Не знаю

Я хочу попрощаться со своей юностью. Но как сделать это так, чтобы прощание не стало тоскливым, страшным и неизбежным, хотя, если прощаешься с юностью, то оно, разумеется, именно таким только и может быть?! Как сделать так, чтобы, когда всё уже кончится, не осталось тягости в душе, будто что-то потерял навсегда? Ведь и вправду потерял-то навсегда! Как сделать так, чтобы сердце не терзала своей яростной страстностью горечь утраты? Получится ли? — задаю последний вопрос и, не умея ответить, двигаю дальше, потому что нет хуже, чем ждать да догонять…
Кстати, именно это и знает наша юность, именно потому позволяет и требует наслаждаться ею, чтобы поспевать всё-всё-всё делать вовремя: все радостные и горестные открытия — в своё, положенное им, время. В чём-то правы и книжники, в чём-то — Иисус, во многом, как ни странно — лицемерные пуритане, в ещё большем — развратные гуляки. И каждый-каждый-каждый субъект, будь он хоть трижды олигофрен, всё равно имеет свою собственную философию. Правда, высказать не всегда умеет, то есть не всякий может, но сердцем-то! Сердцем-то понимает всё. И даже — гораздо больше, чем просто всё.
Я не буду сейчас страдать по поводу, кому именно желаю объясниться в любви. Скажу честно: никому конкретно. Я объясняюсь просто – в любви. Без частной принадлежности. Мы говорим с Татьяной на эту тему на равных, Светочке я объяснял про это, правда, до сих пор не знаю, поняла ли она меня, но – смирилась, это точно, Майя же превзошла все мои ожидания не только теоретически, но и практически. В остальных грехах я признаваться не намерен, приучая теперь, прощаясь с юностью, себя к мысли, что это вовсе и не грехи никакие, а так – радости жизни, в большей или меньшей степени доставшиеся мне, юному, очарованному.
На днях мне приснился постхиппанский сон: было много солнца, зелени, англоязычного грязного гитарного харда, пива – хоть залейся, много народу, почти все были, как и я, что обнаружилось с удивлением и радостью, полуобнажены… да это было одно из главных ощущений предоставившейся свободы. Я с кем-то разговаривал, и разговоры получались, но и те, которые остались коротки, не были непониманием, напротив… мне всегда можно было, и это получалось легко, уклониться от серьёзностей, умствований и тому подобного загруза. Никто этим не возмущался. Много было вокруг и улыбающихся, смеющихся девушек, ловивших меня в объятья, и юношей, с которыми без подлых и сальных подозрений можно было кайфовать в полный рост. Алёнка, раскосая, длинноволосая, пухлогубая, в драном полнящем её свитере, похожая на Пеппи из детства, но – без каких бы там ни было чулок, с чёрными пятками, потому что была босиком, сидела у очередного бредово проплывающего меня костра, и я прошёл бы мимо, если бы не споткнулся.

http://www.proza.ru/2005/03/10-83