Амба

Блиндаж оборудован на совесть. Чувствовалась работа профессионала. И конечно же, патриота, который не хочет, чтобы ребята, его соотечественники, гибли. Над бетонным перекрытием трехметровый слой земли, который перемежался несколькими слоями бетонных плит.
Блиндаж защищал при прямом попадании снарядов и мин калибром до ста двадцати двух миллиметров. (при установке взрывателей на осколочное действие).
В блиндаже помещалось десять человек: шесть лежа и два сидя. Для этого были двухъярусные нары. Свет получали от генератора. На всякий случай еще держали несколько аккумуляторов. В углу стояла отопительная печь. У задней стенки была труба для вентиляции. Перед казематом был устроен тамбур.
Стены и потолок были бетонными, но обшитые деревянной рейкой. В подсобке, кроме генератора, стоял холодильник и кондиционер. В другой подсобке фляги с водой, продукты и медикаменты. А в третьей – оружие, патроны и гранаты. Еще была небольшая кухонька, два туалета и душевая. Работал телевизор, была сотовая связь и интернет.
В кают-компании, как ее называли, посередине стоял длинный стол, возле него лавки. На стене большое зеркало, шкафчики для одежды и обуви. На стенах висело несколько картин на исторические сюжеты, где сечевые казаки рубят в капусту клятых москладей: битва при Орше, поход Сагайдачного на Москву, битва при Конотопе и при Чуднове; портреты украинский героев: Мазепы, Петлюры, Коновальца, Бандеры, Шухевича. Само собой, призывы бить москалей, быть героями, истинными арийцами и европейцами, которые надежно защитят цивилизованные народы от нашествия варварских орд.
Мыкола Небаба, низенький, коренастый, круглолицый, был здесь самым младшим. На фронт попал месяц назад. Москали и сепары сильно их не беспокоили. Их участок считался второстепенным. Основные бои шли севернее. И с той стороны стояла постоянная канонада. Снаряды на их позицию прилетали, но редко. Ракет по ним не пускали. Расчет за несколько месяцев не потерял ни одного человека. Не было даже раненых. Это расслабляло. Поэтому постоянно то один, то другой ходили в соседнее село. Но если бы даже и прилетела ракета, то и она не смогла бы проломить перекрытия. По крайней мере лейтенант Питро Пивторобатька заверял их в этом. Говорил, что здесь они в полной безопасности. Если что-то и попадет сверху, то только тряхнет. Они стреляли из гаубицы в три смены, благо снарядов было хоть одним местом ешь. Через день приходил транспорт с новой партией снарядных ящиков. И у них всегда оставался нерасстрелянный запас, которого становилось всё больше.
Мыкола протер глаза. Огляделся. Кажется, поспал он основательно. Было непонятно, какое сейчас время суток. За столом сидело трое бойцов: Пивторобатька, Нарко и Забула. Стучали костяшками домино. Мыкола стал прислушиваться к их разговору. Понять суть того, о чем они говорили, смог не сразу, поскольку в основном они матюгались. Говорили, как обычно о девках, о бухле, о том, как они погонят москалей до Сахалина, о том, что скоро Запад подгонит вундерваффе и позиции колорадов посыплются, как карточный домик. Нужно лишь немного подождать и наступит перемога. Не сегодня-завтра. С Запада едут чудо-бойцы, которые прошли и Крым, и рым, и медные трубы.
Раздались веселые голоса.
- Це Забула йде, - сказал Пивторабатька. - Дюже веселий, значить, чимось розжився. Це добре!
Забула был веселый, шебутной мужичок. Он не мог и часа утерпеть, чтобы чего-нибудь не замутить. Пузо у него во! Щеки почти на плечах висят. В дверной проем проходил с притиркой. Вошел, шумно отдуваясь. Шагнул к столу. Задрал куртку. За ремень были заткнуты три бутылки.
- Де ти розжився, пане Забула?
- Місця треба знати, панове. Під лежачий камінчик вода не тече. На дупі-то сидячи, трохи висидиш. Тут же село поруч. Пішовши. З мужиками ля-ля, тополі. Я їм пару гранат, а вони мені це добро. Ще й шмат сала вирішили. Ось так-то, хлопці. Ну, шо, молодий, пялишься? Став склянки, готуй закусон. Будемо перемогу відзначати. До того ж і свято у нас сьогодні.
