Сказ о Лахденпохье, двух братьях и одном богатыре

Случилось это в стародавние времена, когда солнце было квадратным, а у змей еще были маленькие ножки. В то пору земля эта называлась «Очень Северная Карея», а жители, соответственно, очсевкарейцами. Жили тогда на хуторе Риеккала два брата близнеца Лахденпох и Лахденнах. Мужики они были ладные, но до работы очень не охочие. Бывало, уже солнце встанет, а они все по лавкам лежат да лениво переговариваются:
- Ну, что, Лахденнах?
- Да, ну, Лахденпох!
И опять молчат. Хозяйство у них, значит, запустело, а из еды были только кистеперые рыбы, потому как они сами из воды выползали и даже в дом заглядывали. Бывало, заглянет рыба в дом, а кто из братьев ее первый увидит, зараз в нее лаптем киданёт. А в лапте-то у каждого камень был. Так вот и питались, так вот и постились.
В тот день, когда мысли Бога стали законами природы, приходит Лахденпох с «до ветру» и говорит:
- А, что, брат, Лахденнах, не жениться ли нам на какой-нидь чудовищно красивой очсевкарейке? И порядок в доме, и каша на столе, и этот..., как его... в тепле?
Задумались братья, закручинились, слезы льют горючие. Где им девицу такую чудовищную взять? А в те времена в деревне Тиурула жила прекрасная Тиккурила. Бывало, ее отец зайдет в коровник, нюхает, нюхает, а потом позовёт дочку и спрашивает: «Ти курила?» А она ему: «Что вы, тятенька, такое наговариваете? Почём вы взяли?» А сама, значит, курила. А говорила, что нет. Во всём остальном девица знатная: две руки, две ноги и между. Прослышали братья об чудесности её и решили посвататься. Позвали сваху, задачу ей оперативную ставят: мол, давай, сосватай нам девку тиурульную. Сваха дивиться: где ж это видано – двоих за одну сватать! В таких делах третий – лишний. А братья ее успокаивают: «Не боись, карга: третий не лишний, третий – запасной». Тут им сваха и призналась: мол, положил на эту девицу глаз змий поганый по прозванию Хейнясенмаа. Сам он неуравновешенный и от того злющий, на острове живет с матушкой своей, великой Пиявкой, матерью всех глистов русских. Загоревали братья: как им змея поганого извести да голубушку свою ненаглядную вызволить? Тут сваха и говорит:
- Помочь горю вашему может только один человек: великий еврейский богатырь Иван Рашидович Вяйномяйнен. В народе его величают Сугубый, потому как он реально сугубый.
- Так, где ж нам найти богатыря того? Да как же нам уговорить его о великой помощи? – заголосили братья.
- Уговорить-то его просто. Для этого надо вызволить его из беды неминучей. Приковал его змей поганый, Хейнясенмаа проклятый, к скале Куркиниеми, хитростью заманил, некашерным зельем опоил.
- За что ж он его так, окаянный? И как же он сумел самого еврейского богатыря-то обмануть?
- Вот что легенда говорит. Сидел Сугубый 33 года и 3 месяца, сидел за мокруху. Выпустили его с зоны Валаамской, и вернулся он домой другим человеком: ни на муравья не наступит, ни птичку не спугнет. Однажды ночью залетел в его дом комар-кровопиец и жужжит, жужжит. Сугубый сначала терпел, терпел, горемычный, потом поговорить с ним пытался, но комар, отвяза поганая, фактически игнорировал его инициативы. «Какое некуртуазное амикошонство!», - подумал Сугубый. В конец извел его этот членистоногий. Поймал его богатырь, а убить не решается, так как в завязке был, слово богатырское дал. Тогда он в сердцах взял и оторвал у него причинное место за обиды нанесенные. С тех пор комары пищать стали и крови не пьют, а только нектар. Комарихи, конечно, пьют; у них и отрывать-то нечего. А комары не пьют. Натешиться-то с комарихами не могут, одно осталось: нектару напился, под лист свалился. И размножаться стали