Стюардесса по имени Жанна...

Самолет парил в небе. Парил медленно, выписывая плавные круги, и никто не догадывался о том, что это был его последний полет. Глядя снизу, можно было подумать, что это чайка кружит в воздухе, красиво и легко опускаясь на землю.
Говорят, что когда самолет попадает в плоский штопор, спасения нет. Это удивительная картина, завораживающая и ужасающая – последний танец перед смертью.
Пассажиры сидели тихо. Никто не кричал, не бегал, не рыдал в голос. Они не понимали, что происходит. Самолет кружился так плавно и красиво, что казалось, так и надо. Люди вглядывались в растерянные лица друг друга и ничего не понимали. Стюардесса знала. Она поняла все сразу, еще до того как получила сообщение из кабины пилотов об аварийной ситуации. Пройдя между рядов своего салона, она убедилась, что все пассажиры пристегнуты, и шторки у окошек открыты. Так положено. Положено, чтобы видеть, что происходит за бортом, чтобы видеть свою смерть...
Что-то было не так. Чем быстрее кружился самолет, приближаясь к земле, тем больше пассажиры начинали понимать, что что-то не так. Стюардесса еще раз прошлась мимо рядов, пытаясь успокоить людей. Говорила ровным голосом, с улыбкой на лице: «Все будет хорошо, необходима экстренная посадка, летчики выводят самолет из аварийной ситуации». Все будет хорошо... Будет ли?
Земля стремительно приближалась. Вдруг не выдержал мужчина, сидевший в проходе в середине салона. Отстегнув ремень, он быстро вскочил и оглядел пассажиров бешеными глазами. На лбу выступили капли пота, он тяжело дышал.
- Вы что, ничего не понимаете?! Мы же падаем! Па-да-ем!!! Это конец! Через несколько минут мы все разобьемся!
Стюардесса кинулась к мужчине. Попыталась успокоить его, вернуть на место. Но мужчина, резко оттолкнув ее, бросился к кабине пилотов и забарабанил в дверь.
- Вы что там, мать вашу!!! Охренели совсем?! Сделайте же что-нибудь!!!
Паника – страшная вещь. Люди теряют контроль над собой и становятся неуправляемыми. Паника в толпе – вдвойне страшнее. Тысячи, миллионы людей пали жертвами толпы за многолетнюю историю человечества. Они давили, душили, толкали, топтали друг друга, не отдавая отчета своим действиям, пытаясь спастись от бешеной толпы, но так и не сумев из нее выбраться. Из самолета выбраться невозможно – некуда. Паника в замкнутом пространстве.
Звенящая тишина салона вдруг взорвалась криками, грохотом, громким плачем. Люди заметались по салону, толкая и отшвыривая друг друга, пытаясь найти выход, которого не было. Лишь немногие остались сидеть в своих креслах. Одни из них тихо молились, закрыв глаза, другие плакали, третьи тупо смотрели в одну точку. Еще одна попытка успокоить и усадить пассажиров на места не увенчалась успехом. Получив сильный толчок в спину, стюардесса отступила. Все смешалось – бегающие люди, крики, стремительно приближающаяся земля. Она тихонько дошла до своего места в самом конце самолета, села, пристегнулась, закрыла глаза и стала ждать. Последнее, что она увидела, на секунду открыв глаза и посмотрев в окно – большое зеленое поле. На нем ромашки. Совсем близко. И больше ничего...


* * *


Жанна всегда любила летать. Еще в детстве она мечтала стать стюардессой. Ее приводили в восхищение грациозные красивые девушки в форме на борту самолета, и она часто представляла себя одной из них. Особенно ей нравились взлеты. Ей казалось, что это у нее вырастали крылья, и она сама взлетала в небо, а не самолет уносил ее. «Наверное, я когда-то была птицей...- думала она, - Интересно, какой? Ласточкой или чайкой? А может быть синицей?» Услышав однажды по радио песню о стюардессе по имени Жанна, она подумала, что сама судьба так распорядилась - песня была о ней. О ком же еще?
Школу закончила на "отлично". Ей пророчили блестящую карьеру, но она твердо заявила – буду стюардессой, хочу летать. И подала заявление на курсы. И вот она, красивая и грациозная, идет на свой первый полет – стюардесса по имени Жанна. Совсем как в той песне.
Первый полет совпал с крахом всех ее ожиданий. Для страны наступило время перемен. Начали свой отчет холодные и голодные девяностые годы. Полки в магазинах опустели, в домах не было электричества и тепла. И если с голодом Жанна могла бороться, то на отсутствие тепла сил не оставалось. Она не выносила холод, ни физически, ни морально, когда тот проникал во все клетки ее тела и замораживал душу, отбивая способность чувствовать и мыслить. Согреться было негде: на улице минус двадцать, в доме плюс десять. Приходилось надевать теплые валенки, оставшиеся от бабушки и много лет собиравшие пыль в кладовке, теплую куртку и варежки. Так она проводила вечера, сидя одиноко в кресле, укутавшись в одеяло и молча глядя на едва дрожащее пламя свечки. Не было сил даже читать, мозги стыли от холода, и не хотелось вытаскивать из рукавичек руку, чтобы перевернуть страницу. Не работало ни телевидение, ни радио. Жизнь как будто вернулась в начало столетия – без электричества и современных технологий. Иногда звонил телефон, единственное напоминание о том, что все-таки на дворе стоял двадцатый век. Было непонятно и удивительно, как могло сохраниться это чудо техники, когда все остальное, казалось, исчезло навсегда.
Сегодня все было как обычно. Жанна вернулась домой, облачилась в теплые одежки, замоталась в одеяло. Не успела погрузиться в кресло, раздался телефонный звонок. Звонил Максим. Голос был раздраженный. Знать бы заранее, что это он, ни за что не сняла бы трубку!
- Привет. Что делаешь?
- Ничего. Сижу...
- Кто у тебя?
- Никого. Я только пришла с работы.
- Не ври. Я знаю, у тебя кто-то есть. Почему обманываешь? Быстро признавайся!
- Я сейчас повешу трубку.
- Я сейчас приду.
- Не надо. Я устала. Уже поздно, пойду спать.
- Спать? Интересно, и с кем это ты собираешься спать?
- Ни с кем. Одна.
- А что так?
- Макс, отстань. Надоело. Я же сказала – я устала. Сегодня был трудный полет. Хочу отдохнуть.
- Завтра отдохнешь. У тебя ведь завтра выходной? Я сейчас приду. Заодно проверю, с кем ты там.
- Приходи, коли так.
Жанна вздохнула. Максим был ее счастьем и несчастьем. Когда-то они вместе ходили в школу, дружили, тайком сбегали из дома по вечерам и бродили по улицам. Говорят, первая любовь не забывается. Это если вовремя поставить точку. Точку надо было поставить давным-давно, в тот момент, когда они закончили школу. Поставить точку и расстаться. Уже тогда оба почувствовали, что отношения поостыли. Но была сила привычки. И эта сила удерживала от разрыва. Потом Максим изменился. Потому что изменилась Жанна. Из незаметной и угловатой школьницы она превратилась в интересную и привлекательную девушку. Другие парни стали обращать на нее внимание, что приводило Максима в ярость. Он стал раздражительным и ужасно ревнивым. Наложил на нее вето – моя, и только моя! Она терпела. Ей было жалко Макса. Она понимала, что это уже не любовь. Но другой любви не было, и ей было все равно. По крайне мере, Максим свой, почти родной – столько лет вместе! И потом, о какой любви сейчас можно говорить, когда нужно думать о том, как выжить – без денег, без продуктов, без тепла?
Комната вокруг вдруг вспыхнула ярким светом. Дали электричество. Сбросив на пол одеяло, Жанна сползла с кресла и поспешила на кухню. Через час свет снова отключат. Его дают два раза в сутки по часу – час утром, час вечером. Надо успеть. Первым делом бросилась к чайнику – горячий чай! Включила чайник. Быстро набросав рис в кастрюльку, поставила на плиту вариться. Достала консервную банку с камбалой из старых запасов. Ужины последнее время не отличались разнообразием: один день рис с камбалой, другой – макароны с сайрой. Можно было менять: рис с сайрой, а макароны с камбалой. И то, и другое опротивели до невозможности в любом сочетании. Но совсем не есть тоже нельзя. На балконе запасы: мешок с рисом и ящик с консервами. Макароны все еще можно было купить в магазине свободно. Сахар по талонам - кило на месяц. Ей хватало. Она не любила сладкий чай. Больше скучала по любимым шоколадным конфетам.
Снова зазвонил телефон. Жанна устало вздохнула. Ужасно не хотелось выяснять отношения. Но ответить придется – не отстанет.
- Ну, что тебе? Я же сказала, если не веришь...
- Ты о чем, Жанчик? – услышала женский голос.
Это был вовсе не Максим. Звонила Светка, подруга и коллега по работе. Они работали вместе, но в разные смены. Светка уже давно летала на международных рейсах, а у Жанны все еще не было допуска. Она плохо знала английский.
- Жанчик, ты сейчас сойдешь с ума от счастья! – прокричала Светка в трубку.
- Ты уверена? – Жанна кисло усмехнулась. – Хотела бы я знать, есть ли такое чудо на свете, которое бы сделало меня вмиг счастливой.
- Есть! Ты завтра летишь в штаты!
- Куда?!?
- В Сан-Франциско!
- Светик, успокойся, выпей валерьянки и ложись спать. Я завтра никуда не лечу. У меня выходной.
- В том-то и дело, что нет! Это мой рейс, но меня вызывают в суд по повестке. Ну, помнишь, по делу Аграновича, за рэкет? Я у них главный свидетель, отвертеться не удалось. А в замену предложили тебя.
- Да кто ж меня возьмет? У меня и допуска-то нет на международку.
- Уже взяли, уже есть! – торжественно заявила подруга. Больше было некого. У Антонины заболел ребенок, Галка в отпуске. Я предложила тебя, они согласились. Уже все оформили.
- Я же не говорю по-английски. Только-только начала уроки брать.
- Ерунда, там Тамарка будет, она поможет.
- Но у меня же завтра... выходной, - от растерянности Жанна не знала, что говорить.
- Ну и дура ты, Жанка! Какой, к черту, выходной? Ты же в Америку летишь, в А-ме-ри-ку! А кто у нас мечтал о загранке? Вот он, твой шанс!
- А откуда вдруг Сан-Франциско? Мы же не летаем в Калифорнию. Только в Нью-Йорк.
- Чартер. Богатенькие бизнесмены и туристы. Давай, подруга, иди, ложись спать. Тебе надо выспаться. Завтра приедь пораньше, там бумаги кое-какие надо оформить.
Жанна растерянно положила трубку. Молча уставилась на телефон, все еще не веря в реальность происходящего. Громкий стук в дверь вывел ее из забытья. В дом ворвался Максим. Не раздеваясь, как был, в грязной обуви, он бросился на кухню. Рванул балконную дверь.
- Где он? Где ты его прячешь?
- Кого? – Жанна бросила на него удивленный взгляд.
Максим был взбешен. Его лицо исказилось до неузнаваемости. Он кинулся рыскать по комнатам.
- Где он? Я слышал, как ты с ним говорила!
- Я разговаривала по телефону.
- Не ври!
- Я не вру. Успокойся, пожалуйста, и приведи себя в порядок. Посмотри, на кого ты похож!
- Не ври, не ври, стерва! Я убью всех твоих ухажеров, я убью тебя, я убью себя!
Его глаза сверкали хищным нездоровым блеском. Жанна отшатнулась.
- Ты пьян. Иди домой и проспись. Поговорим завтра.
- Не уйду, пока не скажешь, с кем говорила.
Он грозно наступал. Приблизившись совсем близко, он вдруг схватил руками ее за шею и сильно сдавил. Почувствовав, что задыхается, Жанна попыталась вырваться.
- Отпусти... – прохрипела она.
- Скажешь, с кем болтала?
- Света... звонила. Меня... меня поставили завтра в график... вместо нее.
Руки на шее ослабли.
- Быстро говори ее номер!
Жанна назвала номер. Одним прыжком, как дикая пантера, Макс оказался у телефона. А уже через минуту он ползал перед Жанной на коленях, размазывая по лицу пьяные слезы и заглядывая ей в глаза.
- Жанночка, миленькая, золотая моя, прости меня, идиота! Не знаю, что на меня нашло. Я так испугался... Я страшно боюсь тебя потерять! Ты ведь всегда будешь со мной, правда? Ты ведь не бросишь меня? Мы с тобой поженимся и...
От слова «поженимся» Жанна вздрогнула. С ужасом представила себе такую картину «счастья» каждый день - от дикой ярости до слез унижения.
Он продолжал ползать на коленях и целовать ее руки. Она опустилась в кресло и тихо попросила:
- Макс, давай увидимся через два дня, когда я вернусь. Мне действительно завтра в полет, я хочу отдохнуть.
Он прижался к ней, ласкаясь об ноги, как кошка.
- Моя крошечка Жанночка не обманывает меня? Я буду ждать. Я приду послезавтра. Приду с цветами. И мы поженимся. Хорошо?
Она ничего не ответила, только тихо вздохнула.