- Якой, Охрім?
- День гранованого склянки.
Забуло захохотал. Пузо его тряслось. Знатное пузо было у Забулы. Такое пузо нужно долго выращивать и лелеять.
Кажется, что его живот жил отдельной жизнью.
Разлили.
- Ну, за перемогу! – рявкнул Забуло.- - Шоб усі москалі згинули! Ні дна їм ні покришки!
- Слава Україні!
- Героям слава!
Звонко чокнулись. Пили стоя, как и положено настоящим патриотам. Откинув головы назад.
Горилка была крепкая и вонючая. Обожгла Мыколе глотку. Как будто глотнул пламя. Снизу от живота стала подниматься противная волна. И толками по пищеводу катилась вверх.
Мыкола зажал рот и побежал к помойному ведру. Только успел добежать, как его понесло.
- Який же ти воїн, якщо горілку не можеш пити? – засмеялись мужики. В прочем, к их насмешкам Мыкола привык.
- Випий навздогін! Закрепи! – посоветовал Забуло. - Як то кажуть, перша колом...
- Тільки поменше! – попросил Мыкола.
Налили поменьше. Полстакана. Меньше не наливали. Мыкола с ужасом смотрел на мутную жидкость.
- Тільки не нюхай!
Мыкола зажмурил глаза. И крупными глотками выпил. С шумом выдохнул. И тогда почувствовал отвратный запах горилки. Схватил пластик сала.
- Фу!
Скорей зажевать, чтобы не полезло назад, как в первый раз. Как можно такое пить целыми стаканами?
- Бачиш, дура? А то "не можу". Немає в армії слова"не можу". Є тільки"так точно". І вперед! – укорял его Пивторобатька. - Випий навздогін! Закрепи!
- Не можу!
- Ну, і дурень ти, Микола! Їй богу, дурень!
Мыколе хорошо. Его развезло. Щеки покраснели. Аппетит разыгрался. Мечет сало, малосольные огурчики. громко смеется шуткам. Один раз даже запел:
- Ой, у гаю при Дунаю.
На него шикнули. И он замолчал. Что мужикам не понравилось, не понял. Душевная же песня.
- А ось я, мужики, чув, не знаю, правда чи ні,- встрял он в разговор. Никак не мог он сейчас молчать, - що у москалів є загін диверсантів. Там одні азіати: чукчі, буряти, якути та інші вузькоокі. Вони підбираються до позиції тихо, як змії, і вирізають всіх, хто там ні на є південь.
- Плюнь в очі тому, хто таке бреше. Це москалі спеціально байки пускають,- авторитетно сказал Нетудыхата. Он был тут самым грамотным. Работал до войны мастером в техническом колледже. - Воювати вони не вміють. Тільки звикли трупами завалювати противника. Генерали у них вміють тільки горілку шмагати. А ось ми нащадки січових козаків, справжніх воїнів. Нас ніхто ніколи не перемагав. Ми непереможні.
- Слава Україні!
- Героям слава! – грянули хором.
И опять поднялись и звонко чокнулись. Мыколу покачивало, и он одной рукой придерживался за край стола.
-
Тимирязев долго всматривался в карту. Чертова высота! Укропы там окопались основательно. Считай, восемь лет строили оборонительные укрепления. Врылись так в землю, что не выковыряешь их. Шарахнуть бы по ним авиацией или ракетами, чтобы только ошметки полетели! Нельзя. Позиции у них на окраине села. Специально так обустраивались. Впритык с жилыми домами. Знают, уроды, что по мирным жителям мы стрелять не будем. А тех, кто хотел бы уйти, не выпускают. Пустые дома им ни к чему. Пойдешь в атаку в лоб, сколько положат бойцов, сколько сожгут техники! На этом и расчет строят. Здесь надо действовать вручную, хирургическим методом. То есть вырезать их скальпелем.
Крикнул сержанта Федина, который служил при нем ординарцем и посыльным. Поэтому обычно он был всегда рядом. А если куда-то надо было отойти, обязательно отпрашивался.
- Лейтенанта Кондакова вызови ко мне!
Не прошло и пяти минут, как с порога раздалось:
- Товарищ капитан! Лейтенант Кондаков по вашему приказанию явился.
