Здравствуй, родина-мать…

Здравствуй, родина-мать…
Уж прости, что не с заглавной буквы пишу имя твоё теперь. И за то прости, что тревожу тебя своими скудными бабьими мыслишками. И дальше бы молчала, да что-то сердце стало часто ныть в последнее время. Я же, тоже, - мать…Сама, наверное, ещё помнишь, как тяжело детей поднимать, как тревожно за их судьбу бывает, как хочется уберечь от людей лихих, от обид и от болезней. Да, мало ли о чём сердце-то болеть может…

Вот и сочиняю тебе письмецо в тетрадке, что на коленке пристроила. Еду по просторам твоим бескрайним - дорога дальняя выдалась, а думы – они в дороге и думаются.

Мамку свою везу из больницы областной. Она свято верит в то, что врачи ей непременно помогут справиться со старостью. Потому и показываю её докторам, время от времени. И сейчас справка от них в пакетике из-под колготок лежит. В этот раз не рукой написанная, а на компьютере напечатанная. Работа у врачей теперь трудная, да это и понятно – пойми, попробуй, что там машина думает… Мамка в кабинете раздеваться начала, да врача пожалела – ему и так несладко было с железкой договариваться. А справка получилась большая и аккуратная, и не на жёлтой бумажке, а на двух белых листках. Любо-дорого посмотреть и соседке показать.

Спит мамка на переднем сидении - водитель уважил. Добрый мужик попался – и ехать согласился, аж за восемьсот километров, и денег на две тыщи меньше взял. Ну, ладно, папка с ним рассчитается: и желчь медвежью нальёт в бутылку, и панты оленьи даст. Мужик наверняка знает о чудодейственной силе пантов - ещё и сам приплачивать начнёт…

Светает уже… Хорошо, что выехали затемно, может и в райцентре ночевать не придётся. Леса, оставшиеся после вырубки да пожаров, в инее стоят, детство напоминают.. Есть ещё на что посмотреть, матушка. И солнышко бежит по горам синим, да жёлто-розовым цветом заливает равнину снежную… Ах, красота какая… И в груди будто льдина тает острая, и слеза выкатывается водичкой холодною…

Да не смотри ты, мужик, на меня в зеркало, о своём я …Лучше на дорогу поглядывай, видишь, какая она пошла. Край наш - каторжный, дороги ссыльные декабристы строить начинали. А теперь - вся надежда на китайцев. Сколько им ещё леса твоего, мать, вывезти надобно в Китай-батюшку - не по этим же ухабам, как ты думаешь?

Ещё один листочек кончился… Говорить баба начнёт – не остановишь, и писанина ее, как язык - длинная… Поспать бы, как мамка, да трясёт здесь сильнее, чем рядом с водителем. Ещё и тюк с сетями валится - папке подарок. Мамка выбирала сама, на китайке: и по цвету, чтоб от воды не отличалась нитка, и по размеру ячейки – “на двадцать пять” или “ на тридцать”, чтоб хариус не прошёл. Китаец, видимо, тоже понимал толк в рыбалке, и мамку не отпускал, и чего ей только не предложил к сетям. Мамка и халат у него прикупила, и тапки, и много чего ещё, даже сумку в клетку пришлось приобретать для того, чтоб все покупки загрузить...

Лесовозы пошли… Это - понятно… В ночь выезжали, чтоб до станции добраться пораньше. Кедры твои, мать, красивы, даже в виде брёвен. Ровные спилы, как блины, один к одному. Китайцы строго по размеру заказывают, и мужики стараются не гневить их. Деньги, просто так, желтолицые братья не платят. Вот и рыщут наши по тайге непролазной, выбирают красавцев позеленее, да постройнее. Трассы уже там проложили, где одни медведи раньше бродили. Прогресс, мать, великая вещь, ты знаешь про него не хуже меня…

Мамка проснулась… Сейчас она расскажет водителю, как жить надо, хотя он сам об этом знает, но ничего изменить не может. Потом они выйдут на любимую тему про лес, или про золото…Да и о чём ещё могут говорить аборигены, всю жизнь занимающиеся д’обычей “металла”, как здесь золото называют, и прожившие всю жизнь среди красивейших твоих лесов и рек, мать…

Нет, не дадут уснуть…Нашли, всё-таки, общий язык…Обсудили многое: пилорамы по обочинам дороги, на которых трудятся китайские рабочие, а вроде должно было работать местное население, но от бутылки так и не сумевшее оторваться; письмо, которое мамка с папкой хотят написать районному начальству о том, что кедровник вокруг деревни вырубают (если ты, родина, прознаешь, что они это письмишко отправили, уж, отведи беду от них, не ведают же, что творят - дикие, дремучие у меня мамка с папкой); отсутствие телефонной связи; молодёжь, обкуренную и спившуюся со школьной скамьи…

Эх, родина… Если б ты, только, это слышала…Кровью бы сердце твое облилось, или от горя разорвалось…А может и права ты – меньше знаешь, лучше спишь…Я, вот, тоже, о многом стараюсь не думать…Мамка, папка, да сынок с дочкой…Теперь я у них, как родина…Маленькая, но любящая…

Пишу, пишу… Карандаш сквозь листочки всю коленку исколол, а жалоб не становится меньше. Да, что же я…Неужто больше и подумать не о чем.. Скоро папку увижу… Нет, сначала увижу реку, мост подвесной, а папка на другом берегу будет фарами машины подмигивать. Потом он, подсвечивая себе фонариком, зашагает по мосту, который сам же и построил, будучи горным мастером, лет, так тридцать назад, однажды с мужиками решивший, что негоже в распутицу плавать сквозь шугу. Я, конечно, пойду к нему навстречу. Мост начнёт тяжело скрипеть и вибрировать, а тёмная вода, с плывущим по ней льдом, станет кружить голову. Мамка будет кричать вслед, чтоб я не смотрела ни на реку, ни на доски, а смотрела “никуда”, потому что, только смотря в “никуда” можно пройти эти двести двадцать восемь метров по сгнившими доскам, огражденным двумя натянутыми тросами…

Родина, родина… Так и не изменилось ничего с тех пор, как папка с мамкой мои строили для тебя светлое будущее…

Нет, ты изменилась, родина…Мачеха, наверно, больше любит детей…

…Листок последний кончается, и дорога обратная уже началась… Надо было бы заехать в родительский дом, да кто меня потом повезёт в город. И мамка с папкой будут беспокоиться за мою работу. А так – повидались же…

…Ну, будь счастлива, бесценная моя, да и забудь, что я тебе тут наговорила…И я, может, усну – всю ночь ведь ехать….


Музыкальное сопровождение - Юрий Косаговский, ПО ДИКИМ МЕСТАМ ЗАБАЙКАЛЬЯ