* * *


Осколки самолета разлетелись на расстоянии почти в километр. Люди в спасательной форме бродили по выжженному полю в поисках чуда – оставшихся в живых. Живых не было. Поле оцепили, отодвинув сочувствующих и любопытных. Зрелище было не для слабонервных. Отказали даже родственникам: мол, потом вас вызовут, на опознание.
На следующий день в газете появилась заметка об авиакатастрофе российского лайнера, летевшего в Сан-Франциско. О причинах катастрофы газета умалчивала, отметив лишь «сложные погодные условия» во время полета. Было сказано, что найденные черные ящики доставлены в Москву, где специально созданная комиссия начнет свое расследование немедленно. В конце заметки сообщалось, о том, что все пассажиры рейса погибли. Однако не исключено, что по-крайне мере одному пассажиру удалось выжить - девушка, находившаяся в хвостовой части самолета, доставлена в больницу в критическом состоянии. Каким то чудом хвост оторвало и отбросило в сторону, и он не пострадал от взрыва. По предварительным данным, девушка могла быть стюардессой. В настоящее время находится в коме.


* * *


- Алекс, милый, я уехала!
- Хорошо, дорогая! Не задерживайся сегодня, хорошо?
- Конечно, буду вовремя.
Чмокнув мужа в щеку, Дженни выскочила из дома, села в машину и полетела по скоростной трассе. До работы всего двадцать минут, но это если без пробок. Похоже, сегодня хороший день, дороги почти свободны и пробок нет. Если все и дальше пойдет так удачно, она успеет все сделать за два-три часа, заберет сына из школы, и они вместе пойдут гулять на берег океана.
Было теплое весеннее утро. Днем будет жарко. Жара не пугала Дженни. Вот уже почти десять лет она живет среди зеленых пальм и яркого солнца. Она привыкла к жаре и никогда не пряталась от солнца. Она купалась в его лучах, и ей казалось, что нет в жизни счастья без солнечного света и тепла. Она вообще считала себя очень счастливой. У них шикарный дом с огромным красивым садом и бассейном, совсем недалеко от океана. Ее Алекс – самый замечательный муж на свете, а Дэнни – самый лучший сынишка, и ему завтра исполняется семь лет! И скоро, совсем скоро, уже меньше чем через полгода у них появится крошечная дочурка. Они уже даже имя придумали - Кристина.
Дженни влетела в офис. Секретарша поднялась ей навстречу.
- Мисс Дженни, осторожно, пожалуйста! Опять вы бегаете как девчонка, поберегите себя, мало ли что... в вашем-то положении.
- Ничего, Мари, не беспокойся. Я прекрасно себя чувствую. Готова не только бегать, но и летать от счастья - завтра моему Дэнни исполняется семь лет!
- Ну надо же, как время летит! Неужели и впрямь семь? – удивилась Мари.
Дженни счастливо рассмеялась. Она развела руки в стороны, как крылья, и закружилась вокруг стола. Но вдруг остановилась, в удивлении положила руку на живот и прислушалась.
- Что? – в волнении произнесла секретарша. – Я же говорила, надо осторожнее!
- Да нет, - Дженни снова рассмеялась, - просто она тоже решила потанцевать. Ну ладно, что у нас там сегодня, много работы?
- Минуточку, - Мари быстро подняла со стола небольшую стопку бумаг, - вот здесь: контракт с фирмой «Русь», две статьи для научных журналов и один отчет по заказу частного лица.
- Что за лицо?
- Минуточку. Так, сейчас, - секретарша заглянула в календарь, - Роберт Фишер, компания «Fisher & Sons».
- Сроки?
- Три дня на контракт и статьи, 24 часа на отчет.
- Отлично, с него и начнем. Давай материалы.
- Тут всего-то две страницы.
Мари протянула Дженни бумаги, и та исчезла у себя в кабинете.
- Будут звонить, меня нет. Кроме мужа и сына, конечно. Всем остальным говори, что буду после полудня.
Дженни уселась за компьютер. Быстро просканировала текст. Отключила программу перевода и взяла словарь. Дженни была одной из лучших переводчиц с русского. И как хороший специалист, она не любила пользоваться электронными переводчиками. Электронными программами пользуются только неумехи, а она – профессионал в своем деле. Она полагается на ум и интуицию. У компьютера может быть электронный ум, но нет интуиции. И если у одного слова есть два или три значения, то компьютер обязательно выберет не то, что нужно. Потому что не умеет чувствовать, потому что нет интуиции. И тогда получаются такие ляпсусы как «пушки летали кругами» вместо «вокруг летали пушинки». Она много начиталась таких переводов. На их основе можно было создать целый юмористический журнал. Нет, что ни говори, даже самый суперсовременный компьютер не заменит человека.
Дженни углубилась в текст. Внезапно лицо ее помрачнело.
«...расшифровка черных ящиков разбившегося в воскресенье самолета подтвердила основную версию комиссии по расследованию: причиной катастрофы стала техническая неисправность. Расследование показало: вины экипажа нет, их действия найдены безукоризненными, несмотря на усталость и сложные метеоусловия. Исследования систем блока управления выявило основную проблему. Версия неисправности системы водоснабжения, вследствие чего очистительная жидкость просочилась и залила систему автоматического управления, подтвердилась. Ввиду того, что подобная оплошность не могла произойти в ходе предполетного обслуживания самолета из-за простоты и стандартности процедуры, комиссия пришла к выводу, что имела место спланированная диверсия с возможным подкупом технического персонала. Материалы расследования будут переданы в прокуратуру в ближайшее время...»
Дженни читала и не верила своим глазам. Как переводчик, она не имела права на проявление никаких эмоций. В данном случае перед ней стояла чисто техническая задача – перевод документа. Только «голый» текст. Но здесь... Она не могла не удивиться. Подкуп? Погубить такое количество людей, и ради чего – денег? Но какие деньги могут сравниться с человеческой жизнью? Неужели в этом мире правят только деньги? Это не укладывалось в голове. Отложив первую страницу в сторону, взяла вторую. Странно, но вторая страница с заключением комиссии по расследованию той же авиакатастрофы была датирована тремя месяцами позже. Дженни быстро пробежалась глазами по бумаге. Не удержавшись, сжала виски пальцами. Услышала, как застучала кровь.
«...председатель комиссии по расследованию причин авиакатастрофы, заявил, что трагедия произошла в результате ошибочных действий экипажа. Комиссия установила, что авиакатастрофа произошла в результате "непреднамеренного вывода самолета на большие углы атаки", что привело к "сваливанию самолета и переходу его в штопор с последующим столкновением с землей". Таким образом, причиной катастрофы опять стал "человеческий фактор". В настоящий момент до конца не установлены причины неадекватного поведения экипажа самолета, это является следующей задачей работы комиссии по расследованию причин трагедии».
Она снова не поверила своим глазам. Только что она прочитала заключение комиссии о том, что самолет разбился из-за технической неисправности, повреждений в системе автоматического управления, намеренно вызванными предполетным обслуживанием. Три месяца спустя комиссия меняет мнение. Почему? Дженни еще раз быстро просмотрела последнюю страницу. В конце небольшая газетная заметка сообщала миру о том, что вина за гибель самолета лежала на экипаже:
«Эксперты расшифровали данные бортовых самописцев. Выяснилось, что отказа техники не было. Пилоты решили пройти над грозовым фронтом. Поднялись на двести метров выше допустимого. Самолет так резко пошел вверх, что практически сел на хвост. После этого пилоты прозевали нужный момент и потеряли управление. Борт сорвался в так называемый плоский штопор...»
И ни слова о том, что было как минимум еще одно, совсем другое заключение комиссии. Дженни вдруг заметила, что имена трех членов комиссии совпадали в обоих документах, но фамилия председателя комиссии во втором документе была другая. Она быстро нашла фамилию в первом отчете: И.Н.Добровольский. Задумалась. Если некто Добровольский был назначен председателем комиссии, наверняка он был весомой фигурой в авиации. Почему же его нет во второй комиссии? Неожиданно Дженни осенило – нужно проверить данные в Интернете! Она быстро вошла в систему поиска и напечатала: И.Н.Добровольский. Компьютер выбросил целый ряд вариантов. Зрительно просканировав результаты, Дженни отобрала три. Уже на втором она получила то, что искала: Иван Николаевич Добровольский, заместитель министра авиации. Перечислялись все заслуги известного авиатора. Последняя строчка – уволен в связи уходом на пенсию. Ничего особенного. Однако странным показалось то, что на пенсию Иван Николаевич ушел в расцвете сил. Дженни посмотрела на дату и вдруг все поняла. Добровольский не ушел на пенсию, его «ушли» на пенсию! И случилось это ровно через месяц после заключения первой комиссии. Скорее всего, кому-то нужно было подменить результаты расследования, а упрямый Добровольский отказался подтасовать факты. И пострадал – ушел на незаслуженный отдых.
Что ж, с переводом все ясно. И с самолетом тоже. Его элементарно разбили. Неясно было только, кто мог совершить такую чудовищную акцию. И зачем? Дженни вздохнула. Впрочем, какая теперь разница? Самолета нет, люди погибли. Да и прошло уже столько лет. Но кому это вдруг понадобилось ворошить дела давно минувших дней? Да и еще переводить на английский? Да еще и так срочно – в двадцать четыре часа?
Она нажала на кнопку.
- Мари, кто предоставил отчет для перевода?
- Сейчас, мисс Дженни, минуточку, - секретарша зашелестела бумагами, - вот, компания «Fisher & Sons».
- Я понимаю. А кто конкретно?
- Мистер Роберт Фишер-старший.
- Найдите мне его координаты, пожалуйста, и желательно побыстрее.
- Хорошо, мисс Дженни, сейчас найду и принесу.
Через минуту телефон и адрес лежали у Дженни на столе. Она набрала номер. Услышала немолодой голос, слабый и сиплый.
- Я слушаю.
- Мистер Фишер, с вами говорят из компании «RLS, Inc». Меня зовут Дженни. Я перевожу ваши документы...
- Что, уже готово? – нервно перебил голос.
- Почти. У меня возник ряд вопросов.
- Хорошо, я попробую ответить. Задавайте.
- Я бы хотела... – Дженни запнулась. – Я бы хотела побеседовать с вами лично, не по телефону. Это возможно?
Наступила пауза.
- Я болен... Очень плохо себя чувствую. Мне трудно принимать посетителей. Скажите то, что вы хотели сказать, по телефону.
- Мистер Фишер, я умоляю вас. Пожалуйста, уделите мне всего пятнадцать минут. Дело в том, что в дополнение к переводу я нашла кое-какую информацию, которая может вас заинтересовать.
Наступила еще одна затянувшаяся пауза.
- Хорошо, приезжайте. Закончите перевод и привезите сами. Адрес у вас есть?
- Да, спасибо, мистер Фишер, я буду у вас через час.
Пальцы быстро застучали по клавиатуре. Всего-то две страницы. Но какие разные! Одна обвиняет обслуживающий персонал, другая перекладывает всю вину на погодные условия и действия экипажа. Первые наверняка еще живы, последние давно мертвы. По официально обнародованной версии никто ответственность за аварию не понес. Потому что те, кто живы – не виноваты, а те, кто виноваты – больше не живут. А если в действительности все наоборот? Неужели виновные могут жить со спокойной совестью – есть, спать, радоваться жизни?
Закончив, Дженни быстро положила листы в желтую бумажную папку и вылетела на улицу, только успев крикнуть секретарше:
- Мари, буду через два часа!
Сев в машину, Дженни нажала на газ и рванула с места.
Роберт Фишер в действительности оказался больным и глубоким стариком. Дженни дала бы ему лет девяносто, не меньше. Он с трудом передвигался в инвалидной коляске. Как будто угадав ее мысли, старик сказал:
- Да, я стар... Но я не столько стар, сколько болен. Мне осталось совсем немного. Неделя, день, час – никто не знает.
Он помолчал.
- Вы принесли перевод?
- Да.
- Покажите.
- Да-да, конечно. Только скажите мне – откуда у вас эти бумаги? И для чего они вам?
- А вам зачем это знать? Вам ведь платят за работу.
- Понимаете, мистер Фишер, не сочтите меня невеждой или чрезмерно любопытной, просто когда-то давно, еще в России, я знала одну девушку, которая разбилась на том самом самолете. Ее звали Жанна, она была стюардессой. Хотела летать на международных рейсах и брала у меня уроки английского. А потом попала на тот самолет и...
- Значит, вы тоже пострадали...
- Тоже? Почему «тоже»? Разве вы пострадали?
- Да. Тем рейсом летел мой сын, мой единственный сын...
Он тяжело вздохнул.
- Дайте, пожалуйста, воды.
Дженни подошла к столику, налила из графина в стакан воды, протянула старику. Сделав несколько глотков, он вернул стакан Дженни.
- Сядьте, пожалуйста. Похоже, что наш разговор может затянуться.
Дженни присела на кушетку напротив Фишера.
- Мой отец, дед и прадед были потомственными предпринимателями. Мой прадед начинал когда-то с ручных швейных машинок. Потому пошла электрика, это уже мой дед и отец. А затем уже в наш с сыном век – электроника: телефоны, факсы, компьютеры, принтеры. Компьютерами уже занимался в основном мой сын Джеф. Он рвался в Россию. Ему почему-то казалось, что именно Россия – золотая жила. Тогда, в девяностых, русский рынок только начинал зарождаться, налаживался частный бизнес. Я был против, я боялся. Наслушался про КГБ, про нарушения прав человека, беззаконие, произвол местной полиции...
- ...милиции, - поправила Дженни, - там это называют милицией.
- Как скажете... Долго я пытался отговорить сына. Но он не слушал меня. Я понимал, что все мои попытки напрасны, я просто пытался оттянуть время. А потом он встретил этого... Маркова.
Старик прервался. Дженни снова потянулась к графину с водой, но он жестом остановил ее.
- Кто такой Марков?
- Бизнесмен. Если его можно назвать таким приличным словом. Скорее бандит. Он пытался наладить продажу оргтехники. Мой сын искал выход на русский рынок, в то время как Марков искал выгодных поставщиков. Уж не знаю, как они вышли друг на друга... Марков убедил Джефа в необходимости создания совместного предприятия. Договорились о первых поставках. Джеф поставлял компьютеры, Марков занимался вопросами реализации. Уже после первой партии стало ясно, что прибыль будет огромная. Компьютеры были новинкой в России, разлетались еще на бумаге, не успев дойти до пункта назначения. Мой сын, разгоряченный таким успехом, договорился с Марковым сразу о нескольких поставках. Суммы контрактов были миллионные. Вторую партию Джеф доставил в Россию сам. Точнее, прилетел проконтролировать ход дела. Но, посмотрев как ведутся дела, он пришел в ужас. Все оформлялось незаконно, как это у вас называется – черный кэш?
- Черный нал, - вставила Дженни
- Вот-вот, черный нал... Не платились налоги, составлялись какие-то поддельные бумаги. Одним словом, по нашим законам, как минимум десять лет тюрьмы. Я знаю, что Джеф тогда крепко повздорил с Марковым. Он заявил, что разрывает контракт и будет искать нового партнера. Когда я разговаривал с ним в один из последних дней, он сказал, что уже нашел новую компанию с хорошей репутацией. Он хотел привезти с собой ее владельца, они должны были лететь одним рейсом. Что было дальше, вы знаете. Они не долетели. Деньги за ту последнюю партию так и не вернулись, много денег...
- А какое отношение все это имеет к тем бумагам, которые я переводила?
- Дело в том, что у меня есть основания подозревать, что это была спланированная акция. Самолету, на котором летел мой сын, суждено было погибнуть.
- Это серьезное обвинение. Почему вы так думаете?
- Мой сын неоднократно упоминал в разговорах со мной, что Марков угрожал ему. Сначала тонко, намеками, потом грубо, открыто. Я страшно боялся за него, почему-то был уверен, что он уже не вернется домой. Когда он мне позвонил из аэропорта перед вылетом, я облегченно вздохнул – пронесло! Оказалось, рано. Я потерял сына... Единственного... Больше у меня ничего нет в этой жизни.
Фишер заплакал. Дженни подошла, присела перед ним на корточки, протянула платок. Она ничего не говорила. Просто сидела рядом и молча гладила его дрожащие морщинистые руки. Старик постепенно успокоился.
- И все же, - осторожно постаралась вернуть разговор в русло Дженни, - откуда у вас эти документы?
- Эти бумаги – ответ на вопрос, который мучил меня все последние годы – отчего погиб мой сын. В газете писали что-то про погодные условия. Я не поверил. До меня дошли слухи, что были какие-то неполадки в самолете, и что на самом деле были две комиссии по расследованию причин катастрофы. Я хотел докопаться до правды. У меня достаточно денег, но даже мне потребовались годы, чтобы раздобыть эти бумажки, спрятанные под грифом «секретно», за которыми стоит тайна гибели моего сына.
- Мистер Фишер, но ведь сына уже не вернуть, зачем вам все это? Разве вам станет легче оттого, что вы узнаете, что вашего сына убили?
- Совсем недавно я узнал, что Марков живет в Америке, в Сан-Диего. Оказывается, он здесь уже очень давно. Это только усиливает мои подозрения. Я... я хочу посмотреть ему в глаза.
Дженни вздохнула. Снова наступило молчание. Взгляд Дженни упал на фотографию молодого мужчины, висевшую на стене.
- Это ваш сын? – тихо спросила она.
- Да, это мой Джеф. За год до смерти... Так дайте же мне посмотреть на перевод!
Голос старика снова задрожал. Дженни раскрыла папку. Потянула листы бумаги. Вот сейчас она отдаст отцу бумаги, в которых описана тайна смерти его сына, тот прочитает и... Трудно сказать, как он это переживет, если вообще переживет. Одно дело, когда сын погиб вместе со всеми в авиакатастрофе по случайному стечению обстоятельств, по вине, не зависящей от него. И другое дело, когда все погибли вместе с ним в авиакатастрофе, по специальному стечению обстоятельств, по вине, зависящей только от него. Для отца это будет страшнее в тысячу раз – варварское, изощренное убийство сына. К тому же, несчастному старику придется нести на себе не только всю тяжесть смерти сына, но и гибель всех пассажиров того злосчастного рейса. Посмотреть Маркову в глаза? Наивный старик! Да тот только рассмеется ему в лицо, цинично и жестоко. Сведет его в гроб быстрее. Нет, тут нужно действовать по другому.
Она вытянула листок из папки и протянула его Фишеру. Ловким движением пальцев, так, чтобы не заметил старик, она задвинула второй листок во внутрь папки.
Роберт Фишер молча перечитывал текст. Закончив, он вопросительно посмотрел на Дженни.
- Это все?
- Все.
- Значит, все-таки погодные условия. Просто не повезло...
- Он все равно мерзавец, этот Марков, деньги не вернул – ни сыну, ни вам.
Старик махнул рукой.
- Бог с ними, с деньгами. Не в деньгах счастье. Ни мне, ни Джефу они счастья не принесли. И ему не принесут. Бог ему судья...
«Ну уж нет, господин Фишер, - подумала Дженни, - вот тут вы ошибаетесь. Вовсе и не Бог ему судья!»
Она вытащила из папки листки с русским текстом.
- Вот, мистер Фишер, возьмите. Это ваши.
Старик взглянул на непонятный ему русский текст, скомкал бумажки и, покачав головой, протянул их обратно Дженни.
- Зачем мне теперь это? Выбросите в мусор
Дженни взяла скомканные листки, повернулась к мусорной корзине, но вдруг остановилась, на миг задумалась. Осторожно, чтобы не заметил старик, она сунула руку с бумажками в карман.
- Что ж, мистер Фишер, мне пора. Спасибо, что согласились принять меня.
- Вы говорили, вам стала известна какая-то информация.
Дженни собиралась рассказать Фишеру о том, как уволили Добровольского и создали новую комиссию, о результатах работы которой он только что прочитал. Но это было до их встречи. Теперь она была уверена, что старику знать правду совсем не нужно.
- Я просто узнала, что отчет о катастрофе был опубликован дважды. После первого отчета возникли разговоры. Некоторые, как и вы, подозревали, что самолет был неисправен. Через три месяца была назначена повторная комиссия. Но она подтвердила результаты первой.
- Спасибо вам, Дженни. Вы правы, сына не вернуть. А я теперь могу умереть спокойно, зная, что он погиб не от руки убийцы. Зная, что это не ваша страна убила его.
Дженни направилась к двери. Внезапно остановилась.
- Как вы сказали, зовут этого Маркова?
- Николай. Николай Марков. Только зачем это теперь?
- Хочу в глаза ему посмотреть, - уже в дверях проронила Дженни.
- Не стоят эти деньги того, не стоят... – пробормотал старик.