Якут Тэрэнтэн Кондаков был самым высоким в группе. Ну, высоким по их северным меркам. Целых метр шестьдесят восемь. Остальные поменьше и телом более худые. Коряк Кайнын Ягинов вообще полтора метра. Ну. Сущий семиклассник. Хотя многие семиклассники дали бы ему фору. Со спины его за пацаненка принимали, сына полка.
Лейтенант, склонившись над картой, молча слушал командира. Тимирязеву нравились эти северные люди тем, что умели слушать, не перебивая.
- Только, лейтенант, надо сделать всё бесшумно. Если подымут тревогу, такое начнется, мама не горюй.
- Не начнется, - буднично отвечал лейтенант. – Мёртвые не смогут поднять тревогу.
Капитан удивленно посмотрел на него. Эти северные люди всегда изумляли его своим хладнокровием.
- Но, товарищ капитан, как вы будете брать эту сопку? Вот здесь мы неприятеля уберем. Но когда вы пойдете в атаку, вас заметят с этой точки и откроют по вам бешеный огонь.
- Там будет работать артиллерия.
- Пока будет работать артиллерия, они отсидятся в блиндажах. Блиндажи у них хорошие. Снаряды не пробивают их блиндажи. А потом вылезут и откроют огонь. Много ребят положат. Это не дело, капитан. Ты сам говоришь, что у бойца две задачи: выполнить приказ и остаться живым.
- Тыныгат, это опасно. Там азовцы засели. Воевать они умеют. Подобраться к ним не так-то просто.
- Война – всегда опасно.
- Ну, с Богом, Тыныгат! Кстати, в какого Бога вы верите? Всегда хотел спросить. У вас, наверно, свой северный Бог?
- Мы верим в Айыы – прародителя народа саха. Федор Куяку верит в Анернеита – духа всех вещей. Вайтын Тавляков молится солнцу. Тэтако Енкоев молится Нуму, своему верховному богу. Ситукэн Чабанов верит в главных духовных помощников шаманов аями. Тургэн Харалдаев уверен, что богиня Эхэ Бурхан создала землю и все, что на ней есть. И все мы верим в Иисуса Христа. У нас у всех один бог, только называется он по-разному и молимся мы ему каждый на свой лад. Но разве это важно? Ведь не это же важно.
Отряд лейтенанта Тыныгата Кондакова состоял из восьми человек вместе с ним. Это были таежные охотники. Ему несколько раз предлагали увеличить вдвое отряд, но он каждый раз отказывался и говорил о том, что на охоту толпой не ходят. Себя его бойцы иначе, как охотниками, не называли. Отряд его жил отдельной жизнью в стороне от всех, обитал в отдельном блиндаже и питался отдельно. Днем его бойцов обычно не увидишь.
О существовании этого спецотряда знали только несколько человек. Он был секретным. Подчинялся он капитану Тимирязеву. В штабе о нем было известно лишь двоим офицерам. Позывной у лейтенанта Кондакова был Амба. Лишь Тимирязев обращался к лейтенанту по имени. На передовой были представители разных народов и никто не удивлялся этим северным охотникам. Бойцы отряда были неразговорчивы, и когда кто-нибудь со стороны пытался разговорить их, обычно отвечали «Моя твоя не понимать». После чего всякое желание познакомиться с ними пропадало. О чем говорить, если моя твоя не понимать?
Вооружены они были холодным оружием. Имели огнестрельное оружие, но не любили им пользоваться. У них были луки, но изготовлены они были по спецзаказу.
Охотник всегда должен действовать бесшумно, иначе зверь уйдет. Вот так бесшумно они подбирались к вражеским позициям. Отряд Кондакова отправлялся на задание по ночам. Хорошо, если ночь была пасмурной и на небе не было ни звезд, ни луны. Их глаз, как у ночного хищника, был приспособлен к полной темноте, в которой они могли разглядеть то, что не увидит обычный человек. У украинских артиллеристов в это время начиналась ночная смена. Чтобы скоротать смену, они палили, куда придется. При каждом выстреле бойцы Кондакова падали на землю и пережидали, когда померкнет след от летящего снаряда, который мог бы выдать их. В прочем, на украинских позициях обычно не ждали ночных вылазок. За десяток метров бойцы Кондакова могли увидеть стебелек травы. Фонариков они с собой не брали. На них не было ничего, что могло бы светиться во тьме. Еще каждый из них обладал собачьим нюхом и за много метров мог учуять человека или зверя и даже распознать, какой тип орудия впереди.