неестественно…, яйцами женскими. Нажаловались они матушке-Пиявке, а она сынка подбила отомстить Сугубому за надругательство. И вот они что удумали. Сугубый-то себя числил евреем горным. С равнинными ничего общего иметь не хотел. Говаривал часто: «Я – горный еврей, не чета равнинным. У нас, у горных евреёв с издавна иначе. Мы, горные евреи, люди честные, открытые, бога помним, заповеди блюдем». На этом его и подловили. Пришел к нему змей на своих ножках маленьких и говорит: «Хочу с тобой, друг, выпить за нас, за горных! Плюнем с горных вершин на равнину, накрошим на них батон, спустимся по-молодецки в долину медленно и чинно!» Тронул змий сердце Сугубого, доверился он окаянному, и раздавили они по литру Путинки некашерной. И упал богатырь, как подкошенный, и оросил землю-матушку отрыжкой нездоровою. А змий оттащил его к скале Куркиниеми и приковал его цепями тяжелыми. С тех пор прилетают к богатырю каждый вечер комарихи обозленные и кусают его за то место, что оторвал он. Так мстят ему за жизнь свою изломанную, за либидо поруганное.
- Да-а-а, дела,- сказали братья. Как же нам богатыря-то вызволить да змия за антисемитизм наказать?
- Чтоб силу ему вернуть богатырскую, - молвила сваха, - надо натереть его зельем чудесным. А зелье то в пресном море есть, в этом тайна великая.
- Что же это за зелье чудесное? Говори, карга, коли хочешь жить,- в один голос братья молвили.
- А зелье то есть моча прокаженного дельфина. О, как! – гордо сказала сваха.
- Чё ты гонишь, - завелся Лахденпох. - Дельфины, животные морские, не местные.
- Он потому сюда и приплыл, что здесь его братья не водятся, чтоб не заразить кого. Здесь дельфин тот обитает, здесь жизнь свою коротает в одиночестве.
Поверили братья свахе, достали лодку плоскодонную, и отправились в море пресное. День плавают - нет ничего. Второй – та же история. На третий день видят, плавник вдали показался: дельфин, значит, приплыл. Прыгнул Лахденнах в воду ледяную и давай кричать, будто тонет. Дельфин животное деликатное, сочувственное, приплыл сразу, Лахденнаха снизу к поверхности подталкивает. Тот его обхватил крепко руками и ногами, и Лахденпох вытащил их обоих в лодку плоскодонную. Приплыли братья к берегу родному, вытащили дельфина на берег, а он не писает - и все. Видно, пока плавал, изписался весь. И стали братья думу думать, как прописать дельфина проказного. Лахденпох говорит:
- А, давай ему в рот нальем пива хмельного.
- Нет, - отвечает Лахденнах, - лучше арбуза дать астраханского.
И стали братья спорить, что быстрее, арбуз или пиво. Три дня эксперименты проводили. К вечеру третьего дня пришли к согласию: арбуз на одну сигарету быстрее пива. Побежали радостно к берегу, а дельфина-то и нет, только баночка стоит майонезная с жидкостью золотистой.

Взяли братья баночку,
Да, сели братья в лодочку,
Да, вышли братья в озеро
Спасать богатыря. Э-э-э-х!

Долго ли коротко, добрались они до Ивана Рашидовича, чресла его волшебным зельем растирают, уринотерапируют, значит. Очнулся Сугубый от вони страшной да как чихнет по-богатырски. Цепи оборвались, братья в воду попадали да утонули. Старики сказывали, что отомстил потом Сугубый змею поганому. Сразил его мечом богатырским и освободил от чар прекрасную Тиккурилу. Тиккурила два года печалилась, по году на брата. Потом договорилась с волхвами, и они задним числом нотариально заверили ей брак с братьями. И стала она женою мужнею, и дали ей имя новое женское – Лахденпохья. А то место, где она поселилась и провела остаток своей жизни, назвали Лахденпохья. Но и по сей день половина жителей этого поселка называют себя Лахденпохцами, а вторая половина – Лахденнахцами.