Он постучался в мою дверь уже под вечер,
А я — с работы, я поел, чайку попил.
Я не планировал ни с кем сегодня встречи,
Но чёрт принёс его, а я его впустил.
Мы раньше вместе во дворе в футбол играли,
Ну а теперь сидим на кухне, водку пьём.
Он мне про то, что зря его комиссовали,
А я ему: «Давай, расскажешь завтра, днём».
Хмелея быстро от палёной бормотухи,
Он заводился, «Где нога моя? — кричал, —
А где ты был, когда в меня стреляли духи,
Когда в камнях, в пыли под солнцем я лежал?
Небось, с девчонками на папиной машине
По дискотекам да по барам колесил,
Когда меня в крови, подбитого на мине,
Один салага по ущелью выносил.
И тот салага мне навечно будет братом.
Когда б не пуля, — я бы с ним пил, не с тобой.
И не с гитарой бы тебя, а с автоматом
Отправить в бой, и там узнать, кто ты такой».
А я молчал: обидно стало за гитару.
Мне за неё не раз досталось не в рублях.
Какому божьему приписывать мне дару
Растяжки злобных слов в завистливых устах?
В ночной дозор десант уходит перед боем,
А я порой в запой со сцены ухожу,
С той, где стоял я, как предатель перед строем
Когда за деньги, я с деньгами не дружу.
Я взял гитару, он затих, в суставах белых
Дрожал стакан, когда я пел ему о нём.
Я убивал его потоком децибелов,
Я жёг до слёз его словами, как огнём.
Я пел за жизнь, за мир, за радость без печали.
«И я б хотел, — уже в дверях сказал он мне, —
Чтоб молодые пацаны не погибали,
И лишь по песням вспоминали о войне».