Кондаков, когда был у капитана, несколько раз провел пальцем по разминированному проходу, чтобы наверняка запомнить его. Палец передал в его мозг информацию о каждом повороте.
Этого было достаточно. Теперь он знал, сколько шагов нужно пройти прямо, чтобы затем свернуть направо, сколько шагов пройти направо, чтобы снова повернуть на прямую, а затем через сколько шагов повернуть налево и так до самой цели.
Бойцы шли след в след, падали бесшумно на землю, когда взвивался очередной снаряд или ракета, пережидали и снова шли вперед, где-то делали короткие перебежки. Вот и высотка. Лейтенант долго всматривался в темноту. Вот один караульный. Вот другой в сторонке возле кустиков. Еще и потягивает сигаретку. Совсем дурной. А вот подальше присел и третий. Каждый из бойцов знал, что ему делать. Никому не надо ничего разъяснять. Каждое движение отточено, ничего лишнего.
К первому постовому Кондаков подобрался сам, замер в паре шагов, ожидая, когда успокоится сердце и дыхание станет неслышным. Он превратился в неодушевленный предмет. Стремительный бросок, короткий взмах рукой с кинжалом. Постовой качнулся, осел и повалился навзничь, не издав ни единого звука. Только глухо булькала кровь из разрезанного горла и в агонии подергивались ноги.
Ко второму постовому нельзя было приблизиться вплотную. Он оказался вертлявым, постоянно передвигался, крутил головой. Если на него прыгнуть, он мог заметить тень и поднять тревогу: крикнуть, ойкнуть, пискнуть. Этого было достаточно, чтобы третий закричал или выстрелил. Федор Куяку достал из-за спины лук. Стрела прошла как раз в том месте, где возле черепа заканчиваются шейные позвонки. Постовой испустил дух сразу, даже не почувствовав боли. Рухнул на землю и сразу затих.
Капитан как-то спросил Кондакова: зачем этот каменный век, лук, стрелы, ведь есть же оружие для спеназовцев, с глушителем, почти бесшумное? Нажал на спусковой крючок и всех делов.
- В полной тишине будет слышен щелчок и в темноте видна вспышка. И кто-то может успеть поднять тревогу. И знаешь, товарищ капитан, огнестрельное оружие не всегда имеет преимущество. Наши предки не раз успешно бились с русскими, которые были вооружены огневым боем, пищалями и пушками. И одерживали победу. Чего уж греха таить, порой отряды охотников-воинов истребляли стрельцов или казаков. И вооружены они были луками, пальмами, кинжалами, топорами. Я не в обиду это говорю, но в нашей истории всё было. Пока стрелец установит пищаль, насыплет из мешочка пороху, протолкнет в ствол пулю, подожжет фитиль, лучник несколько раз успеет поразить его. Особенно этот недостаток огнестрельного оружия сказывался в ближнем бою. Да и порой лук бил на большее расстояние, чем пищаль. И убойная сила его была не меньше. Так что не надо списывать лук со с стрелами, да и другое холодное оружие. Оно еще долго будет служить воинам.
Вайтын Тавляев снял третьего постового, метнув в него специальный нож для метания, который пробил и разгрузку, и сердце насквозь. А вот от пули разгрузка могла бы и спасти. Постовой какое-то время стоял на месте, как бы не понимая, что с ним произошло. Потом колени его подломились, и он, как мешок, рухнул на землю.
Кондаков спрыгнул в окоп. Следом за ним двигались его бойцы. Скоро лейтенант оказался перед массивной дверью, которая вела в блиндаж. Двери были сделаны по спецзаказу. Кондаков медленно потянул двери на себя. На него пахнуло жареным мясом и мужицким потом. Лейтенант просунул руку и бросил вовнутрь гранату, после чего быстро захлопнул двери. Сам и его бойцы упали на землю, закрывая голову ладонями.
Дверь качнулась, но осталась на месте. Кондаков поднялся, снова приоткрыл дверь, подождал, пока осядет пыль от взрыва гранаты, просунул ствол автомата и дал очередь от угла к углу. Прислушался. Никаких звуков из блиндажа не доносилось. Здесь стояли «азовцев», а их не брали в плен и не щадили. Как говорили, «собаке собачья смерть».
