Я живу в окопе, занят делом,
Чавкнет грязь под берцем, сольюсь с прицелом.
С того самого дня, как я стал взрослым,
Я не помню, что было до и не знаю, что будет после.
Мне не вспомнить уже моих дней весёлых,
А , может, и не было его, домика с садом,
Словно вчера родился, не ходил в школу,
Есть только этот день, и его пережить надо.
Но я вернусь, когда растает снег,
А может быть, когда он упадёт,
Но не знаю, какой это будет век
И не знаю, какой это будет год.
Добегу, дойду, доползу с Поля Дикого,
Пусть придётся мне для того постараться,
В год, когда все до одной заржавеют «Гвоздики»,
В век , когда все до одной заглохнут «Акации.
Кто напротив меня, живёт в траншее
И в душе он знает и следствия, и причины,
Держит нос по ветру и крутит шеей,
Чтобы смерть его пролетела мимо.
Как и я о прошлом давно забыл он,
Как и я оптику плавит взглядом.
Его слабость до конца почувствовать мне надо,
Ещё надо, чтобы он чувствовал мою силу.
И я вернусь тропой пилигрима,
Прошмыгну, протиснусь в любую щёлку,
Когда злые соловьи просвистят мимо,
И навечно отвоют небесные волки.
Просочусь верблюдом в игольное ушко,
Только выйдет приказ, съехать с берлоги,
Когда последняя в ночи квакнет лягушка,
И на этот раз не попав мне под ноги.
И когда эта реальность станет сном,
Мне придётся спать меньше и вставать раньше,
Чтоб не искать виноватых в этом всём,
Чтобы как-то суметь жить дальше.
Я вернусь в этот дом, в этот домик с садом,
Когда снова станет тихим речка Дон,
Чтоб в грозу без страха стоять под градом…
Только б закончился этот Армагедон.