* * *


- Алекс, мне нужно в Сан-Диего. Завтра.
Алекс удивленно посмотрел на жену.
- Почему такая срочность? По делам?
- Да.
- Расскажешь?
- Обязательно, но только когда вернусь.
Супруг недоуменно пожал плечами. Дженни положила руки ему на плечи, заглянула в глаза.
- Милый, ну не обижайся, пожалуйста, я обязательно тебе завтра все расскажу. Просто не хочется сейчас нагружать ни тебя, ни себя.
- А ты не забыла, что завтра у кого-то день рождения? Семь лет, как никак!
- Конечно, я помню. Я вернусь к вечеру. И мы вместе отметим день рождения. А потом я тебе все расскажу.
- Ты что, полетишь самолетом? – в удивлении спросил муж.
- Нет, ты же знаешь, я ненавижу летать. Поеду на машине – два часа туда, два обратно, час там. Успею.
Алекс обнял Дженни, поднял на руки и усадил в кресло. Сам пристроился рядышком, у ее коленей, на ковре.
- Завтра у меня сложная операция, и я уже знаю, что она пройдет неудачно.
- Алекс, брось свои шутки, не пугай меня.
- Какие шутки, если я буду целый день переживать за тебя? – с серьезным лицом сказал он. И тут же рассмеялся.
- Тебя же не остановишь, правда?
- Правда.
Он снова подхватил ее на руки и закружил по комнате. Так они кружились, пока, смеясь и задыхаясь, не упали на диван.
- Ой! – вдруг схватилась за живот Дженни.
- Что? – испуганно вскрикнул муж.
Дженни расхохоталась.
- Ничего. Твоей дочке очень нравится танцевать. Она сегодня танцует весь день!
Он наклонился к животу, приложился ухом, прислушался. Потом прижался губами.
- Милые мои, родные, как я люблю вас!
Посмотрев на Дженни, добавил, уже вполне серьезно.
- Малыш, обещай мне, что будешь осторожна, особенно на дороге.
- Обещаю! – улыбнулась она.
- И когда уже ты остановишься? – вздохнул обеспокоенный супруг. – Через четыре месяца рожать, а ты все летаешь, как стрекоза. Зачем тебе сейчас работать? Что у нас, денег недостаточно?
- Не в деньгах дело. Потерпи еще чуток, милый. Скоро, очень скоро я перестану бегать на работу. Вот как стукнет шесть месяцев, так и все. Буду сидеть дома, как примерная жена и ждать любимого мужа с работы. И готовить ему вкусные у-у-жины, - пропела Дженни.
Они снова расхохотались и повалились на диван. Здесь, дома, рядом с любимым человеком, Дженни чувствовала себя абсолютно счастливой. Переступив порог, она мгновенно забывала обо всем, что происходило где-то там, извне, за стенами этого дома. Как и сейчас ее не касалось то, что завтра ей предстояла встреча с человеком весьма неприятным и, возможно, опасным.


