Когда последнюю калину
склевали ушлые дрозды,
Зима, как знатный скульптор глину,
схватила властные бразды.
Взошла на трон свой дуновеньем,
как белый вызов желтизне,
в лебяжьих перьях с вдохновеньем
пришла на встречу к новизне.
Природной тягой к превращеньям
она творила волшебство
тепла земного прекращенья,
своё диктуя естество.
Вползла алмазной черепахой,
застыла глянцем на реке.
Легла всем панцирем, как плахой,
на осень в жёлтом парике.
Метелью фуэтэ завьюжив,
стряхнула с крыши белых кур.
Стволам корсет стянув потуже,
искрила веткам маникюр.
Все яблони в саду, как лиры,
играли блеском веток-струн.
Их ограняли ювелиры
из королевства Юных Лун.
Закрасил звёздные гирлянды
туч ватных зимний карнавал.
Пятном, как тёмный глаз у панды,
кот по сугробам пробежал:
танцуя лапами ламбаду,
нырнул под рыхлый снежный плед;
усы подставив снегопаду,
спешил к окну, где таял свет.
Кошачьей лапою пантеры
зима сдавила день в кювет,
но через щель пробил портьеры
молочно-сумрачный рассвет.
Луч рассекретил наважденье,
касаясь струн морозных лир,
приветствуя моё вхожденье
из царства грёз в реальный мир.