“Я рад, что ты мои читаешь мысли*,
Что осквернять не нужно мой язык,
Что я давно тобой из сердца выслан
И обречён быть в касте горемык.
Я знаю о твоих парижских шашнях,
Вас видели в задрипанном фойе.
С кем любовалась Эйфелевой башней -
Той ржавой современницей твоей?**
Не питерский понятен твой румянец -
Как солнце африканское разлит.
Виной тому - художник-итальянец!
Спиртным всё так же от него разит?
Порядочность теперь уже не в моде,
Художества твои гнусней его.
Тебе важнее монпарнасский Моди,***
Чем ночи наши белые с Невой.”
...
Париж, туберкулёзный Амедео
Гуляет вместе с ‘русскою сапфо’.
Ах, быстро как проносятся недели,
А впереди не светит ничего!
Как ничего? А быстрые рисунки -
Шестнадцать ню из обнажённых Анн.
Серебряного века меркнут сутки,
Хотя Париж ещё золототкан.
Что ждёт их за печальными устами?
Посмертный и прижизненный почёт,
И судьбы с разведёнными мостами,
Над жизненной рекой, что утечёт.
‘Шагал привёз в Париж волшебный Витебск’****
И доживал свой долгий век Роден.
В Гранд-ОперА пойдите, вдохновитесь
‘Шехерезадой‘ Иды Рубинштейн.
14 сентября 2014
* За Ахматовой водился и этот грешок.
** Так Ахматова называла Эйфелевую башню
*** Так нежно Ахматова звала Модильяни
**** Слова принадлежат Анне Ахматовой