* * *


- Оператор, мне нужен номер телефона Николая Маркова.
- Город?
- Сан-Диего.
- Такого в списках нет.
Сердце упало. Неужели старик ошибся?
- Есть Николас Маркофф.
- Давайте.
- Записывайте, 415-555-6274.
Дженни быстро набрала десять цифр. Ответил приятный мужской голос.
- Маркофф слушает.
- Господин Маркофф, вас беспокоит представитель компании «Fisher & Sons». У меня для вас очень важная информация. Нам необходимо встретиться. Срочно. Сегодня.
- Представитель какой компании? – в голосе слышалось неподдельное удивление. – Я не расслышал.
Дженни усмехнулась – не расслышал!
- Компания «Fisher & Sons».
На другом конце воцарилось молчание.
- Господин Марков, вы меня слышите?
- У меня нет никаких дел с компанией Фишера. И у меня нет времени с вами разговаривать. Извините.
- Придется найти, господин Маркофф.
Она особенно четко произнесла слово «господин» и окончание «...офф» в фамилии Маркова, намеренно выпячивая всю абсурдность данного сочетания – русское обращение «господин», а не «мистер», как она всегда обращалась к американским бизнесменам, и американское «офф» в русской фамилии Маркова.
- Мы подаем на вас в суд за укрывание денег и невыполнение обязательств по последнему контракту с вышеназванной фирмой.
Раздался громкий хохот.
- По последнему контракту? А вы в курсе, что последний контракт с этой фирмой у меня был десять лет назад?
- Замечательно, что вы не забыли, господин Маркофф. А теперь возьмите калькулятор и подсчитайте, сколько процентов накрутилось на ту огромную сумму за десять лет. Кстати, ваше дело может усугубиться ввиду новых обстоятельств, вскрытых совсем недавно по авиакатастрофе, в которой погиб Джеф Фишер. Мы располагаем кое-какими документами, которые указывают на вашу возможную причастность к этому делу. Так что эта встреча в ваших интересах. И чем быстрее, тем лучше. Возможно, мы сумеем договориться.
- Хорошо, приезжайте, - неожиданно мрачно произнес голос на другом конце связи.
Быстро продиктовав адрес, Марков отключился.


Дженни неслась по скоростной трассе I-5 и пыталась представить Маркова. Какой он? Что представляет собой? Худой или толстый? Лысый или обросший? Старый или не очень? Почему-то ей казалось, что он будет непременно грубым, дерзким хамом. Что она ему скажет? Как ей лучше поступить – начать издалека или сразу взять в оборот? Если выложить факты сразу, можно рассчитывать на элемент внезапности. Человек, как правило, теряется и начинает вести себя неадекватно, делает промахи и в конечном итоге, полностью себя дискредитирует. Если начать осторожно и издалека, можно просчитать варианты. Факты у нее хлипкие, придется рассчитывать на психологическую атаку. Надо задавить Маркова морально. Впрочем, на что она надеется? Что тот во всем признается, упадет на колени, будет просить прощения, обещать вернуть старику деньги? Но ведь погибших людей не вернуть. И этому мерзавцу все равно. Если бы он хоть на минуту мог представить себя в падающем самолете, пережить дикое отчаяние, ощущение безнадежности и страх, может быть, тогда бы он сумел понять. Наверное, старик Фишер был прав, когда хотел просто заглянуть ему в глаза – узнать, может ли человек жить спокойно с таким тяжелым грузом на его совести. Она обманула Фишера, и сделает это вместо него.
Резкий скрип тормозов впереди вывел Дженни из размышлений. Она едва успела затормозить, чтобы не врезаться в идущую впереди машину, которая внезапно и резко сбросила скорость. «Черт! – выругалась Дженни про себя. – Надо быть осторожнее. Я обещала Алексу.»
Дальнейшую часть пути она старалась не думать о предстоящей встрече. Включила музыку, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей. Так и ехала.