Расчет гаубицы М-777 состоял из восьми человек. Больше этого расчета не существовало. Бойцы Кондакова заложили взрывчатку под гаубицы, снарядные ящики и в сам блиндаж, где была оружейка с автоматами, ящиками патронов и гранат.
Двинулись к следующему расчету. Здесь стояли срочники. Они обслуживали гаубицу «МСТА-Б». Это была гаубица еще советского производства. Но до сих пор она представляла грозную силу. Сняли охрану. Кондаков постоял у двери, приложив ухо. В блиндаже шло веселье, самый разгар. Пьяные голоса перебивали друг друга. Хлопцы отрывались. Кондаков рванул дверь на себя, дал очередь в потолок и завопил:
- Все на пол! Руки в гору! Кто дернется, получит пулю! Так что лучше не шутите, мужики!
Первым сбрызнул Пивторобатька. Мыкола лежал наполовину под столом, лицом уткнувшись в кости и шкурки сала. Он повернул голову и увидел широкоскулые смуглые лица с узкими щелками глаз. Все ему показались на одно лицо, как единокровные братья. «Вот тебе и нет «Амбы»! - подумал он.
- Медленно поднимаемся, руки держим на затылке» и на выход! – скомандовал Кондаков.
И чтобы ни у кого не возникло соблазна, передернул затвор. Бойцы прорычали что-то на своем языке.
Тут раздался истошный вопль:
- Командир! Кормилец! Не убивай!
Это был Пивторобатька. Его армейские штаны в промежности были сырыми. Глаза бегали, как белки в колесе.
Он упал на колени. По небритым его щекам бежали крупные слезы. Губы тряслись.
- Трое детей! Не оставь сиротами!
Он ухватился за штанину Кондакова и умоляюще заглядывал ему в лицо, продолжая завывать.
- Я не убивал. Я срочник. Схватили по дороге домой, сунули в воронок и привезли сюда. Вот тебе, говорят, гаубица, стреляй! Ты же артиллерист. А я даже не целился, стрелял.
- И стрелял по мирным жителям.
- Да мы же так… Куда летит, туда и летит. Заставляли стрелять. А мы и не целясь даже.
- А сколько ты мирных жителей убил, не целясь. Не хотел бы убивать, сдался в плен. Вставай!
Вышли из блиндажа. Пивторобатька продолжал выть. Остальные угрюмо молчали.
- Пожалуйста, не убивайте!
Мыкола даже не испытывал страха. Может быть, это было действием горилки, после которой море по колено. «Как же так, - думал он, - жил-жил, а теперь меня не будет? Разве такое возможно, чтобы меня не было. Значит, не будет вообще этого мира. Куда же я денусь? Жалко, что мамку больше не увижу. И вообще никого не увижу. А может быть, там есть какая-то жизнь? Ведь попы говорят, что и после смерти есть жизнь».
Темень была такая, про которую говорят «хоть выколи глаза». Питро Нарко запнулся и упал. Мыкола разглядел черный силуэт гаубицы, которая по-прежнему задирала вверх свой убийственный ствол. Вдалеке иногда блестели всполохи, после чего доносилось глухое рокотание. Это стреляли другие расчеты по колорадам. Некоторым даже больше нравилось стрелять ночью. По крайней мере, не жарко.
- Жить хотите? – спросил Кондаков.
- Хотим! Хотим! – канючил Пивторабатька. – Мы не по своей воле. Это нацбаты зверствуют, а мы нет.
- Умеете плавать? – спросил Кондаков.
Мыкола удивился. Если их ведут расстрелять, зачем спрашивать, умеют ли они плавать.
- Вон идите туда! Там река.
Кондаков протянул руку вперед. Его бойцы сзади подталкивали пленных в спину.
- Плывите на тот берег! Не уйдете отсюда, от вас даже пыли не останется. Скоро здесь будет такой тарарам!
- Идем быстрее! – запищал Пивторобатька. – Пока не передумали. Мы умеем, умеем плавать.
