Одичал на хлебах несеяных
у подножий кирпичных гор.
На бессонной опять постели я
о душе веду разговор.
Промелькнет полуночным сполохом
затаенная в сердце грусть,
из палат сумасшедшего города
я нескоро к тебе вернусь.
Заколочены окна ставнями,
заболочены берега,
Обрастают слова моралями,
а на сердце снега, снега…
Запорошило снегом волосы,
режет глаз голубая даль.
Монотонной до боли моросью
пропитала тоска-печаль.
Закатала в асфальты улица
свежий запах больших дорог,
И глаза привыкают щуриться,
если дышит в лицо песок.
Где-то бьется тропа заветная
за ограду земной глуши,
А ворота скрипят по-прежнему –
погоди еще, не спеши.
.
Под засиженными иконами
не усну на пороге дня,
Может, снова труба походная
позовет за собой меня.
А сегодня опять шампанское
и огарок чужой свечи.
Только душу мою цыганскую
вольный ветер зовет в ночи.