* * *


Перед тем как войти, Дженни постучала в дверь. За столом сидел мужчина лет сорока, в белой рубашке с галстуком, подтянутый, широкоплечий, с гладко зачесанными назад волосами. Дженни успела заметить, что у мужчины были очень красивые черты лица и довольно приятное выражение лица. «Надо же, какой красавчик, - отметила про себя Дженни, - почти как Ретт Батлер. Но сейчас она, Скарлетт, устроит ему веселый денек!»
- Добрый день, господин Марков.
Дженни без церемоний подошла к столу.
- А-а, это вы. Простите, как вас по имени?
- Дженни.
- Дженни? Как-то не по-русски. Или вы не русская?
- А что, разве Николас Маркофф – это по-русски? – Дженни парировала вопросом на вопрос.
- А вам палец в рот не клади, - усмехнулся Марков. – Ну, со мной, по-крайне мере, ясно. Николай или Николас – почти одно и то же. А с вами не совсем понятно: из чего получилась Дженни? Уж уважьте любопытство!
- Хорошо. Дженни получилась из... Жени. Теперь можно говорить?
- Давайте, валяйте, - вздохнул Марков, - все равно от вас не отделаешься.
- Господин Марков, во-первых, я хочу повторить, что выступаю представителем компании «Fisher & Sons». У нас к вам ультиматум. Вы должны сделать две вещи. Первое, в течение 24 часов вы даете показания о вашей причастности к диверсии и гибели рейса, направляющегося десять лет назад в Сан-Франциско, в котором летел совладелец компании «Fisher & Sons» Джеф Фишер. Второе, в течение трех дней вы возвращаете все украденные вами деньги компании «Fisher & Sons».
- О какой диверсии идет речь? – удивленно вскинул брови Марков. – Вы меня явно с кем-то спутали. Я вообще человек мирный.
- Не прикидывайтесь, господин Марков. Это в девяностых вы могли подкупить в России кого угодно и выкрутиться. Сегодня не выйдет. И тем более, здесь. Если я передам огласке документы, которые находятся у нас на руках, в ФБР, они непременно начнут свое расследование. И тогда вам не сдобровать.
- Милая девушка, вам не стоит играть со мной в такие игры. Неужели вы думаете, я поверю хоть одному вашему слову? Какие документы? Какой ФБР? Что за чушь?
Дженни вытащила из папки тот самый листок, который она вчера спрятала от Роберта Фишера.
- Вот, читайте.
Она хлопнула бумагой по столу.
Марков читал, а Дженни внимательно наблюдала за его выражением лица, пытаясь уловить малейшие изменения. Но лицо не менялось. Только сжались пару раз скулы. Дочитав, Марков взглянул на Дженни.
- А какое отношение это имеет ко мне?
- Самое прямое. Только вам была выгодна смерть Джефа Фишера. Очень выгодна.
- Ерунда все это, - махнул рукой Марков и отшвырнул бумагу в сторону. Есть официальное заключение комиссии, я сам лично его читал.
- Вы? Вы читали заключение комиссии?! – полный сарказма голос звучал издевательски. – А позвольте спросить, зачем это вам понадобилось читать отчет комиссии об авиакатастрофе, к которой вы, как говорите, не имеете никакого отношения? Разве информации в газетах было недостаточно? Или вы чрезмерно любопытны, господин Марков?
Марков растерялся. Он схватил со стола сигарету и стал нервно теребить ее в пальцах. Тонкая оболочка сигареты лопнула, на стол посыпался табак. Дженни поняла – один ноль в ее пользу, она ведет. Только бы не промахнуться!
- Ну, как же... – Марков нервно постучал сигаретой по столу. – Там же был мой партнер по бизнесу. И просто... друг.
- Насколько мне известно, к тому моменту он уже не был вашим партнером. Вместе с ним в самолет сел его новый партнер. Вместо вас.
Марков сорвался с места, подошел к Дженни. Наклонился к ней близко-близко. Она услышала запах дорогого одеколона и почувствовала совсем рядом тяжелое дыхание.
- Кто вы такая, и что вам надо? Вы не от Фишера. Фишер уже давно забыл обо всем. Если бы он захотел, он бы потребовал свои деньги еще десять лет назад. Что вам от меня надо?
- Признания.
- Вы ничего не получите. У вас нет никаких доказательств. Это, - он поднял со стола листок с переводом, - выдумка. Глупая выдумка! Перевод какой-то нелепой сплетни.
- Вы ошибаетесь, господин Марков. Это – перевод заключения комиссии. Не того заключения, которое было сфабриковано с вашей помощью, а совсем другого - настоящего. Вы думали, оно уже не существует в природе? Думали, что купили всех, составили новое заключение, старое уничтожили? Не вышло! Не уничтожили тот документик-то. Упрятали, правда, далеко-далеко, десять лет никто не знал, не видел, не слышал. Да только правда всегда наружу вылезает. Вот и вылезла.
- Не верю. Покажите мне сам документ.
Дженни вытащила из кармана листки, смятые стариком Фишером, протянула Маркову.
- Вот, читайте. И учтите, что это только копия документа, чтобы убедить вас в том, что я говорю правду. Все остальные бумаги находятся у Роберта Фишера, отца вашего так называемого «партнера» и «друга» Джефа Фишера. Несчастному старику потребовались годы, чтобы найти эти документы. И много денег.
Марков бессильно опустился в кресло.
- Уходите, - произнес он мрачно.
Дженни подошла к столу. Перевернула лист бумаги с переводом чистой стороной наверх, щелкнула шариковой ручкой и протянула ее Маркову.
- Пишите. Я подожду в машине.
Она направилась к двери.
- Подождите.
Он снова встал, выпрямился. Ей даже показалось, что его лицо просветлело, как будто он решился на что-то важное.
- Хорошо, я расскажу все, как было. Может, мы сумеем договориться, - он хитро прищурился, - но только не здесь. У вас машина у входа?
- Да.
- Пойдемте, - сказал он тоном, не допускающим возражений.
«Совсем как Ретт Батлер» - подумала Дженни, снова вспоминая героя любимого романа.
Сорвав со спинки кресла пиджак, Марков шагнул вперед, одним рывком открыл дверь, пропустил Дженни. Молча спустились вниз, вышли на улицу. Также молча сели в машину.
- Поехали, здесь недалеко. Очень красивое место, спокойно посидим, поговорим. Обсудим ваши условия.
В любой другой подобной ситуации Дженни никогда бы не позволила себе так поступить, особенно рядом с незнакомым мужчиной, который, к тому же, мог быть и очень опасным. Но сейчас, каким-то неведомым чутьем она вдруг поняла, что Марков не сделает ей ничего плохого и послушно нажала на газ.
Ехали молча. Дорога шла в гору. Дженни никак не могла избавиться от ощущения, что едет рядом с человеком, для которого человеческая жизнь – ничто. Вот и сейчас ему ничего не стоит убрать ее. Свидетелей нет, они одни. А ведь она даже Алексу ничего не рассказала. Алекс, милый Алекс, он так просил ее быть осторожной! Она обещала...
Марков по-прежнему не говорил ни слова. Смотрел в окно, отвернувшись от нее, и только изредка указывал дорогу.
Наконец, они поднялись на гору и оказались на ровном плато. Марков показал на стоянку в стороне. Они вышли из машины. Он пошел вперед, она за ним, все еще удивляясь, как легко ему подчинилась. Место было пустынно – ни души вокруг. Она замедлила шаг. Он почувствовал, обернулся.
- Что отстала? Испугалась? – он неожиданно перешел на «ты».
- Нет. Я не боюсь тебя, - также на «ты» ответила Дженни, удивляясь собственной фамильярности.
- Не боишься? – Марков усмехнулся. – А зря. Вот сейчас я могу сделать с тобой все, что захочу. И никто не узнает.
- Узнает. Неужели ты думаешь, что я, такая дура, поехала на встречу с тобой, не сказав никому, куда и зачем я еду?
Он подошел к ней вплотную, пронзил тяжелым взглядом. Потом вдруг снова наклонился близко, тихо и медленно произнес:
- Именно так я и думаю.
Она отшатнулась. Он рассмеялся. Взял ее за руку, потянул.
- Пошли.
Она снова пошла за ним. Сердце отчаянно колотилось, то ли от страха, то ли от непонятного волнения – этот человек имел над ней какую-то силу.
Они подошли к скалистому краю горы. Далеко внизу расстилалась голубая гладь океана. Он снял пиджак, расстелил на траве, усадил Дженни, сам сел рядом.
- Красиво, правда?
Она промолчала. Он вытащил сигарету, закурил.
- Я хотел построить здесь замок. Как «Ласточкино гнездо» в Крыму. Провести канатную дорогу вниз, к самому морю. Люди летали бы вверх и вниз, как птицы.
А он, оказывается, романтик! Дженни совсем была сбита с толку. Совсем не таким человеком представляла она себе убийцу Джефа Фишера. Но все равно не удержалась.
- На чьи деньги? Убитого тобой «партнера» и «друга»?
Он усмехнулся.
- Тех денег уже нет, я их потерял много лет назад. У меня давно другой бизнес. Денег полно. Вот только никакого счастья они мне не принесли.
- Ты не производишь впечатления несчастного человека.
- А ты хорошо знаешь, как выглядит несчастный человек?
Дженни пожала плечами.
- Это все оболочка, - затянувшись сигаретой, промолвил Марков, - а что внутри, никто не знает.
- И что же внутри? – поинтересовалась Дженни.
- А ничего. Одиночество и пустота.
- Ты женат? У тебя есть дети?
Он медленно выдохнул дым сигареты, покачал головой.
- Был женат. Жена сбежала к другому. Ее интересовали только деньги. Там их оказалось больше, хотя и тут было предостаточно. Но я даже рад, что так получилось - она не моя женщина. Свою так и не нашел. Детей нет. Один я. Живу в этой стране один как перст, опротивело все, даже поговорить не с кем. Вот сейчас с тобой говорю на родном языке впервые за последние годы.
- Почему не вернешься?
Он промолчал. Затянулся сигаретой.
- А ты... замужем?
- Да.
- Счастлива?
Еще не хватало, чтобы она отвечала ему на такие личные вопросы!
- Да…
Он взглянул на нее еще раз, пронзил черными как смоль глазами.
- Повезло... Твоему супругу. Если бы у меня была такая женщина, я бы носил ее на руках. Я бы... умер ради нее.
Она смутилась.
- Ты меня совсем не знаешь, - тихо сказала она.
- Иногда и не надо знать, - он опустил сигарету и сбросил пепел на землю. Иногда достаточно один раз увидеть, один раз услышать, и ты уже знаешь, этот человек – твой.
Она растерялась. Не знала, что говорить. Разговор пошел совсем не так, как она рассчитывала. Марков вел себя совсем не так, как она предполагала.
Они сидели и молчали. Он курил. Она смотрела на голубую гладь внизу. Где-то там внизу парила над водой чайка – красиво и грациозно. Она вдруг подумала – сколько в мире красоты! Почему люди не могут просто наслаждаться красотой? Почему нужно презирать, ненавидеть, убивать?
- Что молчишь? – спросил он.
- Мне казалось, это вы должны были говорить, господин Марков, - снова переходя на официальный тон, сухо отчеканила Дженни.
Он вдруг взорвался, вскочил на ноги.
- Что ты хочешь? Что тебе от меня надо?! Признания? Хорошо, получай. Да, да, да!!! Это – я! Это я разбил тот самолет! Просто у меня не было другого выхода!
Снова опустившись на траву, он обхватил голову руками и начал раскачиваться взад и вперед.
- Будь все проклято... проклято...
Она ожидала всего, но не такой реакции. Растерянно смотрела на него. Он поднял голову.
- Этот Фишер – полный идиот. Влез на наш рынок, ни черта в нем не понимая. Хотел играть в русскую игру по американским правилам. Но разве такое возможно? Ну скажи, ты вот, наверное, уже давно здесь живешь, понимаешь разницу – разве такое возможно? Хотя какое тебе до этого дело... Если бы я делал все так, как хотел Джеф, мы бы вылетели в трубу еще в ходе первой поставки. Ему легко было говорить, он не имел ни малейшего представления о том, как проходила растаможка, реализация, налоги, отчетность. Он ведь думал, что у нас все как в цивилизованном мире. Но не было у нас тогда цивилизованного мира! Все шло только через подкуп, взятки, черный нал, фиктивные бумаги. Он был чист, а я все время ходил по лезвию ножа. В любую секунду мог загреметь за решетку.
Марков снова вскочил, нервно заходил взад и вперед. Голос срывался.
- Потом братки напали. Стали деньги требовать. А Фишер уже вышел из игры. Нашел другого партнера. Он никак не хотел понять, что от перемены мест сумма не меняется, с другим было бы то же самое, если не хуже. Я хоть честную игру с ним вел, не скрывал нашей российской «специфики», а тот, новый, стал пыль в глаза пускать, что, мол, все будет по закону. Ну, Фишер ему и поверил. Я его и уговаривал, и умолял, и угрожал, но этот идиот уперся, как баран рогом в землю – надо делать все по закону. Да какие там законы в начале девяностых! Сплошное беззаконие творилось вокруг... Братки прижали так, что не продохнуть: или деньги на бочку сегодня, или в ящик сыграешь завтра. Я ведь изначальный капитал у них брал. Одним словом – хана мне была бы. Ну, братки и заявили – убрать надо Фишера, а деньги вернуть. Товар он поставил, и если его убрать, все проблемы решатся. Да только как его убрать, когда тут такие миллионы крутятся, что сразу все поймут, кто убрал и зачем. К тому же, американец. Ну, вот один и посоветовал обставить все так, что потом не придерешься. Любая другая смерть вызвала бы подозрение, а тут – целый самолет.
- Но ведь в том самолете были другие люди! Они же ни в чем не виноваты.
- Тем просто не повезло. Тут уж как на войне. Вся страна была как на войне. Ни они первые, ни они последние.
- И ты так спокойно об этом говоришь? Боже, какое же ты чудовище!
Он не отреагировал.
- Помнишь, в начале восьмидесятых наши сбили корейский пассажирский Боинг над Дальним Востоком? Сколько тогда людей погибло? Уж поболее, чем в том самолете, где летел Фишер. И ничего себе, отмазались, объявили самолет шпионом. И это, между прочим, не бандитские разборки, а целенаправленная правительственная акция. Не страна, а бардак какой-то! Выживают те, кто сильнее. А сильнее те, у кого деньги и власть.
Марков продолжал нервно ходить, прикуривая очередную сигарету.
- Братки разработали план. Сначала направили своего человека к стюардессе. Предложили ей за огромные бабки пронести в самолет взрывчатку, а в последние минуты перед рейсом слепить горбатого – притвориться, что у нее сердечный приступ, ну или что-то вроде того, чтоб ее заменили. Эта дура чуть все не сорвала. Отказалась категорически. Мне было велено ее тоже убрать, чтоб не сдала нас всех. Я отказался, обещал, что улажу по-другому. Пришлось запугать ее и дать денег, чтобы молчала. Ну и наврал ей, что планы изменились, взрыва не будет. Но она все равно не поверила, что-то заподозрила, в день рейса на работу не вышла, послала вместо себя другую. Сучка! Почувствовала, что может погибнуть, так отправила умирать подругу! - он с отвращением сплюнул на землю. - Ну а потом удалось подобраться к одному авиатехнику.
- И во сколько тот авиатехник оценил жизнь 120 людей?
- Пять штук зеленых.
- А стюардесса?
- Что стюардесса? – не понял Марков.
- Во сколько она оценила свое молчание?
- В пятьсот баксов.
- Как мелко... Как низко... – слезы стояли в глазах в Дженни.
Марков заходил еще быстрее.
- Ты думаешь, мне было легко? Да я, может, себе всю жизнь искалечил! Я и уехал потому, что не мог больше оставаться в стране, где человеческая жизнь ничего не стоит, где только грязь и насилие, где правит тот, у кого деньги. Не было ни одного дня, чтобы у меня не стояла перед глазами жуткая картина. По ночам мне снятся кошмары. Я все время пытаюсь представить себе, как все это было – как он падал, тот самолет, как кричали и плакали люди...
- Сейчас я тебе расскажу, как это было, - вдруг тихо промолвила Дженни и, поднявшись, медленно пошла прямо на него. - И пусть тебя будут мучить кошмары еще больше...
...Сначала все было тихо. И пассажиры сидели тихо. Никто не кричал, не бегал, не рыдал. Они просто не понимали, что происходило. Самолет кружился так медленно и красиво, что казалось, так и надо. Люди вглядывались в растерянные лица друг друга и ничего не понимали. Стюардесса прошла между рядов салона, убедилась, что все пассажиры пристегнуты, и шторки у окошек открыты. Так положено. Положено, чтобы видеть, что происходит за бортом, чтобы видеть свою смерть... Чем быстрее кружился самолет, приближаясь к земле, тем больше пассажиры начинали понимать, что что-то было не так. Стюардесса еще раз прошлась мимо рядов, пытаясь успокоить людей. Говорила ровным голосом, с улыбкой на лице: «Все будет хорошо, необходима экстренная посадка, летчики выводят самолет из аварийной ситуации». Но земля стремительно приближалась. Потом не выдержал мужчина, сидевший в проходе в середине салона. Он отстегнул ремень, быстро вскочил и, оттолкнув стюардессу, бросился к кабине пилотов и забарабанил в дверь... Потом началась паника. Люди метались по салону, толкая и отшвыривая друг друга, пытаясь найти выход, которого не было. Лишь немногие остались сидеть в своих креслах. Одни из них тихо молились, другие плакали, третьи тупо смотрели в одну точку. Все смешалось – бегающие люди, крики, стремительно приближающаяся земля. Стюардесса отступила. Он дошла до своего места в самом конце самолета, села, пристегнулась. Последнее, что она увидела - большое зеленое поле. На нем ромашки. Совсем близко. И больше ничего...
Он медленно попятился назад, с ужасом глядя на нее.
- Ты... откуда ты... знаешь?
- Откуда? – усмехнулась она. – А вот догадайся!
Она смотрела на него в упор. Смотрела в его глаза. Она делала это за себя, за всех людей, погибших в том самолете, за старика Роберта Фишера, которому уже никогда не суждено было посмотреть в глаза человеку, который убил его сына. Она смотрела в его глаза, но не было в них больше ни силы властелина мира, ни воли к победе любой ценой, а было только равнодушие к жизни, нечеловеческая усталость и... облегчение.
- Кто ты? – пятясь назад, спросил он.
Продолжая медленно наступать на него, она сказала:
- Ты угадал сразу: я не Дженни. И не Женя...
И неожиданно, набрав полную грудь воздуха, она медленно, чеканя каждый звук и делая паузы между словами, выдохнула прямо ему в лицо строки старой, но все еще незабытой и популярной песни:
- Стюардесса... по имени... Жанна, обожаема ты... и желанна; ангел мой неземной, ты повсюду со мной, стюардесса по имени...
- ...Жанна, - прошептал он, взгляд просветлел, - та самая? Ты... выжила?
Отступая, он наступил на камень, споткнулся, зашатался. Несколько секунд он балансировал на краю пропасти. Обернувшись, увидел где-то далеко внизу голубой океан. Она стояла перед ним, не двигаясь и продолжая смотреть в упор. Не было в ее глазах ни боли, ни жалости. И не выдержал он этого взгляда, навалились тяжестью ее глаза, надавили на грудь, остановилось дыхание. Схватившись за ворот рубахи и галстук, он с силой рванул их, пытаясь освободиться от удушья, сделать глоток воздуха. Осознав, наконец, что сейчас произойдет, она невольно дернулась к нему. Но было поздно. Вслед за неловким движением рук, резко качнулось тело, и, устав балансировать между жизнью и смертью, он сорвался вниз. Распростев руки как крылья, он летел, и сверху казалось, что это летит чайка над голубой гладью.
Дженни подошла к краю обрыва, посмотрела вниз. Сколько он падал – полминуты, минуту? Что он чувствовал в последние секунды – страх, равнодушие, облегчение? А впрочем, не все ли равно? «Мне все равно, мне все равно» - повторяла про себя Дженни, глядя вниз на прибрежные скалы и голубые волны. Но неожиданно опустилась на край обрыва, села на землю, на его расстеленный пиджак, и заплакала.


