Гуслярства. О любви и о зиме

Раскуси меня, январь, на ледышечки,
Надышаться дай зарёй белокаменной,
Ощущая небеса передышечки
Беззаботностью ухоженной, маминой,

Чтоб не думать ни о чём, не горюниться
В аметистовых уделах кофейника,
Где одна, давно знакомая юнница,
Разделила забытьё коробейника,

Растворяясь в мандариновой нежности
И крахмальной неге благополучия,
Принимать надломы и неизбежности,
Как досадные огрехи в созвучиях,

Как случайные издержки, не более,
Несчастливой маеты окружающих
Островную теплоту метрополии,
Соответственно, ничем не страдающих,

В отрешённости своей полюбовников,
Исхитрившихся блаженствовать вечностью
Из единственно возможной в терновниках
Неустроенности и быстротечности

Преходящей красоты в отношениях,
Не разбившихся о быт и бесчувствия
К незавидности тщеты утешения,
Объясняющей причины отсутствия

Бывшей чувственности или любимого
На останках накрахмаленной местности
Одиночества непереносимого,
Ослепляющего от неизвестности, —

Это ревность изменила течения
И уклады с неформальною логикой,
Замещая недостаток влечения
Настоятельностью и педагогикой

При попытках удержать уходящее,
Не возможно, но понять невозможнее:
Лишь вчера ещё — почти настоящее —
И почти родное... Пусто-порожнее,

Что осталось... Что осталось — останется
В январях почти забытой ледышечкой.
Награди меня, зима, то ли странницей,
То ли попросту одной передышечкой.

* * *
Три притопа, эх, эх-ма, в русской с выходом,
Да по кругу, подбоченясь, фиглярствуя.
Что ж ты, матушка-зима, снег — не выгода,
Да чего уж там, владей нами, царствуя,

До спасительных припёков-проталинков
На страстной да по апрельским болотинам.
От тебя и от любви есть и паленка,
И святая монопольная Родины.
15.12.1996