешила к нам домой. Что это было за время в моей жизни, мне трудно передать словами. Я чувствовал, что делаю с тётей что-то непотребное, но остановиться не мог... Я спрашивал мысленно себя, почему мой отец мог с моей тётей иметь сексуальную близость, и она когда-то между ними действительно произошла, а я не могу. Чего только мы не оправдываем, когда дело касается влечения. Ведь моя тётя не могла иметь детей, поэтому кровосмешения не могло и случиться, как я себя оправдывал в неведении об отсутствии родственной близости с тётей. Значит, нет ничего порочного и в моей близости с ней.
Я успешно сдал экзамены в институт и неплохо учился. Мать радовалась за меня, но у неё стали возникать подозрения, что между мной и её неродной сестрой не совсем платонические отношения. Как бы мы с тётей не пытались скрывать свою связь, для моей матери каким-то образом стало понятно, что наши глаза и переглядывания с тётей говорят о непростых наших отношениях. Мать срочно занялась поиском для сестры жениха и однажды нашла такого, которому моя тётя понравилась. Она и не могла не понравиться - я это знал определённо. Моему счастью с тётей пришёл конец - тётя переехала от нас к новому мужу, которого в нашем районе многие знали по прозвищу Ноздря. Тётя в конце концов смирилась со своей участью и приняла новое замужество, как неизбежность, благо, что новый муж всегда составлял тёте компанию по выпивке, а большего ей уже к тому времени и не требовалось. В течение пяти лет я видел когда-то необычайно желанную для меня тётю всегда нетрезвой. Алкоголь с возрастом лишил мою тётю Наташу былой привлекательности, несмотря на то, что она никогда не курила табак. Она перестала за собой следить, потому что была уверена, что муж её не бросит ни при каких обстоятельствах.
Глава 6
Мы с матерью подъехали к моргу в назначенное время. Последний муж тёти Наташи заказал для поездки на кладбище небольшой старенький автобус, который уже стоял в ожидании гроба и родственников умершей. Рабочие ритуальной организации вынесли из морга закрытый гроб с моей тётей и поместили его на полу автобуса. Моя мать кивком головы поприветствовала каких-то подруг тёти Наташи, которых я не знал, и одна из них поцеловала в щёку мою мать и проговорила, всхлипывая в носовой платок:
- Я знаю, что она тебе была как родная... - После этой тихой фразы мать села на сидение рядом со мной, а подруга тёти Наташи уселась на другое сиденье чуть поодаль. Я с удивлением еле слышно спросил мать:
- Почему эта женщина сказала, что тётя Наташа была тебе как родная? Разве Тётя Наташа не была нам родной?
- Не была... - тихо прошептала мне в ответ мать и добавила, - я позже тебе расскажу...
Человек десять, включая мужа тёти Наташи, медленно уселись в автобус с гробом умершей, и мы поехали на кладбище. Перед кладбищем автобус остановился у металлических ворот покрытых облезлой от времени бледно-голубой краской. Рабочие вынесли гроб из автобуса и расположили его на две специальные железные опоры, затем похоронщики сняли крышку гроба и предоставили возможность близким попрощаться с усопшей перед тем, как крышку гроба заколотят, а гроб понесут на руках к выкопанной могиле на территории кладбища.
Неродные сёстры и знакомые тёти Наташи, прощаясь с ней, целовали её в лоб и не могли сдержать слез, а когда очередь дошла до меня, я вдруг почувствовал, что также не могу сдержать слез, как все женщины. Мне неожиданно ясно вспомнилось, как я маленький, мне в ту пору было не больше пяти лет, на её свадьбе в нашем доме стоял на детском стульчике и пел для молодожёнов и многочисленных гостей популярную тогда песню про едущих новоселов по земле целинной и все громко хлопали мне в ладоши, а тётя Наташа благодарно целовала меня под своей белой прозрачной фатой. Потом мне вспомнилось, как она часто приносила именно мне со своей работы в кондитерском цехе большие кремовые торты с красными розами, которые она искусно творила сама. Мне вспомнилась столовая в Нефтеюганске, когда я приходил туда после школы обедать, а тётя тотчас бросала все свои дела и с большим блюдом стремглав бежала к раздаче, спешно накладывая мне самой лучшей и сытной еды, и я в тихом одиночестве в её кабинете в кондитерском цехе объедался до отвала. Несомненно, тётя Наташа непонятно за что очень любила меня, и я это чувствовал по её поведению, по её взгляду на меня с любовью светящимися глазами, и если ей иногда что-то не нравилось во мне, то и тогда она смотрела на меня с оттенком добродушной укоризны. Тётя допустила меня молодого до своего тела, и это тоже было проявлением её огромной любви ко мне, как к любимому мужчине, возмужания которого она словно, наконец-то, дождалась... После всех этих воспоминаний я, тридцатилетний мужчина, заплакал невольно навзрыд... Все женщины вдруг обернулись на меня и тоже заголосили от искренности моего переживания. Моя мать села на входную ступеньку в открытую дверцу автобуса и нервно закурила папиросу. Слёзы текли из её глаз безостановочно... Я помню, что когда гроб опустили на дно, и рабочие начали проворно лопатами засыпать могилу, то бросая горсть влажной земли на гроб тёти, я опять вдруг не сдержался и зарыдал, не в силах справиться с чувствами... Мне окончательно открылось, что неродная тётя Наташа могла любить меня, как женщина любит мужчину, но узнал я об этом после её ухода. Она прожила только сорок пять лет и это наполняло души присутствующих невероятной жалостью к усопшей.
На поминках я много выпил водки. Я опять и опять вспоминал тётю Наташу, и то, что она унесла с собой - тайну наших особенно близких отношений...
Нижний Новгород,
2020 год.