* * *


- Мама, мамочка, наконец-то! Ну что же ты так долго?
Темноглазый мальчуган с длинными, аккуратно причесанными волосами, бросился маме на шею. Он крепко обняла его, прижала к себе.
- Милый мой, славный мальчик, с днем рождения тебя, зайчик мой. Прости, что задержалась, зато смотри, какой я тебе тортик принесла – твой любимый!
Он подняла вверх в руке красивую коробку с тортом.
- Здорово! Обожаю тортик! – мальчуган запрыгал вокруг мамы и торта.
Отец, услышав радостные крики сына, вышел навстречу. Обняв супругу, подтолкнул ее в комнату. Улыбаясь, пригласил красивым жестом:
- Прошу к столу, мои дорогие!
- Как к столу? - удивилась Дженни. – У меня же еще ничего не готово, дайте хоть полчасика!
Она прошла в гостиную и остановилась в удивлении. Посреди комнаты стоял красиво оформленный круглый стол – белая скатерть, фужеры, красивая посуда и дымящееся блюдо из запеченной индейки. Пахло вкусно и аппетитно.
- Какие вы молодцы, мальчики! Мне теперь так стыдно... - Дженни прикрыла щеки руками.
- Это все папа! – закричал сын. – Он все сам сделал! Но я тоже ему помогал, я идеи подкидывал, правда, пап?
- Правда, правда, сынуля. Ну вот, сейчас торт водрузим на стол и можно садиться. Давай, Дэн, тащи свечки – сколько их там у тебя сегодня?
- Аж семь! Вот они, – гордо произнес мальчуган, высыпая свечки на стол.
- Совсем большой парень ты у нас уже! Ну что, споем?
И они дружно запели: «С днем рождения, тебя...»
Только когда Дженни добралась до спальни, она почувствовала, как сильно устала, как вымотали ее события последних двух дней и физически, и морально. С наслаждением вытянула ноги на кровати. Все, что произошло, теперь казалось далеким и нереальным. Как в кино. И впрямь, подумала она, как будто в кино сходила. Посмотрела фильм – запутанный, жестокий, трагичный. Но не зря же англичане говорят – мой дом, моя крепость. Вот и она вернулась в свой дом, и как будто не было всего этого кошмара. Все осталось там, за стенами ее дома, ее крепости. А здесь, внутри, ее жизнь, ее любимые мужчины. И ничего ей больше не нужно, и никого ей больше не нужно. Она не заметила, как стала погружаться в сон.
- Как прошла твоя поездка, малыш? – голос Алекса вытащил ее из погружения.
- А, поездка? Ага... хорошо...– пробормотала Дженни, - а как твоя операция?
- А, операция? Ага... хорошо, – ласково передразнивая ее сонный лепет, произнес Алекс.
Он посмотрел на нее. Уткнувшись носом в его плечо, она засыпала. Он аккуратно поднял ее голову, положил к себе на плечо, поцеловал.
- Ладно, спи, малыш, завтра расскажешь.
- Да-да... завтра... – пробормотала Дженни, - сегодня был трудный день. Большой этап моей жизни кончился... сегодня. А завтра... все будет по-другому. Только ты... не уходи. Ты будь со мной... всегда...
- Я не уйду, я никогда не уйду. Я буду с тобой. Всегда... – улыбнулся Алекс, ласково гладя ее по плечу и целуя ее лицо.
Но Дженни уже не слышала. Она провалилась в глубокий сон.


* * *


- Вадим Алексеевич!!! Сюда, быстрее сюда! – настойчиво звал взволнованный голос медсестры. – Смотрите!
На мониторе, подключенном к сложному аппарату, кривая начала выдавать слабые ритмы.
- Вадим Алексеевич, неужели она выходит из комы?
Доктор бросил быстрый взгляд на монитор, потом на пациентку.
- Лена, бригаду реаниматоров сюда – быстро! И сообщите Костенко – срочно!
- Но его же нет, он в командировке! Будет только в пятницу.
- Делайте, что говорят! Найдите его, позвоните, ну что там еще нужно? Он же ее врач, должен знать немедленно, сию минуту. Да вы же сами все понимаете, чего там, - доктор махнул рукой. – Зовите бригаду!
Еще минуту назад мертвое и унылое помещение вдруг наполнилось жизнью – звуками, голосами, движениями. Казалось, какая-то неведомая сила вдохнула жизнь в больничную палату и неподвижно лежавшую девушку. Уже через полчаса стоявшие у кровати эскулапы в удивлении наблюдали, как менялось лицо пациентки. Мертвенно-бледное, оно приобретало живой цвет и человеческий оттенок.
Доктора возбужденно восклицали
- Просто невероятно... Столько времени!
- В это невозможно поверить.
- Сильная девка, выкарабкалась.
- Это все Костенко, сколько он с ней возился, сутками не спал. Кстати, где он сам?
- Доктор Саша в командировке, - пропищал тоненький голос молоденькой медсестры.
- Ему сообщили?
- Нет еще.
- Надо сообщить. Найдите, где он и сообщите. Он сейчас нужен здесь, а не в командировке.
- Конечно, конечно, найдем, сообщим!
- Ну что, коллеги, приступим? Девушка возвращается к жизни, нужно ей помочь.
Не теряя больше ни минуты на лишние разговоры, эскулапы принялись за работу.


* * *


Жанна открыла глаза, но ничего не увидела, все расплывалось, голова кружилась.
«Что-то я заспалась сегодня. Надо заставить себя проснуться и встать. Столько работы, некогда валяться. Но почему такая тяжесть в теле? Все мышцы болят. Что вчера произошло? Ах да, - она вдруг вспомнила, - Фишер, Марков...»
Вспомнила, что Маркова больше нет. Что едва успела к сыну на день рождения. Что за столом выпила чуть-чуть вина. Совсем чуть-чуть, много нельзя, может повредить ее будущему ребенку. Почему же так муторно? Неужели от одного небольшого бокала вина? И на душе как-то странно... Кошки скребут.
Попробовала сесть на кровати – не получилось. Не смогла двинуть ни рукой, ни ногой. И дышать тяжело, как будто кто-то навалил булыжники на грудь. Надо позвать Алекса. Он наверняка еще не успел уехать на работу. Она крикнула:
- Милый, подойди ко мне, пожалуйста, мне нехорошо.
Но услышала собственные хрипы. И увидела расплывчатую женскую фигуру в белом халате.
- Вы кто? – спросила она голосом, который сама не узнала.
- Жанна, вы меня слышите, Жанна?
Женщина в белом халате склонилась над ней.
- Вы кто? – снова повторила она вопрос едва слышным шепотом.
Медсестра догадалась по движению губ.
- Я Инна, медсестра. Пожалуйста, не двигайтесь и постарайтесь пока не говорить. Вы еще очень слабы.
Что-то случилось. Она в больнице. Но как она попала в больницу? Может, виноват тот бокал вина? Вино могло оказаться некачественным, получила отравление. Может, она упала во сне? Ударилась головой? Но это звучит так нереально! Вдруг вспомнила о ребенке – что с ним? Попыталась спросить, но снова услышала собственный тихий хрип.
Подошла медсестра, смочила губы мокрой салфеткой.
- Потерпите, сейчас придет дежурный врач, сделает еще один укол, боль пройдет. И скоро вернется ваш доктор. Самое страшное уже позади. Мы все так за вас переживали, думали вы никогда не выйдете из комы. Ведь почти полгода...
Кома? Полгода в коме? Она с ума сошла, эта Инна? Или с кем-то ее спутала? Ну конечно, она приняла ее за кого-то другого!
- Алекс... - прошептала девушка. – Где Алекс?
Медсестра услышала. Растерянно посмотрела на нее.
- Кто это – Алекс?
- Муж... Где... мой муж? – пересохшие губы едва шевелились.
Сестричка снова смочила их влажной салфеткой.
Жанна почувствовала, что куда-то проваливается. Не стала сопротивляться. Надо выспаться. Тогда может все встанет на место. И едва слышно прошептала:
- Пить...
- Сейчас, сейчас, Жанночка.
«Почему она называет меня Жанночка?»
Ее вдруг охватила паника. Она заметалась по постели. Тяжело задышала. Медсестра подбежала к телефону, быстро набрала номер. Через минуту в палату влетели дежурный врач и еще две медсестры. Пока сестрички проверяли на аппарате пульс и давление, доктор сделал укол.
- Она пришла в себя, пыталась говорить. Звала какого-то Алекса. Что-то говорила про мужа.
- Она замужем?
- Нет.
- Родные есть?
- Есть.
- Сообщили?
- Нет еще.
- Надо сообщить. Пусть порадуются. Похоже, теперь дело пойдет на поправку, - довольно сообщил доктор, изучив внимательно все показания монитора и осмотрев больную, - Инночка, продолжайте контролировать ситуацию и докладывайте мне о малейших изменениях. Вернется доктор Костенко, и дальше все в его руках. Главное, чтобы состояние не ухудшилось до его возвращения.
Сестричка закивала.
- Все поняла, Вадим Алексеевич. Буду рядом, не отойду ни на минуту!
- Родственникам не забудьте сообщить. Да, и еще тут вот телефончик, - покопавшись, доктор вытащил из кармана кусочек газетной бумаги с телефонным номером, - звонит без конца какая-то Светлана. Ей тоже сообщите.
Отдав бумажку сестре, доктор вышел из палаты.


Жанна очнулась через два часа. Дышать было легче. Смогла повернуть голову. Увидела занавески на окне. Таких занавесок она не видела уже лет десять. «Ах да, - вспомнила она, - я же в больнице! Но почему? Как же я все-таки оказалась в больнице?» Попробовала пошевелить рукой, потом ногой. На удивление получилось. Снова повернула голову – в одну сторону, в другую. Тело тоже слушалось. «Если так дело пойдет, скоро встану и уйду домой, - подумала она, вспомнив, что совсем недавно не могла пошевелить даже пальцем. – Почему не приходит Алекс? Может, с ним тоже что-то случилось? А вдруг что-нибудь серьезное?» Она вдруг испугалась и закричала.
- Алекс, ну где же ты?!
Немедленно появилась медсестра.
- Вы проснулись? Ну как, сейчас получше?
- Что со мной? Где мои муж и сын? Они живы? В порядке?
Говорить было все-таки трудно. Вместо голоса – слабый шепот.
- Не волнуйтесь, мы позвонили вашим родственникам. Они скоро будут.
Вздох облегчения вырвался из груди. Значит, с Алексом все в порядке. Он скоро будет. Может и сына привезет. Ей вдруг страшно захотелось увидеть обоих, обнять, почувствовать, что они есть. И ребенок... Ее будущая дочка – как она? С трудом подняла руку, положила на живот. Почувствовала пустоту. Ужас охватил ее. Все снова закружилось перед глазами.
- Скажите, что со мной? Что с ребенком? Я... потеряла ребенка?
Медсестра вдруг побледнела, растерялась.
- Ребенок? Сейчас, сейчас, я позову доктора.
Доктор появился мгновенно.
- Она бредит. Говорит все время про мужа, ребенка. Вадим Алексеевич, она что, была беременна?
Доктор пожал плечами.
- Нет, насколько я знаю. И не замужем.
Он приблизился к девушке, взял руку, нащупал пульс. Жанна открыла глаза.
- Ну-с, дорогая, поздравляю! Выкарабкаться из такой ситуации – да вы у нас просто герой! – врач улыбнулся. – Так о чем вы спрашивали Инну?
- Я хочу видеть моего мужа... и сына. И что... с моим ребенком?
- Так-так. А как зовут вашего супруга?
- Его зовут Алекс. Он тоже врач... Хирург. Позвоните ему, он заберет меня к себе в клинику, и будет лечить... сам.
- Хорошо, хорошо, - попытался успокоить разволновавшуюся пациентку доктор. – Непременно позвоним, телефончик вы помните?
Она назвала номер. Доктор с удивлением посмотрел на нее.
- А вы не ошиблись?
- Нет. Это его номер. Пожалуйста, позвоните!
- Да-да, сейчас я вернусь в свой кабинет и непременно позвоню.
- Не надо в кабинет. У меня в сумочке мобильник. Достаньте, позвоните сейчас.
- Что-что вы сказали у вас в сумочке?
- Телефон... сотовый.
Доктор растерянно посмотрел на медсестру. Жанна вопросительно ждала.
- Понимаете, - замялся врач, - когда вы к нам поступили, ваши вещи описали и сдали в камеру хранения. Там же и ваша сумочка. Так что придется подождать. Но я быстро – туда и назад.
Он повернулся к медсестре и тихо прошептал:
- Наблюдайте. Запоминайте каждое слово. Я за психологом и обратно.
Он выскочил из палаты и бегом побежал по коридору.