Пришлось идти медленно и осторожно, поскольку ничего не видно. Или в яму упадешь, или налетишь на кустарник и всю морду оцарапаешь. Держались друг за друга. Впереди послышался тихий шелест. Это была река. Осторожно раздвигали камыши. Река неширокая, течение несильное, так что переплыть ее раз плюнуть. Даже не стали снимать с себя одежду и обувь. Там за рекой их спасение, их жизнь, которую они только что чуть-чуть не потеряли.
- Ось і дійшли, хлопці! Попливли! Нехай воюють без нас.
Пивторобатька снова обрел командирский голос. Он повеселел. Как удачно вывернулись!
Впереди зашелестел камыш.
- Стій! Хто йде!
Окрик был грозный. Они вздрогнула и остановились. Послышалось щелканье затворов.
- Це ми! Свої! Це я Півторабатька!
- Чому покинули позицію?
Того, кто спрашивал и тех, кто был с ним, не было видно. И это только добавляло страха.
- Немає там ніякої позиції. "Амба" розкрила позицію. Ви б, хлопці, теж бігли. Це чорти з пекла. Вони можуть перетворюватися в змій і птахів і проникати куди завгодно.
- Дезертири! Труси! Зрадники! – раздалось грозно и гневно. - Тварі продажні! Назад! Бігом! І відкриваємо безперервний вогонь по колорадам. Щоб довбали їх всю ніч!
- Тобі треба, ось і біжи назад! Немає там більше ніякої позиції, - огрызнулся Пивторабатька. - Ми вже своє відвоювали. Ситі по голро войнушками.
- Отвоевались, кажеш? – рычал кто-то грозный и большой, тот, кто преграждал им путь к спасению. – Ну, раз отвоевались, так отвоевались.
И он скомандовал:
- Вогонь!
Мыкола сначала не понял. Как будто злые пчелы ударили по его телу со всего размаха и больно укусили тут и там. «Зачем это? Откуда они взялись ночью эти пчелы?» Нестерпимо зажгло. «Как больно!» - подумал Мыкола. Это была его последняя мысль и последнее ощущение в жизни.
Все восемь артиллеристов лежали в камышах. Если бы их осветили, то можно было бы увидеть расплывающиеся кровавые пятна на их одежде, рты, раскрытые в крике, который они не успели выкрикнуть, неестественно подогнутые руки и ноги, которые как будто специально завернул кто-то безжалостный и насмешливый, кому нравится издеваться над людьми.
- Слава Україні! – гаркнул командир азовцев.
- Героям слава! – нестройно отвечали ему. Как-то неохотно, без былого энтузиазма, как будто им надоело каждый раз кричать одно и то же.
Тут со стороны позиции, откуда только что пришли артиллеристы, громыхнуло так, что казалось, что небо раскололось над головами. И яркая вспышка осветила все кругом. Огненный шар стремительно разрастался. И тут последовал второй взрыв. И огненная волна помчалась к реке, все сжигая и превращая в пепел на своем пути. И убитые артиллеристы, и дозор азовцев превратились в горящие головешки, которые тут же рассыпались в прах. Вода у берега зашипела и забурлила кипятком. На далеких позициях со страхом наблюдали за огромными огненными шарами.
-
- Ну, вот и амба!
Капитан Тимирязев был доволен.
- Ну, что, товарищи офицеры! Сейчас «Метеориты» пройдут по полю и ведите своих ребят на высотку. Пусть они там хорошенько закрепляются. Противник попытается вернуть их назад.
Вышли. Начинало рассветать. Откуда-то доносилось пение. Остановились. Стали прислушиваться.
Адан ралтан дарлан дао
Аджо лямо джоран нараон
Аджо лямо джоран ооа
Йран джото динго рейран терра.
- О чем он поет? – спросил старший лейтенант Новиков.
- Дорогой мой Драконанэ.
Рад тебя я вновь видеть.
Редко мы бываем вместе.
Редко ходим мы друг к другу.
- Ты по-ихнему понимаешь?
- Нет. Капитан Тимирязев говорил. Они как раз сейчас с задания вернулись. А после этого обязательно вот эту песню поют. Это вроде как традиция у них.
- Они – это кто?
- Амба.
- Так говорят, что никакой «Амбы» нет, что это выдумки хохлов, чтобы опорочить Россию.
- Может быть, и нет. А может быть, и есть.
Бойцы начали выдвигаться на высотку. В позиции ВСУ образовалась большая брешь.