Ужин на даче. Речёвка.

На даче ночь, как и на всём
Моём восточном полушарье,
Мы здесь пасём, трясём, несём,
Копаем, закрываем, парим, варим.

Здесь хорошо. Так говорят
Все те, кто вылезают из кабины:
«Как хорошо!» – и матом невпопад,
Затёкшие потягивая спины.

Здесь начинаешь по чуть-чуть
Ценить совсем простые вещи,
Здесь мягче сдавливают грудь
Реальности стальные клещи.

Сюда пытаются сбежать,
И верят в то, что здесь свобода…
Кто я, чтоб их разубеждать?
Свобода, блин, и корнеплоды...

Так вот: на даче ночь, кино
Смотрю, ко сну собрался,
Но кто-то в чёрное окно
Ко мне снаружи постучался.

Я за топор и ощупью во двор –
Не та страна, чтоб двери настежь.
Кому там вырезать узор
На бестолковой тела части?!

Светила грязная луна,
Мой вопль на всю округу слышен.
Ответом было: «Сатана»,
И он на свет из тени вышел.

Для поэтичного ума
Запас словарный тупо вспорот:
Как описать – из тени тьма,
Из мрака мрак, из стужи холод?

Не стар, не молод, не красив,
Не страшен, не высок, не мелок.
Сплошные «не»… Сплошной курсив…
Я стал белей и мягче мела.

Он молча в дом и чайник на плиту,
Вспорол пакетик «доширака»,
На стол магически метнул
Бутыль старинную из мрака.

Ножом из ярости и слёз
Порезал хлеб, открыл тушёнку
И из горла лихой заброс,
Осуществил, причмокнув звонко.

Бутыль мне протянул свою,
И взглядом приказал: «ты тоже!»
Я еле выдавил «не пью»,
На что он простонал «О, Боже…»

Губу презрительно взметнул,
И чинно принялся за ужин.
Я лишь слюну, вздохнув, сглотнул –
За ним стою, не зван, не нужен.

Трясусь, как агнец предо львом –
Не осерчал бы, ёксель-моксель
Ведь я когда то от него
В момент крещении отрёкся.

И, будто надоело жить,
Съязвил (с чего?! – не воин сроду):
Слабо тебе… вам… превратить
Своё бухло в простую воду?

На кой меня в бой понесло?!
Сейчас как ткнёт трезубцем в брюхо!
«А ты, я вижу, богослов…» –
Всего то и сказал он сухо.

Сказал, как пню или бревну,
И за еду, чтоб не остыло.
Ко мне беспечно повернув
Крутой беспомощный затылок.

Вот Сатана… в моих руках топор…
Есть шанс взыскать Господней славы.
Хрясь по башке! И кончен спор
Между Всевышним и Лукавым.

Тогда меня полюбят все,
Дадут медаль, бабла, квартиру!
Мой лик на первой полосе
Пойдёт вовсю гулять по миру!

Но Дьявол мой незримый трёп,
Проинтуичив, протаранил:
Тебя посадят, долбоёб,
Как всех, кто машет топорами.

Поев, он встал, едой раздут,
И, бросив взгляд в прохладу ночи,
Сказал: спасибо за приют,
За хлеб, за соль – проси что хочешь.

Хоть безнаказанных грехов,
Хоть в преисподней малость света,
Вот только не читай стихов –
Я презираю, вас, поэтов.

В моей башке, как карусель:
Медаль, бабло, бабьё, квартира,
Чины, закрытые досель,
Увековеченная лира.

Вдруг мысль: ещё чуть-чуть – и край!
Мой разум мигом стал стерилен:
«Жену и маму в ад не забирай,
Чего б они не натворили!»

Кивнув насмешливо в ответ,
Князь тьмы отверз ночные дали
И сгинул. Я глядел вослед
И долго думал: навсегда ли?