Небольшое селенье в забытой глуши,
Незаметная жизнь среди мёртвой тиши.
Здесь каждый живёт своей маленькой жизнью,
О душах забыли, покрыв память пылью.
Здесь готовы друг друга загрызть за кусок,
Но в церковь все ходят в положенный срок.
Здесь молятся страстно за рай в небесах,
Здесь смотрят с улыбкой и злобой в глазах.
Здесь идол из дерева в качестве бога,
Из храма выходят, плюют у порога.
Любая монета дороже родных.
Безумных маньяков здесь чтут как святых.
Здесь все дружелюбны и рады любить,
За корку сухую готовы убить.
Чужая беда лучше всяких потех,
Здесь грязь и разврат, но все кричат «ГРЕХ!».
Здесь жрут, разрушают и верят в спасенье,
Здесь лгут, проклинают и просят прощенья!
Здесь зависть единственный стимул прогресса,
Здесь в бедах своих винят только беса.
Кто-то, чёрный как ворон, привёз цирк уродов,
И голосом томным воззвал он к народу:
— «Приходите все те, кто хотел посмеяться,
А после заставим мы вас испугаться.
Вы увидите то, что не видели раньше!
Приходите сейчас, завтра мы едем дальше.»
И народ всколыхнулся, всё оживилось,
Будто сонное царство вновь пробудилось.
И все побежали, такова их природа,
Ведь такая потеха смеяться с уродов.
И вот все собрались, пред ними фургон,
Ширмою чёрной завешенный он.
Толпа замолчала без всяких причин,
Все смотрят на ширму, все как один.
Ожиданье застыло в пытливых глазах,
Лишь шёпот дискуссий у всех на устах.
Все желают одно — чтобы ширма раскрылась,
И жестокое зрелище взору открылось.
Вдруг резко раскинулись чёрные ткани
Взору представив уродливых тварей!
И вновь тишина воцарила толпой,
И воздух застыл, как будто живой.
Но вот он и смех, смех самый первый,
Смех не уверенный, гнусный и нервный.
И вот началось, и все засмеялись,
Жадно, неистово, аж извивались.
Вдруг кто-то сказал -"А ты нас обманул!
Потом рассмешил, а сначала вспугнул."
Но чёрный как ворон в ответ им сказал
— «Вы думали ЭТИМ я вас испугал?
Взгляните внимательней, КТО перед вами!»
— «А что нам глядеть — безобразные твари!»
Лишь только один из толпы замолчал,
Застыл словно камень и молча взирал.
Вдруг стали седыми его волоса,
И ужас наполнил пустые глаза.
И тихая фраза от уст отошла
— "О боже, избавь, это же ...
Вдруг всё замолчало — деревья, трава.
И публика смолкла, вникая в слова.
Их сальные волосы в миг посидели,
Их губы дрожали, а лица бледнели.
Стах переполнил их злые глаза,
И замерли камнем пустые сердца.
— «Чего ж не смеётесь? Ответьте, что с вами?!
Наверное поняли, КТО перед вами.
Ну раз всё понятно, я вас покидаю.
Но память о цирке я вам оставляю.
С собой же возьму я память о вас.»
И ширма закрылась, как дьявольский глаз.
Лошадь в упряжке спокойно пошла,
И чёрный как ворон увёз ЗЕРКАЛА.