- Жанна, вы меня слышите?
Она молчала. Смотрела в окно.
- Жанна, я к вам обращаюсь.
Она повернула голову. У кровати стояла женщина в белом халате.
- Ко мне? Но меня зовут Дженни.
- Хорошо, пусть Дженни. Меня зовут Вера Павловна. Я тоже врач, психолог. Вы совсем не помните, что произошло?
- Нет. И мне никто не говорит.
- Хорошо. Давайте так. Вы постарайтесь вспомнить что-нибудь из последних дней и событий. Попробуйте, напрягите память.
- Зачем напрягаться? Я помню хорошо, что было до того, как я попала сюда.
- Что?
- У меня была деловая встреча с Фишером. Затем еще с одним... человеком. Потом отмечали день рождения сына.
- Кто с вами был?
- Никого не было. Только муж и сын.
- Сколько лет вашему сыну?
- Вчера исполнилось семь.
- Где вы отмечали день рождения?
- Дома, здесь, в Онтарио.
- В Онтарио? Это где, в Канаде?
- Нет, в Калифорнии.
- В Калифорнии? – брови удивленно вскинулись.
- А разве мы сейчас не в Калифорнии?
- Нет... Мы в России.
- В России?! - ужас появился на лице Жанны. - Но я... я ведь уехала из России десять лет назад. С мужем. Он получил там работу, мы уехали...
- Жанна, то есть... Дженни. Послушайте меня. Только выслушайте спокойно и, ради бога, не нервничайте. Вы действительно летели в Америку, в Калифорнию. Только не десять лет назад, а всего несколько месяцев. Летели одна, без мужа. Произошла авиакатастрофа – ужасная, страшная. Все погибли. Все, кроме вас. Вам повезло. Наверное, вы родились в рубашке. Вы были в коме. Очень долго. И если бы не наш доктор Саша, который практически собрал вас по косточкам, а потом сутками выхаживал, неизвестно, чем бы все кончилось.
Жанна смотрела на Веру Павловну и не верила. Ей казалось, что это какое-то наваждение – эта женщина-доктор, которая стоит у ее кровати и несет полную чепуху.
- Жанна, у вас нет никакого мужа, нет семьи. И в Калифорнии вы никогда не были.
- Это... неправда.
- К сожалению, это правда. Такое бывает, когда люди впадают в кому на долгое время. Им кажется, что они продолжают жить... Я постараюсь помочь вам вернуться в реальный мир.
Реальный мир? У нее только что украли ее реальный мир – мир, где она была так счастлива. Украли в один миг. Они даже не спросили ее, хочет ли она возвращаться в их реальный мир. Просто взяли и решили за нее. Лучше бы она тогда умерла, разбилась насмерть в том самолете. Или не вышла из комы. Лучше бы вообще не было всех этих докторов и того доктора, который ее собирал по косточкам. Для чего? Для кого? К чему теперь жить, если у нее отобрали ее мир?
Жанна лежала, молча уставившись в потолок. По лицу текли слезы, она их не вытирала. Ей было все равно. На душе было пусто. Жить больше не хотелось. Еще вчера у нее был дом, любимый муж, замечательный сын. А теперь их нет. Оказывается, и не было никогда. О том, что все это было в нереальном мире, думать не хотела. Для нее это был мир реальный, намного реальнее, чем вся ее предыдущая жизнь. Как же теперь жить – без мужа, без сына, без любимой работы?
- К вам посетитель, - медсестра отвлекла ее от грустных мыслей.
В двери появилась молодая рыжеволосая девушка. Она кинулась к Жанне.
- Жанчик, Жанночка! Боже мой!
- Света... это ты...
- Как я рада, что ты, наконец, пришла в себя! Столько времени лежала тут как кукла. Я уже не верила, что ты выкарабкаешься.
Света помолчала. Потом нерешительно добавила:
- Жан, я очень виновата перед тобой... Нам не надо было меняться. Что я только не пережила потом! Я должна была лететь, а отправила тебя умирать. Я должна тебе рассказать... правду.
- Не надо, Свет. Я все знаю.
Света удивленно подняла глаза.
- Что... ты знаешь?
- Все знаю. Знаю, что тебе угрожали. И заплатили. Даже знаю сколько - 500 долларов.
Света молчала. На лице – растерянное выражение, изумление, шок.
- От... откуда? Ты ведь все это время...
- Какая разница? Знаю и все.
Света разрыдалась.
- Жанчик, миленький, прости. Я идиотка, дура! Струсила, как последняя тварь. Если бы ты знала, как я ругала себя, как ненавидела за трусость. Я ведь из этих денег ни копейки не взяла, все хотела в рожу этому бросить. Да только пропал он. Жанчик, я все для тебя сделаю, все!
- Не плачь, Светик. Ведь все обошлось. Видишь, я осталась жива. Только лучше бы умерла...
Слезы снова потекли по лицу.
- Жан, ты чего? – в голосе Светы звучал испуг. – Ты что такое несешь? Тебе радоваться надо, что жива осталась. Доктора тут вокруг тебя сутками кружились, а ты – умереть. Даже и не думай! Сама не хочешь, так неси ответственность перед теми, кто за тебя боролся, ночами не спал. Когда тебя привезли, я тоже тут неделю ночевала, все думала – вот-вот очнешься.
Жанна молчала.
- Жанчик, - Света потрогала ее за руку, - Жан, что-то случилось? Или это все из-за меня? Ты меня теперь никогда не простишь? Скажи, я пойму.
- Нет, Света, ты не причем.
- Тогда что?
- Я все потеряла. Я потеряла свою жизнь...
Света быстро заморгала. Потом сообразила: наверное, у подруги сильный стресс. Доктор Костенко предупреждал: когда она выйдет из комы, для нее все события шестимесячной давности будут как вчера – свежи и болезненны. Надо будет сделать все, чтобы отвлечь ее от воспоминаний.
- Жанчик, ты не переживай, мы найдем твою жизнь. Обязательно найдем! Главное сейчас встать на ноги. Кстати, Макс уже знает, что ты пришла в себя, он тоже за тебя переживал, просто жуть как. Один раз так надрался, приперся ко мне и давай плакаться на жизнь. Еле вытурила.
Максим! После Светки это второе напоминание о прошлой жизни. Столько лет она о нем не вспоминала. А сейчас вспомнила, и захотелось разрыдаться. Зачем ей теперь Макс – грубый, злой, ревнивый? Может быть, когда-то он и был ей небезразличен, но теперь только одно упоминание его имени вызывало у нее чувство тошноты.
- I want my life back. I want to go home… - неожиданно сказала она по-английски, даже не заметив этого и нисколько не удивившись. Только увидела округлившиеся глаза Светки.
- Жан... что ты сейчас такое сказала?
- Я... хочу домой...
- С каких это пор ты заговорила так бегло по-английски?
- Давно. Уже десять лет.
- Ладно, врать-то! Ты раньше и двух слов связать не умела.
У Светки был настолько растерянный вид, что Жанна невольно улыбнулась сквозь слезы.
- Светик, я сейчас расскажу тебе все... Что со мной случилось. Но ты должна пообещать мне две вещи. Тебе это будет не сложно.
- Хорошо, я попробую. Что за вещи?
- Первое, обещай, что не посчитаешь меня за сумасшедшую.
- Сделано.
- Я серьезно. Это легко сказать сейчас. Обещай, что ты останешься при таком же мнении и после того как выслушаешь меня.
- Хорошо, обещаю. По крайне мере, сейчас ты мне не кажешься сумасшедшей, хотя признаки глубокой депрессии явно налицо. Ну а второе?
- Ты должна будешь сделать два телефонных звонка.
- Максу?
Жанна отмахнулась от нее как от назойливой мухи.
- Ну причем тут Макс?
- А кому?
- В Калифорнию.
- В Калифорнию?!
- Да. И, пожалуйста, не спрашивай больше ни о чем, а просто выслушай. Ты сама все поймешь.
Медленно, продумывая каждую фразу, Жанна начала свой рассказ.


* * *


В кабинет ординаторской постучали.
- Войдите!
Дверь приоткрылась и в кабинет просунулась рыжая голова.
- Вадим Алексеевич, можно?
Не дав возможности ответить, Света быстро вошла в кабинет.
- Мне нужно с вами поговорить. Насчет Жанны...
- Жанны?
- Ну да, стюардессы...
- А-а, стюардессы по имени Жанна, - пропел доктор, - ну давайте, выкладывайте, что у вас есть о нашей «обожаемой» и «желанной». Кстати, а вы-то кто ей будете?
- Никто. То есть, я - Светлана, ее подруга. Это я тогда должна была лететь тем рейсом.
- Ого! Так она, выходит, ваша спасительница?
- Выходит так.
- Ну-ну, и что же?
- Понимаете, доктор, я вчера разговаривала с Жанной. Она рассказала мне довольно загадочную историю о том, что произошло с ней, пока она лежала в коме.
Лицо доктора мгновенно стало серьезным.
- Так-так, это уже интересно. И что же с ней произошло, пока она лежала в коме?
- Понимаете, доктор, за это время она прожила целый кусок жизни длиной в десять лет. В Калифорнии.
- В Калифорнии? Странно, но почему именно в Калифорнии?
- Не знаю, Вадим Алексеевич. Может быть, потому что тот рейс был в Калифорнию. Она говорит, что мужа отправили туда на работу.
- Мужа? Опять муж... – доктор вздохнул. – Заморочила она всем голову своим мужем, а она ведь и вовсе не замужем! Ну хорошо, и что там было, в ее Калифорнии эти десять лет?
Света вкратце поведала о том, что узнала от подруги. Доктор выслушал молча, не перебивая, постукивая карандашом по столу. Выслушав, встал, подошел к окну, отдернул занавески. Какое-то время молчал.
- Вадим Алексеевич, ну что же вы молчите?
Доктор внимательно посмотрел на Свету. Наконец, вымолвил.
- Я смотрю, вы поверили всему, что она вам рассказала.
Света смутилась.
- А позвольте спросить, почему? – с интересом спросил доктор.
- А позвольте спросить, почему нет? – вдруг рассердилась Света.
- Видите ли, Светочка, такие явления вполне объяснимы. Человек впадает в кому, но мозг продолжает функционировать, частично. Человек плывет по волнам памяти, блуждает по миру, летает по земле и по небу. Это как сон. Ночью спишь и видишь прекрасный сон – мечта поэта. А утром просыпаешься, а от мечты – одни воспоминания.
- Я все понимаю, доктор.
- Ну, вот и прекрасно. Тогда и проблемы никакой нет. А вот то, что вы мне сейчас рассказали, очень важно. Эта информация поможет нам в психологической стабилизации и реабилитации Жанны.
- И все-таки, доктор, проблема есть.
Света упрямо смотрела на него своими зелеными глазами. Доктор вскинул брови.
- Ну что еще? – уже раздраженно бросил он.
- Она говорит по-английски, свободно.
- В этом месте я должен проявить удивление?
- Да, доктор, да! Потому что до катастрофы она по-английски почти не говорила. Понимаете? А теперь болтает как профессионалка.
- А с чего вы взяли, что как профессионалка?
- Я сама слышала.
- А вы что, тоже в английском профессионалка?
Света растерялась.
- Нет... Ну, то есть я говорю по-английски на каком-то уровне.
- Вот видите, на каком-то там уровне, наверняка недостаточном, чтобы судить о профессионализме. Возможно, она и болтала что-то там, произносила набор фраз и сочетаний, не имеющих смысла.
- Она дала мне два телефонных номера – домашний и рабочий, адрес, по которому она проживала в Калифорнии, название фирмы, в которой она работала и имена сына и мужа.
- Да? – с любопытством спросил доктор. – И что же?
- А то, что оба номера оказались правильными. По домашнему номеру подтвердили адрес, он тоже оказался правильным! Понимаете, и улица есть такая, и дом!
- А кто подтвердил – муж?
- Нет, - вздохнула Света, - Ни Дженни, ни Алекс по этому адресу не проживают. Там живет какая-то пожилая пара, у них даже детей нет.
- Так-так, а что сказали по рабочему телефону?
- Сказали, что фирма «RLS, Inc.» действительно существует. Солидная компания, уже много лет занимаются консалтингом и переводами. Жанна говорит, что работала у них переводчицей с русского. Но вот только...
- Что?
- О Дженни там тоже никто не слышал. Сказали, что с русскими компаниями они вообще не работают – пока нет спроса.
- Странно, все это действительно странно... - доктор постучал пальцами по оконному стеклу.
- Вадим Алексеевич, - Света помедлила, как бы раздумывая, спросить или нет, - а что если это правда? Бывали же случаи, когда человек проживал во сне другую жизнь, а потом возвращался и описывал все в точности.
- Бывали, - согласился доктор, - только природа таких явлений до сих пор неизвестна. Человеческий мозг был и остается одной их самых больших загадок двадцатого века. В любом случае, правда или неправда, теперь это для нас значения не имеет. Ваша подруга пережила двойной шок: сначала «смерть» в падающем самолете, потом потерю ее новой жизни - крах всех ее надежд. И неизвестно, потеря какой жизни для нее страшнее. Ей понадобится огромная психологическая помощь и поддержка. Вы, как лучшая подруга, тоже должны помочь. Тем более что она, насколько я понимаю, спасла вам жизнь.
- Конечно, конечно, Вадим Алексеевич, я все сделаю. Только скажите – что.
- Для начала – только положительные эмоции и никакого негатива. Абсолютно! Если она прожила десять лет в другой стране, в уюте и комфорте, пусть даже и во сне, ей будет очень трудно возвращаться в нашу суровую жизнь. Необходимо окружить ее заботой и любовью. Вот тут и понадобится ваша помощь, ваша и всех ее родных и друзей. А как только вернется Костенко, я снова соберу консилиум, мы посоветуемся со специалистами.
- А когда он вернется?
- Завтра после обеда. Пытался сорваться раньше, но не получилось. Какой-то контракт там подписывает. Забирают его у нас, едет работать за границу. А сейчас вот звонит чуть ли не каждый час, тоже нервничает. Я его понимаю – его пациентка пришла, наконец, в сознание, а его нет. Так вот, вы не откажитесь прийти и еще раз все рассказать нашим специалистам?
- Конечно, я обязательно приду, все расскажу. Спасибо вам, доктор.
Света направилась к двери. Перед тем, как покинуть кабинет, на миг остановилась.
- Мы выходим ее, доктор. Обязательно выходим.
Дверь закрылась.


