Отче! О, если бы Ты благоволил
пронести чашу сию мимо Меня!
Впрочем, не моя воля, но Твоя да будет.
Лк.22,42.
В Гефсиманском саду
скорбно плакал Христос
О грехах неизбывных наших.
В свете лживой луны,
средь мерцающих звезд,
Он смиренно молился о Чаше.
Мирно спали Апостолы
под ветвями олив,
В забытье пребывая глубоком,
Но,
главу преклонив,
мир страстей позабыв,
Был трагично Христос одиноким.
Человеческой сущностью
Он безмерно страдал,
Зря Свой путь,
обозначенный кровью.
Но Небесный Владыка
Его предызбрал
Грешный мир искупить Любовью.
Необъятная горечь разлилась в небесах,
Пав на землю свинцовой ночью…
И до пота кровавого
Сын молился,
прося:
«Укрепи меня в подвиге,
Отче!
Я – единственный Сын,
Я – частица Твоя,
Не оставь перед ликом смерти.
Тяжко стонет земля,
о пощаде моля,
Искупительной требуя Жертвы.
Если только возможно,
да минует меня
Чаша сих безграничных страданий.
Впрочем,
пусть совершается
Воля Твоя,
О Зиждитель,
Творец мирозданья».
В сладкой дреме ночной
мир в истоме дремал,
Безмятежно Апостолы спали.
В одиночестве
к Небу Спаситель взывал,
Предаваясь
вселенской печали.
Светлый Ангел Небесный
Его укреплял,
Пред великой минутой священной.
Взор посланника Неба
как Солнце,
сиял,
Чуден был Его лик вдохновенный.
Видя мысленным взором
Голгофу и Крест,
Кротко принял Христос свою Чашу.
И кровавый рассвет
озарил все окрест:
Начиналось
Спасение
наше.