Ноль. Осень хмельным неповерьем вползала в город,
замедленным уроборóсом вцеплялась в горло,
растаскивая по звеньям углами комнат
под сбои не отзвучавшего камертона.
Когда ж разбросало по картам, на юг и север,
(как «Омен» скрипит суеверно в упряжке дышло),
ещё не отпет был в помине желтевший клевер.
Жаль, этих сомнений раздумья бестактно лишни.
Тянулись поводья, издёвкой скрутились плети.
И небо на нёбо давило – суть невозможно,
дождями чугунными рухнувши на рассвете.
В край чёрным карманом пороков пришило вожжи.
Мы – соль океанов, с истоков в один не вхожи –
всех чаш Мировой, что души́ холодит первой стынью*
изъян безразличья, где нерестами обхожий.
Котлы переполнены тленом комет. Верно, выльет
к подножиям лун перегноем ребристых ракушек,
хрупчайший скелет с глубины приподняв Первозданных.
Бери его в руки, Псалмáми храни, тихо слушай,
на сколько утопленных звёзд мы до них опоздали.
И там Слово было... да эхо несчастной Вселенной.
Я, к слову, словам не внимаю – пусть верят ундины.
Я вышел однажды на отмель, теперь её пленник.
А дальше – ни в небо, ни в море – посередине.
Пусть, здесь я – хозяин земли, берегу всплывших травы:
спрут тени чужих городов их уже не обносит.
Лишь только ржавелый налёт непогодной отравы
зияет, как правый рубец «Сохрани тебя, Осень!».
И полнится громкий гарем ветром загнанных чаек
на тёмных кирпичных вершнях перекошенных башен.
Я здесь уже пару столетий… от слова, дичаю,
под гомон таких увертюр неразборчивой каши.
Ноль солнца сакралом проснётся, буди его «Отче».
Хоть выменять жизнь Атлантид на уют оригами!
И я, извлекая уроки из всех одиночеств,
всё больше вмещаюсь в созвучия Мураками.
Жаль, правильных нот суще малость да не было песни.
Слагались из вздохов стихи – их крадут изуверы,
где время песками копилось прибрежными, если...
оно под финал принимало обличие веры,
как дюжину прожитых*, вспять, мы барахтались вместе,
штормам пресекая каприз разрывать этот кокон.
Однажды я выпросил день, и ты выбрала место.
Как пара заблудших изгоев... приплыли к истокам...