* * *


- Жанночка, пора принимать лекарства.
Жанна не отреагировала. Медсестра подошла к ней близко, наклонилась. Жанна смотрела сквозь нее.
- Жанночка, вы меня слышите? Ну, давайте, это нужно, очень нужно!
Жанна молчала. Медсестра приподняла подушку, поднесла стакан и таблетки.
- Не надо, Инна, - отвернулась Жанна, - не хочу... Я не хочу жить, мне все равно.
- Жанночка, ну как же так? Мы все так за вас переживали... А теперь вы пошли не поправку, надо только пить лекарства, слушаться врачей. Скоро приедет ваш доктор, он вам поможет. Вы выздоровеете, обязательно выздоровеете! И все будет хорошо...
- Причем тут доктор... Я просто не хочу возвращаться снова в ту жизнь. Не хочу макароны с камбалой, не хочу сахар по талонам, не хочу жить в холоде, не хочу жить без любви – не хочу! Не хочу!! Не хочу!!!
Ей казалось, что она кричала, громко кричала. Но из груди вырывались лишь булькающие хрипы. Она снова заметалась, забилась в истерике, растрепанные волосы разлетелись по подушке.
Сестра выскочила в коридор.
- Доктор, сюда, быстрее, Вадим Алексеевич!
Доктор влетел в палату мгновенно, схватил девушку в охапку, крепко зажал, чтобы перестала биться, велел сестре немедленно поставить укол. Хрипы постепенно затихли. Голова бессильно упала на подушку.


* * *


- Александр Владимирович, ну как же долго вас не было! - медсестра радостно кинулась к доктору, влетевшему в ординаторскую.
- Всего три дня.
- Столько случилось за эти три дня!
- Знаю, знаю. Никак не мог вырваться, Инночка.
Медсестра схватила телефон, набрала номер и прокричала в трубку, - Вадим Алексеевич, Костенко вернулся! Что? Хорошо, я ему передам.
И повернувшись к доктору, сказала:
- Вадим Алексеевич просил вас зайти к нему, прежде чем пойдете к вашей пациентке.
- Обязательно зайду, Лена, но только прежде я все же зайду к моей пациентке. Как она?
- Хорошо, то есть... Физическое состояние удовлетворительное, но вот психологически... сломалась она. Такая депрессия, жить не хочет. Все тут вас ждали, консилиум собрали.
- Понятно. Бегу!
Схватив халат, Костенко бросился из кабинета, надевая халат на ходу.
«Надо же, как вышло, - думал на бегу доктор, - перехитрила меня моя девушка! Сколько дней и ночей провел у ее кровати в ожидании, когда она очнется, а она очнулась, когда я уехал. Когда она очнулась? Как? Какие слова были первые?»
Он не заметил, как уже почти бежал по коридору. Быстрее, быстрее, к той, с которой «прожил» последние шесть месяцев. С которой вместе страдал, умирал, воскресал, и жизнь без которой в дальнейшем уже казалась немыслимой. Быстрее, быстрее, заглянуть в ее глаза. Интересно, какого цвета ее глаза – карие, голубые, зеленые? А впрочем, какая разница! Профессиональная этика? А плевать! Ее жизнь стала частью его жизни. Быстрее, быстрее! Он уже не бежал – летел.


Жанна очнулась от чьего-то тяжелого взгляда. Кто-то стоял рядом у ее кровати и пристально смотрел на нее. Она подняла глаза. Вздрогнула. Холод пронзил насквозь. У подножия кровати стоял Максим. В руках цветы. Увидев его, она отвернулась.
- Здравствуй, - сказал он.
Она слегка кивнула.
- Почему не здороваешься? Не можешь говорить?
- Здравствуй, - тихо прошептала она.
- Ты не рада меня видеть?
Молчание.
- Почему ты молчишь, Жанна?
Она вдруг почувствовала дикую слабость и полное безразличие ко всему - к Максу, к цветам, к самой себе.
- Я не могу... Мне трудно. Уйди, пожалуйста...
Лицо Максима исказилось гримасой.
- Значит, это правда? Твоя Светка не наврала. Ты изменила мне, променяла меня! Это правда?
- Нет, - прошептала она, - это неправда. К сожалению... Я бы все отдала, чтобы это было правдой.
- Ты не хочешь меня видеть?
- Нет.
- Ну, хорошо, я приду завтра.
- Не надо... Не приходи. Ни завтра, ни послезавтра, никогда...
Она видела, как по его лицу заходили желваки. Побледнели щеки. Он вдруг стал надуваться, как воздушный шар – все больше и больше, вот-вот лопнет! И лопнул.
- Дрянь, потаскуха! Я ждал, пока ты придешь в себя, страдал, не спал ночами, а ты крутила шашни с каким-то там чистоплюем! Да мне плевать, было это во сне или наяву! Ты предала меня, предала нашу любовь! Это так ты отплатила мне за мою преданность? Сука!!!
Она слушала его крики, и ей было все равно. Только подумала: какая любовь? Нет никакой любви, давно уже нет. Одна только жалость была, да и той не осталось.
- Будь ты проклята! Ненавижу тебя, не-на-ви-жу!!! Лучше бы ты разбилась тогда в том самолете, или сдохла как собака здесь, на больничной койке. И не мучила меня больше – никогда, никогда, никогда!!!
В ярости он начал хлестать ее цветами – по ногам, по рукам, по лицу. Она не чувствовала ни боли, ни обиды. Она ничего не чувствовала. Была пустота.
Внезапно чьи-то сильные руки схватили Макса за плечи, с силой дернули и отбросили в сторону. Отлетев, он упал и ударился головой о стену. Цветы разлетелись по палате.
- Убирайся вон, подонок! Вон!
Максим поднял глаза и с удивлением увидел перед собой человека в белом халате. Тот стоял перед ним и дрожал от гнева. Бросив взгляд на широкие плечи и накаченные мускулы стоящего перед ним мужчины, Максим быстро понял, что лучше отступить добровольно. Доктор с силой приподнял Макса и поволок к двери, вытолкнул в коридор, сам вышел следом.
- Еще раз сунешь сюда нос – убью! Покалечу и лечить не буду. Слышишь меня, урод?! Хорошо слышишь?
Максим утер рукавом кровь, текущую из носа.
- Все вы тут заодно, я знаю. Только ни фига у вас не выйдет, она моя, слышишь ты, эскулап хреновый? Моя, и только моя!!
- Ты что, на аукционе ее купил? Она твоя рабыня, собственность? Пошел вон отсюда, чтоб духу твоего здесь не было, феодал! Научись сначала с женщинами обращаться, а потом уже права качай!
Жанна слышала, что происходило за дверью, слышала каждое слово. И еще она слышала, как стучало ее сердце. С каждым словом, произнесенным доктором, оно стучало все сильнее и сильнее. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди и начнет танцевать по комнате. Ее душа, больная, вымотанная, опустошенная, вдруг стала наполняться жизнью. На лице горели царапины от веток и листьев, но она их не чувствовала. Она ждала, когда вернется он, ее доктор. Сколько еще ждать – минуту, две, час? Если нужно, она будет ждать всю жизнь. Только бы знать, что он вернется.
Он вернулся. Вытолкал наглеца взашей и вернулся. Подошел к ней, наклонился. Она смотрела на него и плакала. Плакала тихо, одними глазами. Счастливыми глазами. Он взял ее руку в свою. Осторожно смахнул слезинки с ее лица.
- Так вот ты какая...
Он разглядывал ее с любопытством и нежностью. А она не могла произнести ни слова – дыханье остановилось, горло перехватили спазмы. Она смотрела на него и не могла насмотреться, не могла оторвать глаз. Это лицо, такое знакомое, такое родное!
- Не плачь, - сказал он, - он больше не придет. Никогда.
Она, наконец, смогла выдохнуть:
- Алекс...
Доктор смутился.
- Ну... вообще-то меня зовут Александр Владимирович. Доктор Саша...
Она не слышала. Сжав его руку и не отпуская, она произнесла:
- Алекс... Как долго я тебя ждала...
Он улыбнулся.
- Не так уж долго. Меня не было всего три дня. А вот как я долго ждал, пока ты придешь в себя! Считай, полгода прожил с тобой здесь...
Он помолчал. Она по-прежнему не отрывала от него глаз и крепко сжимала его руку.
- Ну что, стюардесса по имени Жанна, будем учиться жить заново?
Теперь улыбнулась она. Жизнь возвращалась к ней. Самолет, Светка, Макс – все это - ее прошлая жизнь. И пусть даже сейчас ей придется снова вернуться в холод и голод, она выживет. Потому что теперь ей есть для чего жить. Потому что рядом есть доктор Саша, ее Алекс...
Переполненный эмоциями ослабленный организм начал сдавать. Она почувствовала, что снова проваливается в сон.
- Сегодня был трудный день... Большой этап моей жизни кончился... сегодня. А завтра... все будет по-другому. Только ты... не уходи. Ты будь со мной... всегда... – было последнее, что она сумела пробормотать перед тем, как сон окончательно навалился.
- Я не уйду. Я больше никогда не уйду. Я буду с тобой. Всегда...
Он сидел и молча смотрел на нее. Он уже не представлял своей жизни без нее, этой девушки, такой беззащитной и хрупкой, ставшей частью его жизни. Он не уйдет, он будет с ней. Сегодня, завтра, всегда. Если, конечно, она позволит. Только бы она позволила! Она проснется, и он будет учить ее жить заново. Они вместе будут учиться. Он, доктор Саша, и она, стюардесса по имени Жанна...