Дверь была обшарпанной и старой. Окна закрывали плотно шторы. Там жила когда-то раньше пара, он уехал после страшной ссоры. Больше в их дворе не появлялся. А она осталась жить там дальше. Видели ее потом с коляской, говорили, вроде как, там мальчик. С той поры прошло уже лет двадцать, мальчик должен был бы стать мужчиной. Но никто в детали не вдавался, что там с ним: болеет или сгинул.
Жизнь ее покрылась паутиной, сеточкой морщин стянуло руки. Ходит раз в три дня до магазина в той же самой, что и раньше, куртке. Вовсе не отбрасывает тени, и сама, как будто, тенью стала. Кажется, зовут ее Елена. Или, будет правильнее "звали"?
Не шумит, соседям не мешает. Каждый день к ней в полдень ходит доктор. Может быть, ее он навещает, а быть может, есть ещё там кто-то.
А за дверью чисто, как в больнице. Пахнет хлоркой и играет Моцарт. Мальчик на кровати, руки-спицы. Не умеет ни стоять, ни ползать. И она ему читает книжки, про пиратов, магов и драконов. И она зовёт его сынишкой. И они гуляют на балконе. И когда она сидит с ним рядом, ей не страшно ничего на свете. Мальчик с самым светлым в мире взглядом, не такой, как все другие дети, но ничуть от этого не хуже, жаль, его отец так и не понял. Он сказал: "калека мне не нужен!", и был в тот же час легко уволен.
Только одного она боится: постареть, стать немощной и слабой. И она читает небылицы под уютной тусклой желтой лампой, в Новый год исправно ставит ёлку, в день рождения задувает свечки. Ей никто не нужен. Сын - и только. Ей в его глазах открылась вечность.
Не нужны ей жалость и подачки, ничего не нужно в целом мире. Лишь бы с ней все время жил тот мальчик, в пахнущей лекарствами квартире.